Раздался негромкий щелчок. Энжи открыла двери.
Пролог
Я не знаю, о чем будет эта книга.
Должны ли книги быть про то, что есть на самом деле? Нужно ли писать только о том, что действительно с тобой случилось? А как иначе? Как можно написать про то, чего нет? Думаю, что писать можно только про то, что есть. Или было. Или будет.
Стрэй не согласна. Она говорит: воображение. Она говорит: фантазия. Она хочет сказать: иллюзия.
Я рассказывал Стрэй про книжку, которую читал когда-то. Она называлась «Девять принцев Амбера». Там было про людей, которые путешествовали между мирами, представляя у себя в голове, место, куда они хотят попасть, и каждый следующий их шаг оказывался уже не в том мире, что прежний, но в мире, отстоящем от прежнего на ничтожную травинку, камушек, деревце. И так далее, как сквозь страницы толстой книги, на каждой из которых был один и тот же текст только пара слов были уже другими. И если бы ты просто перелистнул страницу этой книги, то не заметил бы разницы, но если бы ты открыл ее вдруг где-нибудь посередине, то вовек не узнал бы тот текст, который бы ты там обнаружил. Ты бы решил, что это какая-то совсем другая история, другая книга. Принцы Амбера без сомнения были навигаторами. Только вот они считали, что миров множество, и ты можешь выскочить из мира, который тебе наскучил, в любой момент, но мир один. И, каждый раз, меняя его своим словом, движением своей руки, своей иллюзией, наконец, ты не оставляешь позади уже никакого прежнего мира, куда бы ты мог вернуться, просто перелистнув несколько страниц назад. И другие навигаторы также непрестанно изменяют этот мир. Поэтому, даже когда ты просто спишь, ты просыпаешься уже не в том мире, в котором заснул.
Стрэй говорит, что это интересная аллегория, но принцы не были навигаторами. Я спрашиваю, а разве не утверждала она сама, что Шопенгауэр писал про навигаторов, возможно, еще задолго до рождения самого первого навигатора? Она считает, что это не одно и то же. Шопенгаур писал про то, чего мы еще не видели, но что само по себе есть даже еще до появления самих навигаторов. А принцы Они не были навигаторами просто потому, что их самих ведь на самом деле никогда не было, их просто придумал человек, написавший про них книгу. И вот с этим-то я не согласен. Он бы не смог написать книгу про то, чего нет. Если он написал про принцев Амбера, это уже значит, что принцы Амбера существуют. Или когда-то существовали. Но ведь, возражала Стрэй, на свете столько книг, где нет ни принцев Амбера, ни самого Амбера. И что? спрашиваю я. Ты зовешь меня Энтони, но, когда ты впервые услышала мой голос, ты узнала меня под позывным Фомальгаут. Кроме того, до того, как ты меня встретила, начни ты писать книгу, ты бы писала историю, где меня бы отродясь не было в то время, как на самом деле я-то был, а ты всего лишь ехала по другой дороге, возможно, даже ехала мне на встречу.
Еще я вдруг вспомнил свою недавнюю встречу с клещехвостом и то, насколько чужой и непереводимой на мой язык показалась мне злая мудрость в глубине его черных глаз-бусинок. Хочешь ли ты этого или не хочешь, но приходится признать, что даже если мир и один, внутри себя он содержит еще миры, непонятные, чуждые друг другу.
Стрэй видела блокноты и ручки, которые я купил в том магазине. Мужчина, который уже перестал, завидя нас, хвататься за свою двустволку, очень удивился. Наверное, я был первым человеком на его веку, кто покупал блокноты и ручки. Даже не знаю, сколько лет они у него пылились, кто знает, может быть, он никогда и не заказывал их у своих поставщиков, может быть, они достались ему «по наследству» от предыдущего хозяина этого места, или кто-то приложил их к его заказу, так сказать, «в довесок». Стрэй одобрила мою покупку. «Ты говорил, что книги, написанные от рукиштучные. вспомнила она. Ты пишешь штучную книгу». Да, похоже на то. И возможно, раз уж мы решили пока ехать вместе, сказал я ей, она когда-нибудь будет ее штучным читателем. «Если ты будешь писать большую книгу, то нам придется кататься вместе довольно долго», сказала она, внимательно глядя мне в глаза. Кто знает? Мне показалось тогда, что она хочет услышать, как я заверяю ее, что буду писать роман в нескольких томах, но как я мог это сказать? Сознательно ли она пропустила зыбкое слово «возможно», когда я говорил о своем штучном читателе?
Итак, повторюсь, я пока не знаю, о чем будет эта книга. Думаю, нужно писать только о том, что действительно с тобой случилось. Или еще случится. Или не с тобой. Все это будет правда. Наверное. Если писать честно. Возможно ли эточтобы до конца честно? Получится ли у меня? Не могу сказать с уверенностью. Сказать так было бы слишком самоуверенно. А если будешь слишком уверен в собственной честности, можешь даже не заметить, как солжешь.
8. Маленький принц в бессердечной пустоши
Изломанная, скучная гряда далеких гор маячила на востоке. Местность здесь была чуть живее, и кустики хрустолиста то тут, то там собирались в небольшие колючие шапки, стелящиеся по земле и изо всех сил цепляющиеся за скупую почву и за собственное существование. Жизнь в них мерцала совсем призрачно, новые побеги сразу же почти полностью высыхали, но, как ни крути, это была жизнь. Утреннее солнце одевало холмы в длинные тени. С какой-то высокомерной ленью петляя между ними, дорога вела на север.
Энжи шла первой, метрах в десяти за ней следовал Люций. Наверное, могучем гиганту та скорость, которой он вынужден был придерживаться, должна была казаться совсем несерьезной, какой-то нелепой насмешкой, но с того раза, как показалось Энтони, Люций больше не проявлял своего характера. Гнать на пределе спидометра не было нужды. Хватит им всякой гонки, погонь, преследований и преследователей. Надолго хватит. Энжи тоже пришлось немного подтянуть кое-где, кое-что выровнять. Вмятины и пробоины, оставленные автоматом голодного охотника, Энтони также залатал как мог. Как-нибудь, когда будет время, деньги и подходящее оборудование, он заменит часть кузова Энжи, может быть, прикурочит дополнительные бронепластины, а пока можно гонять и так. Энжи, по крайней мере, на свои боевые шрамы не жаловалась, возможно, она ими даже по-своему гордилась. В любом случае, после того, как Энтони менял в Энжи какие-то детали, она принимала их не сразу, какое-то время как бы присматриваясь к ним, прежде чем распространить на них себя.
Им хотелось поскорее избавиться от чипа, который перевозила Стрэй, но, сверившись с картой, они решили, что оптимальнее будет сначала получить заказ Энтони, затем уже доставить чип, а потомвторую «посылку». Выполнять две серии заказов параллельно оказалось, понятное дело, затратнее по бензину и утомительнее по километражу, но Энтони был рад, что его одинокое блуждание, пусть и на какое-то время, было уже не таким одиноким.
На место передачи Стрэй хотела поехать одна, но Энтони настоял на том, чтобы сопровождать ее. Мало ли как могло все обернуться. Возможно, навигатор за ее спиной мог оказаться тем козырем в рукаве, который снова спасет ее из передряги. Она начала было спорить, но в конце концов уступила. Тогда же в их разговоре, хоть и мельком, хоть и в шутку, впервые прозвучало слово «команда».
Передача должна была состояться прямо в степи, точную локацию Стрэй уже по ходу согласовывала по радио. Их встречали целых три машины. Энтони внутренне напрягся. Не глуши мотора, сказала ему Стрэй, выходя из своей машины. Энжи стояла в нескольких метрах поодаль, он не слышал, о чем они говорили, но в предрассветных сумерках заметил, что разговор все больше и больше превращается в какую-то перепалку. Когда он уже всерьез стал думать, не стоит ли присоединиться к Стрэй (не стоитона сказала, не глуши мотора, возможно, придется делать ноги, но все-таки?..), спорившие вроде бы на чем-то сошлись. Или пришли к пониманию бесплодности продолжения дискуссии. Стрэй быстро забралась в свой внедорожник.
Разворачиваемся и едем отсюда, раздался ее голос из динамика, ты первый, я за тобой.
Энтони поспешно развернулся и тронулся с места. Люций сразу же пристроился за ним.
Все в порядке? Что они хотели?
Они решили, что я плохой курьер и сама где-то спалилась копам. А мне было интересно, не они ли меня заложили. Но чип у них, теперь, вроде, все в порядке. Но лучше поскорее убраться отсюда куда подальше.
Энтони не возражал. Спросил, заплатит ли ее координатор причитающиеся ей кредиты. Стрэй ответила не сразу. Она не знает. Но думает, что да, хотя может, и не сразу. Это ничего, у нее есть деньги.
Энтони вспомнил их первую встречу в «Новой надежде». Когда она стояла у терминала и окликнула его, он решил, что у нее кончились кредиты. Значит, дело было не в этом. Другая проблема? Или просто изголодалась по общению? Хотя заводить разговоры о погоде с первым встречным было бы верхом беспечности. Надо будет на стоянке расспросить ее об этом, решил Энтони.
Они остановились позавтракать ближе к полудню. Съехали с трассы и схоронились за холмами, чтобы не привлекать лишнего внимания. От радаров, конечно, это не спрячет, но, их пока что специально никто, вроде, не выслеживал.
Энтони заварил вермишелевую похлебку. Раскладывать стол и устраивать пикник не было времени, нужно было еще доставить груз Энтони, и они решили перекусить в машине. Вместе с тем Энтони хотел посмотреть, насколько Энжи успокоилась на счет Стрэй, но его сомнения, вероятно, были напрасны. По крайней мере, даже если Энжи и была чем-то не слишком довольна, она никак это не проявляла. Стрэй принесла с собой томик Шопенгауэра, но пообещала не читать его ему за едой. Энтони поблагодарил и убрал его в небольшой саквояж, служивший ему среди прочего маленькой дорожной библиотекой. Стрэй спросила, можно ли ей полюбопытствовать, что там еще он возит с собой, кроме Борхеса, и с удивлением извлекла на свет еще более потрепанную книжку. На задней странице обложки была фотография человечка со смешным лицом, но серьезными глазами, тревожно смотрящими из-под летчицкого шлема, а на переднейцветной рисунок мальчишки в длинном плаще и со шпагой. Стрэй сказала, что читала ее в детстве. Это какое-то очень дорогое для нее воспоминание. И очень неожиданное. А Энтони, стало быть, зачитал ее прямо до дыр.
Энтони отложил пустую тарелку и, взяв книгу у Стрэй, рассеянно повертел ее в руках. Стараясь правильно подбирать слова, он рассказал, что для него это тоже особая книга. Но. Но он ее ни разу не читал. А истерлась она оттого, что он возит ее с собой уже много лет. Это память о ком-то близком? Не совсем, сказал Энтони. Хотя, наверное, о его родителях. Он почти совсем не помнит ни отца, ни мать. Они были из первого поколения навигаторов, что с ними сейчас, живы ли они вообще, Энтони не знает. Когда-то он надеялся отыскать их следы, но потом отчаялся. Это была их книга, он наткнулся на нее, когда ему было лет пять, и решил поскорее научиться читать для того, чтобы узнать, про что там внутри. Он снова и снова снимал ее с полки и разглядывал картинки, которые были и похожи, и не похожи на картинки в других книгах. В голове рождались истории, которые должны были связать эти рисунки в одну необычную сказку. Когда пришлось покинуть тот дом, эта книжка не могла не оказаться среди тех немногих вещей, которые он взял с собой. Однако, научившись наконец читать, он забыл про нее, а потом, будучи подростком и уже проглотив несколько десятков книг, он вдруг решил, что книжка с такими картинками никак не может быть серьезной книжкой, ему показалось, что он перерос ее, и она тогда так и осталась непрочитанной, потому что ну не могла она быть достаточно взрослой.
В один прекрасный день, когда ему нужно было опять уезжать из места, почти ставшего на несколько лет его домом, она снова попалась ему на глаза. Это был уже другой Энтони, он начинал понимать, что и взрослые люди иногда читают и даже пишут книжки с картинками. Дядька с задней обложки теперь смотрел на него с укором. Но то было время перемен, время открытий и решений, жизнь вдруг завертелась сумасшедшим торнадо, и на какое-то время ему стало вообще не до чтения. А потом Потом эта книга превратилась в какую-то реликвию, в секрет, который он должен был открыть еще в далеком детстве, но упустил этот момент, книга все еще с ним, но она стала особой, ее уже нельзя прочитать просто перед сном, в перерыве между заказами от координаторов, теперь она ждет своего особого часа. Что это должен быть за час такой, когда он наступит и что должно указать на него, Энтони не представлял. Так иногда бывает с мечтой, сказал он. Сначала, ты чем-то загорелся, потом упустил по собственному неразумению, потом ищешь, находишь, но боишься прикоснуться, боишься взять в руки, ведь это может быть неподходящее время или неподходящее место, или ты сам можешь оказаться недостойным своей мечты. Или мечта вдруг может обернуться пустышкой, и тогда все те годы, что она была у тебя, внезапно закончатся разочарованием.
Энтони закончил и пожал плечами. Мужчинам не идет многословно разглагольствовать о своих чувствах, добавил он, ощущая какую-то неловкость. По крайней мере, так принято считать.
Стрэй помолчала, потом призналась, что понимает это чувство. Про мечту. Энтони показалось, что она сказала это не только из вежливости. Он убрал использованную пластмассовую посуду в мусорный контейнер, и они продолжили путь.
Ближе к вечеру они добрались до пункта назначения. Энтони передал груз и сообщил об этом координатору. Спустя полчаса они проезжали мимо ретранслятора, и на его счет звонко закапали кредитыне так много, как могло бы быть, не потеряй он процент за срочность, но все равно неплохо.
На ночевку они остановились, съехав в небольшой овраг, у отвесного подножия большого холма. В свете фар разложили стол, достали пару складных стульев, Стрэй откопала у себя початую бутылку коньяка. Терпеть его не могу, призналась она, но другого ничего нет. А что-то захотелось вдруг.
Что будем праздновать? поинтересовался Энтони.
Стрэй сказала, что не знает. Может быть, удачное выполнение их заказов. Ну или почти удачное, оговорилась она, видимо, подумав про свою эпопею с чипом. Или новый опыт путешествия в команде, предположил Энтони. Или ничего конкретного, просто. Вот скоро будет новый год, тогда можно и отпраздноватькак-никак настоящий праздник. Энтони подумал и кивнул. Ему пришло в голову, что мысль встретить новый год вместе ему нравится. Главное, чтобы не пришлось опять метаться по пустыни, унося ноги от копов или охотников, для тех ведь нет ничего святого.
Знаешь, проговорила Стрэй чуть позже, я хотела тебе кое-что сказать.
Энтони перестал жевать, и с интересом взглянул на Стрэй.
Она вдруг вспомнила, как он убирал использованную посуду в контейнер. И что же с того? подумал Энтони.
То, что ты не хочешь превращать в свалку даже пустыню Это как-то странно. Но меня это впечатлило. И я решила, что могу попытаться как бы это сказать исполнить твою мечту. Если разрешишь
Она пояснила озадаченному Энтони, о чем идет речь, и он понял, что не станет возражать. Стрэй скрылась в Энжи, но почти тут же вернулась. Глотнула еще коньяку и передала бутылку Энтони.
И вот в этой бесцветной безжизненной пустоши, где бесцветными казались даже звезды на безразличном небе, зазвучал ее голос.
Так я жил в одиночестве, и не с кем было мне поговорить по душам. И вот шесть лет назад пришлось мне сделать вынужденную посадку в Сахаре. Что-то сломалось в моторе моего самолета. Со мной не было ни механика, ни пассажиров, и я решил, что попробую сам все починить, хоть это и очень трудно. Я должен был исправить мотор или погибнуть. Воды у меня едва хватило бы на неделю. Итак, в первый вечер я уснул на песке в пустыне, где на тысячи миль вокруг не было никакого жилья. Человек, потерпевший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, и тот был бы не так одинок. Вообразите же мое удивление, когда на рассвете меня разбудил чей-то тоненький голосок. Он сказал: «Пожалуйста нарисуй мне барашка!»
Читала она негромко, и Энтони не сказал бы, что с выражением, как если бы ей давным-давно не доводилось читать вслух, но, вероятно, в этой безыскусности и хранилось семя какого-то созвучия, которое, как подумалось Энтони, больше всего и подходило для настоящего момента.
А потом она отложила книжку, сказала, что хочет немного размяться, накинула черную кожаную куртку-косуху и стала карабкаться на холм. Энтони посидел немного в одиночестве, плотно укутанный фантастической историей, которая отчего-то совсем не была похожа на сказку, взял недопитую бутылку и сигареты и полез за ней следом. Подъем местами оказался довольно крутым, земля под ногами снова и снова осыпалась, а опереться он мог только на одну руку. Кроме того, свет фар их машин сюда не попадал, и карабкаться приходилось почти на ощупь. На помощь пришло несколько бранных слов, работающих в таких ситуациях как магические заклинания.