И как тебе наши клипы? поинтересовался он между делом.
Странноватые, честно призналась я. Картинка цепляет, но есть в них что-то жуткое. Ты так красиво поешь, Антош, коснулась я его щеки. Ты мог бы петь чудесные песни о любви и о жизни, а ты выбрал ненависть и смерть.
Я замолчала, подумав вдруг, что могла ненароком обидеть его. Знаю я этих творческих личностей
Они все с приветом. Чем больше творческая жилка, тем привет мощнее.
Я подумаю, серьезно кивнул Тропинин. Значит, о любви Он задумался и уточнил:
Что-нибудь приторно-сладкое?
Почему если о любви, то значит «приторно-сладкое»? возмутилась я. Любовь, по-твоему, такая на вкус? Ты точно любил когда-нибудь? поинтересовалась я невинным голосом. Антон попался на эту удочку.
Любил, живо ответил он мне.
И какая была любовь к Алине? поинтересовалась я вдруг, сама не зная, зачем.
Ты напивалась когда-нибудь? невпопад спросил Антон. Легкий ветерок встрепал ему волосы.
Мы остановились. Я глянула под ноги мы стояли на тротуаре, прямо на детских «классиках», начерченных белым мелом на асфальте. Он на четверке, а я на двойке.
До какого состояния? уточнила я. Алкоголь не вызывал во мне восторга и трепета.
До состояния, когда на утро не помнишь, что было.
Только раз, когда ты довел меня на дне рождения Лизы, сухо ответила я, не без оснований подозревая, что в жизни Тропинина такое случалось не раз, не два и даже не три.
Моя любовь была такой, девочка моя, слабо улыбнулся далеким воспоминаниям молодой человек. Как алкоголь. Со всеми вытекающими. Сначала это был запрет. Тот самый, из мира взрослых, который так хочется нарушить. Потом восторг не от алкоголя, а от самого факта, что смог. Что попробовал, что нарушил правила. Затем головокружение алкоголь ударил в голову. А потом новый бокал, и еще один, и еще, и еще. И ты пьян. Весел, обманчиво свободен. Раскован. Не помнишь, что делал и зачем. Но чувствуешь, что было кайфово. А знаешь, что наступает потом? внимательно посмотрел на меня Антон. Похмелье. Однажды ты просыпаешься, не понимая, что делал и зачем пил. И в голове стучит отбойный молоток. И так хреново, Катя. Вот такой и была моя первая любовь. Яркой, пьянящей, с пропавшими воспоминаниями и мерзким пробуждением. Со вкусом помоев во рту.
Я вздохнула, убирая обеими руками непослушные волосы за спину. Слушать эти откровенные слова было страшно. Антон так говорил о своих чувствах к Алине, что мне показалось, будто бы ревность опустила мои ладони в ванну с холодной водой и кубиками ядовитого льда.
Я знала, что Алине не вернуть Антона, что между ними ничего нет и не будет, но слушать о чувствах к другой, пусть даже уже не чувствах, а воспоминаниях, было почти пыткой.
Ты же сама начала этот разговор. Терпи.
Что с тобой? спросил Антон.
Ты так рассказываешь о том, что было между тобой и Алиной, что я чувствую себя совершенно ненужной.
Глупости, свел он брови к переносице, на которую падала причудливая тень.
А если я окажусь твоим очередным алкоголем?
Ты шоколад, погладил он меня по волосам. Это незамысловатое простое касание успокаивало.
Это не изысканно. По-детски.
Не неси глупостей, вдруг рассердился вмиг Антон и выдохнул, словно успокаиваясь. Кажется, мне придется кое-чему научиться.
Чему? подняла я на него глаза.
Поднимать тебе самооценку. Раньше я этого никогда не делал. Но если мне придется тысячу раз повторить тебе, что ты особенная, я повторю это. И заставлю тебя слушать. Его тон был весьма серьезным. А в глазах летала неуловимая смешинка.
А твоя самооценка наверняка зашкаливает, проворчала я, уткнувшись лбом в его плечо на несколько секунд.
Могу с уверенностью сказать тебе, что я лучше большинства людей, которых сам же встречал. Но не лучше тебя, Катя. А какой была твоя любовь к фотографишке? спросил вдруг он без перехода, и я удивленно взглянула на его лицо. С каким вкусом?
Его зовут Максим, напомнила я.
Мне все равно, как его зовут, отмахнулся блондин. Ответь.
Моя любовь к нему была-а-а Я задумалась. Не знаю. Это было как Как сияние солнца, когда лежишь летним жарким днем на песчаном пляже и слышишь, как волны бьются о берег. И в голове нет никаких мыслей. А когда открываешь глаза, то над тобой только километры неба. А вкус вкус подтаявшего на солнце мороженого.
Солнце самый большой объект Солнечной системы. И ее центр. А кто тогда я?
Я хотела сказать, что он моя Вселенная, но промолчала. Теперь его очередь мучиться.
Чтобы не отвечать, я наклонилась, подняла огрызок мела и нарисовала на асфальте кривоватую бабочку.
Да, детка, присел на корточки рядом с рисунком, освещаемым фонарем, Кей, талант отца обошел тебя стороной. Дай-ка мне.
И что ты собрался рисовать, талантливый наш? в шутку обиделась я. Мне давно было известно, что рисовать это не мое.
Мне ничего не ответили, но вскоре я увидела шедевр его живописи.
«Ты моя», гласила надпись на асфальте. Антон улыбался.
Он бы еще тебе на спине крестик нарисовал, как отметину, что ты его собственность.
Отстань, почему ты вечно влезаешь в самые романтичные моменты?!
Потому что я чую скоро тебя вновь обманут, милая, но крайне глупая Катя.
А на что похожа твоя любовь ко мне? Какого она вкуса? выдернул меня из мыслей негромкий обволакивающий голос Тропинина. Наверное, если бы я раньше услышала такой его голос, я бы и не поняла, кому он принадлежит Антону или Кею.
Чувства к тебе похожи на то Когда сидишь на незнакомом берегу реки августовской ночью, прислушалась я сама к себе и словно увидела эту картину. Слышишь шум реки, шелест листьев, ежишься от легкого холода. Рядом тлеет костер и запах дыма витает в воздухе. И звезды в этой ночи мерцают как светлячки. И звездное небо отражается в темной глади воды. И в руках вода родниковая. Чистая, свежая.
И ты сидишь одна на этом берегу? спросил Антон, словно подсмотрев мое мимолетное видение.
Одна.
А я?
А ты сидишь на берегу напротив, отвечала я.
И мы всего лишь смотрим друг на друга? почти прошептал он.
А что нам остается делать? пожала я плечами.
Я могу переплыть реку, предложил Антон искренне. Я хорошо плаваю, зачем-то уточнил парень, хотя я теперь и так уже знала, что когда-то он серьезно занимался плаванием и даже имел юношеский разряд. Возможно, если бы не его мама, Антон мог быть не знаменитым музыкантом, а знаменитым спортсменом. Как знать
Но я не хочу ждать, пока ты переплывешь эту реку, возразила я, понимая, как странно звучит наш разговор. Мы должны встретиться на середине реки.
Ты умеешь плавать?
Очень плохо, призналась я.
Но тогда ты можешь утонуть, слишком серьезно подошел к моей фантазии Тропинин.
Я постараюсь этого не сделать, Антон, пообещала я.
Он вновь взял мою руку в свою, и мы пошли дальше, оставив тихий дворик с каруселью и «классиками».
Знаешь, почему я стал плавать? вдруг спросил Тропинин.
Почему? полюбопытствовала я.
В детстве, когда мать с отцом еще жили вместе, мы всей семьей поехали на реку. Кирилл был на берегу, помогал матери, а я зашел дальше, чем следовало. Течение было быстрым, меня стало уносить. Я испугался, пытался выплыть, стал захлебываться. Начал тонуть.
Я сглотнула о прежней жизни Антона я знала ничтожно мало, и эта его история, рассказанная обыденным голосом, страшила.
Видя мои глаза, парень лишь улыбнулся.
Ничего страшного не произошло, даже и мать, наверное, не помнит об этом. Отец был рядом и помог мне, вытащил, даже ругать не стал. Мне было страшно, но я молчал. Боялся, что мать начнет кричать. Я никому этого не говорил, Катя, но с тех пор я страшно боялся воды. Даже в душ идти одно время не хотел, ухмыльнулся он, и я представила картину, как мама заставляет маленького Антона идти мыться, а он упрямится и твердит, что никуда не пойдет. Наверное, это было забавно, но в эти секунды мне не было смешно.
Ты стал плавать, чтобы побороть страх перед водой, да? спросила я.
Да. И я сделал это. В его ровном голосе не было ни хвастовства, ни торжества лишь сухая констатация факта. С трудом, но я полюбил воду. И сам стал водой, посмотрел он мне в глаза. Забавно? Я стал своим страхом. Стать тем, чего боишься, высшая форма самоистязания. Я в этом спец, добавил Антон шутливо.
Ты, я осторожно перебирала слова в уме, весьма необычный человек, Кейтон Тропинин.
Он одарил меня задумчивым взглядом.
Многие даже во взрослом возрасте не могут справиться со своими страхами. Я вспомнила и о своей собственной гемофобии панической боязни крови. Наверное, для Антона вновь оказаться в воде было сродни тому, если меня попросят умыть руки и лицо в крови.
Ерунда. Просто всегда нужно знать, к чему стремишься. Вот и все, отвечал он и со вздохом констатировал:
А вот и твой дом.
Мы действительно уже пришли и стояли напротив подъезда, около которого были наставлены машины. Какие-то умники припарковались прямо посреди дороги, разделяющей дом и двор. Черные бока здоровых машин лоснились под желтым неживым электрическим светом.
Ты точно хочешь домой? с сожалением спросил Антон.
Да, точно. Я не была дома несколько дней.
А завтра? Завтра мы встретимся?
Я улыбнулась. Все во мне требовало сказать ему: «Нет», отомстить, помучить, и я произнесла лишь:
Не знаю.
Это намек? внимательно посмотрел на меня Тропинин.
Намек на что?
На то, чтобы решал я, раз ты не знаешь?
Может быть, и так.
Твоя сумочка осталась в моей машине, сказал Антон с радостной улыбкой, и я поняла, что он специально не напоминал мне об этом. Чтобы у него был повод для встречи.
Продуманный мальчик. Ты смотри, Катюша, тебе как раз такой и нужен. Ты будешь головой вертеть, на облачка засматриваться, а он станет заниматься организацией вашего быта. Идеально.
Я могу принести твою сумочку завтра, предложил хитро Тропинин.
Хорошо, кивнула я, заранее радуясь новой встрече.
Договорились, серьезно сказал Антон, и уголки его губ чуть поднялись, словно в тщательно скрываемой улыбке. Идем, Катя, провожу тебя до квартиры.
Какой ты благородный, хихикнула я, разрешая взять себя под руку.
Адекватный, возразил парень.
Я открыла тяжелую дверь, и мы вошли в подъезд. Лифт, слава богу, работал, и это, кажется, огорчило Тропинина он был бы не прочь застрять в нем на пару часиков.
Однако не успели мы с Антоном выйти из лифта, как на нас уставились двое весьма накачанных молодых мужчин в черных костюмах, которые едва ли не трещали по швам. Из-под ворота пиджаков у обоих тянулась к ушам витая проводная гарнитура.
Качки стояли по бокам от двери нашей квартиры, словно охраняли ее. И выглядели не слишком приветливыми. Увидев, куда мы направляемся, они отрицательно покачали головами, мол, нет, нельзя.
Что это значит? нахмурился Антон, шагнув вперед и как-то инстинктивно, что ли, заслоняя меня. Кто вы такие?
Один из охранников буркнул по-английски, что русским он не владеет.
Я озадаченно почесала нос, думая, что бы им ответить и вообще, может быть, стоит позвонить в дом родной и узнать, что это за мужики трутся около нашей двери и не пускают в квартиру. Тропинин же отреагировал на происходящее быстрее. И тут мне довелось лицезреть хоть и короткую, но весьма забавную миниатюру, в которой милый хороший Антон превращался в высокомерного невыносимого Кея.
Парень тряхнул рукой, словно смахивал прилипшую паутину, и одарил мужиков в костюмах весьма красноречивым заносчивым взглядом. Что ни говори, но искусство унижать взглядом дано далеко не всем.
По какой причине мы не можем попасть в нашу квартиру? явно забыв, что это моя квартира и моих родственников, на хорошем английском поинтересовался мой спутник. Голос его был неспешен и мрачен, а на лице было написано что-то вроде отвращения.
Мужчины переглянулись. Не скажу, что тон и взгляд Тропинина пробрал их, но, по меньшей мере, сорвал пленку невозмутимости с их лиц.
Простите, но вы не входите в список гостей, почти вежливо ответили ему.
Покажите мне этот список, ничуть не смутился Тропинин.
В этот список входит только один человек.
Кто?
Вас это не касается.
Кейтон начал злиться. Я видела это по его лицу, а потому тронула за плечо.
Успокойся, Антон. Я просто позвоню домой и узнаю в чем дело.
Они меня раздражают, заявил он, глядя прямо в глаза одному из типов, охраняющих по какой-то причине нашу дверь. Почему ты должна спрашивать у этих придурков разрешения, чтобы попасть в собственный дом?
В этот момент телефон, который был в заднем кармане его джинсов, завибрировал я услышала короткий характерный звук, а вот охранники, кажется, этого не услышали. Видя, что Антон вдруг резко завел руку за спину с целью достать телефон, разумеется, они вдруг оживились, явно подумав о другом. Я и глазом моргнуть не успела, как они молниеносно выхватили пистолеты и нацелили на Тропинина.
У меня сердце в пятки ушло, а на лице Кейтона не дрогнул ни один мускул.
Сэр, не делайте резких движений, предупредительно сказал один из мужчин все на том же английском, второй же в это время что-то спешно заговорил в рацию. Пожалуйста, поднимите руки вверх и медленно повернитесь спиной.
Антон одарил охранников еще одним весьма красноречивым взглядом. Кажется, он хотел сделать что-то другое, но посмотрел зачем-то на меня и выполнил их требование, подняв вверх руки, одна из которых сжимала телефон именно его бдительные мужики и приняли за оружие.
Убедившись, что Тропинин не представляет опасности, они вновь попросили нас уйти.
Пошли, схватила я его за рукав и потянула к лестнице. Люди с оружием, мягко говоря, нервировали. Правда, больше я боялась не за себя, а за Антона, которому страсть как не нравилось подчиняться чужим правилам.
Вот ублюдки, прошипел он этажом ниже.
Перестань, ласково погладила я его по ладони. Вышло недоразумение. Я сейчас Леше позвоню как самому адекватному, пояснила я свой выбор.
Дядя взял трубку не сразу, и голос у него был не сказать, чтобы самый счастливый. Верный признак незваных гостей.
О, это ты, обрадовался мне Алексей. Как дела, Катька? Охомутала своего принца? Я тебе еще раз скажу это самый лучший вариант для тебя, нудно завел он старую шарманку, наверное, думая, что я все еще в доме у Валерия. Очень уж ему приглянулся тот факт, что Антон парень небедный. Меркантильный до мозга костей дядя педантично напоминал мне о том, что Тропинин шанс всей моей жизни и от души советовал не упускать его.
Хватит, покосилась я на «самый лучший вариант», стоящий рядом, и не понимая, слышит он слова дяди или нет.
Что значит хватит? громко возмутился тот. Я забочусь о твоем будущем! Мне не улыбается связаться родственными отношениями с каким-нибудь нищебродом, максимум которого однокомнатная в ипотеку на триста лет! А Антошка парень с обеспеченным будущим! Ты только подумай о перспективах, Катька. Хватит прятаться, выйди к своему принцу и дай ему помочь нашей семье! Обеспеченная племянница обеспеченный дядя, закончил он свою речь выразительно.
Давай поговорим об этом потом, рассердилась я. Вообще-то мы стоим под дверью.
А чего под ней стоять? удивилась трубка. Заходите, я вас блинчиками угощу. Я же тут за кухарку. Или, спохватился Алексей, и голос у него стал издевательски-понимающий, вы постигаете азы подъездной магии? Так тебе надо было ключ от чердака взять, дал он «дельный» совет.
Глупый ты, Леша, и шутки у тебя глупые, косясь на странно улыбающегося Антона, пробурчала я. Мы не можем попасть домой. Нас не пускают.
А-а-а, догадался он наконец. Охрана итальяшки. Уно моменто, почему-то перешел дядя на итальянский. Сейчас все решим в лучшем виде.
А что происходит? никак не могла взять в толк я.
Нашествие гостей происходит. Благодари своего несносного папашу, Катька. Как увидишь, так и скажи: «Спасибо тебе большое, отец родной!». И в пояс поклонись. Это по его вине в нашей квартире вечно тусуются ненормальные всех сортов. Позавчера Славон с дружками зависали, вчера бомжи, которые себя за художников-авангардистов выдают, лакали чуть ли не с пола, сегодня этот макаронник приперся.