Ух и злой старик! Особенно ненавидит он коммунаров, отобравших у него с приходом Советской власти мельницу, и больше всех из нихее отца. «Ну и сваток мне достался,косоротится он всякий раз, когда представляется возможность напомнить младшей снохе о ее захудалой родословной,как был гольтепагольтепой, так и остался с голой задницей, коммунар задрипанный. В одном кармане смеркается, в другомзаря занимается. Пролетарий изо всех стран, чоп ему в селезенку,от людей стыдно за такое родство».
Не стерпела однажды Устя, отпела свекру в ответ не менее ядовито. Ох, как взъерепенился станичный богач, от злости чуть было кандрашка не хватила. Замахнулся костылем, но ударить воздержалсяне те нынче времена. Лишь обругал матерно и пообещал отца ее повесить самолично, когда, даст бог, власть переменится. А в то, что она переменится, он верил горячо и упрямо. О том и молился по нескольку раз на день.
Ты не спишь, Устя?
Не,откликнулась Устя на голос мужа.
Иди прибери со стола, а я провожу нашего гостя.
Куда?
На кудыкину гору. Ты не спи покель, я егобыстро.
Он действительно вернулся скоро, с игривым смешком подкатился под теплый бок супруги:
Погреться чуток
С морозу ты, что ли?отодвинулась Устя к стене, понимая, но не разделяя настроения мужа.
Ято нет,поугрюмел Петр,а вот ты, должно, в мороз на свет появилась. Так и несет от тебя сиверем. Ай не люб я тебе, так ты скажи.
Не горгочи, а то дите разбудишь. Спи лучше, утро скоро.
Эх, Устинья, не пойму я тебя никак. Гребуешь мной али еще чего?
Налился чихирем и несешь незнамо чего. Ты лучше скажи, куда спровадил этого?
К Алборовской роще свел.
А зачем он к нам заявился, весь в сопухе? Где это его так вычучкали?
Из хаты чужой жены через трубу удирал от ейного мужа,Петр пьяно рассмеялся, пытаясь обнять собственную жену.
Да подожди тыотвела от себя его тяжелую руку Устя.Чего брешешь? Ты толком расскажи.
А брыкаться не будешь?
Голодной куме хлеб на уме,вздохнула женщина.Как же он мог через трубуто?
Когда припрет, через игольное ушко проскочишь, не токмо что. Да и трубы на хуторах у осетин подругому, чем у нас, устроены. Они у них широкие и напрямую на крышу выведены, без борова. К тому же, на его счастье в том доме печь перекладывали, трубы, почитай, не было вовсе. Вот я раз в Туретчине
А почему онк нам?перебила жена мужа, не желая еще раз слушать про то, как он бежал из чужого гарема.
Говорю же, от мужа спасался.У них насчет этого строго, сама знаешь.
Так он осетин?
Ну да, осетин. Да отвяжись ты от меня, смола липучая!рассердился вдруг Петр.На кой черт он тебе сдался?
Да я ить просто так. Обличье будто знакомое
«Обличье знакомое»,передразнил жену муж.Конечно, знакомое, ежли энто наш прежний писарь Миколай. Ты лучше послухай, что я тебе расскажу Возвращаюсь я, стала быть, к дому, гляжу, возле хаты бабки Горбачихи дерутся двое. Я к ним: «А ну разойдись, так вашу этак!» А оничисто собачата: сцепилисьне разоймешь. И кто б ты думала? Трофим Калашников с монтером из коммуны.
Изза чего ж они подрались?
А шут их знает. Должно, девку не поделили на ночовке. У нас энто тоже бывало. Помнишь, как я твоего Кирюху отметелил? Только, видать, зря старался. Какаято неласковая ты ко мне, девка С чего бы это, а?
Будешь неласковой от такой жизни.
А чего тебе не хватает?в голосе Петра зазвенело раздражение.Кажись, все имеется: и поесть, и попить, и в чем выйти на улицу. Можа, тебе полюбовника требуется, как Глашке Сорокопутовой? Так ты скажи,Петр рывком повернул к себе жену, поднес к ее носу пахнущий табаком кулачище.Не дай бог, узнаю чего,в труху произведу и тебя, и твоего хахаля.
Это я уже не раз слыхала,процедила сквозь зубы строптивая жена и отвернулась к стенке.
Глава пятая
На второй день праздника состоялись скачки. Как и во все времена существования станицы, они проводились на краю Уруба, обрывающегося яромберегом в покрытую садами терскую пойму. Поле на Урубе ровное, без бугров и промоинкак на учебном плацу. Там уже выстроились рядами скамейки для почетных стариков и гостей из района. Среди них ярко горел коленкором стол, взятый напрокат из школьного помещения. За него уселись члены жюри с председателем стансовета Макаром Железниковым посредине. На нем сегодня вместо обычной гимнастерки полная казачья форма, от которой он заметно отвык за последние годы. Это чувствуется по тому, как он поеживается плечамиглыбами, словно обтянуты они не черкеской, а обручем, и без всякой нужды трогает то и дело черными от работы и загара пальцами начищенные мелом газыри. Рядом с ним сидит секретарь Моздокского райкома партии Ионисьян. Несколько в стороне от стола жюри у временной коновязи толпятся участники состязаниймолодые казакиусачи и безусые казачатадесятники, как их называли до революции. Они заметно нервничают, то и дело проверяют, хорошо ли затянуты подпруги на седлах и от волнения покуривают украдкой, зажав цигарки в горсти ладони, чтоб не заметили отцы и деды, которые сидят на скамьях, положив жилистые коричневые руки на посохи и костыли, важные, как бонзы. Взгляды их прикованы к новому черкесскому седлу с серебряной отделкой, лежащему на ковровом роскошного рисунка чепраке сбоку от председательского столактото завоюет сегодня в нелегкой борьбе главный приз?
Дорогие товарищи станичники!это взбугрился над столом председатель стансовета.Разрешите митинг, посвященный 125летию нашей Стодеревской, считать открытым,он первым хлопнул в несгибаемые ладони. Станичники тоже похлопали.
Срок, конечно, не дюже большой, ежли считать только по прожитым годам, но и не малый, ежли считать по ее заслугам в деле охраны и защиты нашего отечества от внешних врагов. Правда, служа царю, мы накликали на себя не дюже добрую славу царских опричников и душителей народного пролетариату, но это произошло по темноте нашего сознания и оторванности от рабочего классу
Макар передохнул от непривычно длинной речи сглотнул слюну, мельком взглянул на секретаря райкома: не ляпнул ли чего лишнего? Тот ободряюще покивал лысеющей на висках головой.
В годы гражданской войны многие казаки поняли свою ощибку и кровью искупили ее в боях с белогвардейской сволочью. Я с гордостью называю имена наших красных бойцовгероев: Михаила Загилова, Архипа Игонина, Павла Антипенкова, Константина Орлинского и многих других. Минутой молчания прошу почтить память сложивших голову за Советскую власть дорогих товарищев: Игната Лыхно, Бычкова Емельяна, Каюшникова Семена, Сергея Белоярцева, Никиту Андропова.
Первыми встали, обнажив седые головы, почетные старики. Вместе со всеми поднялся и Евлампий Ежов, сверля председателя откровенным враждебным взглядом изпод нависших на глаза лохматых бровей.
Советская власть есть наша родная власть,вновь заговорил председатель.Она, как добрая мать, не держит долго зла на своих неразумных детей. И хучь стерпела от энтих детей агромадную обиду в восемнадцатом году, она прощает им и возвращает терскому казацтву все их права и казачью форму. Она верит, что терские казаки станут надежными ее защитниками, ежли враг отважится когданибудь напасть на нашу свободную землю. Да здравствует Советская власть, товарищи!
На этот раз станичники похлопали дружней: власть как властьжить можно. Хоть с неба баранки сами не падают и при ней, но чтото переменилось, однако, в казачьей жизни в лучшую против прежней сторону. Отпала нужда держать строевого коня и соответствующую амуницию. Никто больше не сажает в тюгулевку за воинскую провинность и не посылает в самый разгар полевых работ в летние лагеря. И в закавказ идти на четыре года не надо, и джигитовкой заниматься не обязательно. Иной казак уже и в седло разучился садитьсяна быках ездить спокойней. Да и разве приехали бы вот так запросто в казачью станицу при старой власти вон те чеченцы, что сидят почетными гостями рядом с председателем коммуны Тихоном Евсеевичем и дружески с ним беседуют?
Недоразумение произошло,морщится виновато Тихон Евсеевич, взглядывая на одноглазого гостя.Зря парнишку обидели.
Какого парнишку?удивился одноглазый.
А вон того, что возле полосатой кобылы стоит,указал Тихон Евсеевич на стоящего в кругу казачат Казбека.Не крал он твоего коня, Гапо.
Как не крал?еще больше удивился Гапо.Разве он не сам сказал, где конь пасется?
Онто сказал, да не все. А Дорьке во всем признался.
Какой Дорьке?
Дочке Дениса Невдашова, что за ним тогда в степь побежала.
Что же он ей сказал?
Коня, мол, с согласия табунщика взял для скачек. Ефим Дорожкин сплавал на пароме на вашу сторону и договорился с ним.
Ой, дяла !рассмеялся Гапо недоверчиво.Правду люди говорят: «Если бы неискренность горела, дрова были бы вполовину дешевле». Скажика, друг Сипсо,повернулся он к своему земляку, сидящему от него по другую сторону,эта верно, что с тобою говорил в тот день паромщик?
Да, Гапо,кивнул головой Сипсо.
Что же он тебе сказал?
«Передай, пожалиста, твой карчагански присидатель что его зовет к себе на праздник стодеревский присидатель». Я сказал: «Вечером передам». А он говорит: «Сейчас нада, шибко нада». Я и поехал.
Эйт говурлар !рассмеялся Гапо, но тотчас оборвал смех, заметив обращенные на него взгляды станичников.Клянусь моим единственным глазом, я, кажется, понял коечто.
Что же ты понял?спросил Тихон Евсеевич.
Что меня в Стодеревской не оченьто ждали в гости. Ах, шайтан! Ты скажи мне, Тихон Евсеич, твой Дорожкин очень любит этого монтера?
Как собака палку. Неделю тому назад Казбек его накрыл в кладовой, он сметану там жрал.
Ну, тогда все понятно. Недаром говорят: «Как родник ни мути, он все равно очистится». Пусть у меня самого вместо коня ишак будет, если я не помогу этому парню получить сегодня на скачках первый приз. Сипсо, приведика сюда моего скакуна.
Сипсо встал и молча направился к коновязи.
А теперь, дорогие товарищи,неслись ему в спину заключительные слова председательской речи,начинаем мы конную программу нашего праздника, в которой могут принять участие все желающие как казаки, так и прочие иногородние граждане.
И женщинам можно?крикнул из толпы болельщиков Недомерок.
Валяй, ежли имеешь желание,не полез за словом в карман Макар, и все присутствующие засмеялись: ловко отбрил председатель станичного балагура.
Вначале соревновались в джигитовке. Глядя, как ловко молодежь управляется с конем, старики удовлетворенно оглаживали бороды:
Казак он ить казаком и родится. Ты гляди, сват, как Гринька под брюхом пролезчисто вьюн.
Што и говорить, не ржавеет казацкая косточка. Оно, конешно, не тое, что в прежние времена
Вестимо так.
После джигитовки «рубили лозу». Ослепительно сверкали на солнце отточенные до зеркального блеска фамильные шашки, со свистом ссекая воткнутые в землю лозовые прутья.
Руби, так ее!кричали исступленно бородатые болельщики, блестя выпученными глазами и подпрыгивая на скамьях, словно это были строевые кони.Чего ты ее гладишь? Чего гладишь? Резче надо, с доходцем! Эех, мать ваша ела вареники!
Трофим тоже едва владел собой от азарта, ожидая своей очереди в конноспортивных состязаниях. Сам того не замечая, горячил Сардара, и без того дрожащего от нетерпения при виде скачущих по полю собратьев. Натянув край папахи на левый, заплывший синяком глаз, он нетнет да и взглядывал на своего молочного брата, сидящего на тощей коммунарской кляче и тоже прикрывающего козырьком кепки подбитый во вчерашней драке глаз. И кобыла у него явно не благородных кровей, и седло обшарпанное, с веревочными стременами, да и одежда на самом всаднике не казачья. «Будешь у меня пыль хлебать изпод копыт Сардара,позлорадствовал Трофим, сжимая рукоять плети, искусно сделанную ногайскими мастерами из сайгачьего копытца.
К группе участников предстоящих скачек подошел пожилой чеченец, ведя в поводу светлорыжего красавцаконя с белыми, как лен, хвостом и гривой. Он чтото сказал Казбеку и протянул ему повод украшенной серебром уздечки.
Приготовиться!раздалась в это время долгожданная команда, а на линии старта поставленный для этой цели казак поднял кверху белый флажок.
«Почему отдал ему чеченец своего коня?»недоумевал Трофим, занимая свое место в ряду друзейсоперников. Краем глаза взглянул на Казбека: он еще не уселся на чеченского скакуна.
Пашшел!махнул флажком казакстартер, и в следующее мгновенье Трофим уже мчался на своем быстроногом Сардаре по широкому полю, оставив позади всех участников, состязаний. В ушахветер, в грудипламя азарта. На повороте оглянулся: Казбек пылил в самом хвосте поднятого конскими копытами облака. «Это тебе не с кинжалами плясать»,ухмыльнулся Трофим и безо всякой нужды хлестнул плеткой коня.
Давай, Трофимка! Пущай знают наших!донесся к нему сквозь гул болеющей толпы крик какогото хуторянина, когда, пересекши стартовую линию, он пошел на второй круг.
Не отставай, Семка! Держися!неслось ему в спину под бешеный выстук копыт.
Вот снова промелькнул красный стол жюри, потом еще раз. Победа близка. Осталось пройти всего лишь один круг. Трофим скосил глаза и обомлел: на хвосте Сардара повисла горбоносая морда Казбекова скакуна. «Обойдет!»испугался он и принялся охаживать своего коня плеткой. Всхрапнув от боли, животное рванулось вперед, но тут же потеряло набранную скоростьсказалась чрезмерная стартовая нагрузка. А льняная грива все ближе, ближе. Вот уже она развевается рядом с сапогом Трофима. А до финишачетверть круга и того меньше.
Врешь!Трофим, привстав на стременах, что есть силы ударил Сардара рукоятью плети между ушами. В тот же миг он вылетел из седла, брошенный, словно из пращи, чудовищной силой инерции. От удара о землю у него захватило в груди дыхание. Некоторое время он лежал, раскинув руки и с трудом соображая, что произошло. Лучше бы ему убиться совсем, чем так опозориться на веки вечные. Проклятый маштак: споткнулся перед самым финишем.
Живой?
Трофим повернул голову: держа за повод своего коня, к нему приближался Казбек.
Иди ты.пострадавший с трудом поднялся и, прихрамывая, побрел к Сардару, который уже поднялся на ноги и стоял, тяжело поводя боками, весь в пыли от удара о землю. Ухватившись за уздечку, Трофим стал хлестать его плеткой. Конь заржал, взвился на дыбы.
За что ты его бьешь?крикнул Казбек.Он что, нарочно упал, да?
Не твое дело!огрызнулся Трофим, продолжая срывать злость на виновнике своего несчастья. Но в это время к месту происшествия подошел Кондрат с другими казаками и вырвал из рук сына плетку.
Возгря индюшачья,процедил он сквозь зубы, не зная куда девать глаза от столпившихся вокруг станичников.Тебе не на коне сидеть, а в свинячьем корыте.
Он ить у тебя, Кондрат, летчик,усмехнулся Ефим Недомерок.Летаить неначе сокол: фюить!и мурлом в бурьян.
Трофим оглядел исподлобья ухмыляющиеся лица станичников и, скроготнув зубами в бессильной ярости, бросился от них вниз по крутому склону древнего терского берега к спасительным зарослям речной долины.
Куда ты, ма халар?крикнул ему вслед Казбек, но он не обернулся.
Ничего, пущай посидит в тернах, поочахнет малость,пробормотал Кондрат, уводя в поводу вывалянного в пыли Сардара.
* * *
Поначалу Трофим шел не задумываясь, куда и зачем идетлишь бы подальше от людей, от их насмешек и сочувствия. Потом, когда буря в его душе поулеглась, а солнце оказалось вдруг на самом краю небесного свода, он спохватился, что далеко зашел от станицы и что пора возвращаться. Он остановился, посмотрел по сторонам: слева перекатывается гигантским ужом Терек, справа шелестит камышом Затонболото, впереди подпирает небо макушками тополей Алборовский лес, сзади клубятся зеленым дымом стодеревские сады и виноградники. Невольно вспомнил, как ехали они по этой самой дороге с Казбеком на тачанке под бесконечные тосты своих подгулявших родителей. Давно это было
Трофим вздохнул: а стоит ли возвращаться? В корогод сегодня не пойдешьзасмеют. На ночовку тожебез Дорьки? Подумаешь, какая нежная сталане прикоснись к ней, словно она из песка слепленарассыплется. Вон Митяй Марфу тискаетаж рогачи дрожат возле печи, и то ничего: не бросается вбежки, одно знай повизгивает. Может быть, и вправду перед Казбеком выламывается, я, мол, не я? Верунька говорит, что они давно уже ночуют в коммунарском шалаше и купаться на Терек ходят. Она про их любовные дела самолично от Недомерка слышала. Эх, мало дал Казбеку вчера возле порога бабки Горбачихи! Трофим притронулся к синяку под глазомдо сих пор болит.