Терская коловерть. Книга третья. - Анатолий Никитич Баранов 2 стр.


Казбек тоже улегся на отведенное ему место, но сразу не уснул, в думах своих переживая на все лады завтрашнюю встречу в коммуне с Дорькой. Сколько лет прошло, а он все никак не может забыть, как купались с ней в котлубаниболоте. Какая она стала, эта смелая и щедрая девчонка, не пожалевшая отдать ему тогда на терском берегу половину подаренных ей кукушкой лет жизни? Как она отнесется к нему, спустя семь лет? Наверное, и думать о нем забыла.

Неожиданно ход его мыслей был прерван тарахтеньем телеги под окнами.

Стой, холера, ну куды тебя несеть!раздался беззлобный мужской голос. Затем душераздирающе пропели отворяемые ворота, донеслось ругательство в адрес лошади, еще раз проскрипели петли на воротахи снова все стихло. Это приехал сам хозяин домаДенис Невдашов. Буркнув в полутьму: «Спишь, старая?», он прошел к столу, зажег лампу с разбитым закопченным стеклом, затем снял с себя чекмень, бросил на нары облезлую, отглянцованную временем баранью шапку, высморкался на пол, шаркнул по тому месту сыромятным мачем и после этого непосредственно обратился к супруге:

Кто это у нас на нарах разлегся?

Из Моздоку парнишка, Макар прислал.

Апротянул, как бы догадываясь, Денис,мабудь, электричество в коммуну проводитьнадысь в сельсовете гутарили.

Господи! Защити и помилуй. Царица небесная!заохала с печи супруга.Неужто он? Грехто какой

Ну, задымилокадило,пробурчал недовольно хозяин.Им, чертям, Советская власть хотит сделать так, чтоб жить стало светлей, а они, как клопы, от свету в щель норовят. Необразованность,подвел он в итоге и поправил на спящем парне сползшую дерюжку.

Дорьку чего ж не привез с собою?

Не схотела. Да и я не сразу сюдав Галюгай заезжал.

А ежли грех какой? У вас же там все впокот.

Не бреши ты, Стеша. Я же тебе уже сто разов говорил, что казаки у нас от баб ночуют в отдельности. А что касаемо греха, так от него и на печке не убережешься. А Дорька ить уже не маленькая, соображает, чать.

Тото и оно, что не маленькая,вздохнула женщина.С маленькими деткамималенькое горе, с большими Охохо! Вон Устя мается, бедная. Давче знов прибегала, говорит, житья нет от свекров.

Не я ее туда спровадил Сами заварили, сами и расхлебывайте. Богатства вам захотелось? Дайка, Стеша, чего поисть

Да там в печи достань борщ, похлебай,ответила Стеша. А Казбек с усмешкой подумал: «Моему б отцу так мать ответила».

Денис взял рогач, вытащил чугун, зачерпнул деревянным половником, попробовал на вкус, поморщился:

Чтойто, девка, борщ твой несоленый, кубыть

Хм,презрительно кашлянула супруга,всемсоленый, а емунесоленый. Вон возьми соль да посоли.

Денис налил борща в глиняную миску, густо посыпал крупной солью. Некоторое время ел молча, но потом не выдержал, упрекнул жену:

Что ни гутарь, старая, а борщ у тебя нонче не того

Чаво?в голосе Стешки послышались угрожающие ноты.

Да говорю, нескусный у тебя борщ нонче.

Уу!Стешка негодующе махнула костлявой рукой.Всемскусный, а емунескусный,и немного помолчав, с презрением съязвила:Князь какой нашелся Вон гость, так тот ел да похваливал, а ты, видать, старый, там в своей коммуне зажрался.

Довод оказался веским, и Денис с готовностью согласился, что борщ сам по себе «ничаво», что он, повидимому, не разобрал вкуса с устатку.

Он доел борщ, снял с себя мачи, сунул их в лоханку с водой, чтоб за ночь не ссохлись, и, потушив лампу, полез на печку.

Баба ты баба и есть,услышал Казбек спустя минуту оттуда его приглушенный голос,теомная, как вот энта труба в середке,слышно было, как он щелкнул ногтем по кирпичу.

Глядикось, светлый какой нашелся,обиделась супруга,прохвессор вшивый.

Денис аж крякнул от такой неожиданной реплики своей половины. Натужно засмеявшись, он заговорил снова:

И откуда у вас, у баб, такая ядовитая сравнения берется?

На некоторое время воцарилась тишина. Слышно было, как под нарами шуршали мыши, а в сенцах чихнул спросонья кобель и яростно заскреб лапой по шерсти, разгоняя блох. Затем Денис вновь нарушил тишину.

Спишь, мать?

Нее,вздохнула та в ответ,не спится чтойто

Слышь, Стеша, а электричество дело хорошее, зря ты давеча плевалась. Ведь без него ни в жисть не построить нам коммунизму.

Охоховздохнула Стешка.

Вот тебе и «Охохо»,передразнил ее Денис.Ты ведь и не знаешь, как мы будем жить при коммунизме. Все энто брехня, что бабы будут обчими. А вот насчет сахару или керосину, к примеру,заходи в кооперацию, бери сколько хошь, и без всяких денег.

И мыло?удивилась Стешка.

Все что угодно.

Да ну не могет такого быть!воскликнула пораженная Стешка.К предмету, наши стодеревские казаки придут в лавку, позабирают всю водку и будут пьянствовать без просыпу. Они вон без коммунизму, почитай, кажон день с красными глазьями ходють, а кто ж работать будет?

Этот вопрос застал Дениса врасплох. И как это он не догадался спросить у приезжавшего недавно в коммуну секретаря райкома партии Ионисьяна насчет водки? Однако он вывернулся из трудного положения.

Видать, чтоб не допустить такой безобразии, водку только по праздникам давать будут

Чувствуя все же, что ответ его не рассеял Стешкиных сомнений, почесав в голове, сознался:

Правда, про водку я толком не знаю, а вот хотя бы про одежуслухай. Захотела ты, скажем, сапогинадевай. Пондравилась мне зеленая рубаханадевай. Завтра мне зеленая не по нутрунадевай, Денис Платоныч, красную. Не хочу

Заладил «Не хочу, не хочу»,перебила Стешка мужа.Сегодняновую, завтрановую, а кто ж апосля тебя стираныe рубахи носить будет?

Этот вопрос окончательно сбил Дениса спонталыку, он и в самом деле не знал, кому при коммунизме можно будет подсунуть стираную рубаху. Однако он не сдался. Долго ворочался с боку на бок, затем сказал:

Э, старая, тогда у людей будет много совести, потому как все будут грамотные и промеж собой чисто родные

Мели, Емеля,недоверчиво хмыкнула Стешка и вздохнула.Да ежли оно и так, все равно мы с тобой, Денис, не доживем до тоей поры.

Мабуть, не доживем,согласился Денис и в свою очередь вздохнул.А хотелось бы, рви ее голову, как гутарит наш дед Хархаль,он даже пальцами прищелкнул в знак того, что ему очень хочется дожить до этой благословенной поры.Мы не доживемДорька с Настей доживут. Не доживут дочкидоживут дети ихние, внуки наши.

«А дядькато Дениснаш человек»,удовлетворенно отметил про себя Казбек, тоже поворачиваясь на бок. Но он еще долго не мог уснуть, взволнованный подслушанным разговором. «Настя с Дорькой доживут»,продолжали звучать у него в ушах Денисовы слова, а перед глазами мягко колыхалась волнами терская котлубань, посреди которой стоит, блестя на солнце мокрым телом, сероглазая девчушка и призывно машет тонкими загорелыми руками: «Плыви ко мне! Да не боись: тут хучь и стрямко, но не глыбко».

Проснулся Казбек рано. То ли от пения хозяйского петуха, то ли от скрежета задвигаемых в печь чугунов. Он выглянул изпод ряднины: озаренная пламенем хозяйка казалась моложе лет на двадцать. Она двигала рогачам в печи чугуны, горшки, кувшины и при этом вовсе не кряхтела и не охала. Денис сидел на краю нар, надевая на ногу разбухший от воды мач.

Чисто стюдень,сказал он с ноткой удовлетворения в голосе и сунул руку в лохань в поисках другого мача.Гм куда же он задевался?

С минуту он шарил на дне лохани, затем поднял удивленный взгляд на супругу:

Домовой его сожрал неначе Стеша, ты не брала мою обувку?

Стешка круто повернулась от раскаленного зева печи.

Похлебку я заправила твоей обувкой заместо сала,съязвила она, отирая рукой выступивший на лбу пот.

Да ты не смейся,смиренно попросил Денис.Я к тому, что, можа, выплеснула вместе с помоями? Не растаял же он, проклятый, навроде сахару

Я помои нонче еще не выносила. Небось под нары сунул да и запамятовал. Пошаборь под нарами, разуй глазато,посоветовала Стешка и вдруг ни с того ни с сего расхохоталась.

Спятила, что ли?хозяин с тревогой взглянул на свою разрумянившуюся от печного жара супругу. Та в ответ обессиленно замахала руками:

Ой, не могу!

Тю на нее,обиделся Денис, вытирая мокрую руку о штанину.С чего энто тебя разбирает?

Денисушка, черт репаный!давясь от хохота, произнесла Стешка,а ты ить вчера того помоев наелся.

Чаво?удивился Денис.

Хахаха! Ой, моченьки моей нету!взвизгнула Стешка.Вместо борща, старый ты хрен,охохохо!помоев, тех что я поросенку парить поставила, нажралсии

ГмДенис встал с нар, подошел к чугуну, поворошил его содержимое мешалкой и, плюнув, заковылял в одном маче в сенцы.

А что я тебе говорил, Стеша,обернулся он в дверном проеме,я ж говорилнескусноон хлопнул дверью, и тотчас в сенях раздался грохот упавшей ступы, отчаянный визг кобеля и сердитый голос хозяина:

Соленого тебе! Чтоб ты подох, проклятый Крутится под ногами. А они, черти, от электричества отказываются Ну и жрите вместо борща помои в темноте.

Он долго еще доказывал комуто про несознательность отдельных «алиментов», но вот дверь снова распахнулась.

Вот гляди,Денис протянул жене изгрызенный мач.Пошел в сени поискать какойнибудь обносок, когда слышу, Абрек наш чтойто смокчит. И когда он, холера, в хату пробрался?

Да, должно быть, в тую пору, как я до ветру ходила,догадалась Стешка, вытирая выступившие на глазах от смеха слезы.Ты зачем припожаловалто?

На тебя поглядеть.

Бреши больше. Неначе знов уволочь чтолибо из дому в свою коммуну? На базу уже, как на току,все подчистую подмел, даже граблей не осталось.

Денис промолчал. Усевшись на нары, стал ладнять к другой ноге испорченный собакой мач.

* * *

Утро выдалось даже для мая необычайно яркое, веселое. Зеленеющий за Тереком лес прямотаки захлебывался соловьиным свистом.

Ишь, как разорались, нечистые силы,проворчал Денис, поправляя на впряженной в телегу лошади веревочную шлею.И чему радуются?

Весне, наверно, дядька Денис,улыбнулся в ответ Казбек. Он уже уселся на телегу и, щурясь от солнца, с восхищением глядел на выступающие словно из терской чащи белорозовые пики Кавказских гор. Не часто их приходится видеть в обычные дни изза большого расстояния.

А чего ей радоваться?вздохнул Денис, усаживаясь рядом со своим гостем и беря в руки вожжи.

Как чего?удивился Казбек, отрывая взгляд от далеких горных вершин и переводя его на соседа. Он бледен и худ, в его рыжеватой бороде застряла соломинка.Все так свежо, так весело. Вон гляди туда,он показал рукой на церковную ограду,как акация расцвела.

Осыпетсямахнул тощей рукой Денис и еще раз вздохнул.Отцветети как ее и не было той акации. Все тлен на этом свете. Ты думаешь, чего их там расхватывает?ткнул он пальцем в сторону Терека, изза которого доносился соловьиный гам.Чтобы нас с тобой услаждать? Черта лысого. Им до нас нету никакого дела. А поют они по надобности своего естества, так мне говорил зоотехник из району. Самцы, стало быть, перед самками фасон держат. Дескать, вот какие мы горластые да красивые. Энто как на игрищах наши казаки перед казачками. На носках «наурскую» пляшут, покель не женются. Я сам, бывалоча, выламывался копеечным карандашом перед своей оглоблей. И чего дурак, старался? Тьфу! Все обман и притворство. И жизнь обман. Тебе кажется, что ты живешь, а тебя, оказывается, и не было вовсе: промелькнул звездочкой в ночном небе, и следа не осталось.Сделав это грустное заключение, Денис встряхнул вожжами, и лошадь, такая же худая, как ее хозяин, неохотно поволокла рассохшуюся телегу через станичную площадь, слева от которой стояла церковь, а справасельский совет, бывшее казачье правление.

А как же горы?не удовлетворился состоявшимся разговором Казбек.

Чтогоры?вывернул изпод спутанных бровей светлые, похожие на подснежники глаза станичный философ.

Тоже исчезнут?мотнул козырьком своей кепки юный, собеседник в сторону протянувшейся с востока на запад зубчатой горной гряды, белорозовой от восходящего солнца.

Само собой. Пройдет тыща годов, а может, мильен, и от твоих гор только труха останется.

Так, выходит, и жизнь невечна?не унимался Казбек.

Ктознапожал плечами Денис.Только сдается мне, что жизня на земле ишо потянется, ежли люди не придумают какойнибудь хреновины похужей пулеметов и газов.

Зачем же ты, дядька Денис, в коммуну пошел, если все на свете тлен и все равнопомирать?

У тебя не спросился, порося сопливого,нахмурился Денис.Оттого и пошел, что хотится мне остатние годы свои прожить с пользой для общего дела. Чтоб без собачьей грызни и обмана. В единой братской семье: как говорится, один за всех, а всеза одного.

В это время телега, миновав площадь, вкатилась в Большую улицу, из крайнего дома которой, слева, вышла казачка с лоханью в оголенных до локтей руках и бесцеремонно выплеснула ее содержимое под копыта Денисовой лошади.

Это как же понимать, удачи нам желаешь, что ли?крикнул Денис, притормаживая свой расхлябанный транспорт напротив обитых цинковым железом ворот, из которых вышла казачка.Здороводневала, Ольга!

Казачка остановилась, обернувшись, приставила к глазам ладоньот солнца.

Будь здоров и ты, Денис Платоныч,сверкнула она зубами в ответной усмешке.Доброго тебе путя и полную лохань прибыли.

Тут только Казбек узнал в этой статной красивой женщине ту самую тетку Ольгу, с которой разговаривал однажды на терском берегу, у мостков, будучи еще мальчишкой.

У нашей прибыли в драке зубы выбили, как гутарит дед Хархаль,скривил рот Денис.А еще он говорит: «Хоть мал барышок, да в свой горшок». Чего ж к нам в коммуну не идешь?переменил он разговор.

А что там делать в вашей коммуне? Свистеть в кулак с голоду? Кубыть, твоя Стешка тоже не дюже спешит туда подаваться. Умные люди, они нонеча не в коммуны, а на хутора метят.

Это ты про Кондрата?

А хучь бы и про Кондрата. Окна досками заколотили на Индюшкин хутор богачество наживать.

Не прошибся бы с хутором.

У него, говорят, уже овец отара и лошадей табунок. А у вас в коммуне один верблюд заморенный и жондиркабез колеса, да и той косить нечего.

ГмДенис опустил на глаза колосья бровей.Кубыть, не тую песню поешь ты, атаманская сноха. Не у Евлампия, часом, наслушалась? А верблюда мы своего откормим и жатку починим, дай срок. И косить у нас будет чего, вот только дождемся трактора.

Покель вы его дождетесь, на горе рак свистнет А Евлампий Ежов с Федотом Урыловым да с Кирюхой Несытенковым, те не дожидаются, в ТОЗвступили и уж трактор выписали, на днях пригонят. Ну, я пошла, а то у меня поросенок не кормлен

Эх, ты, пшидока луковская, как сказала бы моя Стешка,покачал головой вслед казачке огорченный Денис.А еще называется релюцинерка. Ведь мы с тобой, Ольга Силантьевна, за коммуны эти воевали, жизню свою не жалели.

Как ужаленная обернулась на его последние слова Ольга.

А ты знаешь, почему я вместе с вами воевала?процедила она сквозь зубы.Знаешь, почему против родного отца пошла? Да я, могет быть, случись иначе, не только в твою коммунув Сибирь бы пошла, не охнула,голос у нее прервался, лицо перекосилось гримасой страдания.Э, да что с тобой гутаритьона махнула свободной от лохани рукой и стремительно пошла прочь.

Денис некоторое время озадаченно смотрел на захлопнувшуюся калитку.

Обижена бабочка,вздохнул он сочувственно и тронул коня:А ну, ходи веселей!

Кто ее обидел?спросил Казбек.

Человек один

Плохой?

Да нет, человек он хороший. Да видишь ли, какое дело Как бы тебе потолковей объяснить Он был командиром нашей сотни. Это еще во время бичераховского бунтамы тогда под Георгиевском бои вели. Я был при нем навроде стремянного, ну а онасанитарка не санитарка, жена не жена, а только, все это видели, любила она его пуще своей жизни. Когда он был ранет, от него ни на час не отходила, извелась вся не спавши. Такая пара была, я тебе скажу,на загляденье. Да вот беда: командирто женат оказался

Ну и?..вытянул шею юноша.

Вот тебе и «ну и»,подмигнул ему Денис, поворачивая коня с Большой улицы на Нахаловку.Как в Моздокто мы вступили, так он и остался тама с законной супружницей, ну а Ольге край было подаваться в Стодеревскую к дуракумужу. Одним словом, дюже не повезло в жизни бабочке. Слыхал, как она давеча: «Случись иначе, я, могет быть, в Сибирь бы пошла, не охнула». И пойдет, истинный Христос, не токмо в Сибирьна край света. Ты самто надолго в наши края?

Назад Дальше