Полководец с отвращением принюхался.
Я чувствую, что от тебя пахнет кумысом, племянник. Неужели ты не мог подождать и выпить на страве?
Я ждал. Только я успел подъехать к лагерю, как она встретилась мне по дороге. Вышла ко мне, чтобы повидаться...
Это ложь,прошипела она.
Молчать! Мы идём к Аттиле!
Но король гуннов сам явился сюда, словно ночной кошмар, от которого некуда спрятаться. Он грубо растолкал толпу и направился к нам. Кости Рустиция больше не висели у него на груди, но дьявольские рога по-прежнему возвышались на голове. Он выступил вперёд, как карающий бог, и занял центральное место на этой «сцене». Нависло долгое молчание, пока он пристально разглядывал то Скиллу, то Ионаса, то Плану.
Затем Аттила произнёс:
Двое мужчин и одна женщина. Такого никогда не случалось в мировой истории.
Собравшиеся весело заорали, а лицо Скиллы покраснело от обиды. Он с ненавистью посмотрел на Ионаса.
Эта женщинамоя. И моя по праву. С тех пор, как её взяли в плен в Аксиополе,возразил он.Всё это знают. Но она мучает меня своим высокомерием и ждёт защиты от римлянина.
Мне кажется, она в ней нуждалась, и он её хорошо защищал.
Толпа вновь заревела от хохота.
Скилла замолчал, осознав, что любая сказанная им фраза вызовет насмешку и он будет выглядеть ещё глупее прежнего. Его лицо распухло от ударов.
Что же, эта ссора только оживила страву и сделала её интереснее. Очевидно, её ниспослали нам боги!воскликнул король, повернувшись к толпе.А вывод прост. Ей нужен один мужчина, а не два. Завтра эти двое сойдутся в смертельной схватке, и девушка достанется победителю.
Аттила посмотрел на Эдеко, и его полководец кивнул. Оба знали, каким станет исход.
Знала это и Илана. Ионас погибнет, а она обречена.
Глава 14ПОЕДИНОК
Диана слегка прогибалась подо мной, успев отвыкнуть от веса всадника, а я чувствовал себя скованным и неуклюжим. «Из тебя никогда не получится хороший солдат. Такой, как твой брат»,часто говорил мне отец, но какое это имело значение в Константинополе? Я гордился собой, поскольку был человеком мыслящим и меня выручал ум, а не воинская сноровка. Мне казалось, что я был предназначен для иной, более высокой цели. Но теперь мне больше всего на свете хотелось стать умелым наездником. Скилла смог бы несколько раз объехать вокруг меня, пока я стал бы неловко бросаться на него в моем тяжёлом снаряжении, мой большой овальный щит ударялся о круп Дианы, а рука быстро уставала от массивного копья. Носовой выступ и пластины по бокам моего островерхого шлема мешали периферийному зрению. В плетёной кольчуге было жарко даже в прохладные дни, а меч и кинжал у меня на поясе постоянно соприкасались с бёдрами и ляжками, что тоже было достаточно неудобно. Одно спасение: громоздкая броня укрывала меня от тысяч полупьяных гуннов, собравшихся в поле рядом с лагерем. Я их просто не видел. Они рассчитывали стать свидетелями мгновенной расправы и могли только спорить о том, скоро ли меня изрубят на куски.
Конь Скиллы Дрилка гарцевал, возбуждённый всеобщим вниманием, а его наездник, в отличие от меня, погруженного в мрачные раздумья, похоже, не сомневался в своей победе. Лёгкая кираса гунна из костных чешуек постукивала и звенела, как жуткое ожерелье из костей, в котором Аттила появился на страве прошлым вечером. Скилла выехал ко мне без шлема, на его сапогах не было шпор, а всё снаряжение состояло из лука, двадцати стрел и меча. Его лицо покрывали синяки от моих ударов, и я ощутил некое удовлетворение. Однако, невзирая на эти следы от побоев, Скилла улыбался, предвкушая смерть своего врага и женитьбу на гордой римской девушке. Убив меня, он сразу забудет о недавних унижениях. Илана стояла рядом с другими рабынями Суекки, закутанная в плащ, и казалась в нём бесформенной. Её глаза покраснели от слёз, и она старательно отводила от меня виноватый взгляд.
«Что ж, такое доверие дорогого стоит»,подумал я. Жаль, очень жаль, что я не могу держать пари против самого себя.
Я также заметил Зерко, забравшегося на плечи высокой женщины. Выглядел он, безусловно, комически. А вот она была вполне привлекательна и при этом словно излучала силу и доброту. Немало мужчин нуждается в подобной надёжной спутнице, однако редко находят её. Должно быть, это его жена, Юлия.
Не надо было тебе вмешиваться, римлянин!окликнул меня Скилла.И теперь ты погибнешь.
Я сделал вид, что не расслышал его язвительного замечания.
Только поглядите на неговесь в броне с головы до пят, точно улитка в раковине,заметил кто-то в толпе.
И такой же медлительный.
До него не доберёшься,предостерёг гуннов третий.
До меня донеслись и другие высказывания: о моих предках, моем мужестве, неуклюжести и глупости. Как ни странно, от них у меня прибавилось сил. Я не спал после нашей схватки за Илану, зная, что близящийся рассвет станет последним в моей жизни. Душу как будто затянуло в водоворот сожалений и страшных предчувствий. Я провёл эти часы, проклиная себя за неудачи. Всякий раз, стоило мне только подумать о предстоящем поединке, как рассудок, казалось, робел, отказываясь планировать нужную тактику. Я не мог отогнать воспоминания о скачках со Скиллой, о том, как поцеловал Илану и как смутился, увидев её обнажённую грудь. Я не отдохнул, не сосредоточился и не подготовился. Но всё же понял, что должен основательно задуматься, пока моя голова ещё на плечах, а не на шесте, как те дыни, на которых практиковались гунны. Я стал угрюмо наблюдать за Скиллой: он галопом проскакал вдоль ряда развеселившихся гуннов, взмахнул кулаком и пронзительно выкрикнул «уип-уип-уип», словно рассерженный пёс. Скорее всего, гунн убьёт меня и мою лошадь со ста шагов, выпуская стрелу за стрелой до тех пор, пока я не стану похож на ежа или заросшее колючим кустарником поле. Это будет уже не поединок, а казнь.
Ты готов?осведомился Эдеко.
Неужели я буду обречённо стоять, ожидая гибели? Каким преимуществом я смогу воспользоваться? «Сражайся в своей битве, играй по своим правилам»,говорил Зерко. Но какова моя битва?
Подождите,ответил я, пытаясь заставить себя думать. По крайней мере, я буду не столь уязвимой мишенью, если спешусь. Так я и сделал: опустил копьё толстым концом на землю, опёрся на него и спрыгнул на землю.
Посмотрите, он слез с лошади!закричали гунны.Этот римлянинтрус. Женщина достанется Скилле!
Подняв щит и распрямив плечи, я обратился к Эдеко:
Я буду сражаться пешим.
Он изумился.
Мужчина без коня как без ног.
Не в моей стране.
Но ты в нашей стране.
Я пропустил его слова мимо ушей и, стараясь унять дрожь в ногах, вышел в центр самодельной арены. Это был круг в двести шагов, и стеной ему служили тысячи собравшихся варваров. Да, отсюда невозможно скрыться.
Он трус,кричали друг другу гунны.Видите, как он стоит, готовясь к казни.
Скилла напрягся и недоумённо уставился на меня. Неужели я просто желал спасти от стрел свою толстую кобылу? Но Диане ничего не угрожало. Скилла, как и обещал, собирался поскорее расправиться со мной и забрать лошадь себе.
Я стоял в самом центре поля. Скилла, тебе придётся подъехать ко мне.
Я обернулся назад. Аттила сидел на второпях сооружённой платформе. Илана и другие женщины прижались к её подножию. Огромный меч Марса, ржавый и зазубренный, лежал на коленях у тирана. Человек в греческом одеянии нагнулся к плечу Аттилы и шёпотом комментировал происходящее. Я догадался, что это и был Евдоксий, возвращение которого стало предлогом для стравы. Почему он так важен для Аттилы? Каган поднял руку и тут же опустил её. Поединок начался! Толпа дружно загудела. Многие пустили по кругу бурдюки с вином и кумысом.
Скилла опять объехал ринг, слушая радостные выкрики гуннов. Он не решался напасть и, очевидно, прикидывал, что я сейчас буду делать. А я просто-напросто следил за передвижениями по арене, кольчуга доходила мне до колен, овальный щит прикрывал туловище, оставляя незащищёнными только голову и ноги, и на глаза падала тень от шлема. Меч лежал в ножнах, а копьё словно вросло в землю. Я застыл, как стражник на посту, не сгибался и не приседал, но был надёжно прикрыт. Наконец гунн решил, что пришла пора действовать. Он подскакал ко мне и привычным ловким движением достал стрелу из колчана, натянул тетиву и выстрелил. Скилла не мог промахнуться.
Однако в отличие от сражения, где никто не сумел бы уклониться от сотен и тысяч летящих стрел, я обладал в поединке некоторым преимуществом и видел, куда была направлена его стрела. Поэтому я резко отклонился влево, и она просвистела над моим правым плечом, не причинив мне никакого вреда. Стрела полетела в толпу, и гунны с криками отпрянули назад, падая друг на друга. Впрочем, этот лёгкий снаряд никого не задел и воткнулся в грязь у ног собравшихся. Послышался злобный хохот.
Одна,вздохнул я.
Раздражённый моим манёвром, Скилла отъехал чуть подальше и, находясь на периферии арены, вновь выпустил стрелу. Я опять успел увернуться. Стрела с причмокиванием пронеслась по воздуху и прожужжала у меня над ухом. Отчего-то я представил себе, как она вонзилась в стену дома, но тут же прекратил эту неуместную игру воображения.
Две.Мой голос, кажется, стал звучать твёрже.
Из толпы донёсся целый хор воплей и свистков. Скилла отступил назад, чтобы расширить поле действия.
Пусть целится в римлянина, а не в нас,произнёс кто-то, а остальные обсуждали, не ослеп ли он от моих ударов.
Насмешки разозлили Скиллу, он подхлестнул Дрилку и пустил его галопом. Гунн по-прежнему кружил около меня, но его тактика сделалась какой-то странной и непонятной мне. Он со сверхъестественной скоростью (хотя для гуннов она была вполне обычной и выработалась в результате многолетних тренировок) выпустил одну за другой несколько стрел. Я не сумел бы спрятаться от них, просто стоя или пытаясь уклониться от каждой в отдельности. Нужно было изменить тактику, и я присел, заслонившись щитом, а в следующее мгновение скорчился и прижался к земле. Три стрелы пронеслись надо мной, ещё три ударились о скруглённый угол щита, поцарапав его, но не пробив насквозь. Когда их поток иссяк, я отскочил, распрямился и выдернул стрелы, застрявшие в моем щите.
Восемь.
Скилла опять подстегнул коня и описал очередной круг. Очевидно, его сбило с толку моё умение уклоняться, и он не знал, как меня обойти. Вчера он точно так же растерялся от моих боксёрских приёмов. Заметив упавшую на землю стрелу, он нагнулся, чтобы её поднять, но его остановил подбежавший гунн.
Ты взял всего один колчан!закричал он.
Толпа в порыве азарта подобрала оставшиеся стрелы.
Всего один колчан! Стреляй в цель, или будь проклят, Скилла!
Я ощутил, как презрение, которое они испытывали по отношению ко мне, уступило место если не уважению, то некоей симпатии.
Эх ты, мазила!крикнул кто-то Скилле.Да ты и своей матери в зад попасть не сможешь!
Карлик Зерко слез с плеч жены и начал расхаживать перед гуннами, восторженно восклицая:
Римлянинчеловек-невидимка! А гуннслепец!
Скилла нахмурился, пустил лошадь галопом и чуть не сбил карлика с ног, но Зерко успел отбежать и скрылся в толпе. Правда, перед этим он гикнул и ловко перекувырнулся.
Гунн выпустил новую стрелу, а потом ещё одну. И опять сделал это как-то невнимательно, дав мне возможность увернуться.
Десять.
Однако когда я уклонился от десятой стрелы, Скилла резко изменил тактику. Подхлестнув коня, он направил его в мою сторону, наклонился и не упускал меня из виду, пока Дрилка приближался, выворачивая копытами комья земли. Теперь Скилла хотел выстрелить в меня с двух шагов и навсегда разделаться с противником, пронзив его грудь.
У меня не хватило времени закрыться щитом или как-нибудь увернуться. Когда он подъехал ко мне вплотную, я перестал опираться на воткнутое в землю копьё и, приподняв его, бросился с ним наперевес к прицеливавшемуся гунну. Копьё обрушилось на Скиллу, он дёрнул поводья, лошадь отпрянула, и я промахнулся. Его стрела тоже пролетела мимо цели, устремившись ввысь. Гунны откликнулись на наши неудачи взволнованными возгласами и грубыми насмешками. Скилла снова описал полный круг, а я подбежал к упавшему копью.
Мы повторили «обмен ударами», результат остался тем же. Ни он, ни я не пролили ещё ни капли крови.
Двенадцать,сосчитал я и перевёл дыхание. Пот заливал мне глаза.
Эдеко вышел из толпы на арену и взял Дрилку под уздцы.
Ты, кажется, намерен охладить его пыл ветром от твоих стрел?упрекнул он Скиллу.Это не игра, ты рискуешь жизнью и репутацией. Подумай-ка головой, мальчик.
Скилла вырвал поводья.
Я принесу тебе его голову, дядя.
Он опять поспешил мне навстречу, но остановился слишком далеко, и я не смог бы метнуть в него тяжёлое копьё. Скилла повторил свой старый приём, выпустив в меня одну за другой три стрелы. Мне больше некуда было от них скрыться, и две стрелы с силой ударились о щит. А одна попала в кольчугу, но не пробила её. Броня спасла моё сердце. Однако другая стрела всё-таки ранила левую руку, державшую ремни щита, угодив мне в предплечье. Я едва не лишился защиты, а от боли и потрясения мог бы утратить бдительность в этот роковой момент. Очередная стрела со свистом пролетела в воздухе. Скилла направил её прямо мне в глаз, но в последнее мгновение я пригнулся, и её остриё со звоном прошило шлем, повредив мне голову. Я зашатался.
Шестнадцать.
Я заморгал, в ушах у меня гудело. А со щита стекали струйки крови.
Шум толпы быстро перерос в нестройный шёпот. Скилла, без сомнения, попал в мишень, и речь уже не шла о промахе, но мой римский щит и снаряжение оказались прочнее, чем они ожидали. Что же это было за колдовство? Несмотря на насмешки над проигравшими противниками, гунны с уважением относились к умелой обороне или к добротной броне.
Конь Скиллы галопом скакал по полю, а толпа то громко ободряла нас, то столь же громко выкрикивала что-нибудь обидное для обоих. Скилла проехал ещё один круг, и было видно, что он немного растерялся.
У него осталось лишь четыре стрелы. Как закончить этот гнетущий поединок?
Гунн в который раз с хриплым возгласом пустил Дрилку в мою сторону и, когда я поднял копьё, внезапно круто развернулся влево. Я размахнулся, метнул копьё и отскочил назад, не сумев занять надёжную позицию. Скилла выпустил стрелу, когда я только собирался повернуться. Меня охватила паника, стрела с шипением задела моё ухо, а конь, встав на дыбы, сбил меня с ног. Копыта застучали по щиту, и он треснул. Дрилка лягнул меня в бок и бросил на землю. Мне показалось, что в мире не стало воздуха и я вот-вот задохнусь. От боли я не мог сориентироваться, и у меня захрустело ребро. Жеребец победно гарцевал вокруг поверженного врага, а потом отъехал и смущённо заржал, когда Скилла повернул его голову и потянул за собой. Рёв толпы напоминал океанский прибой и заряжал нас силой своих эмоций.
Я должен был нанести ответный удар, но как?
Скилла подскакал ко мне, когда я полз по траве за копьём. Схватив его, я изогнулся и спрятался за щитом, как за скалой. Удастся ли мне укрыться и к чему приведут все отчаянные попытки? Скилла направил стрелу вниз и опятьс убийственно близкого расстояния. Удар пробил щит, точно лист бумаги. А вот конь ловко увернулся от копья. Я избежал смертельного ранения в грудь, но стрела рассекла мне плечо и с такой силой пропорола его насквозь, что я едва не лишился чувств и упал на землю. Теперь я был совершенно беспомощен. Скилла снова прицелился. Дрилка приблизился ко мне. Гунн просто не мог промахнуться. Эта стрела поставит точку в поединке. От боли я был даже неспособен привстать, но поглядел с земли на толпу. Илана покинула своё место у возвышения, на котором восседал Аттила, и направилась к арене, прикрыв рукой рот.
Нет, она не достанется Скилле. Я этого не допущу.
Неловко приподнявшись, я ударил копьём в брюхо жеребца. Дрилка взвыл и встал на дыбы, из-за чего стрела Скиллы полетела под углом и только стукнулась о мой щит. Конь отпрянул назад, копьё торчало у него из брюха, и по нему стекали струи крови и мочи.
Гунны неистово орали, но в такой сумятице никто не сумел бы разобрать, над кем они смеялись, а кого подбадривали. Ясно было лишь одно: они не надеялись увидеть столь блестящую схватку.
Я до того ослабел, что с трудом удерживал щит. Мне казалось, будто лошадь раздавила меня своей тяжестью, и арена расплылась у меня перед глазами, превратившись в смутно различимое пятно. Раны наконец дали о себе знать. Но всё равно нужно было встать! Скилла стремительно отъехал назад, и копьё выпало у Дрилки из брюха, сломавшись пополам от мощного рывка. Я увидел, как на землю полились потоки крови.