Стрэй сидела на каменистой макушке холма и смотрела куда-то вдаль. Энтони сел рядом. Она была не против, но казалась ему глубоко задумавшейся или внезапно погрустневшей. Он закурил, и она взяла у него сигарету, затянулась разок-другой, а потом опять ушла в свои мысли, а Энтони остался тут, наблюдая, как сигарету в ее пальцах курит слабый ветерок.
Звезды стали даже чуть ярче, не то от коньяка, не то от истории про летчика и его маленького гостя. А глаза Стрэйкакими-то более блеклыми. Он захотел обнять еето ли, чтобы поддержать, то ли оттого, что просто так захотелось, и обнял. Она слегка вздрогнула, длинный пепельный палец осыпался с ее сигареты. Он спросил, о чем она задумалась. Он знал, что иногда не стоит задавать таких вопросов. Если человек хочет чем-то поделиться, он сам расскажет. Но он также знал, что иногда ты отчего-то не можешь сам сказать, что тебя гложет, и очень ждешь, когда тебя спросят. Стрэй задумчиво поводила каблуком своих армейских ботинок по каменной пыли и извинилась. Наверное, выпила лишнего, призналась она. Просто Просто как-то накатило. Вспомнилось многое. Подумалось о разных вещах. И вот она сидит, а перед глазами ее друг-навигатор. Тот, что погиб. Которого убили. И вспоминается ей, что у них было. И что еще должно было быть, но не случилось, не судьба, и никогда не случится.
Энтони подумал, что его рука сейчас, наверное, ей не лучшая опора, и убрал ее. Она ничего не сказала, продолжала сидеть, как и раньше. Потом она отпила из бутылки и сказала, чтобы он тоже выпил. Призраки боятся коньяка, сказала она, хотя Энтони видел, что это вовсе не так.
Нарисуй мне барашка, вдруг сказала Стрэй. Как умеешь, как сможешь. Энтони пообещал, что обязательно нарисует.
Обратный спуск занял у них еще больше времени, чем подъем. Пьяный горизонт покачивался, развеселые звезды строили им насмешливые рожицы, но Энтони старался сосредоточиться в первую очередь на том, куда ставить ноги, он спускался спиной вперед, поддерживая идущую за ним Стрэй.
Прощаясь перед сном, Стрэй легонько обняла его, не столько телесно, сколько как-то еще, незримо, невесомо, как-то изнутри себя. Завтра еще почитаем, сказала она. Добрых снов.
Добрых снов, пожелал Энтони в ответ. Однако, периодически поглядывая в сторону Люция, он видел, что сны так и не приходят к Стрэй. Она еще долго сидела, держа перед собой свой наладонник, и что-то на нем набирала.
Глава первая. Путь остановки
Эту книгу никто и никогда не прочитает.
Потому, что, возможно, ее некому будет читать. Или оттого, что я ее просто никогда не допишу. А зачем давать читать недописанные книги? Тебя читают, кажется, что дело сделано, а ведь ничего подобного, ты еще в самом начале. И зачем читать недописанные книги? Ты читаешь, а потом вдруг автор забирает тарелку прямо из-под твоего носа: «прости, друг, но это блюдо для праздникая просто хотел, чтобы ты его понюхал». Книги надо дописывать. Если это хорошие книги, сказали бы вы и были бы, безусловно, правы. Но также даже если это не очень хорошие, или совсем дрянные, но очень нужные тебе книги. А вот стоило бы писать книгу, которая выходила бы очень неплохой, оригинальной такой, интригующей, но до которой тебе самому не было бы почти никакого дела? Поэтому, если уж говорить, как есть, та единственная книга, которая по-настоящему тебе важна, это книга о близких тебе людях, о дорогих тебе местах, о важных для тебя вещахто есть о твоей жизни, но разве ты сам можешь когда-либо ее дописать?
Когда мне было двенадцать, ну или где-то около того, я уже точно не помню, мой дед сказал, что пора. День настал, и час пробил.
Мы вышли из дома. Солнечный свет заботливо и жизнерадостно падал сквозь зеленую накидку, наброшенную на нас растущими вокруг деревьями. Мы прошли по тропинке вдоль искрящегося в лучах солнца ручья, потом перешли через него по деревянному мостику без перил и добрались до большого ангара. Дед запрещал мне приближаться к нему, но я все равно снова и снова совершал паломничества к запретному, но такому притягательному строению, ходил вокруг, пытался найти какую-нибудь щелочку, через которую я смог бы увидеть, что же там скрывается. Думаю, дед был в курсе моих разведывательных вылазок, однако особо не переживал по этому поводуведь только у него был ключ.
В этот раз мое любопытство смешивалось с волнением и страхом. Дед понял это и сказал, что, если я буду бояться, ничего не получится. Я снова спросил его, что там. Он сказал, что испытания бывают разные. Мое испытание должно научить меня умению остановки. Однажды это же испытание здесь проходил и мой отец. Наверное, эта новость должна была воодушевить меня, но я почувствовал, как ответственность почти физически придавливает меня к земле. Я почти не помнил отца, но он всегда был для меня какой-то загадочной и великой фигурой, по пути которой я должен пойти и сам. Но если я оступлюсь, то подведу не только себя. Я подведу деда, который тренировал меня и учил всяким штукам, наверное, я подведу каких-то еще людей, о важности которых мне постоянно напоминал дед, но, главное, я подведу отца. Страх не справиться смешался со страхом перед неведомой опасностью самого испытания. Я спросил, что, может быть, стоит лучше прийти сюда завтра. Тогда у меня будет время внутренне подготовиться, и я больше не буду трусить. Дед покачал головой. Когда он занимался со мной, он становился очень суров, дед куда-то пропадал, оставался только учитель. Жизнь не будет спрашивать тебя, когда от тебя потребуется принять какое-то важное решение, готов ли ты, сказал он. Опасность приходит, не сверяясь с календарем, и вне зависимости от того, трусишь ты или нет. Сегодня для меня настал день испытания, к нему нельзя подготовиться, посидев часок на скамейке и собравшись с духом. Но все же он готовил меня. Готовил меня те два года, что мы жили в оазисе. Все тренировкии с тишиной, и с повязкой на глазах, и когда я стоял на шатком столбе, и когда я запоминал слова, которые говорил мне дед, и должен был повторить их в правильной последовательности и с точной интонацией, и когда берег глоток воздуха, опустившись на дно озера, и прочие, прочиевсе они были подготовкой. Но испытание бывает только один раз, сказал дед. И либо ты его пройдешь, либо нет, второго шанса не будет.
Я помню, как, пока он говорил, ему на щеку села муха и стала ползать по его лицу, но он даже не моргнул. Внутриопасность. Настоящая опасность. Если я не справлюсь, он даже может не успеть мне помочь. Поэтому я с самого начала должен рассчитывать только на себя. Остановка.
Мы зашли внутрь и оказались в небольшом помещении. У стены стоял какой-то пульт, покрытый слоем пыли, микрофон и несколько мониторов. Сейчас они были выключены. Я буду наблюдать за тобой, сказал дед. И еще раз напомнил, что вмешиваться он не станет. Я спросил, к чему именно мне готовиться? Он ответил, что я должен готовиться ко всему. Но это же невозможно, возразил я. Правильно, согласился дед. Поэтому мой вопрос бессмысленный. Мне нужно готовиться не к чему-то, что я встречу в следующей комнате, а готовиться к тому, чем я должен буду там стать сам. Остановка.
Он открыл следующую дверь, и через тесный коридор, в конце которого была еще одна дверь, я протиснулся в просторное помещение. Сзади раздался скрип и глухой удар. И еще я услышал, как щелкает замок. Я огляделся. Мне показалось, что я стою просто в большом пустом сарае. Дощатый пол прятался под толстенным ковром пыли. По углам ютилась какая-то рухлядь, обычное дело для сарая. Из окошек на самом верху просачивался мутный свет. Под потолком на каких-то перекладинах крепились большие круглые предметы.
Замри, раздался голос деда откуда-то сверху. Вероятно, там были смонтированы динамики.
Да я никуда и не иду, отозвался я и подумал, слышит ли меня дед. И что дальше?
Молчи, приказал дед. Не двигайся. Ты должен остановиться. Так глубоко, как только сможешь.
Сарай стал наполнять какой-то недружелюбный гул. Он дрожал, пульсировал и становился все громче. Дед приказал мне не двигаться, но я все равно стал оглядываться, пытаясь понять, что же тут происходит.
Замри! рявкнул дед, и я застыл. Но я уже успел увидеть, как вокруг круглых предметов под потолком начинает клубиться черное облако. Это же гнезда, оторопев, осознал я. Облако росло.
Не шевелись и просто послушай меня. Это не обычные осы. Они специально изменены. Модифицированы. Они не нападут на тебя, если ты не будешь шевелиться.
Я мысленно кивнул. С этим я должен справиться. Черное бурлящее облако стало опускаться на меня.
Постарайся успокоить свое сердце, сказал дед. Бег крови по твоему телуэто тоже твое движение. Дыши как можно медленнее.
Мимо меня, в нескольких сантиметрах от моего лица пролетела оса. От ее резкого, злого жужжания по коже побежали мурашки.
Страх входит в тебя через твои глаза. Страх умирает в пустоте. Ты видишь слишком много. Лучше закрой глаза.
Я было опустил веки, но тут же они распахнулись помимо моей воли под напором собравшегося во мне испуга. Осы уже роились прямо вокруг меня, несколько ползали по моей рубашке. Когда жесткие, верткие лапки коснулись кожи на моей шее, я почти закричал.
Замри, сказал я себе. Это испытание, и ты должен его пройти. Сердце бешено стучало в висках. Дыши медленно. Ровно. Я снова закрыл глаза.
Эти осы чувствуют движение твоих мыслей, сообщил голос из динамиков. Ты должен остановить и его.
Дыши медленнее. Еще медленнее. Глубокий вдох колышет твою грудную клетку. Дыши так тихо, как будто бы ты умер. Как будто бы тебя нет.
Я почувствовал, как одна из ос ползет по мочке моего уха, а затем заползает внутрь.
Остановись. Так глубоко, как только сможешь. Осы нет. Уха нет. Тебя нет. Пустота. Только пустота.
Жужжание стало невыносимо громким. Кожей лица и рук я чувствовал, как дрожит воздух от сотен маленьких перепончатых крылышек. Наверное, с десяток насекомых ползали у меня по щекам и шее. Оса, залезшая в ухо, вдруг завозилась там, внезапно я чуть не оглох от звука ее крыльев, жестко забившихся где-то внутри моей головы.
Одна-две могут укусить тебя, предупредил дед. Это не страшно. Но если ты пошевелишься, то на тебя набросится весь рой.
Остановись. Останови свои мысли. Не думай.
Пара ос заползла мне под воротник. Чьи-то лапки стали щекотать мое закрытое веко. Сердце подпрыгнуло. Мне страшно захотелось открыть глаза, страшно захотелось смахнуть со своего лица все это шевелящееся безумие, страшно захотелось бежать, бежать куда? Я вспомнил щелчок дверного замка. Единственный путьвперед. Снова успокоить сердце, выровнять дыхание. Я пустота.
Сердце колотилось и никак не желало успокаиваться. Словно в ответ на это мне в грудь ударила волна из сотни насекомых. Я громко выдохнул от неожиданности, и следующая волна прошлась по моему лицу, царапая, обжигая. Шею слева пронзила сумасшедшая жгучая боль, почти одновременно другая оса ужалила меня в правую руку между средним и указательным пальцами.
Я пустота, мысленно повторял я. Пустота в пустоте. Я пустота в пустоте. Я пустая пустота в пустоте. Ничего нет. Меня нет.
Осы копошатся у меня под рубашкой и заползают за края брючин. Злючая боль укуса прямо под левым глазом. Пустота, пустота, пустота. Внезапно до меня дошло, что, повторяя свою мантру про пустоту, я вовсе не перестаю думать. Вовсе не останавливаю мысли. Вместо того, чтобы стать пустотой, я плотно заполняю ее ее именем. Пустота!
Я рванулся с места, одновременно смахивая руками облепивших мое лицо ос. Впереди была стена, справа стена, слева стена, я побежал назад и стал колотиться в дверь, истошно крича. Огонь множества укусов разом засверлил мое тело. Казалось, что во мне прогрызли множество длинных извилистых нор, и кто-то залил в них чистую боль. Я упал и стал кататься по полу, уже почти ничего не понимая. Уши наполнил мерзкий тоненький писк, от которого голова, как мне показалось, разом выросла вдвое. Возможно, в ответ на этот звук облепивший меня рой дрогнул и стал рассыпаться. Сквозь агонию, буквально сдиравшую с меня кожу, до меня дошел звук открывающейся двери. Сильные жилистые руки деда подняли меня с пола и вынесли наружу. Дверь в ад захлопнулась. Вместе с тем по ту сторону двери остался и мой шанс пройти испытание
Я бы не повел тебя туда, если бы ты был простым пацаном, а не сыном своего отца и своей матери, говорил дед, присев на край моей кровати.
Только что он вколол мне жаропонижающее, обезболивающее и пару еще каких-то лекарств, вероятнее всего, как я думаю сейчас, антигистаминное и, может быть, адреналин. Мое обтянутое бинтами тело лежало само по себе, как вещь, до которой я не могу дотянуться. Вещь, которая при этом причиняет тебе невыносимые страдания. Я мог лишь чуть кивать, что-то сипеть и смотреть одним глазомукус под другим раздулся в огромную болючую шишку. Дед снова был моим дедом, он больше не был учителем. По правде говоря, он уже больше никогда не был моим учителем.
Мир всегда находится в движении, продолжал он. Ты тоже. Но если твоя скорость будет не совпадать со скоростью мира, другие люди начнут тебя недопонимать, затем бояться, затем ненавидеть. Есть два пути. Можно полностью остановиться, остановив движение тела, органов, мысли и чувств, так чтобы ты перестал существовать для мира. Либо можно, напротив, разогнаться так быстро, чтобы мир перестал существовать для тебя. С первым путем ты не справился. Теперь для тебя остается только второй. И если не хочешь, чтобы однажды тебя разорвали на куски какие-нибудь голодные твари, вроде тех, в той комнате, тебе придется когда-нибудь его освоить.
9. Новый год
Энтони предложил Стрэй не брать новых заказов у ее координатора, пока тот не расплатится с ней за доставленный чип. Доколе они на дороге вместе, не было смысла выполнять по две заявки одновременно. Кредиты, которые он получит от своего координатора, Энтони пообещал разделить поровну.
Моторы гудели, дорога сама бросалась им под колеса и вела к заброшенному городу, старое название которого Энтони позабыл. На карте он обозначался ABCT047, просто и безлико. Как правило, Энтони чурался заброшенных больших городов почти также, как обитаемых, однако в этом он когда-то завел один из своих схронов и время от времени сюда наведывался, чтобы пополнить хранящиеся здесь припасы или, наоборот, взять что-то в дорогу. Еще недавно у него было три схрона, расположенных в разных районах пустыни, что позволяло в случае нужды восполнить запасы бензина или воды, не светясь в обитаемых поселениях, а если что, то и залечь на дно и переждать, когда переполох вокруг него уляжется. Рядом с одним из них он даже попытался открыть скважину с неотравленной водой, однако, хотя место было безлюдное, далекое от действующих трасс, ему не повезло, и его навигацию засекли. Пришлось поспешно уходить, оставив все запасы и надежду когда-либо еще туда вернуться. Другой схрон кто-то разорил, по-видимому, случайно на него наткнувшись. Нашли один разнайдут снова, дальше им пользоваться тоже было нельзя. И вот так схрон в заброшенном городе, самый нелюбимый им схрон, остался единственным. Но это ничего, это просто жизнь, сказал он Стрэй, в скором будущем он планирует восстановить сеть схронов. Стрэй рассказала, как слышала недавно, что будто бы собираются запустить первый после Катаклизма спутник, не помешает ли это планам Энтони? Энтони только посмеялся: такие слухи ходят, сколько он себя помнит.
Двухметровый столб, на котором когда-то гордо крепилось название города, был сломан, но вот приветствие от старой Корпорации, исполненное уверенности, которую она могла позволить себе до Катаклизма, было сработано на совесть и все еще вполне разборчиво гласило: «Наши дорогипуть к Вашему благосостоянию». Они ехали по пустым улицам, вдоль которых стояли многоэтажные дома с выбитыми стеклами, то тут, то там встречались полуразвалившиеся машины, одни были аккуратно припаркованы у тротуаров, другие брошены прямо посреди проезжей части. Случалось, Энтони брал старый верный домкрат, разводной ключ, горелку и препарировал эти трупы, надеясь разжиться деталями для ремонта Энжи. Чаще всего его ожидало разочарование: все нужное ему либо уже пришло в негодность, либо было откручено до него. Поэтому лучшим вариантом, конечно, было найти неразоренную ремонтную мастерскую или магазин запчастей, но такая удача выпадала ему крайне редко.
Они остановились у спуска в подземный гараж большого супермаркета, и Энтони вышел, чтобы включить потайной механизм, поднимавший укрепленные ворота. Когда-то он перекрыл спуск на нижние уровни гаража, закрыл и забаррикадировал двери, ведущие в супермаркет, и обустроил себе некоторое подобие временного жилища. Кроме безопасного места для парковки Энжи, это место привлекло его еще и запасами пригодной воды и всяких консервов, хранящихся на чудом нетронутых складах супермаркета, которые он в течении нескольких дней перетаскивал в облюбованное им убежище. Что было плохо в этом схронетак это старые высохшие трупы, то и дело поджидавшие тебя на улицах города. Что творилось в жилых домах, Энтони мог только догадываться. Несколько раз он видел вдалеке мародеров, но сам предпочитал не нарушать вечный покой, воцарившийся в квартирах после того, как их хозяева умерли или покинули их.