Нет, в станицу возвращаться нельзя. И на хутор тоже. Не лежит у него душа к хозяйству. Не надо ему ни земли, ни табунов, ни маслобойки. Он хочет стать летчиком, как Нестеров или Пионтковский. Вот только как им стать? Где можно выучиться на летчика? Дурак, постеснялся вчера спросить у моздокских синеблузников, онито наверняка знают. Ну да разве их трудно найти? Успеть бы только до ночи добраться в город. Трофим взглянул на солнце и, не раздумывая, зашагал по извивающейся вдоль Терека дороге. Что он, мальчишка какой, что не проживет без родителей? Слава богу, рукиноги есть, и голова имеется. Денег нетне беда: устроится на работу, и учиться будет. Можно кинжал продать. Кинжал дорогой, в серебряной оправе, червонцев пять дадут, а то и больше.
А ну, ходи сюды!
Трофим вздрогнул: изза тернового куста шагнул ему наперерез бородатый дядя с обрезом в руках. На голове у дяди вся в репьях шапка, на плечах фуфайка, на ногах дырявые опорки сорок последнего размера.
Снимай свою бирюльку,предложил он, ткнув обрезом в рукоять Трофимова кинжала.
Да ты что, дядькаказака грабить?возмутился Трофим.
Погутарь у меня,не меняя тона, прогудел грабитель. У него плоское лицо с приплюснутым носом, водянистые, ничего не выражающие глаза.
Пришлось подчиниться. Хмурый взгляд бандита не оставлял сомнений в том, что обрез выстрелит при первой же попытке к сопротивлению.
А теперь давай черкеску и бешмет.
Трофим снял и это, холодея при мысли, что может остаться совсем нагишом.
Оборванец, зажав обрез между коленями, снял с себя фуфайку, примерил бешмет, при этом слышно было, как треснули у него под мышками нитки.
Фу, черт! знов не по росту,проговорил он огорченно, словно ему не потрафило с обновкой в портняжной мастерской,Сапоги, должно, и примерять не стоит. И что за мелкота пошла нонче в народе, носють какието чирики заместо настоящей обувки. Сымай, сымай, чего уставился?прикрикнул бандит на Трофима,не мне, так другому сгодятся.
Трофим сел на обочину, уперся задником сапога в тележную колею, но не успел стащить с ногииз кустов на дорогу вышли еще двое вооруженных людей.
Кого это ты скубешь, Сеня?спросил один из них, лет сорока атаманец в полной казачьей форме с голубыми, навыкате глазами на пышноусом румяном лице.
А шут его знает,пожал плечами Сеня,мне с ним балакать было неколи.
Атаманец подошел ближе.
Чей будешь?выкатил он на раздетого парня выпуклые глаза.
С Индюшкина хутора Калашников,угрюмо ответил Трофим.
Кондратов сын, что ли?
Ага, Кондратов.
А как тута очутился?
Трофим рассказал про свою неудачу на скачках.
Батю евоного я хорошо знаю,проговорил лупоглазый атаманец, обращаясь к своему спутнику, в котором нетрудно было разглядеть осетина, хоть и одет он не в черкеску, а в какойто мужицкий зипун.В одном полку воевали в восемнадцатом годе. Добрый казак. Отдай ему его одежину,приказал он оборванцу Сене.
Трофим, не веря своему счастью, поспешно натянул скинутый уже наполовину сапог.
Мне можно идти?спросил он, от волнения не попадая кулаком в рукав черкески.
В темнотето? А куда ты хочешь идти?крутнул пшеничный ус так кстати подвернувшийся защитник. Трофим поделился своими планами на ближайшее будущее.
Можа, с нами останешься?предложил атаманец.Вот прикончим большевиков, наведем порядок, тогда можно и в летчики. У меня есть приятель, который тебе в два счета поможет поступить в эти самые А пока дадим тебе оружию и будешь при мне навроде адьютанта,продолжал атаманец.Ты знаешь, кто я?
Котов, должно
Верно,ухмыльнулся атаманец.Слыхал, стало быть, про меня?
Слыхал.
Чего же гутарят?
Всякое.
А все же?
Да лихой, дескать, атаман, за казачество с коммунистами сражается.
А еще чего?удовлетворенно разгладил усы лихой атаман, и снова взглянул на своего спутника.
Лют, говорят, дюже,отвел Трофим в сторону глаза,даже детишков не милует.
Будешь лют, ежли тебя, как того волка, собаками травят,побагровел от прихлынувшей крови Котов.Дожились, мать их черт, с их проклятой властью. Как из собственных закромов, гребут наше казачье добро. У твово папаши небось тоже пошаборили в прошлую осень?
Ага, цельный воз жита нагрузили райхлебовцы. И у Гаврилы Клещенкова
Атаман скрипнул зубами, погрозил стоящему напротив дубку здоровенным кулаком.
Ну, подождите, комитетчики, отольются вам казачьи слезы. Скоро, даст бог, тряхнем вас так, аж труха посыпется,он сжал Трофимово плечо крепкими, как тиски, пальцами,Пошли, джигит, до нашего штабу, покель сонца не села, там договорим остатнее. А ты, Николай Тимофеевич,повернулся он к своему спутнику,смотри там что и к чему. Ить ты у меня начальник штаба.
Тот молча пожал протянутую руку и пошел по дороге в сторону станицы.
Штаб оказался обычным шалашом, сооруженным наспех из веток в труднопроходимых зарослях терна и держидерева. У входа в него между двумя вбитыми в землю рогульками трещал искрами костер. Над ним висел на обугленной перекладине котел. Варился, по всей видимости, гусь, ибо тут же под кустом белели гусиные пух и перья. Человек десять, заросших бородами и неопрятно одетых, сидели вокруг костра и, отмахиваясь от наседающих комаров, лениво переговаривались в ожидании ужина. Увидев своего предводителя, они недовольно загалдели:
Докель мы тута сидеть будем, ровно фазаны? Всю кровушку высмоктали, проклятые. Без жратвы уже брюхо к пояснице подтянуло.
Оголодали, говорите?подошел Котов к костру и расставил обутые в сапоги ноги циркулем.А сами гусятину варите,втянул он носом клубящийся над котлом пар.Знов, должно, у стодеревцев або у веселовцев сгарбузовали?
Да нет, Василь Кузьмич, мы без спросубоже упаси. Энто приблудный гусь. По Тереку плыл, ну мы его и того
Бутылек энтот тоже сам приплыл по Тереку?ткнул Котов носком сапога в выглядывающую из травы четверть с аракой.Глядите у меня! Мало того, что гепеушники нас обзывают бандитами, так вы еще и сами о себе такую славу распущаете. За самовольный грабежрасстрел на месте, поняли? А насчет харчей: седни должны подвезти.
Комарье зажраломочи нет боле терпеть. Ты же говорил намедни, что в буруны переберемся.
Раз говорил, стало быть, так оно и будет,рубанул Котов ладонью клуб дыма и подтолкнул к костру Трофима.Вот принимайте еще одного партизана в свою компанию.
Да никак энто Трофимка Калашников!крикнул ктото удивленно, и смущенный всеобщим вниманием Трофим узнал в нем стодеревца Акима Реброва. Так вон он где, бандит из сотни Конаря, державшей в страхе всю терскую округу в двадцать втором году! А говорили, что его сослали на какието Соловки.
А чего ж один пришедши?подошел к Трофиму Аким и облапил его корявыми ручищами. От него несло самогонным перегаром и дымом от костра.Чего ж папаку с собою не прихватил? Иль, може, он в коммунисты записался, как Денис Невдашов? Ну, ну, не косороться, я же шутю Пойдем выпьем за ради встречи,он потянул своего юного земляка к костру. Оборванец Сеня тотчас передвинулся ближе к ним, выполняя только что полученное от атамана предписание. «Гляди,шепнул ему на ухо Котов, прежде чем скрыться в шалашештабе,чтобы не сбежал, случаем. Ежли что, кончай его без лишних свидетелев».
* * *
Переправлял Микала через Терек Ефим Дорожкин. На том же пароме ночью. Луна еще не взошла, но зарево от ее восхода рассеивало тьму июньской ночи настолько, что проглядывался не только фарватер реки, но и довольно далекий отсюда правый берег, поросший кустами и редкими деревьями. Было тихо. Лишь от соседней старицы доносилось лягушиное кваканье.
Вона как глотки дерут, должно, к дождю,проговорил Ефим, занимая место на пароме и упираясь шестом в глиняный берег.Мерзкие твари. Веришь, ваше благородие, змеев так не боюсь, как энтих гадов. Хорошо, что не дал им бог росту, а то не знай как и жить на свете: поглотали бы людишек, как мошкару або червяков.
Не называй меня благородием.
Боитесь, услышит кто? Кому тут услыхать, акромя лягушков. Хотите верьте, хотите не верьте, Миколай Тимофеевич, а я, ейбогу, стосковался за эти годы по «вашим благородиям», только и слышишь кругом: «Товарищ». А какой он мне товарищ, ежли он начальник, а я никто. Да я против этих товарищев не щадя своей жизни в гражданскую воевал.
Микал промолчал. Зачем надрывать себе душу бессильной злобой? Факты говорят в пользу тех, кого Ефим Дорожкин не хочет называть товарищами. Не прошло еще с окончания гражданской войны и пяти лет, а народное хозяйство в стране почти восстановлено. И хотя Филипповский утверждает, что в тяжелой промышленности попрежнему царят хаос и безработица, но откуда же тогда поступают в села и станицы тракторы? Кто их делает и из чего? Советскую власть начинают признавать за границей, даже Англия и Франция. Не любят, но признают. Ни контрреволюция, ни интервенция в годы войны, ни заговоры и мятежи в послевоенные годы не смогли ее уничтожить. Вряд ли это возможно и теперь, хотя Филипповский с пеной у рта доказывал в прошлую встречу, что время для восстания как никогда самое подходящее. Так зачем же он, Микал, пробует пробить лбом бронированную стенку? Чувствует свою обреченность? Или теплится огонек надежды на чудо? А вдруг Филипповский и в самом деле осведомлен, и помощь восставшим, как он называет котовских бандитов, прячущихся от ОГПУ в Алборовском лесу, будет изза рубежа? Интересно, какие золотые горы пообещает посланцу «свободного казачества» представитель дружественной державы, а лучше сказать, агент английской разведки, встреча с которым предстоит ему в чеченском ауле?
Терская волна мерно всхлипывала под днищем парома. С каждым взмахом шеста все четче проступал в редеющей тьме поросший кустарником чеченский берег.
Эхей!донеслось с него приглушенно, и человеческая тень мелькнула среди кустов.
Эхей!ответно, на чеченский лад отозвался Микал.
Спустя минуту услужливые руки встречающего подтащили паром к деревянному причалу.
Баркалла, кунак, да будет доволен тобою аллах,поблагодарил чеченца Микал.
И тебя пусть бог любит,ответил чеченец.Айда скорей к коням, Ибрагимбек ждет тебя в своей сакле.
Микал, не мешкая, пошел за ним следом, приказав Ефиму дожидаться его возле парома.
Из лесных зарослей наконецто выкарабкалась на небесный простор луна, багровая от натуги и досады, что пришлось так много потерять времени в непролазной терской чаще. Словно испугавшись ее появления, от кустов шарахнулись по земле черные тени, а на остром минарете стоящей посреди аула мечети стыдливо зарделся вырезанный из жести полумесяц, рабски отражая собой частицу величия своего могущественного оригинала.
Правоверные! Дети аллаха! Вставайте на ночную молитву, ибо последняя лучше сна,доносился изпод него тоскливый голос муэдзина. Ему вторили там и сям по аулу собаки, почуявшие приближение всадников. Особенно они всполошились, во дворе, стоящем на отшибе и сплошь обнесенном высокими осокорями.
Уо, проклятые!ктото внутри двора отогнал собак от ворот, громыхнув засовом, распахнул навстречу поздним гостям калитку.
Микал спешился, проговорив традиционное приветствие, отдал не то родственнику хозяина, не то его работнику, кинжал с наганом, вместе с сопровождавшим его чеченцем направился по выложенной булыжником дорожке к белеющему в глубине двора саманному дому, под черепичной крышей которого ютились в один ряд бок о бок все остальные хозяйственные постройки, точь в точь как у казаков или на осетинском хуторе.
В сакле его ждали. На тахте, покрытой ковром, сидел сам хозяин дома старый Ибрагимбек. Бешмет из светложелтого атласа с золотым позументом вокруг шеи ладно облегал его довольно стройную для такого возраста фигуру. На голове у него красовалась белоснежная папаха. Увидев входящего гостя, он поднялся с тахты, почтительно склонил перед ним голову.
И вам пусть будет хорошо,ответил он на приветствие на довольно сносном русском языке, пряча улыбку в крашеной хной бородке.Аллах привел вас в мой дом, в нем вы в безопасности, ибо вы мой гость.
Даже от ГПУ?усмехнулся Микал.
Хвала аллаху, у нас в ауле жители еще не пугают своих детей этим большевистским словом,усмехнулся и хозяин дома.Знакомьтесь,он сделал рукой жест в сторону развалившегося в кресле долговязого мужчины в европейской одежде, в котором Микал тотчас узнал Филипповского.
Мы уже знакомы,поднялся тот с кресла и протянул Микалу длинную холодную руку. Хозяин сакли понимающе смежил веки, затем сделал жест другой рукой в другую сторону.
Подполковник Кужеко,мельком взглянув на Микала, угрюмо представился сидящий у ломберного столика пожилой господин в полувоенном костюме, с усамищеточками на аскетически худом лице и пронзительными, злыми глазами под тяжелыми надбровными дугами.
Затем Микалу представили одетого в клетчатый пиджак мужчину с круглым, без признака загара лицом, вглядевшись в которое, он поймал себя на мысли, что гдето уже видел его: очень уж знакомы маленькие синие, как цветочки на женском платке, глазки под белесыми бровями.
Пока Микал размышлял над тем, при каких обстоятельствах встречался он с этим белобрысым человеком, хозяин дома представил ему остальных своих гостей: местного муллу в зеленом халате и белой чалме и какогото горца в черкеске и при кинжале. А где же представитель «дружественной державы»?
Садитесь, дорогой гость, и да будет свет пророка с вами,указал Ибрагимбек на свободный стул рядом с подполковником. Микал усмехнулся: в чеченской сакле и вдругстол для картежной игры. Он обвел глазами внутреннее убранство княжеского жилища. На стенах и на полу ковры и паласы в восточном вкусе, а мебель, за исключением тахты, вся европейская. Круглый стол красного дерева покрыт роскошной бахромчатой скатертью. Над столом висит лампа «молния» под эмалированным абажуром. У одной стены стоит затейливо инкрустированный комод, у другойтакой же богатой отделки шкаф, со сверкающим граммофоном на полированной крышке, у дверитрельяж с венецианским стеклом. В нем отражается улыбающийся хозяин в лохматой папахе на фоне огромного, во всю стену, текинского ковра с перекрещенными на нем фамильными шашками и длинноствольным пистолетомнастоящим «дамбача» . Да, кажется, и в самом деле чекисты сюда пока еще не проторили дорогу.
Во дворе вновь залаяли собаки.
Да укрепит аллах наше единство!проговорил Ибрагимбек, вставая и направляясь к двери.Это, кажется, он
Все находящиеся в комнате повернули головы вслед за ним, приготовясь к встрече с иностранным гостем.
Он вошел, сопровождаемый двумя бедно одетыми горцами, сам одетый более чем скромно.
Добрый вечер, господа,приветствовал он собравшихся на чистейшем русском языке.Прошу извинить меня за опоздание.
Проходите, дорогой гость,распахнул руки Ибрагимбек.Легка ли была ваша дорога?
Не прогулка, конечно, в городском парке,улыбнулся англичанин, скидывая на руки одного из сопровождавших его горцев старый, с заплатой на рукаве плащ и отирая платком пот с полного лица.Но как говорят русские: «Красна дорога ездоками, а обед пирогами».
Конечно, конечно,заулыбался и хозяин дома.Хорошая беседа требует подобающей оправы, как драгоценный камень или картина. Клянусь аллахом, в этом доме найдутся пироги,он слегка хлопнул в ладоши. Тотчас в комнате появился давешний не то родственник хозяина, не то его слуга с огромным дымящимся подносом в руках.
Однако прежде, уважаемый Ибрагимбек, следовало бы познакомиться с вашими гостями,все так же улыбаясь, предложил хозяину англичанин, оставаясь попрежнему у порога сакли.
Простите,приложил Ибрагимбек ладонь к сердцу,всему виной наши старые обычаи Мистер Ридли, представитель дружественной нам Англии,представил он собравшимся толстячка с круглой рыжеватой головой.
И этого он уже гдето видел Микал впился взглядом в лоснящееся сытостью лицо англичанина. Не у полковника ли Пайка в английской миссии? Ну конечно же у него, в тифлисской гостинице «Орион» летом 1918 года.
Клянусь небом, вы ошибаетесь, уважаемый Ибрагимбек,воскликнул он невольно,нашего долгожданного гостя зовут несколько иначе. Не правда ли, господин капитан?уставился он с веселой дерзостью в удивленного англичанина. Однако тот, быстро справившись со своим замешательством, рассмеялся.
Я старый журналист,ответил он дружелюбным тоном,а журналисты, как известно, пользуются псевдонимами. Вы правы, господин