Иногда вдали можно было заметить завесы дыма, и Онегез объяснил, что варвары поджигают траву, для того чтобы местность хорошо просматривалась в обе стороны. В степи паслись громадные конские табуны, хватало и прочего скота, мирно жевавшего траву и казавшегося бесхозным. Однако воины могли легко определить на глаз, какому племени принадлежит то или иное стадо: вот этогепидам, другоеготам, а третьескирам. Нам больше не встречались здания в римском стиле с черепичными крышами и отштукатуренными стенами: они давно уступили место селениям с глинобитными хижинами, скреплёнными прутьями, или деревянным избам. Из труб струился дымок, пропитанный новыми и незнакомыми запахами.
Максимин сверился с картами и перечитал сообщения путешественников. Он сказал, что мы добрались до огромного степного бассейна между двумя горными массивамиАльпами на западе и Карпатами на востоке. «Хунугуриих обетованная земля,поделился он с нами своими размышлениями.Вы, наверное, думаете, что гунны хотят отвоевать себе иные, плодородные, края, обосноваться там и успокоиться. Боюсь, что и это их не остановит, поскольку в этом случае их станет больше и они опять разобьются на племена. Здесь им не хватает травы, вот они и совершают набеги».
Наша дипломатическая партия целыми днями была предоставлена самой себе, и никто не мешал нам осматривать окрестные селения, не заходя в дома. Однако на пятые сутки после переправы через Дунай капризы погоды дали нам возможность изведать вкус гуннского гостеприимства и лучше узнать этих варваров.
День был сырой и влажный, а небо на западе затянули тяжёлые желтоватые облака. Когда мы разбили лагерь на берегу большого озера, тёмная туча закрыла солнце и проплывавшие рядом с нею облака сделались какими-то зловещимис широкими и плоскими верхушками, словно у наковален. В их чёрных основаниях сверкнули яркие вспышки молний.
Я впервые увидел, как растерялись гунны. Они не боялись людей, но испугались раскатов грома.
Чёртова погода,пробормотал Эдеко.
Онегез, к моему удивлению, торопливо перекрестился. Неужели этот предатель римлянин по-прежнему верит в Христа? Ураган с воем пронёсся над озером, вода покрылась серой рябью, а волны с грохотом ударились о берег, оставив на нём клочья пены.
Давайте вернёмся в палатки,предложил Максимин.
Эдеко покачал головой и смерил его беглым взглядом.
Мы останемся с нашими конями.
С ними ничего не случится.
Мне не нравятся ваши норки из холста.
На землю уже упали первые крупные капли дождя, и мы расстались с гуннами.
Раньше я считал, что у них собачий нюх, но, видимо, это не так,заметил Рустиций.
И правда, не успели мы забраться внутрь, как плотно натянутая ткань палатки громко зашуршала под порывами шквального ветра. Полил дождь, и палатка задрожала от его сильных струй.
Слава богу, что у нас есть убежище,проговорил Максимин, посмотрев на холстину, по которой барабанили капли дождя. Ветер не утихал, и ткань по-прежнему шелестела. Шесты, поддерживающие палатки, накренились.
Здесь на берегу негде укрыться от ветра,неизвестно почему пояснил Бигилас.
Послышались мощные раскаты грома, и нас едва не оглушило их эхо. В воздухе запахло металлом.
Ливень скоро пройдёт,с надеждой произнёс Рустиций.
Но стоило ему закончить фразу, как с неба обрушилась целая стена дождя, наша палатка зашаталась и упала, а оборвавшиеся верёвки и колья разлетелись в разные стороны. Высокие шесты раскололись пополам. Мы попали в ловушку, как и опасался Эдеко. Складки холстины хлестали нас, точно плети, но нам всё же удалось подкрасться к выходу.
Сюда, сюда, здесь есть отверстие,позвал нас Максимин, и мы не без труда выбрались наружу, в кромешную тьму с завывающим ветром.
А где гунны?еле выдохнул сенатор сквозь этот ураганный вой.
Они нас бросили!воскликнул Бигилас. И верно, ни их самих, ни лошадей нигде не было видно.
Что же нам теперь делать?встревожился я.
Волны бились о берег озера, как океанский прибой, разбрызгивая пену.
В двух милях отсюда есть селение,припомнил Рустиций.
Скажите рабам, чтобы они охраняли наши палатки и багаж,прокричал Максимин.А мы поищем приют в этом селении.
Мы двинулись вдоль берега, крепко держась друг за друга, и наконец заметили россыпь деревянных хижин. Подойдя поближе, мы начали стучать в двери, обращаясь к хозяевам по-гуннски и прося нам помочь. Вскоре перед нами открылась дверь самого большого дома.
Мы, спотыкаясь, вошли внутрь и, как только глаза привыкли к яркому свету, увидели нашу спасительницу. Это была тонкая высохшая гуннская женщина средних лет с печальными, но яркими глазами.
А, римляне,сказала она по-гуннски.Я приметила вас, когда мимо прошёл ваш караван, и подумала: наверное, мы ещё встретимся. А потом поднялся этот ураган. Эдеко обходит меня стороной, но теперь он непременно явится.
Мы потеряли его из виду,сообщил Бигилас.
Или они потеряли вас из виду. Они станут вас искать и спросят меня.
Неужели эта женщина живёт одна?шепнул мне на ухо Максимин.
Он хочет узнать, где ваш муж,не слишком точно перевёл я его вопрос.
Мой муж умер. И сейчас я, Аника, являюсь главой селения. Проходите и устраивайтесь у огня, а я зажгу побольше ламп. Садитесь, вот вам мясо, кумыс и камон.
* * *
Я промок, проголодался, и во рту у меня пересохло от жажды, так что я залпом осушил чашу с камоном. Хозяйка пояснила, что эту тёмную и пенистую жидкость варили из ячменя. Конечно, в сравнении со сладким вином камон был кисловат, но питателен и хорошо согревал. Немного погодя хижина предстала передо мной, словно окутанная нежной дымкой, и я решил, что деревянная резьба придаёт обширной комнате особый уют. Прежде жилища варваров казались мне примитивными и безвкусными, но обстановка в доме Аники заставила меня в этом усомниться. В очаге потрескивали поленья, ветер за окнами понемногу утихал, и его порывы сменились шипением соломы на крыше. Пол был покрыт тростником, на стенах висели домотканые покрывала, а нас усадили на грубые деревянные лавки. Как-никак, после стольких дней путешествия и ночёвок в лагере мы смогли укрыться от непогоды в надёжном убежище! Аника приказала рабам принести угощения, и вскоре у стола замелькали мужчины и женщины с блюдами тушёного мяса, хлеба, рыбы и ягод. Я, как и прежде, различал происходящее словно сквозь плывущую дымку. Тьма за окнами рассеялась, и ветер улёгся.
В дверь постучали. На пороге стояли промокшие насквозь Эдеко, Онегез и Скилла. Они направились к нам, стряхивая на ходу крупные капли, но явно были довольны, что их лошади остались целы, а дьяволы и ведьмы исчезли вместе с громом и молниями.
Ты не хочешь поздороваться со мной, Эдеко?с вызовом обратилась к нему Аника.
Ты ведь знаешь, Аника, что животным нужны пастбища.
Было очевидно, что его и хозяйку дома связывали какие-то сложные отношения, но мы не знали, в чём было дело. Эдеко повернулся к нам.
Я уже говорил, что ваши палатки никуда не годятся. Лучше научитесь ставить юрты.
Что-то я не видела, как ты сам их ставишь,упрекнула его Аника.
Он пропустил её слова мимо ушей.
Если лошади вырвались и разбежались в панике, мы можем пройти много миль, но всё равно их поймаем,без какой-либо необходимости пояснил он. По всей видимости, его смутил тот факт, что мы разошлись в разные стороны во время ливня. Эдеко сел, не глядя на нас.
Максимин наклонился к нему и полюбопытствовал:
Откуда у неё такая власть?
Я перевёл вопрос.
Её уважают в память о покойном муже,пробормотал Эдеко.
А кто был её мужем?
Бледа.
Максимина удивили его слова, да и я впервые услышал это имя.
Бледа был братом Аттилы,с важным видом проговорил Эдеко.Несколько лет они правили вместе, а потом Аттила убил его. Должно быть, она одна из его вдов.
Меня заинтересовали слова Эдеко, и я переспросил:
Он убил своего брата?
Так было нужно,буркнул гунн.
Но её оставили в живых?
Она просто родственница и никому не угрожает. Аттила подарил ей это селение. А если бы не подарил, кровная месть продолжалась бы до сих пор. Так что её селениеконосс.
Ещё одно неведомое мне слово.
А что такое коносс?
Это плата за кровный долг. Человека, пойманного при краже скота, могут убить или отпустить, если он или его родственники готовы отдать коносс, заплатив владельцу скота. Жизнь можно выкупить, заменив её стоимость разными товарами. Или обменять одну жизнь на другую. Аттила и Бледа больше не могли вместе править, и все знали, что кто-то из них должен был умереть. Аттила убил Бледу и заплатил коносс его жёнам.
Я осмотрелся по сторонам. Хижина показалась мне слишком скромной платой за жизнь мужа, бывшего короля гуннов.
Могущественный правитель вроде Аттилы сам решает, каким будет коноссщедрым или скромным,лукаво заметил Бигилас.
А беспомощная женщина вроде меня сама решает, какой дар она согласна принять, чтобы сохранить мир,откликнулась Аника, несомненно слышавшая наш негромкий разговор. Я уловил в её голосе грусть, но она быстро успокоилась и добавила:Я предлагаю свой кров любым путешественникам здесь, в степи. А наши женщины охотно согреют вас перед сном.
Что это значило?
В ответ до нас донеслись лёгкие шаги и тихий, ласковый смех. Мы обернулись. В комнату проскользнула дюжина хорошеньких молодых женщин, закутанных в покрывала, укрывшие их от вновь зарядившего дождя. Глаза женщин ярко блестели, а под затейливо расшитыми платьями угадывались соблазнительные формы. Я обратил внимание на их башмачки из мягкой оленьей кожи, слегка влажные от мокрой травы. Девушки хихикали, робко поглядывая на нас. Их тонкие запястья украшали изящные золотые кольца, а кружева изгибались на холмиках груди. Я растерялся от нахлынувших чувств. Прошла не одна неделя с тех пор, как я видел молодых женщин, и после долгого воздержания девушки просто очаровали меня.
А вот Максимина это зрелище скорее напугало.
В какой Гадес мы попали и что это, чёрт возьми, такое?спросил он переводчика.
Мы не в Гадесе, сенатор, а в настоящем раю,радостно отозвался Бигилас.У гуннов и других кочевников есть обычай предлагать гостям своих женщин.
Предлагать? Вы хотите сказать, для секса?
Так поступают язычники.
Отнюдь не расстроенный печальной историей Аники, Эдеко воспользовался представленной возможностью: он схватил пухленькую хихикающую девицу и утащил её из комнаты. Скилла выбрал златокудрую красотку, без сомнения, дочь пленников или рабов, а Онегез указал на рыжеволосую. Я не мог оторвать глаз от жгучей брюнетки со сверкающими кольцами на пальцах, но перенервничал от возбуждения. Разумеется, отец посвятил меня в таинства плотской любви, познакомив с константинопольскими куртизанками, но мой опыт был достаточно ограничен. К тому же я вырос в благочестивом христианском городе со строгими нравами и не представлял себе, каково лежать в постели с девушкой иной веры и культуры.
Конечно нет,заявил Максимин и повернулся к Анике.
Передайте ей нашу благодарность, но мы христиане, а не язычники, и у нас иные обычаи.
Но, сенатор,взмолился Бигилас,это их обычай.
Мы произведём лучшее впечатление на Аттилу, если будем вести себя со стоическим достоинством, подобно нашим римским предкам. Нам незачем копировать варваров. Ты так не думаешь, Ионас?
Я затаил дыхание.
Но мы же не хотим их обижать.
Скажите ей, что в нашем мире у мужчин одна жена, а не несколько. Мы уважаем наших женщин и ни с кем ими не делимся,продолжал настаивать Максимин.Эти девушки очень милы, они просто очаровательны, но мне будет куда удобнее спать одному.
А если речь идёт не о дипломатах...простонал Рустиций.
Они только выиграют, последовав их примеру,жёстко отрезал сенатор.
* * *
Сопровождавшие нас гунны проснулись на рассвете. В отличие от нас все они выглядели довольными, а их женщины хихикали, подавая нам завтрак. Мы вновь тронулись в путь, и нам сказали, что до Аттилы можно доехать за два дня.
Скилла подъехал ко мне и поинтересовался:
Ты не взял женщину на ночь?
Максимин запретил нам,вздохнул я.
Он не любит женщин?
Я не знаю.
Почему он не разрешил тебе спать с женщиной?
В нашем мире у мужчин одна жена, и они хранят ей верность.
А ты женат?
Нет. Женщина, за которой я ухаживал, отвергла меня.
Она царапается?
Ну, вроде этого.
Знаешь, девушки, которых не выбрали, были очень обижены.
У меня разболелась голова от выпитого на ночь камона.
Ты прав, Скилла, девушки были одна лучше другой. Я просто подчинился приказу.
Он покачал головой.
Глава вашей миссии глуп. Зачем хранить семя взаперти, что в этом хорошего? Так недолго и ослабеть, а потом начнутся разные беды.
Глава 9КРЕПОСТЬ ЛЕГИОНЕРОВ
«От нашей империи осталось одно название,подумал Флавий Аэций, продолжая инспектировать форт Сумилосенна на берегах германской реки Неккар.И такой же пустышкой становлюсь я сам. Генерал без нормальной, достойной армии».
В наши дни трудно найти камни, поэтому мы укрепили стены деревянными подпорками,смущённо объяснил ему трибун, водивший генерала по крепости.Некоторые из них подгнили, но мы все заменим, как только сюда привезут новые, из Медиолана. Видите ли, местные патриции неохотно отдают древесину...
Неужели ты не можешь научить своих солдат укладывать камни, Стенис?
У нас нет извести и денег на её покупку, командир. Мы уже два года в долгах, и торговцы нам больше ничего не поставляют, зная, что мы никогда не расплатимся. Да и солдаты не берутся сейчас за тяжёлую работу, утверждая, что это задача рабов и крестьян. Эти варварынаши наёмникивоспитаны иначе. Они любят воевать, но вот учиться строить или сверлитьни в какую...
Аэций не ответил ему. В чём тут дело? Он слышал подобные жалобы, повторявшиеся с некоторыми вариациями, от устья Рейна до этого аванпоста на восточной стороне Чёрного леса. В сущности, он слышал их всю свою жизнь. В армии никогда не хватало солдат. Ей никогда не хватало денег. Никогда не хватало оружия, камней, хлеба, лошадей, катапульт, сапог, плащей, вина, шлюх, официального признания или чего-нибудь ещё, необходимого для охраны бесконечных римских границ. Гарнизоны перестали походить на армейские подразделения, поскольку каждому воину было позволено одеваться и вооружаться на своё усмотрение. В результате солдаты и их командиры часто щеголяли в непрактичном и весьма своеобразном обмундировании.
Аэций дожил до пятидесяти лет, давно командовал войсками и большую часть этого времени ловко подменял нехватку вооружённых сил Рима откровенным блефом, изношенными, рвущимися в клочья традициями «непременной» римской победы и хитрыми союзами с любыми племенами, которых только можно было уговорить, подкупить или вынудить с помощью угроз сражаться вместе с империей. На протяжении всей жизни он постоянно бился в суровых битвах, создавал непрочные альянсы и имел дело с грубыми варварами и эгоистичными императорами. Он разгромил франков, разгромил багаудов, разгромил бургундов, расправился с узурпаторами, а также с политиками в Италии, что шептались и составляли заговоры у него за спиной. Аэция трижды избирали консулом, потому что он руководил армией, а следовательно, и Западной империей, однако его методы вряд ли были понятны императору Валентиниану.
Тем не менее каждая победа давалась ему не легче, а, наоборот, всё труднее. Сынки богачей откупались от армии, бедняки дезертировали, а наёмники-варвары больше хвастались боевыми заслугами, чем воевали. Жёсткая, беспощадная дисциплина, отличавшая некогда римскую армию, расшаталась. И теперь Аэций боялся, что самый опасный враг уже начал злобно коситься в его сторону. Аэций был знаком с Аттилой и знал, что сердитый неотёсанный юнец, с которым он в своё время играл и дрался, превратился в могущественного, агрессивного короля. В 406 году Аэция отправили к гуннам как мальчика-заложника в знак гарантии договора Стилихона с их племенем, а впоследствии, в пору его неудач на арене политического цирка империи, он сам убежал в Хунугури, надеясь отсидеться в безопасности. Когда Аттиле, в свою очередь, понадобилось занять свою неуёмную орду, Аэций воспользовался услугами гуннских воинов для расправы с врагами Рима, щедро заплатив наёмникам. В общем и целом это партнёрство было странным, но выгодным для них обоих.