Оуэн сильно дернул струну, отозвавшуюся неприятным звуком.
Если бы ты не был варваром, то думал бы совсем иначе, но я тебя прощаю.
Он провел пальцем по другой струне, на этот раз издавшей приятный звук, и затянул нараспев:
Настал зимы последний день, и утреннее солнце уже сдирало с земли тонкую кожицу мороза, когда из ворот Имейн Мачи легкой рысцой выехала королевская гвардия. Конор позвал Сетанту, игравшего в херлинг, чтобы тот вместе с ними поехал в замок Куллана, но тот отказался, ибо они еще не закончили игру. Сетанта сказал, что последует за ними, когда выиграет. Все мальчики рассмеялисьони знали, что Сетанта всегда доигрывает игру до конца.
Как же ты узнаешь, куда мы направились? Ты знаешь дорогу? спросил Конор.
Нет, ответил Сетанта, показывая рукой на следы от колес, но даже если бы я был слепым, я бы все равно смог найти дорогу по таким следам.
Конор оглянулся и увидел глубокие колеи, оставленные тяжелыми колесами на мокрой земле. Холм перед Имейн Мачей был, словно лицо старика, изрезан бороздами от колесниц, каждый день выезжавших из замка и возвращавшихся в него.
Долго не задерживайся, с улыбкой сказал король и тронул лошадей, а Сетанта радостно вскрикнул и снова побежал играть.
Королевская колесница ехала быстро, но путь в замок Куллана был длинным. Когда они прибыли на место, уже сгущались сумерки, и воины сильно проголодались.
Кузнец Куллан оказал гостям теплый прием. Он дал им воды, чтобы они могли умыться с дороги, а затем все уселись за стол. Куллан славился своим гостеприимством, и на сей раз он не разочаровал прибывших.
Когда наступил вечер, Куллан обратился к королю.
Мы кого-нибудь еще ожидаем? спросил он.
Король огляделся. Рядом с ним сидели все воины королевского отряда.
Нет, ответил он. Мы все здесь.
Хорошо, заметил хозяин. Я бы не хотел, чтобы какой-нибудь человек, надеющийся на дружеский прием, прибыл после этого часа.
Это почему же? невинно поинтересовался Конор, разламывая цыпленка и запивая добрый кусок мяса глотком вина.
На лице Куллана появилось довольное выражение.
У меня есть огромная собака, которая охраняет меня, мою семью и мою собственность. Она
С того конца стола, где сидел Коналл, раздался громоподобный рев.
Ну давай, старая вонючка, ну-ка расскажи нам, что у тебя за собака! Мы тут сидим уже целый час, а ты еще ни разу не упомянул о своем чудесном псе! Я уже начал думать, что мы не туда попали!
Куллан швырнул в голову Коналла берцовую кость, но тот со смехом увернулся. Тогда Куллан снова повернулся к Конору и с гордостью улыбнулся.
Я действительно часто о нем говорю, ибо горжусь им, как собственными сыновьями. Он мне по плечо, а грудь у него мощнее, чем у любого человека, и не родился еще такой человек или зверь, которые смогли бы с ним справиться. Он
Значит, сегодня ночью мы сможем спать спокойно! закричал Конор, предупреждая дальнейшие хвастливые россказни хозяина.
Все громогласно выразили свое восхищение псом, выпили за его здоровье, и пиршество продолжилось.
Игра закончилась вскоре после отъезда королевского отряда. Остальные мальчики направились обратно в Имейн Мачу, а Сетанта пустился вслед за королем. Вскоре ему надоело бежать между бороздами, оставленными колесницами, и он начал играть с мячом: он высоко подбрасывал его, отбивал клюшкой, а потом, стараясь удержаться на краю борозды, бежал вперед, чтобы поймать мяч. Он ни разу не упал и ни разу не промахнулся, бросая мяч по намеченной цели, будь то пролетающая птица или побег на конце раскачивающейся ветви дуба.
Когда Сетанта прибыл в замок, где остановился Великий король, уже почти стемнело. Мальчик слышал отдаленные крики мужчин и шум пиршества, но затем все звуки утонули в рыке огромного пса Куллана, когда тот бросился на Сетанту, переставляя лапы так быстро, что ни один человек не смог бы от него убежать. Конор услышал шум, производимый собакой, и вскочил из-за стола, не успев даже отбросить кусок, который держал в руке. Он весь побелел, с ужасом подумав о том, что там, снаружи, появился Сетанта. Конор крикнул своим людям, и те схватились за оружие, не сомневаясь в том, что Сетанта один и не вооружен. Куллан крикнул, пытаясь остановить людей короля, собиравшихся прыгать со стен замка, но храбрейшие из них оттолкнули его в сторону и через мгновение уже стояли на зубчатой стене. Они увидели огромного пса с лапами толщиной с голову двухгодовалого ребенка, который мчался по темной траве навстречу мальчику. При виде этого даже Коннал Победоносный на мгновение растерянно замер, прежде чем отбросить страх и прыгнуть вниз со стены на помощь Сетанте, предупреждая мальчика криком. Он тяжело приземлился, словно пикирующий орел, и устремился к Сетанте, в душе понимая, что пес схватит мальчика раньше, чем он добежит до него.
Сетанта стоял неподвижно, глядя на несущегося на него пса. Когда расстояние между ними было меньше удара сердца и Сетанта уже почувствовал на своем лице отвратительное жаркое дыхание, вырывавшееся из пасти, он отвел назад клюшку и одним движением загнал твердый мяч в глотку пса.
Пес придушенно взвизгнул, и сила мгновенно покинула его тело. Когда он бездыханно свалился у ног Сетанты, тот схватил его за задние лапы и, размахнувшись, размозжил голову о камень, потом бросил пса на землю, поставил ногу ему на грудь и, засунув руку глубоко в пасть, вырвал все еще бьющееся сердце.
Какое-то мгновение все потрясенно молчали, но потом по стенам замка эхом пронеслись радостные крики воинов Красной Ветви, выражавших восхищение мужеством и ловкостью мальчика.
Куллан, ревя от горя и ярости, подбежал к Сетанте, который стоял, глядя на тело пса. Его ладонь все еще дымилась от крови. Куллан схватил мальчика, не пытавшегося сопротивляться, затряс, как собака крысу, и закричал прямо ему в лицо:
Что ты наделал? Что ты наделал?
Сетанта увидел, что кузнец едва не плачет.
Простите, но разве было бы лучше, если бы он меня разорвал? тихо спросил мальчик.
Куллан не знал, что сказать. Приступ ярости прошел, и, пробормотав проклятия, он отпустил Сетанту. Конор подошел к кузнецу и положил руку на его плечо.
Из-за чего ты горюешь, дружище?
Кузнец показал на мертвого пса, лежавшего на траве.
Он защищал нас от недругов, оборонял наш скот от волков, играл с моими детьми. Я только что потерял сына. Где я еще найду такого, как он? Кто теперь будет нас охранять?
Наступило неловкое молчание. Сетанта шагнул вперед.
Я убил вашего пса, сказал он, и поэтому я должен взять на себя его обязанности. У вас есть от него щенок? Куллан удивленно кивнул. Тогда отдайте его мне, и я научу его делать для вас все, что делало это благородное животное, а до тех пор буду вместо него ночью охранять ваш дом и ваш скот, а ваши дети смогут играть со щенком, пока тот будет расти. Справедлива ли такая цена за его кровь?
Куллан повернулся к Конору, умоляюще протягивая руки.
Великий король, он ведь еще совсем мальчик
Конор жестом заставил его умолкнуть.
Мальчик, который убил твоего страшного пса, с улыбкой заметил он, не имея никакого оружия. Он повел рукой, показывая на воинов, которые вместе с ним приехали в замок Куллана. Есть ли здесь еще кто-нибудь, кто мог бы совершить подобное? Если да, то этот человектвой. Пусть лучший из лучших охраняет твое жилище.
Наступила тишина. Потом Куллан повернулся к Сетанте и сказал:
Я согласен на эту цену.
Воины Красной Ветви встретили его слова одобрительными криками, и Конор положил руку на плечо Сетанты.
Прекрасная работа, произнес он. Теперь ты Кухулин, страж Куллана.
Мне нравится имя Сетанта, заметил мальчик.
А ты и останешься Сетантой, ведь это имя, данное тебе от рождения, ответил король, но люди будут говорить о подвигах Кухулина. Пусть они будут славными и многочисленными.
При этих словах короля в серебряных глазах мальчика будто вспыхнула искра света, разгорелась ослепительным огнем и снова потухла в глубине.
Хорошо, тогда пусть будет так. Кухулин, согласился он.
Конор повернулся к кузнецу.
Итак, Куллан, у тебя опять есть Страж. Мы можем теперь продолжить пир?
Куллан опустился на колени подле собаки и прикоснулся к пятнистой шерсти на еще теплом боку.
Конечно, тихо ответил он. Я скоро к вам присоединюсь.
Сетанта поклонился Куллану, подобрал клюшку, подошел к воротам замка и стал возле них. Конор рассмеялся, увидев его серьезное лицо, и велел принести копье и щит. Их вручили Сетанте, и тот осторожно попробовал, сколько они весят. Потом он прогнулся назад и швырнул копье вверх, прямо над своей головой. Он стоял, не шелохнувшись, глядя на падающее сверху копье, и поймал его, когда острие находилось на расстоянии ладони от его груди.
Куллан и другие воины приветствовали этот геройский поступок одобрительными криками, поскольку уже совсем стемнело, а копье было длиннее, чем тот, кто его бросал.
Мужчины вернулись за стол и продолжили пиршество, Куллан последовал за ними несколькими минутами позже, и, проходя мимо Сетанты, посмотрел на него бесстрастным взглядом. Немного погодя бард Куллана вышел к мальчику, охранявшему врата, и принес ему поесть. Пока тот ел, бард передал ему послание кузнеца.
Мой хозяин прощает тебе смерть Пса. Предложенная тобой цена за его кровь справедлива, и больше об этом не будет сказано ни слова. Однако из-за того, что ты сделал сегодня, тебе запрещено употреблять в пищу собачатину, готовить ее, прикасаться к приготовленной собачатине или помогать другим ее готовить.
Сетанта кивнул, показывая, что все понял.
Я слышал твои слова и принимаю этот запрет, ответил он.
Бард улыбнулся.
Тогда пусть ночь пройдет для тебя спокойно, Кухулин, сказал он и вернулся в замок.
Сетанта, которого теперь звали Кухулин, охранял замок Куллана каждую ночь до тех пор, пока щенок великого Пса не был достаточно подготовлен, чтобы занять место своего отца. Говорят, что пока этого не случилось, Кухулин ни разу не спал ночью.
Я скептически посмотрел на Оуэна. Он выглядел настолько довольным собой, что, казалось, вот-вот лопнет.
Не знаю даже, что и сказать, признался я.
А ты попытайся, он слегка поджал губы.
Все, что ты рассказал, произошло вчера, тем не менее в конце своей истории ты говоришь о том, что случится в будущем.
Оуэн пожал плечами. Я вдруг подумал, что он часто повторяет этот жест.
Истории нужно окончание. Я даю ей окончание и предсказываю то, что случится. Если не случится, то я смогу придумать другой конец.
А Кухулин действительно не спал?
Оуэн поднял глаза.
Не знаю.
Но ты же сказал, что он не спал и не будет спать.
Нет. Я сказал: говорят, что он не спал. Это совсем другое дело.
Я решил попробовать иной подход.
Значит, вырвал сердце у несчастного пса голыми руками?
Оуэн довольно улыбнулся.
Да, этот момент меня тоже впечатлил, признался он.
Но он не мог этого сделать.
Оуэн улыбнулся.
Ты, как всегда, ничего не понял. Тебе что, не понравилась моя история?
Я разозлился.
Нет, история-то прекрасная, просто замечательная, но в качестве описания того, что произошло на самом деле, разве она не кажется, э скажем, несколько неправдоподобной?
Если речь идет о Кухулине, правдоподобно все, Оуэн самодовольно улыбался.
Я фыркнул.
Может быть и так, но я тебе скажу, что, когда ты принимаешься живописать о том, что происходит вокруг, тебе явно недостает чувства меры! А что это за трюки с копьем? Это самая дурацкая часть во всей истории.
Оуэн усмехнулся. Эти ухмылки тоже начали меня раздражать.
Ах, это он рассеянно ковырнул ноготь, как мне показалось, потому, что не хотел встречаться со мной взглядом. Это все чистейшая правда.
8
После того как Оуэн рассказал мне историю о Сетанте и огромном псе, я долго не мог заснуть. Помнится, я думал о том, что мне нужно обязательно повидаться с Сетантой и самому с ним поговорить.
На следующее утро я поднялся очень рано, с трудом оделся и, хромая, доковылял до своей колесницы. На этот раз поблизости не было ни Оуэна, ни сыновей Осны, и мне удалось добраться до замка Куллана в приятном одиночестве. Ярко светило солнце, но трава еще топорщилась от ночного морозца. Когда я подъехал к воротам замка, я обнаружил там подтверждение рассказу Оуэна. На шерсти мертвого чудовища, лежавшего на траве перед воротами, поблескивала россыпь прозрачных капель подтаявшей изморози. Я посмотрел, как несколько человек возились с трупом, намереваясь оттащить его подальше от того места, где на него могли наткнуться глаза хозяина, когда утром тот захочет окинуть взглядом свои владения. Шестеро человек едва сдвинули тело пса с места.
Я подумал об обете, который взял на себя мальчик. Нарушить его было невозможно. Ольстерец скорее бы умер, чем позволил кому-нибудь сказать, что он нарушил обет. В Риме не было ничего подобного. Ольстерцы называли такой обет словом «гейс». Клятваэто нечто совершенно иное. Клятву соблюдают, потому что она произносится перед богами, и если ее нарушитьэто будет для них личным оскорблением. Когда дают словоэто тоже нечто иное. Слову некоторых людей можно доверять, слову другихнет. Выполнение данного слова зависит от того, кто его дает, это не есть что-то абсолютное. Гейс не может быть нарушен, это нечто такое, что становится частью тебя, частью того, что определяет тебя как личность. Это самое важное для тебя, единственная вещь на свете, в которую ты крепче всего веришь, ради которой ты готов умереть. Это такое же понятие, как, скажем, любовь к своей стране или к жене. Гейсиз этого ряда. Ты не станешь его нарушать, точно так же, как не станешь голосовать за диктатора или продавать жену. Дело не в страхе, силе или воле, просто для ольстерца нарушить гейснечто невообразимое.
Я направился к тому месту, где стоял мальчик. Кухулин с любопытством следил за моим приближением. Его правую руку покрывала корка запекшейся крови, но он не оставил свой пост даже для того, чтобы помыться. Мальчик явно замерз.
Я сделал знак рабу, чтобы тот принес ему воды. Кухулин присел, чтобы обмыться. Его черные волосы упали, закрывая плечи и лицо, почти полностью скрывая его черты. Под словом «черные» я подразумеваю именно черные, а не просто какие-нибудь темно-каштановые. Волосы сияли, как полированное черное дерево или как спокойный лесной омут, сверкающий отражением полной луны.
Он выпрямился, и я подошел к нему поближе. Завеса волос приоткрылась, и я увидел худое лицо с высокими скулами и серебристо-серыми глазами. Оно было очень необычным. С тех пор как он появился в Имейн Маче и бросил вызов всему Отряду Юнцов, я его почти не видел и забыл, насколько поразительно сочетание цвета его кожи и глаз. Если судить по его коже, волосам, да и по всей его внешности, глаза у него должны были быть черными, как у иберийцев. Вместо этого они были у него серыми и нежными, как шкурка крольчонка. Контраст был удивительным и неожиданным. Он совершенно не выглядел усталым, как должен был выглядеть восьмилетний мальчик после бессонной ночи.
Воздух все еще был холодным. Я предложил ему свой плащ. Он, не сказав ни слова, набросил его на свои худые плечи. Мы какое-то время молча смотрели друг на друга. Меня поразила его бесстрастность, отсутствие любопытства, свидетельствующие о самообладании, достойном взрослого мужчины. Он какое-то время спокойно смотрел на меня, а потом приветствовал жестом руки. Я ответил ему тем же.
Меня зовут Сетанта, произнес он негромко.
Я улыбнулся.
Сетанта? Не Кухулин?
Его лицо оставалось серьезным.
Люди узнают о подвигах Кухулина, а поэты будут их воспевать. Но это в будущем. До тех пор я останусь Сетантой.
Мне удалось сдержать снисходительную улыбку, с которой взрослые слушают не по годам развитых детей и от которой у этих детей появляется желание их укусить.
Тогда я пока буду звать тебя Сетантой, а уж попозжеКухулином, сказал я и ощутил себя напыщенным взрослым болваном.
Он посмотрел на меня так, словно разглядел в первый раз за все время, и слегка пожал плечами.
Как вам угодно.
Мальчик протянул руку, и мы сжали друг другу запястья. У него была худенькая кисть и нежная кожа ребенка. Мне захотелось уйти, а потом прийти снова, начать все сначала, чтобы он почувствовал, что я воспринимаю его серьезно. Я решил представиться как следует.