Вот граница двух империй. По одной стороне должен править ваш монарх, по другую сторонуя.
Эти слова практически все историки (единственное известное мне исключениеэто Эмануэль Галич, который тоже не дезавуировал их окончательно), приняли за добрую монету и посчитали основанием для клеветы на Наполеона утверждением, будто бы он собирался Польшу полностью ликвидировать. Наполеон не был святым Франциском Ассизским, и его есть за что пороть, но, черт подери, нельзя это делать на основании комичных сплетен, необходимо иметь тщательно документированные основания. Давайте приглядимся к этому основанию повнимательней.
Упомянутые слова известны исключительно из одного "источника" от человека, который при разговоре не присутствовал (!) и написал их спустя тридцать два года, в небольшой книжечке, цитируя, вроде как, за кем-то, кто ему их повторил. Этим человеком (автором книжки) был чиновник московского архива, Дмитрий Бантыш-Каменский. Что это была за книжечка? Банальный, выполненный по заказу и хорошо оплаченный панегирик в честь князя Лобанова. Каменский поместил там предполагаемое высказывание Наполеона только лишь затем, чтобы сразу после него восхитить читателей переполненным честью, отвагой и гордостью острым ответом своего героя:
Мой монарх будет неумолимо защищать интересы нашего союзника, короля Пруссии!
И это все; даже на расстоянии от этого всего несет глазурью и ложью, ибо, как показали потом тильзитские переговоры, Наполеону и в голову не приходило ликвидировать Польшу, у него имелись лишь различные концепции ее восстановления, и как раз ими он играл в данном раунде. Непонятным остается только одно: как такая запоздавшая более чем на четверть века бредня из уст агиографа, не имеющая абсолютно никакой документальной основы или какого-нибудь, одного-единственного подтверждения из уст лиц, присутствующих в Тильзитефранцузскими и российскими историками была принята в качестве факта. Вот как история превращается в кабаре, причем, гадкого качества.
Представленный выше феномен я указал в качестве классического примера. Таких предполагаемых антипольских высказываний и интенций Бонапарт историография отметила больше, но если бы каждое из них я желал оговорить столь же тщательно, эта книга утратила бы обаяние сообщения об игре двух выдающихся мужчин за покрытом зеленым сукном столиком Европы и превратилась бы в чисто научную монографию, чего сам я более всего желаю избежать. Не стану забирать у читателей времени, но вместе с тем предупрежу их быть повнимательнее к подобного рода штучкам с "источниками". Ну а теперь ad rem, то есть, "вернемся к нашим баранам", как это в салонном тоне оформляют наши друзья французы ("revenons à nos moutons").
Наполеон, желающий письменно припечатать свою позицию, а так же, которому надоела та война, которая так надоела его армии ("Хлеба и мира!), и которая вытягивала финансовые соки из Франции, охотно согласился на дальнейшие переговорыпереговоры о разделе, а точнее"реформе" старого мира. Тем самым он попал в чувствительное место Александра. От своих шпионов он знал о том, что, находясь на этапе еще "детского" реформаторства, царь несколько лет назад пробовал договориться с Лондоном на тему "преображения Европы", но отвезенный Новосильцевым российский план на то время был настолько утопическим, что англичане лопались от смеха и отправили посланника пустыми фразами. Теперь он подсунул под нос то же самое пирожное: порежем вместе.
Александр, получив рапорт Лобанова, не находил себе места от восхищения и тут же написал князю:
"Сообщи императору Наполеону, сколь высоко я ценю все то, что он просил через Тебя сообщить, и как сильно я желаю, чтобы примирение наших народов исправило минувшее зло. Повтори ему, что вот сейчас я намереваюсь провести в жизнь свои планы, о которых постоянно думаю, и которые, наконец-то, выправят существующий в мире порядок".
Когда он закончил, то прочел написанное и перепугался. Не слишком ли многое сказано, не слишком ли откровенно? Александр перечеркнул первую версию и сформулировал проблему несколько отстраненнее:
"Сообщи императору, что сближение между Францией и Россией всегда было предметом моих желаний, и только лишь оно способно обеспечить счастье и покой всему миру. Предыдущее состояние вещей должно быть заменено совершенно новым общественным устройством. Я питаю негасимую надежду, что с императором Наполеоном легко удастся договориться, когда мы станем вести переговоры без посредников. Постоянный мир может быть заключен между нами уже в весьма короткое время".
"Без посредников". Это было недвузначное желание доверенного, личного разговора с корсиканцемнет, уже с "императором Наполеоном". "De souverain à souverain" (как суверен с сувереномфр.). Бонапарт ничего не имел против этого, совсем даже наоборот.
Сразу же после обоюдосторонней ратификации перемирия, великий гофмейстер двора Наполеона, генерал Дюрок, появился в штаб-квартире царя и оговорил формальные и церемониальные подробности встречи. Произошла онапамятный момент 25 июня 1807 года на реке Неман. Впервые оба партнера уселись за стол в буквальном смысле. И разговаривали, и правда, без посредников. Министры: Талейран (с французской стороны), а так же Куракин с Лобановым (с российской стороны) должны были ограничиться переносом на пергамент и подписанием того, что в мелочах задумали их монархи.
Неман разделял обе армии. Левый берег оккупировали французы, правыйрусские. Чтобы ни одному из императоров не нужно было беспокоиться с переправой на другой берег, по приказу Наполеона генерал инженерии Ларибуасье построил посреди реки огромный плот, а точнеепаром, на котором стояли два шатра, один из которых павильонного типа, очень богатый. Для него были использованы самые дорогие материи, которые только удалось найти в Тильзите. Нейтральный "остров", который должен был стать символическим мостом между двумя императорами и двумя враждебными до сих пор народами, истекал золотом и пурпуром, слегка колышасьпохоже, он был тронут от понимания важности события.
Зрители этого спектакля тоже были тронуты, причем так, что их сообщения о времени начала супервстречи на супервысшем уровне различаются в диапазоне пары часов: от одиннадцати часов сорока минут до четырнадцати ноль-ноль. Давайте примем, что в полдень от левого берега отплыла богато изукрашенная лодка с Наполеоном, которого сопровождали маршалы: Мюрат, Бертье и Бессере, а так же Великий Конюший Коленкур. В тот же самый момент от правого берега отошла столь же богато украшенная лодка с Александром, Константином, Лобановым, графом Левеном и генералами: Беннигсеном и Уваровым. На этих двух последних: убийц царя Павла I, французы поглядывали с полуулыбками.
На левом берегу, вытянувшись по стойке "смирно" стояли массы французских войск, с гвардией в первом ряду. На правомтолько лишь Преображенский полк российской гвардии и немногочисленная царская свита. Денис Давыдов отметил у себя в дневнике:
"Речь шла о встрече с великим вождем, политиком, законодателем, администратором и победителем практически всей Европы, двукратный победителем нашей армии, который сейчас со своими войсками стоит на российской границе. Речь шла о встрече с человеком, обладающим странной властью над людьми, и необычным по причине своей небывалой интуиции () Мы собрались на берегу и увидели Наполеона, скачущего рысью между двумя рядами своей старой гвардии. Вокруг него звучали восторженные возгласы и доходили до нас, стоявших на другом берегу реки. Эскорт и свита Наполеона насчитывали не менее четырех сотен всадников. Великолепное зрелище заставляло забыть обо всем. Собравшиеся уставились на лодку, везущую этого замечательного человека, вождя, какого не было со времен Александра Великого и Юлия Цезаря, которых он столь сильно превышал разнородностью талантов и славой побед над культурными и просвещенными народами".
В связи с цензурой, Давыдов не мог описать состояние духа своего монарха, он лишь подчеркнул его нервность. Многие свидетели утверждали, будто бы царь был "неестественно спокоен".
Обе лодки одновременно пристали к парому. Монархи живо поднялись на палубу, подбежали друг к другу и начали сердечно обниматься под крики, доносящиеся с обоих берегов: "Да здравствует император Запада!" и "Да здравствует император Востока!".
Эти объятия и эти приветственные крики были исполнением мечтаний Наполеонаон был признан публично. Это позволяло ему немного остыть и начать партию в покер более хладнокровно, зная, что игра идет за границы и судьбы миллионов людей. Александр и сам был доволен, поскольку эти объятия вернули ему спокойствие, утраченное под Аустерлицем и под Фридландом. Да, его разбили, более тогоразгромили на поле битвы, но в данный момент он приступает к новому раунду как полностью равный партнер, словно все предыдущие битвы не были завершены. Убежденный и не побежденный. Бонапарт сделал все, чтобы укрепить его в этом убеждении.
После приветственных объятий оба монарха вошли в шатер, чтобы провести там свой tête-à-tête. Запись той беседы нам не известна. До ушей окружения добралось лишь начало, прежде чем за монархами закрылась дверь.
А за что мы, собственно, сражаемся? задал риторический вопрос Бонапарт.
Я ненавижу англичан не меньше, чем Ваше Императорское Величество и с охотой присоединюсь к вашим действиям против них! с энтузиазмом ответил Александр.
В таком случае: все в порядке, мир заключен, принял решение Наполеон.
Таковы были слова. Но действительность была несколько иной. Мир еще не был заключен, и за него следовало сыграть в более чем десятке раздач, торгуясь за массу мелочей, такие, как, например, Пруссия или Турция.
Именно в тот самый день они и началив теплой атмосфере, пропитанной запахом ткани, из-за которой доносились шумы с обоих берегов реки, в той самой наполовину тишине, время от времени прерываемой взрывами приглушенного смеха Мюрата и Константина. Эти двое сошлись сразу же, с первого слова. А все потому, что им не нужно было взвешивать судьбы мира и порядка "новой" Европы, их интересовали проблемы актрисулек и собственные костюмы. Новое одеяние француза, понятное дело: фирмы "Мюрат", произвело на Константина огромное впечатление, который войну чувствовал «так себе», а вот армиюгениально.
Великий князь Константин Павлович (17791831) был фанатиком дисциплины, учений и муштры, в которых проявлялась вся его военная философия. Ибо он был "не слишком храбр по природе, а из всего опасного ремесла любил лишь внешние проявления войны, мундир и муштру, одним словом все, что занимает и поглощает время, не подвергая опасности. Нечеловеческая суровость, с которой он относился к солдатам, имела свой источник, как в его дикой натуре, так и в проявлении особого внимания к мельчайшим деталям. Небрежно застегнутый мундир, воротник, не достигающий предписанного размера или же превышающий их, в его глазах были проступками, заслуживающими самого сурового наказания. С огромной охотой придумывал он все новые унижения, а приговоры, присуждаемые за мельчайшие проступки, он разнообразил жестокими умерщвлениями плоти, выслеживанием семейных тайн, чтобы как можно болезненнее ранить тех, кто снискал его немилость".
Взаимный "союз", который сразу же заключили Мюрат и Константин, опережая союз монархов, имел биологическую основув толпе нашли друг друга две идентичные натуры. Их непродолжительная связь в Тильзите стала символом столь же непродолжительного франко-российского братства по оружию. Мюрата мы уже знаем, так что продолжим описание портрета великого князя.
Константин был несравненным садистом, и совершенно идеально к нему ему подходили эпитеты, которыми клеймил его (не прямо) Мохнацкий: "Это пугало для студентов, евреев и проституток, которым он заставлял брить головы () этот пункт в иерархии естеств средний, сомнительный и колеблющийся, между двумя конечностями у границы, за которой прекращается племя животных, а людской род только начинаетсяполовина обезьяны, половина человека". Все это относилось к характеру, но точно так же и к физиономии, так как у царского братца было лицо обезьяны, причем, обезьяны разозленной, когда он впадал в гнев. А в гнев впадал весьма даже часто. Анетка из Тышкевичей Потоцкая вот как (весьма верно) описывала его:
"Константину хватало блеска или привлекательности, когда, контролируя себя, он старался нравиться. Многие уже перья описали его характер, сложенный из самым удивительным образом перемешанных противоположностей: несдержанность, вырождающаяся в ярость; доброта сердца, проявляемая иногда в самых дичайших взрывах; слабость характера, которая позволяла ним управлять; а вместе с темупорство и властная воля, которая не терпела возражений или каких-либо объяснений; ясность ума при рабском подчинении предрассудкам; отточенность манер и грубость привычекодним словом: натура тигра в шкуре повелителя () По мере того, как ярость била ему в голову, физиономия его принимала дикое выражение, которое никак не соответствовало людскому лицу () Слова слишком слабы, чтобы описать то отвратительное выражение, которое появлялось тогда на его лице, в нем было нечто даже не от человека, а от дикого кота".
Великий князь с одинаковым интересом подвергал избиениям и издевательствам как собственных собак, так и слуг, и даже врачей. Как-то раз, вымыв руки, он приказал выпить воду из миски для умывания доктору Кучковскому, и за отказ посадил того в тюрьму. А больше всего издевался он над солдатами, унтер-офицерами и офицерами (из-за него многие офицеры покончили с собой), а поскольку был трусомне трогал офицеров, которые его не боялись. Довольно часто он устраивал театр, предлагая оскорбленному им человеку удовлетворение в виде вызова на поединок, и всегда такой офицер отвечал, что уже само предложение является достаточным удовлетворением. Но однажды коса нашла на камень. Полковник Дунин заявил:
Это слишком большая честь, чтобы ее отклонить!
И этим он отобрал у Константина всякое желание вызывать на дуэль.
А вот публично Константин "давал по мордасам" австрийскому канцлеру Меттерниху, прекрасно зная, что тот способен фехтовать исключительно словами.
Еще цесаревич обладали это следует честно признатьбольшим чувством юмора. Правда, весьма специфического. Вот один из множества примеров: выезжая из Слонима после гостей у какого-то шляхтича, пана Б., Константин крикнул ему из окна экипажа:
Я там оставил вам памятку.
Пан Б. посчитал, будто великий князь имеет в виду золотую табакерку или что-то в этом роде, и бегом помчался в комнаты, которые занимал Константин, чтобы там, посреди пола обнаружить причину ужасной вони, ударившей ему в нос еще в коридоре.
Ну, вот тут вы, уважаемые читатели, думаю, возмутились. Не той "памяткой" (в конце концов, не мое это дело), а тем, что я сравниваю Константина с Мюратом, да, сумасбродом, но, прежде всего, храбрым парнем и не садистом. Где здесь биологическое тождество? Таких видов близости было два. Во-первых, оба охотно обращались к портным ради собственных потребностей. Во-вторых, что более важно, оба были врожденными "плейбоями", и дамочки протекали у них между пальцев, как и денежки.
Вот тут уж была плоскость для взаимообмена опытом, и начали они его уже в первый день (на том же самом принципе Мюрат в Варшаве стакнулся с князем Пепи). Правда, в Тильзите, если не считать горожанок, дам не было, так что они не могли организовать рафинированных оргий в любимом стиле (через год, в Эрфурте, они устроили все, что желали, только с удвоенной силой, поскольку в деле принял участие гений в подобных делишках, Иероним Бонапарт), но ведь человек и так не должен каждый день есть омаров, так что наша парочка кое-чего "попробовала" "на месте", давая обеим армиям повод для завистливых сплетен.
Но вернемся к покеру. Через час и пятнадцать минут разговора Александр с Наполеоном вышли из шатра, и их весьма обрадовал вид побратавшихся Мюрата и Константинамонархи посчитали это добрым предсказанием. Бонапарт одарил царского брата придворным комплиментом, на что Александр не остался в долгу и, признавая бравуру Мюрата, прибавил, что тондостойный слуга величайшего вождя нашего времени. Помимо того, Наполеон поздравил Бенигсена, сложно сказатьза что, ведь наверняка же не за понесенные поражения? А может, за чувство юмора, показанное под Пултуском? В ходе той битвы в руки русских солдат попала группа французских маркитанток, поведение которых ничем не отличалось от поведения маркитанток любой армии мира. Бенигсен незамедлительно отослал их на восток с примечанием, что «посылает транспорт гувернанток для русских девушек»!!! Во всяком случае, все поздравляли друг друга и благодарили за все (на поздравления в адрес Беннигсена царь ответил поздравлениями в адрес Бертье). Идиллия раскручивалась на всю катушку.