Терская коловерть. Книга вторая - Анатолий Никитич Баранов

Терская коловерть. Книга вторая.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Даки подбрасывала в печь сухие стебли перекати-поле, когда в саклю вошел Данел.

Зачем топишь печь, мать наших детей?удивился он, расстегивая бешмет, полы которого были так истерханы, словно они побывали в зубах целой своры свирепых псов.

Даки взглянула на мужа, подоткнула под платок поседевшую прядь волос, мужественно проглотила готовый вырваться из груди вздох.

Соседи могут подумать, у нас не из чего варить обед, отец наш,ответила она нарочито бодро,они ведь не знают, что в нашей кладовой полно муки и жира. Пусть видят, у нас тоже идет дым из трубы.

Данел гмыкнул, почесал ногтями волосатую, не прикрытую ничем, кроме бешмета, грудь, скользнул взглядом голубых глаз по пустым чашкам, стоящим на почерневшем от времени кусдоне .

Я давно не видел Аксана Каргинова. Пойти, что ли, его проведать? остановил он взгляд на ссутулившейся раньше срока женщине, родившей ему шесть дочерей и сына. Четырех из них он уже выдал замуж, но так и не разбогател от полученного калыманужда проклятая, как дырявый бешмет: в одном месте зашьешьв другом прорвется. Вся надежда на сына: вырастеткормильцем будет. Надо отдать его в школу, пусть из него получится ученый человек, как Бимбол у Латона Фарниева. Ведь не зря он в годовщину своего рождения, сидя на полу с разложенными на нем разными вещами, схватился ручонками не за кнут, не за ножницы и даже не за кинжал, а за книгу.

Даки вместо ответа пожала плечами: «Делай как знаешь, хозяин души моей».

Почему я не вижу в хадзаре наших дочерей, быть бы мне жертвой за них?вновь нарушил тишину глава семейства, застегивая бешмет и направляясь к выходу.

Они ушли в степь собирать бурьян для топлива.

А где наш сын?

Ох-хай! Если бы я сама об этом знала,сокрушенно вздохнула женщина.

По теленку узнают будущего быка,насупился Данел, задерживаясь у порога.Мальчишка прожил уже девятую зиму, а до сих пор еще не знает, как держаться за плуг.

Он мал ростом и слаб телом,заступилась мать за своего любимца.

Э...скривился Данел,не то говоришь. Другого от тебя не услышишь, хоть простоишь рядом целый год. Ты мне лучше скажи, где у нас спрятана баранина, из которой ты собираешься сварить похлебку?

Даки дернула краем губ.

Вон лежит на кусдоне, отец наш.

Данел подошел к посудной полке, взял в руку помазокобгорелый кусочек бараньего жирапровел им по своим усам, заговорщицки подмигнул супруге:

Пусть соседи знают, что Данел Андиев любит есть на праздник не только малай , но и баранину.

Смотри, наш мужчина, чтобы не разболелся у тебя живот от жирной пищи,усмехнулась Даки, наблюдая искоса, как муж подкручивает перед осколком зеркала залоснившиеся от жира усы.

Воллаги!поднял к потолку руки Данел.У женщины язык все равно что жало у гадюки,с этими словами он вышел из хадзара на улицу.

Хорошото как вокруг! Небо синее, солнце яркое, воздух свеж и резок от запаха дымящихся навозных куч и тающего снега. Звонко и радостно журчит в лужице сбегающая с крыши капель, словно поет о наступающей весне, о всепобеждающей силе жизни. «Клянусь небом, мы еще будем петь песни в нашей сакле»,подумал Данел, направляясь мимо хуторского колодца к дому Аксана Каргинова. Если у Данела пусто в кабице, еще не значит, что сам он пустой человек. Не случись тогда беда с зятем Степаном, не шел бы он сейчас за мукой к богачу Аксану. Ай-яй, какого дурака свалял он в казачьей станице! И зачем набросился на этого хестановского выродка? Подвел зятя. Подвел богомаза. Теперь зять в тюрьме сидит. Богомаз сидит. Сам Данел тоже целый месяц под стражей находился. Спасибо дочери: выпросила ему прощение у начальника полиции. Наложили штраф, взяли подписку о невыезде и домой отпустили. Пришлось корову продать, коня продать... до сих пор жалко Витязя, Степанова подарка.

День твой да будет добрым!

Данел повернулся на приветствие: по одной из тропинок, что сходились со всех сторон хутора к колодцу, словно спицы в ступице колеса, брел ему наперерез старый бобыль Чора. В узких глазах его выражение суровой решимости, в рукахдохлая кошка.

Пусть и тебе, наш брат, принесет этот день одни только радости,прикоснулся к своей груди ладонью Данел и остановился, поджидая, когда родственник подойдет поближе.Куда ты несешь эту падаль?

Чора переложил кошачий хвост, из правой руки в левую, прежде чем пожать руку повстречавшегося родственника, и ответил с гневным презрением в голосе:

Я несу ее на могилу Вано Караева, пускай отведает дохлятины, раз его сын Мате совсем потерял совесть.

Да что он такое натворил?удивился Данел.Может быть, он украл у тебя барана?

Чора с укоризной взглянул, на насмешника, снова переложил из руки в руку кошачий хвост:

Он украл у меня веру в человеческую справедливость: вот уже сколько лет не отдает мне долг.

Что ж он тебе задолжал?

Новую шапку и тасккукурузы.

Зачем же ты отдал ему новую шапку, когда сам в облезлой ходишь?

Пустое говоришь,поморщился Чора,Я не шапку ему давал, я целых полдня рассказывал этому бесчестному человеку про то, как живет в Стране мертвых его отец. За это он пообещал мне новую шапку. Пообещал и не далвсе равно что украл. Вот отнесу его отцу на обед дохлую кошку, пускай тогда покрутится этот старый мошенник Мате.

«Не у одного меня подвело живот от голода»,усмехнулся в душе Данел и, уступив дорогу старшему по возрасту, продолжил прерванный путь. Ему повезло: Аксан Каргинов не успел еще уйти на кувд, устраиваемый Тимошем Чайгозты в честь своего сына Микала, получившего на германском фронте за ратные подвиги четвертый Георгиевский крест. Он стоял, большой и нарядно одетый, посреди своего обнесенного новым плетнем двора и чтото говорил работнику-ногайцу Джаныму. Тот в ответ покорно кивал широкой, как пивной котел, шапкой и угодливо улыбался.

А... это ты, Данел,оглянулся хозяин на голос незваного гостя.Каким счастливым сквозняком занесло тебя на мое подворье?

Данел проглотил насмешку, только скулы у него заметно порозовели от прилившей к лицу крови.

У меня к тебе, Аксан, небольшая просьба,начал он подчеркнуто веселым голосом:Дай мне, пожалуйста, немного муки в долг, пока я смелю свою пшеницу на мельнице Захара Хабалонова.

Уж не ту ли самую пшеницу, которую я дал тебе в прошлом году?прищурился Аксан.

Румянец на впалых щеках Данел а стал еще ярче. «Надо было пойти к Латону Фарниеву»,с запоздалым раскаянием подумал он. С трудом изобразив на лице подобие улыбки, продолжил разговор:

Прости, пожалуйста. Сам знаешь, какой плохой урожай был в прошлом году, рассерчал на нас за чтото святой Уацилла. В этом году обязательно отдам, пусть меня похоронят рядом с ишаком, если не сделаю как говорю.

Хорошо, Данел...посерьезнел Аксан и погладил роскошную, тронутую дымкой времени бороду,я дам тебе муки, но за нее нужно отработать на моем дворе.

Данел сдвинул брови в сплошную черную линию.

Зачем обижаешь? Никогда Данел не был и не будет батраком. Ты, наверно, забыл, что моя фамилияАндиев. Мой прадед был беком...

Пусть подо мной земля провалится, если я хотел тебя обидеть, Данел,всплеснул руками Аксан.Зачем тебе самому работать? Пришли ко мне своего сына.

Но он еще слишком мал...возразил Данел.Какой из него работник?!

Хе!усмехнулся Аксан и поиграл серебряным набором на своем поясе.Разве мне его запрягать вместо быка в мажару? Ай-яй, Данел! ты всегда был несправедлив ко мне. Пусть только смотрит на базу, чтоб телята не пососали матоквот и вся работа. Чем целыми днями гонять по хутору без дела, лучше пусть отцу поможет. Ну разве я неправильно говорю?

Данел поскреб пальцами под папахой. Правильно говорит Аксан, ничего не сделается этому сорванцу, если поглядит за чужими телятами.

А сколько ты мне дашь муки, Аксан, если я приведу к тебе моего сына?

Клянусь Уациллой, это деловой разговор!воскликнул Аксан.Возьмешь столько, сколько он поднимет за один раз.

Но он, наверно... не сможет поднять больше пуда,возразил разочарованный отец будущего батрака.

А разве этого мало?сделал удивленные глаза хуторянин-богач.

Хоть и мало, но все же лучше чем ничего. Повеселевший Данел едва не бегом направился домой: уже сегодня к обеду у них будут пшеничные лепешки. Боже великий! Помоги Казбеку поднять мешок потяжелее.

Не доходя до центрального колодца, Данел снова увидел Чора. Он шел в обнимку со своим должником Мате Караевым и пел песню. Мате подтягивал ему дребезжащим басом и в такт песне размахивал дохлой кошкой.

Куда это вы направились, да будет вам попутчиком сам Уастырджи?крикнул Данел, прикидывая на глаз, сколько примерно выпили араки эти люди, достигнув за довольно короткий срок такого отменного состояния духа.

Ковыляющий из стороны в сторону дуэт остановился. Запевала сделал неопределённый жест рукой, с трудом заворочал языком:

Мы идем на могилу Алы... (и-ык!) Чайгозты, чтоб накормить его (и-ык!) дохлой кошкой.

Ангелы святые!Данел воздел руки к небу.Ты же хотел накормить ею совсем другого покойника.

Чора прищурил и без того узкие глаза:

Я передумал. Зачем обижать хорошего человека,тут он хлопнул по плечу своего неуверенно стоящего на ногах спутника,он же не виноват, что сам всю жизнь ходит в старой шапке.

* * *

Казбек уселся на жердь загородки, отделяющей коров-маток от новорожденных телят, вынул из кармана обтрепанных штанов кусок просяного чурека и, болтая дырявыми чувяками, принялся его смаковать. Синие глаза его при этом блаженно щурились, а медная серьга, продетая в мочку правого уха повивальной бабкой Мишурат Бабаевой, пускала по стене сарая веселых зайчиков. Ах, как вкусно! Не зря, выходит, пупок надрывал в тот день, когда хозяин рассчитывался с его отцом за приобретенного работника. Целых два пуда просяной муки приподнял над землей юный батрак, стараясь принести своей семье как можно больше пользы. «Смотри, килу нарвешь»,скосоротился тогда хозяин. А отец облегченно вздохнул и сказал с гордостью: «С виду дохлый, а жилистыйвесь в меня».

К загородке подошел Гаги, младший сын Аксана Каргинова с куском уалибаха в руке. Он покрутил пирогом перед носом сверстника и сказал, роняя изо рта сырные крошки:

Тебе, небось, тоже хочется уалибаха?

Казбек смерил хозяйского сына презрительным взглядом и еще усерднее заработал челюстями, разжевывая черствый хлеб.

Может быть, твой просяной чурек вкуснее пшеничного пирога с сыром?не унимался Гаги.

Каждый ест то, что ему по зубам,ответил Казбек; стараясь не глядеть на аппетитно желтеющую из надкушенного пирога начинку.

Думаешь, у меня зубы слабые?перестал жевать Гаги.Вон посмотри какие.

Были бы крепкие, не ел бы старушечью еду,отвернулся от собеседника Казбек, так ему было противно смотреть на человека, роняющего в его глазах мужское достоинство.

Это уалибахстарушечья еда?изумился Гаги, вытаращив черные и круглые, как у отца, глаза.

А то нет,прищурился Казбек.Мне не веришь, спроси у моего деда Чора. Ты видел у него зубы? Почему, думаешь, они у него такие, блестящие и крепкие? Да потому, что он никогда не ест пирогов.

А что же он ест?

Чурек и мамалыгу. А ещефасоль.

Может быть, фасоль вкуснее шашлыка?ухмыльнулся Гаги, считая что крепко поддел этого задаваку Казбека, от которого не однажды получал тумаки в уличных потасовках.

Я разве сказал вкуснее?пожал плечами Казбек.Настоящие мужчины едят и пьют не всегда то, что вкусно. Вот скажи, что слаще: арака или молоко?

Молоко, конечно.

А что любит пить больше твой отец: молоко или араку?

Араку...

Вот видишь?

Дело сразу приняло другой оборот. Гаги, словно, завороженный, уставился на просяной хлебец.

Давай поменяемся,протянул он Казбеку пирог.

Но тот отрицательно покачал лохматой шапкой.

Ну что тебе стоит,наморщил нос Гаги.Дай хоть маленький кусочек.

Казбек был неумолим. Он с хрустом продолжал дробить зубами твердую корку.

Эй-ех! Хочешь, я тебе принесу немного колбасы?

У Казбека сверкнули глаза в просветы между завитушками папахи:

Ладно, неси, но только побольше.

Спустя минуту Гаги уже сидел рядом с Казбеком и, сияя от наслаждения, хрустел выменянным на колбасу сухарем.

Ну как, правда, вкусно?подмигнул ему сотрапезник, жуя самодельную баранью колбасу и заедая ее пшеничным уалибахом.

Правда.не слишком уверенно согласился Гаги.Горчит только.

Это без привычки,успокоил его Казбек.

Я бы и еще ел,выпятил грудь Гаги, с трудом проглатывая последний кусок.

Ты маму свою пошли к моей маме, у нее много таких чуреков, пускай обменяет на пироги.

Ладно, пошлю,пообещал Гаги, довольный, что так легко добился желаемого. В сущности, человеку не так уж много нужно для того, чтобы стать счастливым.

На следующее утро как всегда Казбек пришел на каргиновский двор и принялся выполнять свою несложную работу. Почистил в телячьем хлеву, набросал под ноги животным свежей соломы, зашел в стойло к племенному жеребцу Ястребу, расчесал ему гриву и угостил корочкой от уалибаха, полученного матерью в обмен на чурек от Каргинихи. И в это время за стеной конюшни он услышал стон:

Ой, нана, больно!

Казбек прислушался: это плакал хозяйский сын Гаги. Возле него хлопотала мать, время от времени призывая несчастья на чьюто голову:

Чтоб ему так же заложило и даже крепче! Чтоб ему мой уалибах скрутил кишки и проткнул живот!

Ой, нана!заглушали ее голос вопли Гаги.Не меняй больше у Андиевых пироги на чуреки. Ой, не могу!

«Будешь теперь знать, чем питаются настоящие мужчины»,позлорадствовал Казбек, зная по собственному опыту, как жестоко крепит без привычки от просяных лепешек.

До чего же медленно тянется время, если ты обязан находиться весь день на одном месте. Ребята, наверно, уже играют в абреков возле Священного кургана, а тут сиди на соломе и гляди, чтоб какойнибудь теленок не умудрился дотянуться сквозь загородку к коровьему вымени. Скучно. И как это взрослые целыми днями все работают, работают... Неужели им никогда не хочется поиграть в абреков или покататься по замерзшей Куре на самодельных деревянных коньках?

Эй, Казбек! Иди скорей, что я тебе скажу...

Казбек оглянулся: между кольями плетня светилась на солнце курносая рожица его закадычного дружка Басила Татарова.

Ну что тебе?словно нехотя, подошел к плетню Казбек, хотя сердце его прыгало в груди от радоститак надоело сидеть на чужом дворе в одиночку.

Ты, наверно, забыл, что сегодня праздник святого Уацилла?

Ну и что?

Как что?у Басила изпод потрескавшегося козырька огромной не по росту фуражки вытаращились глаза.Да ведь сегодня кто вволю не наестся, тот весь год будет ходить голодным. Или тебя уже накормили твои хозяева?

Накормят, жди,ухмыльнулся Казбек и сплюнул.Они лучше кобелю выбросят, чем тебе дадуттакие жадные.

Так чего ж ты сидишь? Айда в саклю деда Хабалонова. Там у него всякой еды целая гора: фасоль, пышки, рыба копченаявкусно страсть!

Ты что, пробовал?

Нет, в окно видел,вздохнул Басил и проглотил слюну.Так пойдем?

Нельзя мне,вздохнул и Казбек.Аксан узнаетплохо будет.

Хе, узнает... Как он узнает, если Джаным на Бугулов хутор его повез, сам видел.

Гаги расскажет...

Пусть только попробует,просунул Басил между кольями смуглый кулак.

Э, была не была, как говорил наш вахмистр Кузьма Жилин,махнул рукой Казбек, употребив любимое выражение отца, и вскоре его лохматая, наполовину облезшая шапка уже мелькала рядом с Басиловым картузом в зарослях прошлогоднего бурьяна. Если бы Казбек оглянулся в ту минуту, он увидел бы, как из того же бурьяна вышел, держась за штаны, бледный от перенесенных страданий Гаги и с чувством погрозил кулаком ему вдогонку.

* * *

Возле хаты Якова Хабалонова полно молодежи, преимущественно мальчиков-подростков: взрослые парни на войне, а их невестам какой же праздник без женихов? Мальчишки толпятся у порога и ждут, когда им позволят перешагнуть через него старшие. Скорей бы уж вырасти, чтобы можно было вот так же сидеть за столом с мужчинами и есть копченую рыбусколько захочется.