Чего это ты должен прекращать?
По человеческому праву.
Кто тебя им наделил?
Помолчала бы, дура! озлился урядник.
Полные щеки из серых превратились в сизо-красные.
Фатех сжался, ожидая, что Семен сейчас ее ударит.
Но урядник приглядывался к нему.
Дружка приметил? продолжала с дерзкой смелостью Алена.
Как будто позабыв о ней, Семен направился к Фатеху.
Давно оттуда?
Давно, давно быстро проговорил Фатех, не желая ничего объяснять уряднику.
Взрывчатку доставил? тихо, почти шепотом, спросил тот.
Нет, нет!.. протестующе замахал руками Фатех. Моя не знает, ничего не знает!..
Чего шумишь, магомет проклятый! прошипел урядник и отошел к стволу. Надо мне в шахту, сказал он Алене.
Желание такое заимел? издевательски спокойно спросила она. А я не пущу!
Урядник стоял, набычившись, видимо раздумывая, как ему быть, идти нельзя, и отступать неудобно. Выручил неожиданно появившийся из шахты Феофан Юрьевич. Семен бросился к нему. Но тот, будто не заметив его, быстро пошел прочь.
Проваливай за ним! грубее прежнего крикнула Алена.
Семен, зло натянув картуз, двинулся вслед за Фофой.
Напужал, кротко улыбнулась Алена. Думала, бить примется. А ты бы не вступился Ох, жизнь! вздохнула она, неизвестно к кому обращаясь.
Плохо, плохо Фатех удивился, что Алена созналась в страхе перед урядником.
Нашло на меня не пустить Семена в шахту, продолжала Алена, поглядывая на Фатеха блестящими от возбуждения глазами. Никогда не ходил, а теперь вдруг вздумал. А чего? Или перестал шахтеров бояться? Прет, как бык, не иначе что-то задумал. Ох, жизнь, повторила она со вздохом.
Фатех удрученно глядел себе под ноги. У него не выходила из головы мысль, что он чуть не попал в сообщники к Фофе и уряднику и только по случайности все обошлось благополучно.
Слава богу, сам сробел, говорила Алена, берясь за метлу. Путя надо подмести А ты иди уж, дома отогреешься. К тем волкам, гляди, не смей! Домой иди!
Да, да, закивал Фатех.
Где ты только и рос! засмеялась она, легонько подтолкнув его. Наши б поматерились. А ты и этого не умеешь.
Не умеешь бормотал Фатех, думая, что теперь ему надо бежать из Казаринки.
Жил он в кладовке штейгерского дома. Там разрешил поселиться Феофан Юрьевич, чтобы был под рукой. От шахты надо пройти по пустырю, пересечь переулок, в котором за высокой дощатой оградой стоял каменный дом управляющего, войти в пустой двор бывшего лесосклада, а оттуда к черному ходу штейгерского дома. Дверь Фатех открыл бесшумно. Не раздеваясь лег на постель, составленную из ящиков. Под самым потолком слабым вечерним светом синело узкое оконце. Его затягивало морозным узором.
Под ложечкой у Фатеха сосало от голода. Он боялся подняться, чтобы поискать еду: в нем с каждой минутой нарастал страх быть обнаруженным. Этот страх заставлял прислушиваться. За дверью, ведущей в коридор штейгерского дома, послышались приглушенные голоса кто-то был в доме! Может быть, управляющий и урядник? Аллах спас Фатеха от них, аллах и спрячет. Шакалы, они хотели обмануть Фатеха. Но теперь им самим придется трудно.
А на дворе, должно быть, поднялся ветер: по каморке загулял холод, в трубе засвистело. Фатех лежал, тупо глядя в потолок. Началась зима, поднялась пурга, теперь и вовсе трудно выбраться из Казаринки. Будут ли ходить поезда, если дорогу занесет снегом?
Голоса за дверью стали громче. Но не надо к ним прислушиваться. Какое ему дело, о чем там говорят? Опять, наверное, об упадке власти: штейгеры всегда толковали об этом. Каждый их разговор заканчивался одним и тем же: «Нужны кнут и палка», «Надо бить и расстреливать, иначе Россия погибнет». Что это за страна, которую следует усмирять кнутом и кровью?.. Лучше не прислушиваться. Лучше что-нибудь вспоминать о Джалоле и Гулчахре, может быть, воспоминания вернут силы и бодрость. Джалол учил его: «Никогда не думай, что горы выше твоих надежд, иди, и они тебе покорятся». А Гулчахра часто шептала при встрече: «Я знала, что ты придешь, потому что ты любишь меня»
Ничего нет выше надежд, ничего нет сильнее любви.
Но что это?.. О нем:
Я этого перса ночью отведу на станцию, отведу, будь покоен! В преисподние города отправлю!
Не говорите глупостей, нас и так подозревают!
Нового мало Петька Сутолов давно трибуналом грозит.
Тогда уходите на донскую сторону. Уходите и не мешайте мне. После этого случая я не могу с вами встречаться.
Вам без меня не обойтись.
Ваше присутствие для меня неудобно.
Зря, господин Кукса, от меня отказываетесь. Если перс проговорится насчет взрывчатки, шлепнут вас советчики, адвокатов не позовут. Шлепнут за милую душу.
Вы меня постоянно пугаете! Взрывчатку неси калединцы спросят, как вредил Совету, Совет о взрывчатке узнает меня шлепнут. Всюду страшно, и всего боишься. А я, дорогой мой, не желаю жить в постоянном страхе. Мне не страшны обвинения по поводу взрывчатки, потому что порция ее была мизерной и не опасной для шахты. Вам понятно?
Можете и не бояться. Не об этом речь. Каждый живет, как умеет. Только наступило время-времечко одного умения мало. Я умел жить в доме всего хватало. А теперь ни шиша! Значит, что ж это получается: я не умею или жизнь такая? Волк становится поперек дороги вот об чем речь! Что делать с волком об этом думай. А страхи ни вам, ни мне не интересны.
Что ты хочешь от меня?
Мне желать тоже дело второе. Жизнь желает! Желает, чтоб ломалось, горело, рвалось, будто бог их проклял! Куда ни ступят яма! Куда ни кинутся огонь припекает! День начинается и день кончается с проклятием господним! Да так все это жаром вливается в душу, что и собственная жизнь не дорога. Я его шлепну, а он принимает это как избавление от мук. Вот чего жизнь желает А я желаю первым делом Архипку Вишнякова шлепнуть. Тут вашей помощи и благословения не нужно: у вас шахта, дела хозяйские Меня на дело сохранения порядка еще государь благословлял!
Но государя уже давно нет.
Это нас не касается! Иного благословения нами не получено. Остается старое. Перса, само собой, надо прибрать. А Вишнякова я, может, этой ночью шлепну.
Как-то просто вы говорите шлепну, будто я обязан с этим согласиться
За дверью замолчали. Фатех не понимал, что такое «шлепну», но догадывался: ему, Фатеху, смерть, Вишнякову смерть, Фофе-управляющему смерть. Смерть, смерть, смерть Он слышал, как о ней говорили солдаты, выковыривая из котелка остатки каши. Его поражало не столько бесстрашие, сколько равнодушие. Бубнили ничего не боящиеся на склоне дня или ночью. «Шабе пеш аз катл» ночь перед смертью. Она светилась испуганными звездами и до отказа была наполнена страшным скрипом, грохотом и леденящим свистом. То ли свистел ветер, то ли птицы, то ли, как сейчас, снежный буран. В госпиталях, в окопах, на бесконечных дорогах России умирали люди, не успев проститься со светом. Может быть, это научило здешних людей равнодушию
Шабе пеш аз катл прошептал застывшими губами Фатех.
За дверью послышалось:
Уезжайте, я обойдусь без вас!
Дело ваше, господин Кукса Я служу. Начальство приказов не дает, так я по своим приказам действую. Лесной склад будто собирались сжечь на Косом шурфе
Кто вам сказал? Ничего не знаю и знать не желаю!
Дело ваше
Опять наступило молчание. Фатех боялся пошевелиться. Он теперь понимал, что могло бы с ним случиться, если бы шахтерам открылась вся правда.
Можете не беспокоиться, я ничего не скажу про склад, про взрывчатку и все остальное Расстанемся, значит? Ну, бог вам судия. Перса я приколю, не успеет проговориться. Греха тут мало. А Вишнякова, может, и грех!..
Фатех не слышал, что ответил Фофа, соскочил с ящиков и выскользнул за дверь. Куда идти, он не знал.
Шабе пеш аз катл повторил он, закрывая лицо от частого снега.
Увидев перед собой дом со светящимся окном, Фатех остановился. Холодный ветер обжигал, рвал одежду, снег слепил глаза. Хорошо бы обогреться. Нет, лучше забраться в пустой сарай. Перемахнув через ограду, он оказался возле конюшни с широким входом. Нащупав задвижку, открыл дверь, решив спрятаться в яслях. Испуганно затопала и шарахнулась в сторону лошадь. Фатех замер. Потом, осторожно ощупав ясли, залез в них и прикрылся сеном. Терпкий запах сухой травы успокоил. «Идоман хаёт», подумал он, что значило по-русски: жизнь продолжается Подогнув коленки, он старался отогреть ноги и, может быть, уснуть. Но вскоре почувствовал, что не сможет: в конюшне холодно и сыро. Он уже готовился выбраться из своего убежища, как вдруг услышал кто-то заскрипел дверью и вошел в конюшню. В темноте мелькнул огонек. Лошадь тихо заржала. Хозяин!
Возьми фонарь, послышался голос.
Фатех перестал дышать, узнав голос урядника.
Выводи серого, сказал урядник. Скоро придет Катерина, она повезет.
Женщина всхлипнула.
Не реви! зло прошипел урядник, отходя от яслей. Не навсегда уезжаем. Катерина присмотрит за домом Оставаться нам нельзя.
Сказал бы раньше
Не один день на узлах сидим. Выводи, чего стоишь!
Снизу потянуло холодом дверь в конюшню открылась. И тут же послышался другой женский голос:
Зря всех домашних за собой тянешь. По казармам с семьями не ездят.
Зачем по казармам? Перебудем у наших в Калитве. Здесь им оставаться тоже невесело. Шахтеры народ темный, гляди, за меня мстить станут. Петька Сутолов судить грозился.
Знаю, что грозился. Не знала бы, не стала вывозить тебя, черта. Насолил всем плата должна быть. Поворачивайся живей, укатим, пока метель не унялась.
Погоди минутку, сказать мне тебе кое-что надо К Фофе не ходи продаст.
Зря беспокоишься: Фофа раньше тебя догадался выехать.
Не может быть! Я с ним недавно, как с тобой
Видно, подстегнул его кто-то, как батожком.
Сволочь.
Не сволочи, может, еще встренетесь, обниматься будете.
Все, Катерина, завязал я дружбу в этой стороне.
Слава богу, ум проклюнулся. Но с кем же тебе дружбу водить, как не с ними? Запрягли тебя, Семен, и будут погонять до той минуты, когда ноги отвалишь.
Ты тоже меня не любишь?
Чего мне тебе говорить про любовь? Сам знаешь, какая у меня к тебе любовь. Собакой ходил по поселку стыдно было в родстве сознаться Давай пошевеливайся, в дороге еще намилуемся.
Они как будто отдалились. Фатех разогнул застывшие ноги.
Кто тут? сразу же вскричал урядник.
Крыса, должно быть.
Чего-то уж больно шумно
Кота бы пустил, ловчей тебя бы справился.
Свет фонаря стал сильнее.
Не дури, Семен, громко сказала Катерина, тебе со страху и домовые привидятся. Ехать пора!
Фатех стиснул зубы, стараясь унять дрожь. В ушах шумело, как будто в конюшню ворвалась и закружилась метель.
Идем, говорю, опять позвала Катерина, некогда с тобой крыс ловить!
Огонь нырнул вниз. А потом удалился.
В степи было пустынно и одиноко. Ни звука, только шум шагов и шорох снега, приглушенный свист ветра и скрип ремней на сырцовых чунях.
Подбадривая себя, Фатех замурлыкал песню. Но песня застыла в пересохшем горле, словно и ей неуютно и страшно показалось в суровой заснеженной степи.
Впереди показалась темная полоса. Он остановился, соображая, что бы это могло быть. Полоса то появлялась, то исчезала, напоминая ровно поставленный частокол. Над ней низко нависала мгла всполошенных ветром снегов. Вблизи выросли два терновых куста. Фатех пошел к ним. Сделав шагов двадцать, он увидел, что стоит возле леса, ныряющего в глубокую балку.
Ля иль лога прошептал молитву Фатех: вблизи Казаринки не было леса, он забрел неизвестно куда.
Прислонившись к корявому дубу, закрыл глаза от усталости и страха перед наступающей снежно-мутной, холодной ночью. Раньше Фатех думал, что только неверные плутают, не зная, куда им идти. Но вера может оказаться бессильной и для него, почитающего аллаха. Может быть, сила ее гаснет в отдалении от земли пророка?
Ему припомнились слова председателя Совета Вишнякова: «Вера глупа, сама не думает и другим запрещает думать. Если она тебя преследует на юге, поезжай на север. От глупости надо бегать, иначе она тебя навеки приласкает».
Он суров. Ему не надо думать о ласке. Все дороги ему известны
На опушке, у подлеска, снег оказался глубже. Фатех еле шел, иногда проваливаясь до пояса. Все вокруг стало серо-синим, разукрашенным малиновыми кругами, мелькающими перед глазами. Он боялся этих ярких кругов и старался отогнать их воспоминаниями. В какие-то мгновения это ему удавалось. К удивлению, он слышал голоса шахтеров:
Подбей стойку, магомет твою душу! Стойку выпрямь!..
Чего замеряешь? Все равно никто ничего не заплатит!..
Уголек на боевые корабли пойдет буржуев на море добивать!..
На добытое всегда собственник найдется!..
Собственник, говорят, теперь один народ!..
А мне какая печаль? Мое дело руби
Правительство новое действует от народа!..
«Коза» летит! Пошуми немцам «коза» летит, как бы не посшибала!..
Эге-ей! Поберегись, ферштейны!..
Пора бы им домой. Почему не уезжают? На наш кусок зарятся!..
Много от тебя получишь
Вишняков тоже сволочь, юлит перед ними, как сучка!..
А чем они тебе кашу испортили?
Всякого иноземца надо взашей!..
На смену шахте пришел казенный, из красного кирпича, дом Трофима Земного, сам Трофим, длиннобородый, в грязной спецовке, пахнущей шпалами, и его дочь Стеша, чернобровая красавица, похожая на Гулчахру. Трофим подбивает каблуки на старых сапогах, а Стеша сидит за шитвом и поет незнакомую песню:
Уж как пал туман на сине море,
А злодей тоска в ретиво сердце
Донская, ведет на нее мохнатой бровью Трофим. Там умеют петь походные, говорит он многозначительно в густую бороду.
Стеша не обращает на него внимания и продолжает:
Не сойдет туман со синя моря,
И не выйдет грусть зла из сердца вон
Вдруг ему послышались слова Джалола:
Замерзающему снятся приятные сны
Фатех тряхнул головой, опустился на колени и начал с ожесточением тереть лицо снегом.
Прости, Джалол. Аллах оставил меня
Он на минуту затих, испугавшись гнева пророка за свои слова. А когда с трудом поднялся и посмотрел вперед, увидел скачущих в тумане всадников. Он услышал храп лошадей, звон сабель и чьи-то приглушенные шумом ветра голоса.
Сель прошептал Фатех страшное для жителей горных селений слово о разливе в ущельях и побежал в сторону от всадников.
2
Фатеха подобрал приехавший в лес за бревнами Кузьма Петрович Ребро.
Замерзшего оттирали снегом и мазали гусиным жиром. Фатех лежал на лавке с закрытыми глазами, бормотал:
Сель сель на конях
Чего он там? спрашивала Варвара, жена Кузьмы, жарко растапливая плиту.
Всю дорогу одно и то же, хмуро отвечал Кузьма, растирая неподвижные ноги Фатеха. Горячка, должно Постели на кровати.
Варвара подбила подушку в ситцевой латаной наволочке, положила мехом вверх мужнин полушубок.
А помнишь, брату Степухе показывалось, будто Иисус проезжал на санях, покрытый ковровой попоной А потом выяснилось, что то сани Аверкия рябого пронеслись мимо
Черт те как оно снится, сказал Кузьма, поднимая щуплого, бормочущего что-то Фатеха и укладывая на кровать. Мог и заметить коней перед этим. Были кони
Наружная дверь открылась, и в клубе пара, как в молочном пузыре, показался Вишняков, казаринский председатель Совета.
Кого привез, Кузьма? спросил он, стягивая башлык и куртку возле порога.
Фатеха-персиянина. Замерзал уже На выходе из Чернухинского леса нашел. Видать, сбился с дороги.
Вишняков достал кожаный кисет с красным шнурком давнюю армейскую вещь. Закурили, не глядя друг на друга.
Фатех тихонько застонал. Все посмотрели в его сторону.
Чего ж он в лесу оказался? спросил Вишняков.
Заплутал, видать. Погода не походная.
Заторопился что-то от нас.
А чего у вас тут жить? отозвалась от плиты Варвара. Свою власть развели совсем ералаш пойдет.
Верно ты говоришь, Варвара, согласился Вишняков, как будто дразня. А ты бы пришла помогла.
Видно, без баб вам и шагу не ступить.
Вишняков сощурился:
Для них только и стараемся. Равноправие вводим.
Для Катерины стараешься? с ухмылкой сказала Варвара.
Зачем для одной Катерины? Для всех.
Ласково стелете, поди, и в самом деле раи небесные кому-то снятся. А меня не обманешь! Она сердито затянула платок потуже. Мне все по правде нужно.
Кузьма тяжело взглянул на нее.
А чего ж, не умолкала Варвара, жизнь меняться должна. Говоришь, стараетесь, а к Филе в кабак как ходили, так до сих пор и околачиваетесь там, пока не зальете глазищи. Бабы для вашей власти не подходящи они живо закроют заведение.