Кража коня в степи считалась равносильной убийству, и конокрада по приказу Аттилы разрывали на части. Сначала его привязывали за руки и за ноги к лошадям. Затем хозяин украденного жеребца и его сыновья подзывали коней к себе и те вырывали у конокрада конечности. Преступник кричал от боли так, что у собравшихся чуть не лопались барабанные перепонки от его душераздирающих воплей, и примерно через час умирал в страшных мучениях. Так проявлялась власть Аттилы, но когда я увидел эту экзекуцию, то с трудом сдержал подступившую тошноту. Вокруг разлилась лужа крови, а оторванные конечности конокрада показались мне похожими на обыкновенные куски мяса.
Сбежавшего с поля боя подвешивали над остриями пик, воткнутых в яме, а каждый воин из его отряда надрезал волокна, из которых была свита верёвка, на которой висел трус. Верёвка истончалась. «Судьба решит, какова мера твоего предательства и достаточно ли её для того, чтобы ты свалился в яму»,говорил Аттила. Если кто-то из бывших соратников дезертира охотился или отправился с военной миссией, жертву оставляли висеть над пиками вплоть до их возвращения. Иногда приходилось ждать целую неделю, чтобы вернувшиеся гунны осторожно надрезали верёвку. И вот наконец верёвка не выдерживала веса осуждённого, и он падал. Мне довелось наблюдать за исполнением такого приговора, и у меня на глазах две жены опозоренного гунна нанесли себе раны на щеках и груди и только после унесли труп.
Гуннам сообщали обо всех казнях в пределах их империи и зачастую даже преувеличивали отталкивающие подробности. Каган был справедлив, но безжалостен, он вёл себя по-отечески, но жестоко, мудро, но порой доходя до бешенства. Интересно, как повлияли эти бесчисленные приговоры на рассудок кагана? Ведь он каждый день кого-то наказывал, и такиз года в год, поскольку лишь эти беспощадные расправы могли сплотить его дикий народ и удержать его от анархии. Без сомнения, они формировали и характер вождя: из-за них он постепенно утрачивал контакты с реальным миром, он уже давно обитал во вселенной, созданной его больным воображением. Аттила был скорее не императором, а умелым циркачом с хлыстом и факелом в руках, не королём, а языческим богом.
* * *
Это твой сын?спросил Аттила, прервав ход моих размышлений.
Крикс прошёл весь путь из Константинополя, каган,сказал Бигилас.Оннаглядное доказательство данного мной слова.
Манеры переводчика показались мне ещё более фальшивыми, чем прежде, а интонацииелейными и неубедительными. Удалось ли гуннам заметить его наигранную искренность или они приняли её за римский обычай?
Онзаложник, способный убедить вас в честности Рима. А теперь, пожалуйста, выслушайте нашего посла.
Бигилас поглядел на Эдеко, но лицо вождя гуннского племени было каменно-бесстрастным.
Разумеется, я остаюсь вашим покорным слугой.
Аттила важно кивнул и посмотрел на сенатора Максимина.
Могу ли я считать эту демонстрацию доверия словом Рима и Константинополя?
Сенатор поклонился.
Бигилас предложил своего сына как доказательство нашей доброй воли, каган. И это напоминает о подвиге христианского Бога, также предложившего в жертву сына. Мир начинается с доверия, и приезд мальчика, несомненно, подкрепит вашу веру в наши благие намерения, не так ли?
Аттила не отвечал столь долго, что нам всем сделалось не по себе. Молчание нависло над нами, точно клубы пыли.
Так оно и есть,произнёс он наконец.Теперь я точно знаю, каковы ваши намерения.
Аттила взглянул вниз, на Крикса.
Ты смелый мальчик и выполнил свой долг, добравшись сюда из Константинополя по приказу твоего отца. Ты показал, как должны поступать сыновья. Доверяешь ли ты своему родителю, юный римлянин?
Мальчик заморгал и как будто оцепенел, когда к нему обратился Аттила.
Я... я... доверяю, король.Крикс мучительно подыскивал слова.Я горжусь им.
Он засиял от радости.
Аттила снова кивнул и поднялся.
У тебя доброе сердце, малыш. Мне кажется, что твоя душа невинна.Он моргнул и добавил:Чего не скажешь о старших.
Аттила обвёл нас тёмными глазами, словно проникнув в наши души и выбрав для каждого разную судьбу. Внезапно мы поняли: что-то сорвалось и пошло совсем не так.
И это очень, очень плохо,зарокотал деспот.Знай, что твой отец предал тебя и ты поплатишься за его грехи. Тебя будут пытать.
Я едва не задохнулся. Такое чувство, будто в зале больше не осталось воздуха. Максимин застыл с разинутым ртом, не будучи в силах произнести хоть слово. Бигилас побледнел. А я ещё больше растерялся. О каком предательстве сказал сейчас король? Бедный Крикс, похоже, не мог ничего уразуметь.
Мы выпустим из тебя кишки, скрутим их, точно пряжу, и скормим их моим свиньям,спокойно, без эмоций принялся описывать Аттила.Мы отрубим тебе все пальцы на руках и ногах и сварим их. Но отрежем не сразу, а один за другим, чтобы ты знал, как это больно, когда мы возьмёмся за следующий палец. А затем отрежем тебе нос, сдерём кожу со щёк, вырвем зубыпо одному в час, натянем кольцо из колючей ежевики на твой маленький член и сдавим его, пока он не покраснеет...
Крикс затрясся от страха.
Что это за сумасшествие?проворчал сенаторПочему вы угрожаете ребёнку?
Да, мы это сделаем,не ответив ему, продолжал АттилаИ мои жёны будут смеяться над твоими воплями, юный Крикс, если только твой отец не проявит благородства по примеру сына. Где же твои честь и доблесть, переводчик?
Король в упор посмотрел на Бигиласа.
Ч-честь и доблесть?запинаясь, переспросил тот, и я заметил, как охранники, осторожно ступая, приблизились к нам и взяли в кольцо.Каган, как вы можете...
Мы это сделаем,Аттила повысил голос, походивший ныне на низкие раскаты грома,если переводчик не признается, для чего он привёз из Константинополя пятьдесят фунтов золота.
Мы, остальные римляне, с недоумением повернулись к Бигиласу. О чём говорил Аттила? Переводчик был потрясён, словно врач сообщил ему о неизлечимой болезни, и я испугался, что он вот-вот потеряет сознание и рухнет на пол.
Аттила перевёл взгляд на гуннов.
Он ведь привёз пятьдесят фунтов, не так ли, Эдеко?
Полководец кивнул.
Как мы договорились в доме Хризафия, каган. Мы успели обыскать его седельные сумки, нашли мешки и принесли их во дворец. Сейчас ты увидишь это доказательство.
Он громко хлопнул в ладоши, и в зал вошли два военачальника, чуть согнувшись под тяжестью своей ноши. Они направились к трону Аттилы, разрезали мешки стальными кинжалами и высыпали груды жёлтого металла. Монеты покатились к ногам короля.
Мальчик в ужасе вращал глазами. Я ощутил запах его мочи.
Эдеко, тебе известно, для чего предназначено это золото, разве не так?
Да, известно, мой каган.
Тут какое-то чудовищное недоразумение,попытался вступиться Максимин и посмотрел на Бигиласа, ожидая разъяснений.Перед вами ещё один подарок нашего императора и знак его...
Молчать!
Приказ был неотвратим, как удар топора. Он эхом разнёсся по залу, поглотив прочие звуки, и нас всех покинуло мужество. В какую безумную переделку я угодил! И что нам теперь делать?
Мы должны выслушать лишь одного человека,продолжал Аттила.Он ещё может спасти своего сына, не разглагольствуя о доблести, а проявив её.
Бигилас со страхом и ненавистью взглянул на Эдеко. Предатель оказался предан. До переводчика наконец дошло, что Эдеко вовсе не собирался выполнять своё обещание и убивать Аттилу. А золото было всего лишь ловушкой. Бигилас упал на колени.
Умоляю вас, мой сын ничего не знал.
О чём не знал твой сын, переводчик?
Бигилас жалко потупил голову.
Хризафий поручил мне эту миссию. Я привёз деньги для подкупа Эдеко. Чтобы он вас уничтожил.
Максимина как будто ранило ударом длинного германского меча. Он зашатался, попятился, и его лицо исказилось от боли. Ему стало ясно, что наша миссия провалилась. Как мог этот предатель, первый министр, ни словом не обмолвиться ему о заговоре? Гордого сенатора превратили в глупца и посмешище! Хуже того, его карьера, должно быть, завершилась и на всех его планах можно поставить крест.
То есть убил бы меня,уточнил Аттила,выбрав подходящий момент: во сне, за едой или когда я справляю нужду. Когда я беззащитен, уязвим и не жду нападения из-за угла. И кого же вы решили подкупить? Моего самого верного полководца?
Я только повиновался воле моего хозяина,пролепетал Бигилас.Во всём виноват Хризафий! Каждый в Константинополе знает, что онзлобный евнух. А эти невежды не причастны к заговору! Клянусь вам! Я привёз моего сына и вместе с нимзолото...
Внезапно он круто развернулся и чуть не набросился на Эдеко, яростно воскликнув:
Ты дал слово, что будешь с нами заодно! Ты обещал мне его уничтожить!
Я ничего не обещал. Ты услышал то, что хотел услышать.
Переводчик расплакался.
Я был просто орудием, а мой сын ни о чём не ведал. Прошу вас, убейте меня, если так должно случиться, но пощадите мальчика. Вы же сами сказали, что его душа невинна.
Аттила задумался. В зале воцарилась тишина. Недолгое молчание показалось нам, римлянам, затянувшимся на несколько часов. Наконец он вновь проговорил:
Убить тебя! Как будто твоему хозяину есть до этого дело? Как будто он не отправит сюда ещё сотню идиотов и не составит новые заговоры? Особенно если ему взбрело в голову, что один из моих генераловглупец, способный ему поверить? Нет, я не стану тратить время на твоё убийство, переводчик. Я пошлю тебя пешком назад, в Константинополь. А этот мешок повесят на твою костлявую шею, но в нём будет не золото, а песок и щебень. Ты почувствуешь вес каждого фунта, когда сотрёшь ноги в кровь на пыльной дороге. Потом мои гонцы спросят Хризафия, знаком ли ему этот мешок, и он ответит, что знаком, а не то ты умрёшь. Ты скажешь Хризафию, что встречался с десятью тысячами гуннов, но не нашёл среди них ни одного, кто был бы готов поднять руку на великого Аттилу ради всего золота в мире. Вот что должна понять ваша империя.
Бигилас уже не плакал, а горько рыдал.
А мой сын?
Если он настолько глуп, что захочет вернуться с тобой, то пусть возвращается. Я не буду его здесь держать. Но надеюсь, что он поймёт, кто ты такой, станет тебя презирать и отыщет себе хорошего наставника. Возможно, он когда-нибудь сбежит от продажного отца и станет жить здесьчистой жизнью гуннов.
Крикс упал, с трудом поднялся и прижался к отцу. Они оба захлёбывались в слезах.
Бог и Сенат благодарят вас за милосердие, каган,запинаясь, произнёс Максимин.Умоляю вас, не принимайте во внимание эту дурацкую выходку. Она не должна погубить наше партнёрство. Я уверен, что император ничего не знал о чудовищном заговоре. Тут уже упоминали о Хризафии, о том, что в Константинополе всем известно о его злобных интригах. Пожалуйста, позвольте нам исправить положение и начать серьёзную беседу.
Никакой беседы не будет. И переговоры не состоятся. Либо повиновение нам, гуннам, либо войнатаков мой выбор. Ты тоже вернёшься в Константинополь, сенатор, но поедешь верхом на осле и сядешь в седло задом наперёд, а мои воины проследят, чтобы твоя голова была обращена в сторону земли Хунугури. Подумай в дороге о своей глупости.
Максимин дёрнулся, как от пощёчины. Потеря достоинства означала для него крах карьеры. Я не сомневался, что Аттила это прекрасно понимал.
Зачем вы так унижаете Рим?
Он сам себя унижает,неторопливо проговорил Аттила.Ты и тот, кто тебя предал, должны оценить моё милосердие. Однако заговор и попытка поднять руку на Аттилу не останутся безнаказанными. И кого-то из вас скоро казнят. Вот его...Аттила указал на Рустиция.Он умрёт вместо своего приятеля. Этого человека распнут на кресте, он сгниёт и усохнет на солнце и, умирая, станет проклинать своего алчного спутника и сулить ему муки христианского ада, за то что вовлёк его в опасную затею.
Рустиций сделался пепельно-серым. Бигилас отвернулся от него.
Это несправедливо!воскликнул я.
А разве ваша империя справедлива? Разве она заслуживает доверия?возразил Аттила.Ведь в вашей стране к одним людям относятся как к богам, а к другим как к скоту.
Рустиций опустился на колени и жадно ловил ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба.
Но я же ничего не сделал!
Ты объединился со злодеем и не потрудился выяснить, что он за человек, а значит, не смог обнаружить предательство. И не сумел меня предупредить. Ты виноват в бездействии и сам обрёк себя на гибель. Твоя кровь останется на руках римлян, а не на моих.
От ужаса у меня закружилась голова.
Это бессмысленно,заспорил я, забыв о нарушенном протоколе. Я просто не мог молчать и не знал, отчего самого простого и бесхитростного человека в нашей группе должны были принести в жертву.Почему его, а не меня?
Потому что он родом с Запада и нам любопытно выяснить, как умирают эти люди,равнодушно ответил Аттила.Я могу изменить решение, и тогда ты займёшь его место. Но пока ты будешь моим заложником до возвращения сенатора Максимина.
Аттила повернулся к моему начальнику.
За каждый фунт золота, отданный Хризафием для моего убийства, я хочу получить возмещение в сто фунтов.
Но, каган,тяжело вздохнул сенатор.Это означает...
Это означает, что я намерен получить осенью пять тысяч фунтов, сенатор, и лишь тогда мы сможем поговорить о мире. Если ты их не привезёшь, начнётся война и твоего писца подвергнут тем же пыткам, какие я обещал этому маленькому мальчику. Но пытать его станут куда более медленно и болезненно.
Зал расплылся у меня перед глазами, превратившись в пятно, а пол, казалось, ушёл из-под ног. Меня оставят одного с гуннами, оставят наблюдать, как умирает Рустиций! А следом за ним тоже замучают, если Максимин не вернётся в Хунугури с немыслимым выкупом. Казначейство ни за что не позволит отдать пять тысяч фунтов золота! Мы все были преданы глупцами Бигиласом и Хризафием!
Аттила с мрачным удовлетворением кивнул мне.
И до тех пор тынаш заложник. Но заложник, который должен зарабатывать себе на жизнь. А если ты осмелишься убежать, Ионас из Константинополя, это тоже будет означать войну.
Глава 13ЗАЛОЖНИК
Что-то пошло совсем не так, как должно.
Илана была так уверена в спасении, что уже упаковала и спрятала сумку с одеждой, сладостями и сушёной олениной, которую собиралась взять, уехав вместе с римлянами. Ведь посольство не случайно прибыло в лагерь, и она тоже не случайно заметила тогда Ионаса. Это был знак свыше. Бог обещал ей свободу и возвращение к цивилизации. Однако Гуэрнна прибежала к ней, сияя от удовольствия.
Иди полюбуйся на своих милых друзей, римлянка!
Илана вышла из дома и сразу как будто окунулась в море гикающих и толкающихся гуннов. Некоторые из них швыряли овощи и комья земли в трёх удалявшихся римлян. Старый сенатор ехал задом наперёд на осле, его ноги дрожали, густые седые волосы и борода были грязны и всклокочены, а глаза ввалились от горя. Следом за ним пешком плёлся переводчик, только что вернувшийся из Константинополя. На плечах у него висел мешок, и он, как тростник, согнулся под его тяжестью. К переводчику верёвкой привязали мальчика, должно быть его сына, который стыдливо и со страхом озирался по сторонам. Этих членов миссии сопровождала дюжина гуннских воинов, и она с облегчением вздохнула, заметив среди них Скиллу. Наверное, он тоже поедет с ними. Однако римские палатки и багаж остались на месте, а рабов зачислили в армию Аттилы.
Где же Ионас?
Я слышала, они распяли одного из них на кресте,весело сообщила Гуэрнна, наслаждаясь испугом Планы. Она не любила молодую римлянку и считала её надменной, замкнутой и никчёмной.Говорят, он орал, плакал и молил о пощаде, словно раб. Ни один гунн или германец не позволил бы себе такую слабость.
Осуждённого распяли на невысоком холме, в полмиле от рекидостаточно далеко, чтобы вонь не донеслась до гуннского лагеря, но при этом достаточно близко, чтобы всем сделалась ясна цена неповиновения. Обычно каждую неделю распинали одного или двух преступников, и к этому виду казни успели привыкнуть. Илана бросилась туда, молясь на ходу. И верно, новая жертва висела на кресте, исхлёстанная, связанная, пронзённая пиками и до того перепачканная кровью и грязью, что сперва она не смогла понять, кто это был. Лишь пристально приглядевшись к распятому, Илана узнала Рустиция. Его глаза были полузакрыты, а губы растрескались.
Ей стало стыдно, когда с её души свалилась непосильная ноша.
У бейте меня...прохрипел они попытался вздохнуть, но его лёгкие сжались под тяжестью повисшего тела. Ручьи крови засохли и потемнели на коже, распухшей от палящего солнца.