Не своей волею! Привёл гетман...
В толпе смех:
Заплачь, Матвейка, дам копейку! Кто хотелудрал!
Уже второй сердюк:
Шведы и самого Мазепу стерегут, как добрая мать незасватанную девку!
Раскаиваетесь? немного отмякли людские сердца.
Весёлый всадник не скрывал мыслей. Шведам подмигнул, а к людям:
Помогите этих бесов побить! Мына волю, и вам хорошо! Кто узнает?
Это было очень смело сказано. Люд затаил дыхание, раздумывая. Беспалый жебрак не верил услышанному. Сердюк не дал успокоиться:
Кто с краяколья в руки! Ещё горелки и сала с мясом несите! Они любят. Я растолкую, что вы за гостинцами побежали!
Пойдём! готов бежать дед Свирид. Дедов крик подтолкнул и Панька Цыбулю. Прочие тоже зашевелились.
И мне кол! умолял беспалый.
Кто-то среди реестровиков вздумал перечитьего оттолкнул с бранью сам Гузь. Реестровики притихли.
Через мгновение чернодубцы стали уже возвращаться. Молодицы несли на рушниках хлеб и в горшочках мясо. Принесли и горилки в больших синих бутылкахгенсюрах. Хлопы прятали под длинными свитками не то топоры, не то короткие палки. Жебраки копались в своём возке. Некоторые, по наущению беспалого, выдёргивали из подмерзшей земли острые колья либо искали нужного оснащения среди мусора, оставленного возле церкви работными людьми. Шведы рвали мясо зубами, цедили горелку, благодарно посматривая на весёлого сердюка. Он что-то показывал им знакаминаверно, что село согласно на всё.
Товариство! успевал подсказывать сердюк людям. Я дам знак!
Хорошо! приседал от нетерпения беспалый.
Жебраки перемешивались с сельчанами. Даже Мацько вместе со всеми.
Вышло будто бы так, как советовал сердюк. Градом упали на чужаков, сбили с ног, связали.
Го-го-го! Мы ещё казаки! Победа!
Да Гузь, о котором забыл даже Цыбуля, рубанул его же первого по голове, чтобы пробиться к ближайшему шведскому коню под церковью, ударил и Мацька по рукеи уже верхом перемахнул через вал. Вослед несколько раз выстрелили из шведских рушниц, а когда вспомнили о погонеи думать поздно! Гонкий конь под проклятым!
Вот беда! опустились у многих руки. Приведёт шведов...
Весёлый сердюк сгорбился. Нет радости.
Дед Свирид напомнил:
Казаки! По три рубля за каждого шведа! Вот они.
Это... Девять и девять рублей! живо отозвался Мацько. Он уже оправился от ударараны нет, только боль. Раскраснелся, рассердился. Жёлтая чуприна взялась красным огнём. Царь деньги дасттак и жебраков не обделите!
Выпьем вместе!
Женщины жалели окровавленного Панька Цыбулю:
Не дождался магарыча...
Умер.
Жизньнитка... Разорвали...
Жена Цыбули билась о землю лицом:
На кого детей оставляешь, Паньку! Опомнись! Не закрывай глаза! Откуда тебя ждать?
Детишки взялись за тонкие ручонки. В глазахужас.
Дед Свирид да дед Петро ведали, что делать:
Ищите оружие! Сметайте порох, у кого где завалялся! Женщин, детей, доброотправляйте в лес! А казакам не личит прятаться!
Галяне то Журбихина невестка, не то просто сирота, нашедшая у старухи убежище, уже рядом с дедами:
Шведов нужно везти к царскому войску! А самим защищаться!
Не девке советовать казакам. Только ж эта девка и саблей годна махать.
Собрались казаки в кучку, сосчитались, сколько всего вояцких голов.
Как же! отозвались одновременно. Прежнее недолго вспомнить!
Беспалый обеими руками прижимал к себе кол:
И я одного ударил! Вот этого, самого длинного, рушником связанного! Помните, люди: они очень жестокие... Видите, побелели от злости!
Жалостливые женщины несли солому и совали её шведам под головы, а те отбивались ногами в огромных сапогах, ругались, наверно, страшными словами.
Даже реестровики рассердились:
На нас надейтесь, чернодубцы! Гузь нам не указ!
Слепой ватажок подбивал ватагу:
И мы люди. Снимайте торбы и берите в руки что потяжелее... А ты, Мацько, иди... В лесу обожди. Пересиди. Коника только побереги.
Мацько лишь улыбнулся. Он не из тех, кого бьют. Он уже схватил тяжёлую шведскую рушницу. Сел на неё, чтобы надёжней, а в руках бандура, как у казака Мамая:
Чорнi вуса, чорнi вуса, чорнi вуса маю!
Одростуть на три аршинитодi пiдрубаю!
Ватажок держал свою дубину будто саблю. Мальчишка возле него тоже ухватил деревяшку и следил, как хлопы укладывают связанных шведов на длинный воз.
4
Батько Голый ждал ответа от самого царя, не понимая, пришлёт ли тот грамоту, что делать, или же указкуда идти. А посланные не возвращались. Гультяйство теряло время. Снова брал верх бывший мазепинский сотник Онисько. Он не оставлял батька, теперь будто бы тоже провозглашённого бедняцким гетманом. Многие прислушивались к Ониськовым словам.
Те головы на колах! говорил Онисько везде, где случалось. Зачем было посылать? Меншиков уничтожил Батурин! И старому и малому сабли головы снимали! Как от татарина! Теперь нет возврата... Мы с царём теперь враги до гроба!
Продовольствие для гультяев и фураж для коней на хуторе полковника Трощинского таяли. Гультяйство искало новых мест. Онисько с ближайшими друзьями обосновался на другом хуторе, вёрст за пять.
Однажды утром, в цепких морозных сумерках, Онисько вскочил на воз, взмахнул скомканной бумагой с тёмными чернильными пятнами:
Товариство! Универсал! Казаки привезли! Гетмана Мазепы! Царь приказал дать булаву Скоропадскому, так пусть сам царь его и слушает! Гетман Мазепа со шведами идёт на Гадяч. Москали удирают! Мы должны присоединиться к законному володарю! Он и нашего батька сделает полковником! Спорило гультяйство с гетманом из-за царя! Кто хочетна коня! Уговаривать не стану. Смотрите не опоздайте!
Врал Онисько, говоря это. Верные слуги сразу начали строить гультяев возле батькова хутора, на плоском холме, у подножия разбитого молнией дуба. Батовы пересчитывались вдоль и поперёк. Привезли вместительную бочку горелкипей. Шинкарка наливает, а деньги платит сотник. Каждого привлекали. А встречать Мазепу в Гадяче не торопились. Горелка, разговоры дёргали гультяев. Поднялось солнце. Подмерзшая земля покрылась паром. Чёрный дуб заблестел, будто старательно выкрашенный. Заклубился пар над конскими боками. Гультяйство загудело. Но и при солнце не определить, увеличивается ли число людей возле Ониська или уменьшается. Батько молчит... И неизвестно, как бы всё пошло дальше, если бы на холме не показался всадник на усталом коне. За ним от батькова хутора поднялась пыльне падает. Вгляделисьэто давняя знакомая, дивчина Галя. Снова она в казацком убранстве. Красивая, вражья личина!
Тю! Откуда... Соскучилась?
Песню давай!
Один одно подбросил, другойсвоё. Известноперед девушой-певуньей выкаблучиваются.
А она:
Товариство! Помогите Чернодубу! Уже из батькового хутора поехали на выручку! Там уже шведы, наверно, убивают людей!
Шведы? Уже шведы?
Проклятье! Мазепа привёл! Далеко Чернодуб?
Двадцать вёрст!
Среди гультяев нашлись и чернодубцы. И в батьковой половине, и в Ониськовой. Они и взбили пыль в сторону Чернодуба. За ними поспешили прочие.
Онисько, под чёрным дубом, на возу, обрадовавшись возможности выступить в дорогу, вывалил красные глаза и закричал тем, кто недоверчиво слушал Галю:
То москали вымещают злость за свои неудачи! Глупая девка не поняла!
Но уже посыпалось с холма верховое казацтво. За нимпешее. Галю больше не слушали.
Сообразив, что в Глухове рада избрала нового гетманане успели, значит, посланные к царю! поехал и батько Голый, лелея какую-то свою мечту...
Ещё с холма, из-за леса, приметили чёрный дым, услышали стрельбу, крики. Выстрелы редкие. Там лес подходит к самому Чернодубу. Между дубами годилось бы дать коням отдых, но как остановить грозовую тучу? В гуле и выстрелах влетели в село без помех, если не считать сердюцкий отряд, попробовавший было задержать товариство, да только и он юркнул в овраг, даже не предоставив саблям кровавой работы. В том направлении исчез с друзьями и сотник Ониськоотгонял сердюков, что ли?.. Возле первой хаты на краю села батько рубанул на скаку вояку в дивной одежде, выставившего перед собою тяжёлую рушницу, она не успела даже сверкнуть огнём, легла поперёк трупа. Ветром отнесло дым на широкой улице, которая тянется между хатами вверх до самой церкви, и гультяи завидели воинов в синих мундирах, не царских солдатшведы! Вот наврал Онисько-приблудник! Разве шведа так просто бить? Да возвращатьсяпоздно...
По улице раздались крики на чужом языке. Враги сомкнули ряды. Передних гультяев обожгли пули. В руках тех шведов, которые под заборами, на высоких конях, засверкали сабли.
Казаки! закричала Галя, опасаясь, что гультяйские батовы повернут. Нас много!
Однако передних подпирали задние, не ведая, сколько врагов, какие они. Из синей сплошной стены, в которую превратились враги, ударил такой адский огонь, что через мгновение кони задних уже не могли пробиваться через кучи людей, коней, ещё живых, покалеченных, уже убитых...
А шведы стреляли и стреляли сквозь дым и крики о помощи.
Какая-то неведомая сила вырвала Галю из седла и швырнула на землю... А когда девушка очнулась и попыталась высвободить свою ногу из-под убитого коня, её тело пронзила неодолимая тошнота. Перед глазами колыхнулись мрачные круги, и каждый выстрел в отдалении стал отдаваться в висках колючей болью.
Короткий осенний день между тем угасал.
Галя всё же нашла в себе силы высвободить ногу и от рывка скатилась в холодную воду. Это её взбодрило. Отползла к невысокому земляному валу, а под его защитой даже побежала. Голову распирала всего одна мысль: если попаду врагам в рукиспасения не жди! Увидев казацкую одежду, шведы застрелят.
Ноги съезжали в заполненный тьмою овраг. Дым разъедал глаза. Цеплялась за острые камни и твёрдые корни подвернувшихся деревьев. Огнём горели разодранные до крови пальцы. Галя бежала и бежала, пока не закончился вдруг овраг и она не оказалась на холме, таком знакомом, что заныло сердце: вот на этом месте ещё вчера стояла родная хата... вот остатки порога... вот завалинка... Здесь бабуня рассказывала о давнем прошлом... Теперь одни головешки исходят едким дымом...
И на холме, тяжело дыша, девушка остерегалась поднять голову. Однако заметила под уцелевшими тополями чью-то высокую фигуру. Фигура приблизиласьто была Журбиха. Старую, видать, не посмели задеть пули. Ей удалось вырваться из адаведь была с чернодубцами на валах...
Девушка замешкалась. Журбиха вступила на то место, где на неё упали отблески недалёкого пожара. И тут показались всадники. Сверкнула занесённая сабля. Не в силах чем-то помочь, девушка с новым стоном закрыла глаза, но сразу же раскрыла их, заслышав твёрдый Журбихин голос:
Нехристь! Какая тебя мать родила... Мои сыновья сломают тебе шею!
Журбиха стояла с гордо поднятой головою, и её вид подействовал на врагов. Сотник ГусакГаля узнала его сразуперехватил Ониськову рукуи того супостата Галя тотчас узнала, указал саблей куда-то в сторону, где раздавались резкие крики. И вдруг оба всадника ускакали.
Галя тут же окликнула:
Мама! Ой, мама моя!
Шли, поддерживая друг дружку, к хутору. Чернодуба уже не существовало. Кое-где дотлевали огни. В красноватых волнах мелькали быстрые тенинаверно, там носились коты. Несколько стволов давно усохших деревьев догорали стоя, как поникшие церковные свечи, но большинство здоровых деревьев огонь успел только опалить и пополз дальше в ненасытной своей жадности. Тихонько шумели мельничные колёса. В нос било запахами обгорелого зерна. Старуха и девушка, перебравшись через вал, наткнулись на кучи камней, каких-то брёвенказалось, только это и осталось от большого сооружения. И оттуда, где стоял хутор, тоже доносилось дыхание тепла.
Журбиха выпрямилась и замерла. Гале же вдруг припомнился летний день. Тогда, после болезни, в саду появился Петрусь. Он клал себе в рот спелые вишни... Где же парубок сейчас? Чует сердцежив... И ещё подумала с удивлением: привиделся Петрусь, а не давний наречённыйМарко. Почему?.. Помнится, словно вчерашнее, встреча на Пеле. И монисто сейчас возле сердца. А его держали руки Марка... Правда, Петрусь вывел из погреба, но...
Люди! послышалось где-то рядом.
Обе прилипли к тёплому дереву.
Из темени снова:
Не бойтесь! Я вас знаю...
Кто там? подала голос Журбиха.
ЯМацько... Мы с вашими сельчанами на валах стояли.
Из темноты через светлый вал скользнула прихрамывающая тень.
А вы, тётка, продолжал Мацько, ещё пули заговаривали. Пробивали мы шведские лбы, да только вражья конница рубила уцелевших наших товарищей. Наш слепой ватажок стоял под пулями, взявшись за руки с вашим дедом Свиридом. И беспалого нашего пуля уложила... Меня стоптали конём. А с нашим дедом был мальчишка Мишко... Он-то где?
Много людей сейчас в лесу, предположила Журбиха. Спасаются.
Галя слушала разговор с замиранием сердца. В памяти снова возникал прежний Чернодуб. А теперь, в густом мраке, одни пепелища, трупы...
Буду пробираться туда, где стоят царские войска, вдруг сказала Галя, ощупывая глазами еле различимую дорогу.
Журбиха проводила взглядом жебракову фигуру. Тот, словно кошка, легко перепрыгнул через освещённый зыбким пламенем вал и пропал в темноте. Журбиха крепко обняла девушку. В её глазах Галя увидела отражения далёких пожаров, потому что в Чернодубе уже нечему было гореть. Лишь на панской экономии ещё дотлевали огоньки и горланили песни победители.
Иди, доню... Встретишь моих хлопцев. Если бы мне мои лета молодые чарами прикликатьпошла бы и я с тобою.
Журбиха вдруг запела песню, дотоле не слышанную в Чернодубе, печальную и протяжную, но одновременно грозную. Наверно, мелодия только что родилась в её душе. Но если бы ту песню заслышали сердюкиони бы призадумались. Столько было там жгучей ненависти.
5
Денис Журбенко отчётливо видел, как наливается кровью длинный нос с красноватым рубцом от острой стали и как напрягается вся фигура полковника Галагана, уже готовая к действию, когда, сдерживая высоких коней, к нему приближаются гордые шведские офицеры и не отъезжают до тех пор, пока полковник не подзовёт молодцеватого есаула. Денису всё видно. В такие мгновения он толкает Степана. Дорогу придётся пробивать... Смотри, казак, в царском манифестемесяц сроку. Бумаги развешаны на многих церквах. Их срывают шведы и гетманские есаулы, однако смелые люди лепят снова.
Степану не дождаться решительных действий. Длинная сабляв руках. Дед Свирид побывал с нею в молодости на Запорожье. Невыносимо подчас становилось старику в Чернодубе, но не променял её на хлеб. А внук?
Мыслями о сроке полны и полковничьи головы, и старшинские, и простых казаков. Да царские обещания известны и шведам. И тсначеку. Среди казаковтайные разговоры. Сбежал даже полковник Апостол. Верен был Мазепе, и всё же... Бродил задумчив, хмур, часто разговаривал с Мазепой, уединяясь с ним.
Вот если бы и Балаган... Балаган из простых людей. Зачем ему дружба с большими панами? Или, может, потому он держится шведов, что сам стремится в большое панство? Б1отому угождает Мазепе? Говорят, его поместья уничтожены гультяйством, а которые уцелелибудут уничтожены. Должен понимать...
Мысли о бегстве не оставляли ни днём ни ночью. Словно в тумане ехал-ехал казак по родной земле после страшного гречишного поля, где, как он полагал, открылось предательство, впервые поняв, что казакованье казакованьем, да не врагам же служить... Надо головою думать.
В окружении шведов остатки гетманского войска переправились через Десну, потом через Сейм. Неделю спустя захватчики стояли уже в Ромнах, сделав этот город главной королевской квартирой. А вообще шведские полки разместились от Ромен до Прилук на западе и до Гадяча над Псломна востоке. Из-под королевского крыла Мазепа рассылает универсалы, требуя для новых союзников волов, муки, всякой живности. Немногие универсалы доходят по назначению, да и там, куда доходят, никто не подчиняется. Король из Ромен грозит наказанием гетманским подданным, не признающим своего повелителя, как он говорит, поставленного самим Господом Богом. Королевские угрозы не только на бумаге. Уничтожены многие местечки и сёла. Однако Украина не подчиняется...
Мазепа с огромными шведскими силами проехал к Гадячу и возвратился назад в Ромны. Теперь снова не показывается казацтву на глаза, снова пишет универсалы, и уже с теми универсалами шведы отнимают в сёлах живность. Берут с собою и мазепинцев, чтобы доказать законность своих действий.
Именно с такой целью шведский отряд пригнал в полупустое село остатки Галаганова полка. В оставленном панском поместье нашли пшеницу. Отыскалось и несколько десятков сердитых хлопов. Шведские шпаги принудили ссыпать зерно в большие мешки, мешки класть на возы, которых достаточно в панском подворье. Круторогие волытоже с панской воловнивывозили пшеницу на шлях. Хлопы не остерегались шпаг, посматривали на чужаков и на мазепинцев сердито, считая тех и других своими смертельными врагами.