С чего бы инженеру водоснабжения давать частные уроки?
Он много чем еще занят помимо инженерного дела. У него уйма талантов. Пишет историю освоения этой долины.
Историю. Я не знал, что у таких мест, как Эстрелла, есть история. Если дадите номер телефона, я свяжусь с сеньором Роблесом. А вы не забудете поговорить с сеньорой Консуэло?
Не забуду. Не сомневаюсь, она не будет против, если вы останетесь, пока не подыщете что-нибудь постоянное. Вам наверняка хочется перебраться в собственный дом.
Не очень. Нас устраивает, как все складывается. Для нас жить по-цыганскивсе еще приключение, правда, Инес?
Инес кивает.
И ребенок доволен. Он учится жизни, даже если не ходит в школу. Есть ли на ферме еще какая-нибудь работа, чтобы я мог воздать вам за доброту?
Разумеется. Работа здесь всегда найдется. Роберта задумчиво умолкает. Вот еще что. Я уверена, вы знаете, что в этом году перепись населения. Переписчикилюди очень тщательные. Они приезжают на каждую ферму, даже на самые дальние. Если вы пытаетесь уклониться от переписиа я этого не утверждаю, вам не удастся, если здесь останетесь.
Мы не пытаемся ни от чего уклониться, говорит он, Симон. Мы не беглецы. Мы всего лишь желаем нашему ребенку лучшего.
На следующий день после обеда к ферме подъезжает грузовик, и с него спрыгивает тучный, краснолицый мужчина. Роберта встречает его и ведет в общежитие.
Сеньор Симон, сеньора Инес, это сеньор Роблес. Я вас оставлю, поговорите о своих делах.
Разговор у них краток. Сеньор Роблес, как он сам сообщает им, любит детей и хорошо с ними ладит. Он с радостью познакомит юного Давида, которого так хвалила сеньора Роберта, с основами математики. Если они согласятся, он будет заезжать на ферму дважды в неделюдавать мальчику урок. Никакой платы ни в каком виде он не примет. Общение с юным живым умом будет ему достаточной наградой. Сам он, увы, бездетен. Его жена ушла в мир иной, и он один в этом мире. Если среди детей сборщиков кто-то еще пожелает примкнуть к урокам с Давидом, сеньор Роблес будет рад. Родителисеньора Инес и сеньор Симонтоже, конечно, могут присутствовать на занятиях, само собой.
А вам не скучно будет преподавать азы математики? спрашивает он, Симон, родитель.
Разумеется, нет, говорит сеньор Роблес. Для истинного математика основы наукисамая интересная часть, и обучение юных умов основамсамое дерзкое начинание; дерзкое и благодарное.
Они с Инес рассказывают о предложении сеньора Роблеса нескольким сборщикам на ферме, но когда подходит время первого занятия, присутствуют лишь Давидединственный ученик, и он, Симон, единственный родитель.
Мы знаем, что такое «один», говорит сеньор Роблес, начиная урок, а вот что такое «два»? Таков интересующий нас сегодня вопрос.
День стоит теплый и безветренный. Они сидят под тенистым деревом у общежития, за столомсеньор Роблес напротив Давида, он, Симон, тоже сбоку, скромно, с Боливаром у ног.
Сеньор Роблес достает из нагрудного кармана две авторучки и кладет их рядом на столе. Из другого кармана извлекает маленькую склянку, вытрясает из нее две белые пилюли и кладет их рядом с авторучками.
Что общего между этими удерживает ладонь над авторучками, и этими ладонь над пилюлями, молодой человек?
Мальчик молчит.
Не обращая внимания на их отношение к письму или медицине, рассматривая их просто как предметынет ли некоего качества, которое и у этого, он отодвигает авторучки слегка вправо, и у этого, отодвигает пилюли чуть левее, общее? Какого-нибудь качества, которое делает их похожими?
Это две авторучки и две пилюли, говорит мальчик.
Хорошо! говорит сеньор Роблес.
Две пилюли одинаковые, а две авторучкинет, потому что одна синяя, а вторая красная.
Но их по-прежнему две, правда? Так что же за качество у пилюль и авторучек общее?
Что их по две. Две авторучки и две пилюли. Но это разные две.
Сеньор Роблес бросает на него, Симона, раздраженный взгляд. Достает из кармана еще одну ручку и одну пилюлю. Теперь на столе три авторучки и три пилюли.
А что общего у этих ладонь над авторучками, и у этих? ладонь над пилюлями.
Что их по три, говорит мальчик. Но это не одни и те же три, потому что авторучкиразные.
Сеньор Роблес не обращает внимания на это уточнение.
Но им не обязательно быть авторучками или пилюлями, верно? Я мог бы запросто заменить авторучки апельсинами, а пилюлияблоками, ответ вышел бы тот же: их по три. Три слеваапельсиныимеют общее свойство с тремя справас яблоками. В каждом наборепо три. Итак, что мы узнали? И, не успевает мальчик ответить, сообщает ему, что́ они узнали: Мы узнали, что три не зависит от того, что́ входит в набор, будь то яблоки, апельсины, авторучки или пилюли. Трисвойство, которое для всех этих наборов общее. И, тут он убирает одну авторучку и одну пилюлю, трине то же самое, что два, потому что, он раскрывает ладонь, а в нейисчезнувшая авторучка, исчезнувшая пилюля, я вычел по одному предмету из каждого набора. Так что же мы узнали? Мы узнали о том, что такое «два» и что такое «три», и в точности так же можем разобраться, что такое «четыре», «пять» и так далее до сотни, или до тысячи, или до миллиона. Мы поняли кое-что о числах, а именно: любое числонаименование свойства, общего для определенных наборов предметов в мире.
До миллиона миллионов, говорит мальчик.
До миллиона миллионови далее, соглашается сеньор Роблес.
До звезд, говорит мальчик.
До числа звезд, соглашается сеньор Роблес, которое вполне может быть бесконечным, этого мы пока не знаем наверняка. Итак, чего мы достигли на первом занятии? Мы выяснили, что такое «число», а также нашли способ счетаодин, два, три и так далееспособ переходить от одного числа к другому в определенном порядке. Давай подытожим. Скажи мне, Давид, что такое «два»?
Дваэто когда на столе две авторучки, или две пилюли, или два яблока, или два апельсина.
Да, хорошо, почти точно, но не вполне. Дваэто их общее свойство, и яблок, и апельсинов, и любых других предметов.
Но они должны быть твердые, говорит мальчик. Мягкими они быть не могут.
Это могут быть и твердые, и мягкие предметы. Любые предметы на свете годятся, без всяких ограничений, если их больше одного. Это важно. Любой предмет на свете подчиняется арифметике. Более тоголюбой предмет во вселенной.
Но не вода. Или рвота.
Водане предмет. Стакан водыпредмет, но вода сама по себенет. Можно сказать иначе: воданесчетная. Как воздух или земля. Воздух и земля тоже несчетные. Но можно посчитать ведра земли или канистры воздуха.
Это хорошо? спрашивает мальчик.
Сеньор Роблес возвращает авторучки в карман, складывает пилюли обратно в склянку и обращается к нему, Симону.
В следующий раз приеду в четверг, говорит он. Перейдем к сложению и вычитаниюкак нам объединить наборы, чтобы получилась сумма, или убрать составляющие набор части и посчитать разницу. А пока пусть ваш сын поупражняется в счете.
Я уже умею считать, говорит мальчик. Я могу досчитать до миллиона. Я сам научился.
Сеньор Роблес встает из-за стола.
Кто угодно может досчитать до миллиона, говорит он. Важно понимать, что такое числа на самом деле. Чтобы иметь крепкую основу знания.
Вы уверены, что не останетесь? спрашивает он, Симон. Инес заваривает чай.
Увы, у меня нет времени, говорит сеньор Роблес и уезжает в облаке пыли.
Инес возникает с чайным подносом.
Уехал? говорит она. Я думала, останется на чай. Очень короткий урок получился. Как все прошло?
Он в следующий раз будет в четверг, говорит мальчик. Займемся четырьмя. Сегодня занимались двумя и тремя.
Не вечно ли вам в таком случае заниматься, если вы разбираете по одному числу за раз? говорит Инес. Побыстрее нет способа?
Сеньор Роблес хочет, чтобы основа знания была крепкой, говорит он, Симон. Когда основы окажутся крепко заложены, мы будем готовы возвести на них чертоги нашего математического знания.
Что такое «чертоги»?
Чертогиэто такое здание. Эти конкретные чертоги будут, как мне кажется, иметь вид башни, тянущейся высоко в небо. Постройка башен требует времени. Нужно запастись терпением.
Ему достаточно научиться складывать, говорит Инес, чтобы не быть в жизни ущербным. Зачем ему быть математиком?
Молчание.
Что скажешь, Давид? говорит он, Симон. Хочешь дальше заниматься? Ты узнал что-то новое?
Я уже знаю про четыре, говорит мальчик. Я знаю все числа. Я говорил, но вы не слушаете.
Думаю, надо отказаться от занятий, говорит Инес. Пустая трата времени. Поищем еще кого-нибудь, чтоб учил, кого-то, кто может научить складывать.
Он сообщает эту весть Роберте («Какая жалость! говорит она. Но родителивы, вам виднее») и звонит сеньору Роблесу.
Мы вам бесконечно признательны, сеньор Роблес, за вашу щедрость и терпение, но мы с Инес думаем, что мальчику нужно что-то попроще, что-нибудь более практическое.
Математика не проста, говорит сеньор Роблес.
Математика не проста, согласен, но мы и не собирались делать из Давида математика. Мы просто не хотим, чтобы ему пришлось разбираться с последствиями того, что он не ходил в школу. Мы хотим, чтобы он уверенно обращался с числами.
Сеньор Симон, я видел вашего сына лишь единожды, я не психолог, у меня инженерное образование, но кое-что я вам все же сказать могу. Подозреваю, что юный Давид, возможно, страдает от того, что называется расстройством познавательной функции. Это означает, что ему не хватает определенной умственной способности, в данном случаеспособности классифицировать предметы на основании их сходства. Эта способность дается нам, обычным людям, так естественно, что мы едва ее замечаем. Это способность видеть предметы как составляющие классов, и она делает возможным сам язык, речь. Нам нет нужды видеть каждое дерево как отдельную сущность, как это устроено у животных, мы способны рассматривать дерево как представителя класса деревьев. Поэтому же возможна и математика.
Почему я заговорил о классификации? Потому, что в некоторых редких случаях эта способность слабаили ее нет. Таким людям всегда трудно с математикой и языком абстракций в целом. Подозреваю, что ваш сынкак раз такой человек.
Зачем вы мне все это говорите, сеньор Роблес?
Затем, что, по моему мнению, вы обязаны разобраться в этом как следуетради вашего мальчика, после чего, вероятно, найти ему подходящую форму обучения. Я бы настоятельно советовал вам назначить встречу с психологомжелательно со специалистом по расстройствам познавательной функции. Департамент образования сможет предоставить вам необходимые сведения.
Подобрать подходящую форму образованияв каком смысле?
Попросту говоря, я вот о чем: если ему так и не удастся разобраться с числами и абстрактными понятиями, ему, вероятно, лучше будет, к примеру, отправиться в ремесленную школу, где он обучится полезным практическим навыкамк примеру, слесарному или плотницкому делу. Вот и все. Я взял на заметку, что вы хотите прекратить наши занятия математикой, и с вашим решением согласен. Думаю, оно разумно. Желаю вам, вашей жене и сыну счастливого будущего. Спокойной ночи.
Я потолковал с сеньором Роблесом, говорит он Инес. Я отменил занятия. Он считает, что Давид должен пойти в ремесленную школу и выучиться на слесаря.
Вот бы сюда этого сеньора Роблеса, я б ему врезала по лицу, говорит Инес. Он мне сразу не понравился.
На следующий день он едет в глубь долины к сеньору Роблесу и оставляет у задней двери литр фермерского оливкового маслас запиской. «Спасибо вам от Давида и его родителей», гласит записка.
Затем у них с мальчиком происходит серьезный разговор.
Если мы найдем тебе другого учителя, кого-то, кто выучит тебя простому сложению, а не математике, ты будешь слушать? Будешь делать, что тебе говорят?
Я сеньора Роблеса слушал.
Ты прекрасно знаешь, что сеньора Роблеса ты не слушал. Ты подрывал его авторитет. Ты над ним насмехался. Ты говорил глупостиумышленно. Сеньор Роблесумный человек. У него ученая степень в инженерном деле, университетская. Ты мог бы у него поучиться, но решил подурачиться.
Я не дурачился, это сеньор Роблес дурачился. Я уже умею складывать. Семь и девять будет шестнадцать. Семь и шестнадцать будет двадцать три.
Тогда чего ты не показал ему, как умеешь складывать, когда он тут был?
Потому что, если по его, нужно сначала сделаться маленьким. Нужно сделаться маленьким, как горошина, а потом маленьким, как горошина в горошине, а потом как горошина в горошине в горошине. И тогда можно разбираться с его числами, когда ты маленький-малюсенький-малюсенький-малюсенький-премалюсенький.
И зачем же быть таким маленьким, чтобы разбираться с его числами?
Потому что его числаненастоящие.
Ну вот лучше б ты ему это все объяснил, а не дурачился и не раздражал его; ты его оттолкнул от себя.
Глава 4
Идут дни, ветрами задувает зима. Бенги и его семья отбывают. Роберта предлагает отвезти их на станцию, где они смогут сесть в автобус на север и поискать работу на фермах среди великих равнин. Майте с сестрами, облаченные в одинаковые наряды, заглядывают попрощаться. У Майте для Давида подарок: маленькая коробочка, которую она сделала из жесткого картона, довольно изящно разрисованная орнаментами из цветов и лоз.
Это тебе, говорит она. Давид бесцеремонно и без всякой благодарности принимает коробочку. Майте подставляет щеку для поцелуя. Давид прикидывается, что не заметил. Устыженная Майте убегает. Даже Инес, которой девочка не нравится, задета ее огорчением.
Почему ты так жестоко обошелся с Майте? сурово спрашивает он, Симон. А если вы больше никогда не увидитесь? Зачем ей такое скверное воспоминание о тебе на всю оставшуюся жизнь?
Мне нельзя спрашивать тебя, значит, тебе нельзя спрашивать меня, говорит мальчик.
Спрашивать тебя о чем?
Спрашивать меня зачем.
Он, Симон, растерянно качает головой.
В тот вечер Инес находит коробочку в мусоре.
Они хотят узнать побольше об АкадемияхПения и Танца, но Роберта, кажется, обо всем забыла. Мальчик же, судя по всему, совершенно счастлив сам по себе, снует по собственным делам или сидит у себя на койке, зачитавшись своей книжкой. Но Боливар, который поначалу участвовал во всех его делах, теперь предпочитает оставаться домаспать.
Мальчик жалуется на Боливара.
Боливар меня больше не любит, говорит он.
Он любит тебя, как и прежде, говорит Инес. Он просто уже не так молод. Ему уже не в радость носиться весь день, как тебе. Он устает.
Год для собакивсе равно что семь лет для нас, говорит он, Симон. Боливар теперьсредних лет.
Когда он умрет?
Не скоро. У него впереди еще долгие годы.
Но он умрет?
Да, он умрет. Собаки умирают. Они такие же смертные, как и мы. Если хочешь питомца, который проживет дольше тебя, заводи слона или кита.
В тот же день он рубит дроватакую он взял на себя работу, и мальчик приходит к нему со свежей мыслью.
Симон, ты видел большую машину в сарае? Можно положить в нее оливки и сделать масло?
Не думаю, что получится, мой мальчик. Мы с тобой недостаточно сильные, чтобы крутить колеса. В давние времена для этого использовали вола. Привязывали его к столбу, и он ходил кругамикрутил колеса.
И они потом давали ему попить масла?
Если он хотел оливкового масла, ему давали масло. Но обычно волы не пьют оливковое масло. Оно им не нравится.
А он давал им молоко?
Нет, молоко дают коровы, а не волы. Волу нечего дать, кроме своего труда. Он ворочает оливковый пресс или таскает плуг. За это мы его защищаем. Мы защищаем его от его враговот львов и тигров, которые хотят его убить.
А кто защищает львов и тигров?
Никто. Львы и тигры не желают на нас работать, и мы их поэтому не защищаем. Им приходится защищаться самим.
Здесь есть львы и тигры?
Нет. Ушли их времена. Львы и тигры исчезли. В прошлом. Если хочешь львов и тигров, нужно искать их в книгах. Волов тоже. Дни волов почти сочтены. Ныне работу за нас делают машины.