Бич Божий
Посвящается моей матери и памяти моего отца.
Благодаря им я некогда прочёл детскую книжку
с описанием битвы на Каталаунских полях.
С тех пор во мне никогда не угасал интерес к истории.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА ИСТОРИЧЕСКОЙ ДРАМЫ
РИМЛЯНЕ И ИХ БЛИЖАЙШИЕ СОРАТНИКИ
Ионас Алабандамолодой римлянин, член имперского посольства, историк и писец
Планапленная римская девушка
Зеркокарлик-шут, ставший другом Ионаса
Юлияжена Зерко
Аэцийримский военачальник
Валентиниан IIIимператор Западной Римской империи
Галла Плацидиямать Валентиниана
Гонориясестра Валентиниана
Гиацинтевнух Гонории
Феодосий II император Восточной Римской империи
Хризафийего министр-евнух
Максиминпосол, отправленный к Аттиле
Бигиласпереводчик и участник заговора
Рустицийпереводчик
Анианепископ и (когда ему это было нужно) отшельник
ГУННЫ
Аттилапредводитель гуннов
Скилламолодой гуннский воин, полюбивший Илану
Эдекодядя Скиллы и полководец Аттилы
Суеккажена Эдеко
Евдоксийгреческий лекарь и шпион Аттилы
Керкапервая жена Аттилы
Эллак, Денгизих и Эрнаксыновья Аттилы от разных жён
Онегезримлянин, ставший военачальником у Аттилы
ГЕРМАНЦЫ
Гуэрннапленница, как и Илана
Теодорихкороль вестготов
Бертадочь Теодориха
Гейзерихкороль вандалов
Сангибанкороль аланов
Анткороль франков
ВСТУПЛЕНИЕ
Через триста семьдесят пять лет после рождения Спасителя мир по-прежнему был единым. Наша Римская империя выстояла и продолжала существовать, как существовала уже тысячу лет, простираясь от холодных болот Британии до зыбучих аравийских песков, от верховьев Евфрата до атлантического побережья Северной Африки. Границы Рима неоднократно пытались перейти кельты и германцы, персы и скифы, однако с помощью железа и крови, обмана и золота поток завоевателей удавалось повернуть вспять. Так было и в 376 году н. э., и казалось, что так должно быть всегда.
Как бы я хотел быть уверенным в завтрашнем дне!
Ноя, Ионас Алабанда,историк, дипломат и солдат поневолемогу лишь представить себе легендарную стабильность старой империи, подобно тому как слушающие рассказы моряка представляют себе дальний и туманный берег.
На мою долю выпало жить в куда более трудные времена и быть знакомым с сильными мира сего, из-за чего я не раз попадал в смертельно опасное положение.
В этой книге я подробно изложу события, которые мне посчастливилось или не посчастливилось видеть своими глазами, однако их предпосылки следует искать в недавнем прошлом.
В том самом 376 году, более чем за полвека до моего рождения, до нас дошли первые слухи о буре, навсегда изменившей мир.
* * *
Тогда, по свидетельствам историков, в империи впервые услышали о гуннах.
Не стану говорить о своём детстве или семье и ограничусь лишь основными фактами. Я уроженец Восточной Римской империи, свободно изъясняюсь по-гречески, разбираюсь в философии и привык к жаркому солнцу... Вырос я в Константинополе, городе, основанном Константином Великим на Босфоре для того, чтобы из второй столицы легче было управлять огромной империей. На этом перекрёстке Европы и Азии, где Чёрное море соединяется со Средиземным, появился Новый Римглавный стратегический пункт древней Византии. Подобное разделение дало Риму двух императоров, два сената и две культуры: латинскую, западную, и греческую, восточную. Однако римские войска по-прежнему маршировали по просторам империи, поддерживая порядок в обеих её половинах, а законы Запада и Востока были согласованы, унифицированы и в равной мере соблюдались всеми жителями.
Средиземное море оставалось римским «озером», и здания в римском стиле, римские монеты, форумы, крепости и соборы можно было встретить от Нила до Темзы. Христианство заменило все остальные религии, а латыньвсе прочие языки. Наш континент ещё не знал столь долгого периода относительного мира, стабильности и единства.
Такому уже не бывать.
Дунайвеличайшая река Европы, берущая начало у подножия Альп и текущая на восток, растянувшись почти на восемьсот миль, до впадения в Чёрное море. В 376 году её протяжённости соответствовала основная часть северных границ империи. В то лето в римских гарнизонах на постах вдоль реки впервые услышали вести о войне и последовавшей за ней миграции варварских племён.
Некая новая страшная угроза, не имеющая аналогов в истории, сорвала тысячи людей с насиженных мест и заставила их потоками устремиться на запад. Вскоре туда потянулись целые племена. Беженцы с ужасом рассказывали об изгнавшей их орде и описывали уродливых, смуглых и вонючих воинов, одетых в шкуры, порой гниющие у них на спинах. Эти варвары не страшились ни голода, ни жажды, пили кровь своих лошадей и питались сырым мясом, хранившимся у них под сёдлами.
Эти новые завоеватели появились безмолвно, как ветер, они убивали своих жертв из мощных луков с немыслимо дальних расстояний, не щадили никого, кто пытался им противодействовать, а затем галопом уносились прочь, прежде чем им могли оказать достойное сопротивление. Они презирали любые надёжные укрытия, сжигали всё на своём пути и большую часть времени жили под открытым небом. Их «города» состояли из войлочных палаток, а дорогами служила голая степь без единой тропы. Они проезжали по травянистым лугам в тяжёлых повозках, доверху груженных награбленной добычей, а повозки эти тащили запряжённые рабы. Язык варваров был грубым и гортанным.
Они называли себя гуннами.
* * *
Разумеется, все эти новости преувеличены, уверяли друг друга стражи на границах. Разумеется, факты смешаны со слухами. За долгие века Рим приобрёл опыт общения с варварами и знал, что, невзирая на личное мужество, подобные захватчикиникудышные тактики и ещё худшие стратеги. Грозных врагов всегда можно превратить в ценных союзников. Разве не стали некогда сеявшие страх германцы за минувшие столетия настоящим оплотом римской армии на Западе? Разве не подействовала цивилизация на некогда диких кельтов? Гонцы, возвращавшиеся в Рим и Константинополь, докладывали, что на землях за Дунаем творится нечто непостижимое, но опасность по-прежнему оставалась неясной.
Постепенно слухи сменились потоком беженцев.
Четверть миллиона человек из германского племени готов добрались до северного берега реки в поисках убежища от гуннских мародёров. Мои римские предки не могли остановить их переселение мирными способами, но не желали и воевать, так что они нехотя позволили готам переправиться на южный берег. Они надеялись, что прибывших, подобно многим племенам до них, можно будет без применения силы поселить на отведённой для них территории и они станут новыми союзниками империи, как поступили непокорные, но расчётливые франки. В этом случае у нас появился бы ещё один бастион против загадочной степной орды.
Однако при всей своей целесообразности эта надежда оказалась тщетной. Готы были горды и независимы. Они не хотели подчиняться. А мы, цивилизованные люди, в сравнении с ними выглядели изнеженными, нерешительными и слабыми. Римляне и готы вскоре рассорились. Беженцам продавали собачье мясо, а они в ответ крали скот. Готы превратились в грабителей, а затем в настоящих захватчиков. И 9 августа 378 г. н. э. император Восточной Римской империи Валент вступил в бой с готами за городом Адрианополем, всего в ста пятидесяти милях от Константинополя. Численность войск была равной, и мы, римляне, не сомневались в победе. Однако наша кавалерия обратилась в бегство, наша пехота запаниковала, и, окружённые всадниками-готами, наши солдаты сбились в столь плотную кучу, что не могли поднять щиты, обороняясь от противников. Валент и его армия потерпели поражение, и эта битва стала самой масштабной римской военной катастрофой со времён Ганнибала, разбившего римлян при Каннах почти шесть столетий назад.
Был создан зловещий прецедент: варвары смогли разгромить римскую армию. В сущности, римлян сумели победить варвары, бежавшие от других, ещё более грозных варваров.
Вскоре положение совсем ухудшилось.
Готы начали свободно перемещаться из одной провинции империи в другую, и их десятилетиями не удавалось остановить. А гунны тем временем опустошили равнины вдоль Дуная и двинулись на восток, разграбив Армению, Каппадокию и Сирию. Целые варварские народы покинули родные края, и вскоре некоторые бежавшие племена столпились у берегов Рейна. Когда в последний день 406 года река основательно промёрзла и покрылась льдом, вандалы, аланы, свевы и бургунды перешли её и устремились в Галлию. Варвары вторглись на юг, сжигая, убивая, грабя и насилуя всех, кто попадался им на пути. Это была оргия жестокости, и людям моего поколения рассказывали в детстве жуткие и захватывающие истории о тех событиях. Так, например, одна римлянка зажарила и съела четырёх своих детей, объяснив властям, что надеялась спасти этой жертвой остальных. Соседи до смерти забили её камнями.
Захватчики пересекли Пиренеи и вторглись в Испанию, а после перебрались в Африку через Гибралтар. Святой Августин умер во время осады его родного североафриканского города Хиппо. Британия была отрезана от империи и потеряна навсегда. Готы по-прежнему искали себе пристанище и, очутившись в Италии, в 410 году потрясли мир грабежом самого Вечного города. И хотя их изгнали через три дня после этого события, римляне, да и все жители империи ощутили, что мировая столица больше не является неприкосновенной.
Варвары начали обживать новые земли и управлять большими территориями в Западной Европе. Неспособные противостоять завоевателям и отчаявшиеся западные императоры старались подкупить вождей племён, ограничить их власть теми или иными регионами и натравить одних варваров на других. Однако императорский двор в Риме не мог гарантировать даже собственную безопасность и переехал сначала в Милан, а затем в Равенну, римскую морскую базу на заболоченных берегах Адриатического моря. Вестготы к тому времени уже заняли Юго-Западную Галлию и Испанию, бургунды овладели Восточной Галлией, аланыдолиной реки Луары, а вандалы обосновались в Северной Африке. Языческая религия варваров всё чаще смешивалась с христианством, покидая густые чащи старых суеверий. В Европе стали распространяться христианские ересизакономерные последствия этого сочетания с язычеством. Новые дороги не строились, а старые пришли в упадок и начали разрушаться, преступность росла, налоги перестали платить, некоторые блестящие умы своего времени удалились в монастырь... и всё-таки непрочный союз римлян и варваров существовал, а жизнь продолжалась. Константинополь и Восток по-прежнему процветали. В Равенне выстроили новые дворцы и церкви. Римские гарнизоны пополнялись солдатами, потому что иной альтернативы просто не было. Да и как могло не быть Рима? Медленный крах цивилизации казался в равной мере невообразимым и неотвратимым.
Однако военная мощь гуннов всё увеличивалась.
То, что в четвёртом столетии представлялось загадочным слухом, в следующем веке превратилось в мрачную и пугающую реальность. Как только гунны вторглись в Европу и заняли местность, которую стали называть Хунугури, они объявили соседние племена своими подданными и создали новую, грозную, зловещую империю. Гунны не умели строить, презирали любые технологии и полагались на ловкие руки и смекалку порабощённых народов. Их набеги сопровождались грабежами, и они взимали обильную дань с побеждённых, оплачивая ею услуги наёмников. Только так и могло существовать их сообщество. Клонившийся к упадку Рим задыхался под тяжестью своих проблем и в конце концов решил нанять гуннов для подавления других племён на подвластной ему территории. С помощью излюбленной доктрины «разделяй и властвуй» он надеялся отодвинуть момент собственного краха. А гунны воспользовались римскими деньгами для привлечения новых союзников и укрепления своих позиций. В 443 и 447 годах они совершили набеги на восточную половину империи и стёрли с лица земли более сотни балканских городов. И пока три кольца громадной стены Константинополя продолжали сдерживать их натиск, мы, византийцы, считали необходимым выплачивать гуннам дань как гарантию унизительного и опасного перемирия.
К середине пятого века, когда я достиг совершеннолетия, империя гуннов уже простиралась от реки Эльбы в Германии до Каспийского моря и от северной части Дуная до Балтики. Их вождь, обосновавшийся в Хунугури, сделался самым могущественным монархом в Европе. Одного его слова было достаточно, чтобы собрать сотни тысяч грозных воинов, каких ещё не знал мир. И завербовать другие сотни тысяч из числа покорённых народов. Его слово было законом, он не знал ни одного поражения, а его жёны и сыновья трепетали от страха в его присутствии.
Его звали Аттилой.
Далее последует правдивый рассказ о его и моей жизни, записанный со слов хорошо знакомых мне людей. В тех случаях, когда мне довелось участвовать в описываемых событиях, это будет повествование от первого лица. Я решился описать происшедшее, чтобы мои дети смогли понять, почему я взялся за перо в столь странные времена и почему нашёл себе приют на крохотном острове, вдали от родных мест, со столь необыкновенной женой.
Часть 1ПОСОЛЬСТВО К ATTИЛЕ
Глава 1БРАТ И СЕСТРА
Равенна, 449 г. н. э.
Моя сестрараспутная женщина, епископ. Она взбалмошна, глупа, и мы должны спасти её от самой себя,изрёк император Западной Римской империи.
Его звали Валентинианом III, и его характер наглядно свидетельствовал о вырождении династии. Обладавший весьма заурядным умом, он не выказывал ни боевой отваги, ни интереса к управлению огромной империей. Валентиниан предпочитал проводить время в праздности, любил спорт и всевозможные развлечения. Иногда он приглашал к себе чародеев, прорицателей и куртизанок или же соблазнял жён сенаторов, радуясь, что смог наставить рога их мужьям. Он и сам понимал, что его способности не идут ни в какое сравнение с талантами предков, и это тайное осознание собственной «второсортности» пробуждало в нём обиду и страх. Ему вечно казалось, что злобные и завистливые мужчины и женщины постоянно пытаются опутать его сетями заговора.
Неудивительно, что и сегодня он привёл прелата как свидетеля предстоящей расправы, поскольку нуждался в одобрении со стороны церкви. Мнительный Валентиниан всегда полагался на мнения других людей, для того чтобы поверить в себя.
Император принялся убеждать епископа, доказывая, что его родной сестре Гонории необходимо понять следующее: она не найдёт защитников ни среди мирян, ни в церкви. Да и кто станет её защищать, если она спуталась со слугой, точно кухонная шлюха? Какой сюрприз для всех врагов империи, просто бесценный подарок!
Я спасаю мою сестру от суда, которому она как изменница подверглась бы в нашем, земном, мире, а также от вечного проклятия в ином, загробном.
Любое заблудшее дитя можно спасти, цезарь,заверил его епископ Мило.
Он согласился участвовать в этом балагане, потому что нуждался в деньгах для строительства нового собора в Равенне. Впрочем, в деньгах нуждался не только епископ, но и его покровительницаковарная Галла Плацидия, мать императора и взбалмошной принцессы. Оба полагали, что выстроенная церковь поможет им вознестись на небеса. Безрассудство дочери смутило Плацидию и перепугало Валентиниана, поэтому последний был готов щедро вознаградить церковь за поддержку средствами из государственной казны. Епископ всегда считал, что пути Господни таинственны и неисповедимы. Плацидия же просто утверждала, что её и Божьи желания едины.
Все были уверены в том, что император находится в далёком, приходящем в упадок Риме, проводит совещания с сенаторами, принимает послов, ездит на охоту и уделяет время общественной деятельности. Однако вместо этого он без устали скакал четыре ночи в сопровождении дюжины солдат, специально отобранных управляющим двором Гераклием в Равенну. Никто, кроме них, не знал о его возвращении. Планы Гонории нужно было пресечь в корне и нанести ей упреждающий удар. Шпионы Гераклия донесли, что сестра императора не просто спала со слугой из её дворцабесшабашным глупцом по имени Евгений, но и подстрекала его убить своего брата и захватить власть! Соответствуют ли эти сведения истине? Не секрет, что Гонория считала брата человеком праздным и недалёким. Она полагала, что сумеет стать лучшей правительницей, руководя империей в традициях их энергичной матери. А теперь, продолжали наушники, она решила посадить своего любовника на трон, чтобы сделаться императрицей. Конечно, это были слухи, но в них явно была доля правды. Тщеславная Гонория никогда не любила родного брата. Если Валентиниану удастся застать её в постели у любовником, он докажет её аморальность, а быть может, и готовность к измене. В любом случае, у него возникнет предлог поскорее выдать её замуж и избавиться от «паршивой овцы».