Шестой час - Борис Александрович Садовской

Борис СадовскойШестой час

Часть первая Спрут

Георгий Ахматов и Жорж Розенталь сидели в гимназии семь лет на одной скамье.

У Георгия отец губернатор, у Жоржа аптекарь. Предки Ахматова из Золотой Орды, у Розенталя из западного края.

Встречались товарищи только в школе, перед молитвой здоровались, после уроков прощались. Розенталь, сгорбившись, нес ранец под мышкой и торопился домой. Живет он на главной улице в собственном доме под вывеской «Аптека и аптекарский магазин». Здесь же лавочки часовщика и золотых дел мастера, заведение искусственных минеральных вод, полицейский участок. Ахматов, прямой под ранцем, медленно отвечал на козыряния городовых, подходил к белому губернаторскому дворцу, отдавал швейцару пальто и подымался наверх.

Отец Ахматова, Николай Аркадьевич, чернобородый красавец, давно вдовеет. Имение его от Малоконска всего в шести верстах. Знакомых у губернатора немногоначальник гарнизона генерал фон Клодт с женой и вдова предводителя Анна Петровна Зарницына. Унее собираются по вторникам, по четвергаму фон Клодтов, по субботаму Ахматовых. Анна Петровна имеет сына классом моложе Георгия и дочь гимназистку, единственный сын фон Клодтов, взрослый кадет, а две племянницы кончили в институте. Каждую субботу затеваются танцы. Старая гувернантка, садится за рояль, и три веселые пары до самого ужина, пока большие играют в карты, то носятся по залу, то щебечут в гостинной.

Ахматов перешел в восьмой класс без экзамена. Летом того же года, в самый день смерти Чехова, у Розенталя умер отец.

* * *

Покойный муж Анны Петровны Зарницыной несколько лет был малоконским губернским предводителем дворянской опеки, но из деревни выезжать не любил. Делами заведовал юноша-секретарь, племянник Анны Петровны. Предводитель никогда не требовал от него отчетов, боясь оскорбить жену; наконец, в одно осеннее утро секретаря нашли в кабинете бездыханным, а кассу пустой. Зарницыну были предъявлены векселя покойника; все их скупил аптекарь Розенталь. Тотчас явился присяжный поверенный Исакер, развязно бросил на стол тугой портфель и предложил повести дело таким образом, что никто ничего платить не будет; надобно только ему, Исакеру, выдать пять тысяч. Предводитель раздумывал недолго: он швырнул адвоката за дверь вместе с портфелем, пополнил кассу и сжег векселя.

Дети Зарницыных погодки. В характере Вадима женская непоследовательность и слабость: сплошь и рядом порицает он сегодня то, что вчера хвалил. Вадим тонок, белокур, с капризной улыбкой. Мать обожает первенца.

Лина Зарницына, или, как зовут ее знакомые, Акилина Павловна, воздушная, стройная, с профилем Кавальери, привыкла считать себя красавицей. Она на самом деле красива. Портит Лину обидчивая складка бледных губ: не в силах она помириться со своим именемАкилина, ведь это Акулина, что же я прачка или кухарка? Даже из них не всякую так зовут. Имя ей дано по воле отца: в роду Зарницыных было четыре Акилины.  Акилина, значит орлица, красиво и звучно, объяснил он жене, умолявшей не давать бедной девочке такого вульгарного имени.

Георгий Ахматов и Мишель Клодт оба влюблены в Лину. Давно уже условились они соблюдать строгую очередь. Одну субботу танцует с Линой чернокудрый, в синем мундире Георгий, другуюбелесоватый, в кадетской куртке голубоглазый Мишель.

Осенний вечер. Лина с матерью и братом возвращалась от всенощной. Еще сияют где-то паникадила, лампады и образа, еще гудит расчесанный в парче дьякон, а может быть, самовар, что дожидается дома. Лина шла и дремала; вдруг увидала Ахматова.

Жорж, это вы? Добрый вечер.

Добрый вечер.

Красивый гимназист прошел, приподымая фуражку.

Ах, Лина, можно ли так?

Простите, мама. Вадим усмехнулся.

Это Розенталь. Неужели ты его никогда не видала?

Разумеется, видала много раз. Но почему он ответил, когда я назвала его Жоржем?

Потому, что он и есть Жорж.

Георгий?

Нет, не Георгий, а Жорж.

Зарницына держала деньги в частных банках. Зимой один из них лопнул, и Анна Петровна очутилась в затруднении. Тут выплыли еще срочные платежи. Положим, можно занять, но как?

Январские сумерки. Анна Петровна в гостинной одна. Ей доложили: дама по делу. Приторный запах пачули, шелест атласных юбок. Вошла полная, низенькая брюнетка в трауре, с огромной брошью.

Садитесь, пожалуйста. Что вам угодно?

Ваше превосходительство, извините, что я таки совсем незванная появляюсь в ваши апартаменты. Мой бедный муж так уважал вашего супруга, так всегда мне говорил: «Смотри, Берта, если не дай Бог, что случится, ты должна не забывать».

Pardon, но кто же ваш муж, и почему он знал Павла Андреевича. Они вместе служили?

Ой нет! Мой Абрам нигде не служил, он просто держал аптеку.

Теперь и я вас узнала. Ваша фамилия Розенталь?

Ну да. Я же всегда сама бываю за кассой, и сколько раз вы у меня покупали. Еще во вторник ваша дочка брала у нас вежеталь. Ай, какая она интересная! Ай-ай-ай!

Что же вам собственно угодно?

Извините меня, ваше превосходительство, я женщина простая и буду со всей душой. Я же знаю, вам надо деньги. И вот я пришла и говорю: возьмите у меня. И, пожайлуста, возьмите.

Но позвольте, на каком основании

Ай, что тут! Я сама мать. У меня тоже дочь красавица. Ну и я помню моего бедного мужа. Он мне всегда говорил: смотри, если что случится, ты должна, понимаешь, Бepтa?

Благодарю вас. Но только как это? Надо написать вексель?

Ах, мадам Зарницына, и что нам вексель? Я не хочу брать векселя.

Merci, вы очень добры.

Я с вас возьму сохранную расписку.

Но как это сделать? Я никогда

Позвольте, мадам Зарницына. Зачем вам беспокоиться? Я сама плохо знаю в таких делах. Но моя дочь Роза выходит замуж. У ней жених присяжный поверенный. Уй, какая голова! Сам Плевако от него отказался: не могу, Исакер умнее меня. В субботу у нас будет вечеринка только для своих. Вы с деточками пожалуйте на чашку чая. Соломон вам все объяснит, а я деньги приготовлю.

Не знаю, право. В субботу мы заняты.

Ну да, у господина губернатора. Но один вечер можно пропустить. Вы тоже мать, у вас дочь красавица. Конечно, мы не самого высшего круга, но все-таки мой сын первый ученик. Он даже сидит рядом с губернаторским сынком.

Анна Петровна была озадачена. Ей не хотелось огорчить отказом добрую женщину, но и смущало знакомство. Наконец, Зарницына решила, что снизойти один раз до аптекарши ничего не значит. Она согласилась.

* * *

Вот и суббота. Анна Петровна не в духе. Разумеется, визита к Розенталям не скроешь, но это с полбеды; важно в своем круге избежать нареканий. К счастью, Николая Аркадьевича вызвали в Петербург, и обычный вечер у Ахматовых отменяется.

Зарницыны были одеты, когда за звонком в передней мелькнуло гимназическое пальто Георгия. Лина вышла к нему в душистом белом платье, нежная, как фиалка, и попросила зайти к Розенталям в десять часов.

Вы нас проводите, потом посидите с нами. Хорошо?

Оглянувшись, она вскинула тонкие руки на плечи Ахматову.

У аптекарши в доме вполне прилично. Горничная в кружевном переднике. В зале на концертном рояле скрипка и ноты; в углу бюст Рубинштейна. Разряженная хозяйка провела гостей в столовую.

И позвольте вам представить. Это моя дочь Роза. Это ее жених Соломон Ильич Исакер. А это сын Жоржик. Пожалуйста, садитесь и будьте, как дома. Ваша дочка блондинка, мой сын брюнет, так они сядут рядом, а ваш сынок с моей дочкой, и пусть себе ухаживает при женихе. Пусть Соломон поревнует, а мы выпьем с Анной Петровной по рюмочке коньячку.

На одной половине столасеребряный самовар, на другойграфинчики и вазы с фруктами. Соломон, бритый, рыжий, в веснушках, весело поднял бровь.

И слава Богу, если молодой человек отобьет у меня невесту. Я уже раздумал себе жениться, с такой тещей

Слушайте, слушайте.

Вы адвокат?

К вашим услугам, мадам.

Вы тоже знали моего мужа?

Ну, и как знал? У нас был малюсенький разговор по делу и больше ничего.  Жорж наклонился к Лине.  Какого вина вам налить?

Благодарю вас, никакого.  Лина изумленно глядела ему в брови.

Почему же?

Какой ты глупый, Жорж,  заметили Роза.

Разве барышням можно пить вино?

Ты же пьешь.

Так я же невеста.

У Розы смуглое лицо с янтарным оттенком, агатовые глаза. Движется она легко и плавно, точно летает.

Ну и что за глупости, спрашиваю я вас?  кричит Соломон.  Ходят с флагами, пьют, а дело стоит. И зачем этот Гапон ввязался, не понимаю. Ведь он же знал, что Государь Император в Царском. Правду говорят, что это не Гапон, а Япон. Японский шпион.

Хозяйка переглянулась с гостьей и обе вышли. За ними скользнул Соломон.

Роза налила две рюмки: себе и Вадиму.

Вадим Павлыч, какой ваш любимый поэт?

Надсон.

Неужели? А я люблю Бальмонта. «Мы с тобой сплетемся в забытьи».

Я не читал.

Aннa Петровна вернулась румяная. Соломон и аптекарша весело чокнулись с ней. Звонок.  Барыня, пожалуйте сюда.

Что там такое?  Хозяйка встала и вдруг засуетилась.  Жорж, Жорж, иди скорей! Какой сюрприз!

В передней стоял Ахматов. Аптекарша и Соломон приглашали его войти, соблазняли чаем, пытались насильно снять пальто. Узнав, что Георгий пришел проводить Зарницыных и с ними уходит, хозяева подняли грустный вопль.

Одна только Роза не тронулась из столовой. Кусая яркие губы, она вслушивалась в оживленный разговор.

* * *

Зарницыны и Ахматов, вернувшись от аптекарши, встретили ожидавшего в гостиной Мишеля. Вадиму показалось, что Клодт расстроен.

Что с тобой, Мишель, встряхнись. Кадет остановился перед Зарницыным.

Как, по твоему, Вадим: дворянин может солгать?

То есть?

Если дворянин, записанный в Бархатную книгу, не сдержит слова, что тогда?

Да почему непременно дворянин? Всякий честный человек обязан держать слово.

А, честный человек так.  Ахматов встал.  Вадим, скажи: может ли русский дворянин отказать даме, если она попросит о чем-нибудь?

Нет, не может.

За чайным столом Георгий и Мишель были изысканно вежливы, но говорить между собой избегали. Лина увела Клодта в гостиную и велела написать ей в альбом стихи. Мишель писал, чувствуя ее дыхание на своем стриженом затылке.

Прощайте, Лина.

Не прощайте, а до свидания.

Как знать.

На погоны кадета упали воздушные руки. Вспыхнул и замер беззвучный поцелуй.

Мишель с Георгием вышли вдвоем. Падал веселый снежок.

Надеюсь вы поняли меня, господин Ахматов?

Понял, господин Клодт.

Не Клодт, а фон Клодт. Я потомок рыцарей-крестоносцев. Вы изволили нарушить честное слово, ухаживая за Акилиной Павловной, между тем, сегодня моя очередь.

Да ведь наш вечер, ты знаешь, не состоялся, а потом Лина сама приказала мне проводить ее.

Ваших извинений я не принимаю, господин Ахматов.

Я и не извиняюсь, господин фон Клодт.

Значит

Когда хотите.

Завтра в два часа на площади за лагерем.

Отлично.

Снег перестал. В облаках улыбнулась луна.

* * *

Семиклассники Антонычев и Зеленецкий шли за город кататься на лыжах. Широкоплечий Антонычев нес на спине обе пары лыж и свернутое пальто. Поглядывая исподлобья, он мрачно слушал товарища. Зеленецкий зябнул и, чтоб скорее согреться, метал камнями в придорожных ворон и галок.

И вот он ему говорит. Я говорит, глупостей не читаю.

Молодец.

Ты погоди, что дальше было. Тот ему опять, что же народу нужно? Маркс нужен народу, говорит.

Молодец.

Ну тут и я встал тоже. Я, говорю, Чернышевского читал и знаю, что делать, меня не собьете. Всех перевешать и деньги их разделить, а мы в стеклянных дворцах жить будем.

Правильно. Эх, брат, Васька, скорей бы это времечко приходило. Дворян, купцов, попов я бы удавил, ей Богу.

Нашего батьку в первую голову.

Бог даст, вздернем и батьку. Он мне пару залепил намедни. Соборов вселенских я не знал. А на кой они прах?

Вон и Христа-то, говорят, никакого не было, все выдумали попы. Эва, гляди-ка, Васька, никак наши гимназисты.

Нет, один гимназист, другой кадет. Пойдем поглядим.

Товарищи подкрались к лагерной площадке. Летом здесь гремит военный оркестр, гуляет чинно городская публика. Теперь площадка пуста, раковина для музыкантов забита, и на крыше хохлится сонная галка. Ахматов и Клодт отмерили по двенадцать шагов.

Раз!  крикнул Георгий.

Треснул выстрел. Фуражка Ахматова слетела в снег.

Два!  раздался ровный голос Мишеля.

Георгий выстрелил. Противники сошлись, посмотрели в глаза друг другу и крепко поцеловались.

Ну-ка, ребятишки, еще разок пальните, мы не видали.

Антонычев, хихикая, прыгнул на площадку. За ним кривлялся Зеленецкий.

Ишь, шапку-то скрозь просадил. А башку не задело?

Откуда вы взялись?

Оттуда. Вот скажем, тебя и выгонят.

Вот еще, выгонят. Небось губернаторского сынка не тронут, это не наш брат.

Скоты,  заметил Мишель брезгливо.

А ты, красная говядина, кадет, на палочку надет.

Послушайте, господа, это уже свинство,  сказал Георгий.

Давай три целковых, тогда не скажем.

Убирайтесь к черту. Пойдем, Мишель. Никто таким прохвостам не поверит.

Ого! Да мы присягу примем, икону поцелуем. Ну давай по рублю.

Ахматов швырнул Зеленецкому два полтинника и об руку с Клодтом сошел с площадки. Визг, крики, звук пощечин.

Отдай, отдай, сволочь,  кричал Зеленецкий.

Антонычев ударил его; он ткнулся в сугроб.

* * *

Анна Петровна с детьми собиралась завтракать. Горничная подала Вадиму книгу. В столовой запахло резкими духами.

Откуда это?

Из аптеки, ваше превосходительство. Просят ответа.

Ответа не будет. Ступай. Что это за книжка, Вадим?

А это видите ли, мама, вчера та барышня Роза говорила мне про одного декадента и вот посылает его стихи.

Анна Петровна взяла книгу и покраснела.

Какая гадость! И ей не совестно? Что за обложка!

Лина, поди в свою комнату. Анна Петровна позвонила.

Кто принес книгу Вадиму Павлычу?

Не знаю-с какой-то господин.

Он ушел?

Никак нет, они ждут на кухне.

Позови сюда.

Легкие шаги. Анна Петровна смутилась, увидя Соломона.

С добрым утром. Вот счастливые люди. Мы уже с шести часов на работе, а они только встают.

Соломон поцеловал хозяйке руку, потрепал Вадима по плечу и, усевшись с ним рядом, протянул раскрытый портсигар.

Мерси, я не курю.

Дело ваше. Вы мне позволите закурить мадам?

У Анны Петровны кипело сердце. Ей хотелось выгнать вон нахального адвоката, пустить в лицо ему гнусной книжонкой, крикнуть, что он наглец и хам. Она вздохнула.

Пожалуйста. Не хотите ли кофе?

С удовольствием. Роза дала мне книжку, и я

А я удивляюсь, как вы позволяете вашей невесте читать книги с такой обложкой.

Ну и что особенного? Теперь везде рисуют дезабилье кавалеров и дам. В прошлом году в Одессе

Но у меня дочь, я не могу

Мама, я отнесу эту книжку и спрячу. Лина не увидит.

И конечно так. Вы разрешаете казус, как мой тезка Соломон.

Вадим удалился. Исакер пил кофе, глядя на Анну Петровну. Под хищным взглядом желтых его зрачков Зарницына смутилась и покраснела, как девочка.

Я вас забыл вчера предупредить, мадам, зачем вы выдали бессрочную расписку?

Анна Петровна растерялась.

Как бессрочную? Я ничего не знаю. Я только подписала. А кто составлял ее, разве не вы?

Боже, Царя храни! Вы, пожалуйста, меня не впутывайте мадам.

Анна Петровна заплакала.

Ну вот и об чем же плакать? Ведь бессрочная расписка всегда выгодней срочной. Там вы платите в срок, а тут, когда угодно, даже без процентов. Поняли теперь? Ну же улыбнитесь?

Анна Петровна улыбнулась.

В понедельник Вадим опоздал к обеду. Он заходил в аптекарский магазин и встретился с Розой. Стали говорить о Бальмонте, а туг подошел Исакер, сама аптекарша и чуть не силой увели Вадима наверх.

Вечером, когда Зарницыны сидели у самовара, явился Жорж с книгами. Пришлось пригласить его к столу. Розенталь сидел, сгорбившись, похожий на молодого ворона, и всматривался в Лину.

Анна Петровна увидела себя в осаде. Дня не проходило, чтобы дом аптекарши не соприкоснулся так или иначе с ее домом. Иногда ей начинало казаться, что в этом знакомстве ничего предосудительного нет. И до того ли теперь? В газетах появляются такие новости, что страшно читать. Должно быть поэтому Зарницына легко согласилась отпустить детей к аптекарше в день рождения Розы. Сама она чувствовала слабость, точно от простуды. Равнодушно перекрестила сына и дочь и, только оставшись одна в полутемной спальной, с рыданием упала перед киотом.