Заходите, дети мои, да будет к вам милостив Уацилла,это Яков Хабалонов, седой и важный, появился на пороге.
Казбек с толпой сверстников протиснулся в душное от множества людей помещение, стараясь не попадаться на глаза сидящему за столом отцу. Правду сказал Басил: на столах полно еды и выпивки. Вокруг столов чинно сидят мужчины. В руках у старшего, возглавляющего стол Михела Габуева большая румяная пышка.
Боже! тебе мы поручаем себя, святой Уацилла. Сегодня народ тебе молится, и ты дай им жизнь, сытую хлебом, чтобы могли они справлять свадьбы и приносить тебе жертвы,поднял он пышку на уровень груди и повернулся к замершим у порога юным согражданам:Уа, ребята, вам что надо?
Хор-хор !дружно прокричали в ответ мальчишки, а звонче всех прозвучал в этом хоре голос Казбека.
Михел удовлетворенно огладил бороду и, захватив горстью фасоль из миски, трижды осыпал ею головы мальчишек со словами: «Пусть бог вас всегда оставляет сытыми хлебом». Проделав эту процедуру, он предоставил слово старшему хуриевского рода, в чьем доме будет отмечаться праздник Уацилла в следующем году. Тот поблагодарил собравшихся за оказанную ему честь и, взяв в руки чашу с брагой, поднёс ее к своим усам. В это время сосед по столу взял другую чашу и стал лить ему на бритую голову брагу с таким расчетом, чтобы она стекала по лбу в чашу пьющего. После чего ее отдали ликующим от такого щедрого подношения мальчишкам. Они гурьбой вывалились из хаты во двор и принялись пировать, по примеру взрослых сопровождая питье браги тостами: «Пусть вас, друзья, каждый день угощают родители вкусными пирогами, а не палками».
Тем временем мужчины в доме принялись за араку. Пустили турий рог по рукам пирующихзарумянились у них лица, пустили второйрасправились согнутые тяжелой работой плечи, пустили третийзасверкали вдохновенно глаза.
Хе! Разве мы сейчас живем так, как жили наши предки,рокочет в ухо деду Чора раскрасневшийся от выпивки старик Гиши Кельцаев.Клянусь Уациллой, мой дед был самым богатым человеком на Кавказе. Какой у него был большой дом! Ах, дом так дом! А какая красивая у него была конюшня, цэ, цэ! Такая длинная, что когда в одни двери загоняли жеребых кобылиц, то в другие двери их жеребята выходили уже взрослыми конями. Их прямо у дверей седлали джигиты и сразув поход.
Чора восхищенно крутит круглой, заметно полысевшей за последние годы головой и рассказывает в свою очередь, какая красивая и длинная палка была у его деда. Когда, бывало, во время уборки хлебов небо заволакивали грозовые тучи, дед надевал на палку шапку и разгонял их во все стороны.Куда же он ставил на ночь такую длинную палку?удивляется Гиши.
Клал на крышу вашей конюшни,сощуривает и без того узкие глаза Чора, из которых так и сыплются в собеседника смешинки-искры.
За столомшум, смех, возгласы одобрения.
Давайте, братья, споем песню!кричит, перекрывая этот шум, Мате Караев.Запевай, Чора.
Чора поднялся, приложил растопыренные пальцы к разнокалиберным газырям своей видавшей виды черкески:
Спасибо, братья, за высокую честь, но я уже не гожусь в запевалы. Мой голос стал шершав и груб, как вот эта кукурузная кочерыжка в горле графина. Позовите лучше другого певца.
Кого же мы позовем?вскричали пирующие.Кто лучше Чора сможет нам спеть «Песню одинокого»?
Позовите Данелова сына, знаю что говорю.
Привели Казбека, поставили у столасадиться за стол ему не положено,налили вместо араки в рог пива: пей и пой. И Казбек запел про одинокого джигита, не имевшего родственников. Звонкий голос его взметнулся к потолку весенним жаворонком. Ах, как хорошо поет этот тонкошеий, худенький мальчишка! Даже слеза прошибает от его песни. До чего же жалко одинокого джигита, на которого напали с кинжалами семеро гордых братьев из чужого рода.
Ма хур,обратился к певцу Михел Габуев, когда тот закончил песню,ты хорошо усладил наши сердца, да будет твоему отцу за это милость божия.
При этих словах сидящий за столом Данел гордо развернул плечи. Ему и в голову не пришло, что сын пришел на праздник без разрешения хозяев.
Отдохни немного, прежде чем ты нам споешь песню про Батрадза, и возьми вот это,закончил свою речь старший стола и, взяв со стола кусок пышки с рыбой, протянул малолетнему солисту. Казбек взял угощение, незаметно сунул рыбий хвост в карман длинного до колен дырявого пиджака, заменявшего одновременно бешмет и черкеску, сам принялся есть пышку, время от времени отламывая от нее куски и пряча туда же.
К нему снова подошел Михел.
Лаппу, зачем ты кладешь в карман хлеб?спросил он строго.
Казбек покраснел, опустил голову.
У меня товарищ голодный, ему хочу дать,ответил тихо.
У Михела разгладилась на лбу суровая складка.
За то, что любишь товарища, ты молодец,он взял со стола хлеб.Вот тебе целая пышка, иди к товарищу и накорми его.
А кто будет нам петь песни?раздались голоса.
Михел поднял руку.
Он вернется к тому времени, а пока, братья мои,тут он прошелся взглядом по опорожненным бутылям,проведем суд над провинившимися хуторянами... Латон Фарниев купил тачанку, он должен принести четверть араки и миску фасоли.
Ау, господин судья,удивился Латон.Да ведь тачанка давно уже развалилась, от нее осталось только одно колесо.
У судьи дрогнули уголки губ от сдерживаемой улыбки.
Вот за то, что не сберег остальные колеса, и принесешь штраф,ответил он, а все остальные участники праздничного суда зашлись от хохота.
Хорошо, если бы праздникикаждый день. Вот так бы всегда есть вволю пшеничные лепешки с копченой рыбой, петь песнии ничего не делать.
Казбек обсосал рыбью косточку, вытер пальцы о штаны, со вздохом посмотрел на солнце: оно еще высоко, а ему нужно возвращаться на каргиновский двор.
Зачем спешишь? Может быть, ты будешь играть в абреки со своими телятами?удерживал его Басил.Пойдем лучше на Священный курган, все мальчишки туда идти собрались.
Боюсь, Басил,снова вздохнул Казбек.Что если Аксан вернется, а меня нет.
Хе! Как он вернется, если в Бугулове тоже Уацилла празднуют. Пойдем на Священный курган. Я тебе дам свою шашку, которую мне сделал старший брат. И ребятам скажу, чтобы тебя сегодня Зелимханом выбрали.
Это уж было слишком. Такого соблазна не способно выдержать человеческое сердце.
Э, была не была, как говорил наш вахмистр Кузьма Жилин,сморщил Казбек тонкий, как у отца, нос и махнул рукой. Ничего не случится с этими телятами. Они отгорожены от своих матерей прочной загородкой. Под ними сухая подстилка, а над ними теплое солнечное небочто им еще надо? А что сам он ушел с база без спроса, так сегодня же праздник да и самого хозяина нет домане у кого было отпроситься. Можно бы, конечно, подойти к хозяйке, но она зла на него за просяные чуреки и вряд ли уважила бы его просьбу.
Вначале мальчишки играли на Священном кургане, потом перебрались на Куру, где повстречались со сверстниками из армянского села Эдиссии и в непродолжительном, но жарком бою с ними выяснили, что последние имеют такие же права на эту мелкую степную речушку, как и джикаевцы, о чем красноречиво свидетельствовал синяк под глазом у Басила Татарова, полученный им от противной стороны при решении этого спорного вопроса. Одним словом, когда Казбек, пытаясь оставаться незамеченным, перелезал через каргиновский плетень, солнце уже так низко висело над землей, что живущим у горизонта людям, по всей видимости, нужно было нагибаться, чтобы при ходьбе не задевать за него головами.
О, лучше бы ему вовсе не родиться под этим солнцем, ибо то, что он увидел во дворе, показалось страшнее самой смерти: по всему свободному от сельскохозяйственного инвентаря пространству, разбившись парами, стояли коровы, каждая со своим теленком, и предавались родительской любви и ласке. Они тщательно вылизывали дрожащих от слабости и нетерпения детенышей, а те поддавали им в пах крутыми лбами и счастливо вертели упругими хвостиками.
Уй, шайтан!вскричал обеспамятевший от страха работник и, схватив хворостину, бросился загонять коров на баз через разобранную кемто загородку. Это оказалось нелегким делом. Пока он отделял одну корову от присосавшегося к ней теленка, другая снова сходилась со своим малышом, движимая могучим материнским инстинктом.
Чтоб вам никогда молоком не напиться!Казбек хватал теленка за шею, оттаскивал прочь от матери. Та возмущенно трясла рогатой головой и тревожно мычала. И такбез конца, без передышки. До хрипоты в голосе. До одури.
Солнце, сплющившись о землю под собственной тяжестью, лопнуло и растеклось по степи золотой лужей, в бирюзовом небе заискрились первые звезды, а во дворе Каргиновых все еще слышался топот коровьих копыт и надорванный мальчишеский голос:
Чтоб вас привязали к шесту кзабах!
Но вот к мальчишескому голосу присоединился мужской голос, и тотчас в темнеющее небо взвился полный ужаса вопль:
Ой, не надо, я больше не буду!
От этого вопля вздрогнула в небесной синеве звездочка и заморгала испуганно, а в конюшне ударил копытом Ястреб и вздохнул на весь хутор:
Иох-хо-хо-хо!
Затем снова раздался мужской, наполненный бешенством голос:
Голодный сын голодной собаки, раскололась бы твоя голова на куски, почему так плохо смотрел за телятами?
В стороне послышалось злорадное хихиканье:
Он, баба, ходил петь на кувд к Хабалоновым.
Клянусь небом!взревел мужчина голосом Аксана Каргинова.Этот андиевский щенок своим голосом перепортил всех моих коров, хочу теперь послушать, как запоет он у меня не своим голосом.
В воздухе свистнула плеть.
Ой, больно!взвыл Казбек.
Что твоя боль в сравнении с той, которую ты причинил моему доверчивому сердцу,зло рассмеялся Аксан, полосуя плетью ветхий пиджачишко своего малолетнего батрака, и вдруг сам взвыл от боли:Уй, проклятый змееныш! Я тебе покажу, как кусаться, чтоб тебя самого так укусила гадюка. Держи его!
Но где там! В следующее мгновенье только лохматая Казбекова шапка мелькнула между плетневыми кольями на пурпурном фоне зари да некоторое время еще доносился из вечернего сумрака затихающий топот его резвых ног.
* * *
Сноваполнейшая свобода: иди куда хочется, делай что нравится. Правда, недешево досталась Казбеку эта свобода: отец жестоко выпорол его ремнем в тот злополучный вечер. Но разве впервые ему расплачиваться за свои проступки соответствующим местом. Кто только не упражнял свою силу и гнев на этой многострадальной части его тела. Шлепала по ней мать полотенцем, шлепали сестры ладонями, стегал прутом сторож с бахчи, уча уму-разуму за сорванные без спроса арбузы. В общем, учили все, кто был старше и сильнее. И не только за провинность. Однажды, когда Казбеку исполнилось пять лет, отец решил, что настала пора делать из него джигита. С тем посадил на Красавца, сунул повод в руки: «Крепче держись, ма хур!» Но Казбек не удержался и при первом движении лошади свалился на землю. «Клянусь небом, ты позоришь род Андиевых»,сказал отец и, снова усадив ребенка за конскую гриву, огрел плеткой вначале наездника, а потом его колченогого скакуна. На этот раз Казбек не упал с него.
Куда бы сходить сегодня вечером? К Басилу поиграть в прятки? Или, может быть, подкараулить у мельницы Гаги Каргинова и оттузить его как следует за то, что разобрал загородку на коровьем базу? Вот только каким образом незаметно улизнуть от матери? Она сидит на нарах и, перебирая натруженными пальцами овечью шерсть, тихонько поет о том, как у одной девушки погибли на войне все семь братьев и как она, надев мужскую одежду, поскакала на отцовском коне мстить за них проклятым немцам.
И отец сегодня почемуто не идет к Коста Татарову. Казбек посмотрел в запотевшее окошко: вон уже заблестели звезды в небе, а он все стоит с Красавцем у колодца и разговаривает с какимто проезжим мужчиной. Интересно, к кому он приехал? Неужели к ним? Ну так и есть: отец, дернув за повод Красавца, направился к дому, а следом за ним застучала колесами телега незнакомца.
Нана! К нам гость едет!крикнул Казбек, срываясь с лавки и бросаясь к выходу.
Ма хадзар!всплеснула руками Даки, отставляя в сторону решето с шерстью и поднимаясь с нар.Нам только не хватает сегодня гостей. Чем я его угощать буду? Лучше бы я послала напоить Красавца нашу младшую дочь.
Но вздохи вздохами, а встречать гостясвященный закон для хозяев дома. Пока мужчины управлялись на дворе с лошадьми, Даки разожгла в печи огонь, замесила на скорую руку тесто. Подошла к кусдону, взглянула на помазок: слава богу, еще не весь вытопился из него жир, хватит смазать сковородку. Но тут же нахмурилась, вспомнив, что уже вторую неделю идет Великий пост и, следовательно, сковородку лучше бы смазать подсолнечным маслом. «Не обдерет горло и несмазанным чуреком»,после некоторого раздумья решила женщина и послала старшую дочь Гати к Кельцаевым за аракойсвоюто гнать давно уже не из чего.
Здоровеньки булы!это в дверь вместе с клубами пара и запахом карболки ввалился незваный гость в высокой островерхой шапке и овчинном полушубке. У него красное, словно лаваш, намоченный вином, лицо с вислыми запорожскими усами под носом-свеклой и такие же большие и сизые, как свекла, кулаки. Голос у гостясловно гром из тучи: «Гур-гур-гурр!» Он снял шапку, перекрестился на образ Спасателя, одновременно запустил левую руку в карман полушубка, выудил из него пряник, протянул зардевшемуся от счастья мальчишке: «Покоштуй, хлопче».
Следом вошел хозяин дома, подмигнул супруге: готовь, дескать, угощение, сам стал хлопотать вокруг гостя.
Проходи, дорогой гость, к очагу, да останутся все твои беды за дверью моей сакли. Снимай свою шубу и будь здесь хозяином.
Казбек смотрел на незнакомца во все глаза, даже забыл про пряник: до чего же здоров этот русский дядька! Он на целую голову выше отца, и плечи у него, как у того борца, которого он видел в бродячем цирке, когда был в гостях у Сона в Моздоке. И какая на нем богатая одеждавсе кожаное и все блестит! Кожаная куртка подпоясана кожаным поясом, усыпанным блестящими бляхами. На поясе висит кожаный чехол, в котором спрятан большой кривой, как коса, нож с ручкой, обшитой кожей. Штаны тоже из кожи, и на них так же сияют медные бляшки. Они заправлены в сапоги-вытяжки с длинными, смазанными дегтем голенищами. «Наверно, алдар какойнибудь,подумал Казбек.Вот только почему от него так сильно несет карболкой? Точь-в-точь, как от ногайца Гозыма, когда тот купает овец Тимоша Чайгозты в большом деревянном корыте, чтобы у них не заводились в курдюке черви». Догадка, что незнакомец знатный человек, еще больше укрепилась в Казбеке, когда последний, прежде чем усесться за фынг, сходил к своей телеге и принес оттуда кожаную сумку с хлебом, селедкой и бутылкой настоящей городской водки с золотыми медалями на зеленой этикетке. Такую водку даже Тимош Чайгозты не пьет, обходится домашней аракой, а ведь он самый первый богач на моздокских хуторах.
Между тем приезжий любовно повертел в руках запотевшую поллитровку и вдруг так ударил по ее дну своей широкой ладонью, что пробка пулей выскочила из горла и запрыгала по полу.
Хай вона сказыться!покрутил круглой головой хозяин бутылки.Знов улитила, чертяка,он пошарил глазами по земляному полу, но не найдя на нем пробку, махнул рукой.
Можно бумажкой заткнуть или тряпкой,подсказал Данел, заметив выражение досады на лице гостя.
Ни,потряс головой тот.Сдается мэни, друже, шо затыкать нам цю посудину не придется.
Пусть меня назовут женщиной за то, что спрашиваю, но почему, ма халар, ты жалеешь о пробке?изогнул Данел брови в крайнем удивлении.
Гость понимающе покивал головой:
Бачишь, яке дило.... На пробци е така тонюсенька бумажка. Казав мени один ученый человек, що як попадется кому ця бумажка с царским патретом, то получит вин выигрышзолотой червонец.
Боже великий!не удержался от возгласа Данел.За бумажкудесять рублей! Еще столькои можно купить корову. Куда же она закатилась, да пропал бы я сам вместо нее? Эй, эта женщина!крикнул он стоящей у печи Даки.Я, что ли, должен искать эту золотую пробку? А ну, наш сын!метнул одновременно огненный взгляд в Казбека,посмотри хорошенько под нарами.
Казбек стремительно бросился выполнять распоряжение отца.
Вот она, баба,протянул он спустя минуту отцу драгоценную находку.
Тот взял пробку, с благоговением передал соседу по фынгу:
Смотри, ма халар...
Гость отколупнул от пробки бумажку, посмотрел сквозь нее на лампу и огорченно вздохнул: