Что случилось? встревоженно спросил Вениамин.
Сейчас Дай еще водички.
Он накапал в стакан каких-то душистых капель. Катерина выпила, полежав несколько минут, села на кровати, оправила кофточку.
Ее удивило спокойствие, с каким Вениамин выслушал рассказ о наговоре Маркела. Он даже облегченно вздохнул, когда она высказала все, присел рядом, полуобняв ее за плечи.
Чего ты, дурочка, напугалась? Никто на тебя не донесет. Ты ведь теперь в губчека. А и донесут если, так не докажут: сиевещь не-до-ка-зуемая.
Что ты говоришь? испуганно отшатнулась Катерина. Как ты можешь Он все выдумал, паразит!
Тем более нечего беспокоиться. Ты так ворвалась, подумал: за тобой янычары гонятся. Ох и напугала. А эточепуха. Было не былотеперь никто не докажет. Приляг. Отдохни. Мне срочно нужно дописать одну бумагу. Быстренько снесу ее на работу, там ждут. Вернусь, обо всем поговорим Это наверняка была глупая шутка. Маркелзлой человек. Мне о нем дядя Флегонт как-то рассказывал. К поджогу, может, он руку и приложил. Черт знает! Но зачем ему тебя впутывать? Ничего не понимаю. И эта, говоришь, была там, преподобная шлюха пани Эмилия? Не-по-нят-ное содружество! Я по пути загляну к ней сейчас. Набью рыло этому кулаку и пани выдам, чтоб знала
Катерина прикинулась, что задремала. А в ее душе скипались воедино обида, боль, страх и ненависть. Вот расплата за ту малую ложь, на которую подтолкнул ее Вениамин, заставив умолчать о Корикове, принесшем продотрядовцам самогонку. Кориков и Маркелзаодно, это и кутенку ясно. Пани Эмилия тоже каким-то образом с ними. Подстерегла, специально затащила Но ведь Кориковпредседатель волисполкома! Мыслимо ли такое? И Вениамин не чужой между них. С чего бы ему сразу Корикова прикрывать? Надо было начистоту признаться Чижикову Может, этого и боится Маркел, оттого и ловит в тенета. Господи, как перепуталось все Кругом враги. И кто? Самый близкий, любимый человек Чего я несу? Ополоумела Любит ведь он Не человекабабу любит. Ни разу в душу ему не глянула. И этолюбовь? Может, права бабушка: выворотень он? Играет как кот с мышью. Уйти от него, скорей и насовсем
Вениамин давно ушел, тихонько притворив дверь, а Катерина лежала, перелопачивая, просеивая события минувших недель, сопоставляя их, и все более утверждалась в самом страшном: и Вениамин, и Маркел, и Кориководна вражья стая. Холодела от этой мысли, отгоняла ее, снова и снова начинала разматывать клубок и приходила к тому же
Женщина поднялась и увидела свою шубенку и полушалок на стуле. Когда принесли? Кто? Что сказали Вениамину?
Он уже все знал от них?! А может, и зазвал ее для этого? Как уговаривал, чтоб пришла сегодня!.. Катерина машинально поправляла одеяло на постели, взбивала и без того пышную подушку и все думалатяжело и прерывистооб одном и том же
В коридоре послышались шаги. Чем-то приятно возбужденный Вениамин долго кружил по комнате, довольно потирал руки, покрякивал, попыхивая папиросой и вроде бы не замечая Катерины. А та и ждала, и боялась, и хотела разговора с нимоткровенного и беспощадного. И о Маркеле Зырянове, о той паутине, которую плел вокруг нее вместе с Маркелом и Вениамин. (И он, и онзаодно!) Женщина не смела поднять глаз на Вениамина: казалось, глянети тот поймет все страхи ее и подозрения.
Но вот его взгляд скользнул по Катерине. Подсев, он обнял ее за плечи, притиснул к груди.
Чего раскисла? Вот святая простота. Мало ли какую дурь мог сморозить полупьяный Маркел.
Трезвый он. Наговаривает, гад! Сеть плетет
Не кричи. Не было, былогосподь бог ведает Если это и ловушка, то отлично подстроенная. От-лич-но! Не вдруг выскочишь. Да и надо ли? Ha-до ли! Я, например, слышал, что-то в этом роде, кажется, от дяди
Не мог отец Флегонт такое вымолвить! Напраслину на него возводишь!..
Может, и не Флегонт говорил, сразу попятился Вениамин. Не утверждаю. Но от кого-то слышал
И поверил! Катерина сбросила его руку с плеча, отодвинулась, впилась требовательным, суровым взглядом.
Скользнули вбок глаза Вениамина.
Чудачка Такое пережила, а из-за пустяков на стенку лезешь. Ну, допустим, поверили что? По мне ты хоть сожги Рим, все равно люблю. Люблюи к чертям всю политику! Вокруг тарарам, содом и гоморра, а на нашем островкелюбовь Потянулся к ней.
Погоди, резко откачнулась Катерина, выставив перед собой руки. Не трогай. Выходит, ты с ними?
Что значит «с ними»? С кем? Он мигом преобразился, стал серьезен и даже строг. Совсем помешалась. Наверно, скоро и с бабы Дуни подписку возьмешь на верность большевикам Я люблю тебя, понятно? Ради любви помог тебе вылезти из петли, сухой из воды выбраться. Забыла? Если б не та статейка в газете и не заступничество одного товарища в губкоме, ты давно бы жила под клеточным небом, а может, и вовсе не жила. Я эту сволочь кулацкую знаю. Спасая свою шкуру, они утопили бы тебя. Пойми: тымалая песчинка в адском водовороте. Слизнули бы тебя без следа. И меня могли за заступничество прихватить, и Флегонта припутать. Но я даже не подумал об этом. И тебя тогда не допрашивал. Так ведь? Люблюзначит, верю. И ты верь. Остальное че-пу-ха. Выкрутимся. Я заткну глотку и Маркелу, и этой Пусть не суют свои сучьи рыла куда не следует.
Ты все-таки веришь им.
Катя, Катя, осуждающе покачал головой. Милая ты моя. Ну чего ты от меня хочешь?
Ни-че-го, тихо по слогам выговорила она. Просто я думала я думала
Ну-ну, поторопил он.
Все перепуталось Голова гудит, муторно на душе. Я пойду. Проводи меня до ворот.
Не бойся. Маркел давно уехал. Я ему так наддална коленях стоял, каялся. И этой вислозадой пани всыпал. Разве я позволю кому-нибудь обидеть тебя? Глотку перерву!.. А у тебя ни к черту нервишки. Учись держать чувства в поводу. Главное, чтоб Чижиков ничего не угадал. А то подберет нужный ключик, сунет нос в щелочку, и пишипропало. Они мастаки чужие души отмыкать. Спе-ци-алисты! Тут надо всегда на взводе Маркел, конечно, больше об этом нигде не пикнет, но тряхни его в чекарасколется: своя шкура дороже. И на очной ставке все повторит да еще краше, еще подробней разрисует. Тогда капкан щелки уж ни я, ни сам господь бог не спасут тебя от ревтрибунала, а оттуда одна дорога в мир иной. Чижикова бойся, а не Маркела. Сама себя не выдай
Мягкий, баюкающий голос все плотней опутывал Катерину. Она слушала, закрыв ладонями лицо, и все, что только что казалось почти ясным, очевидным, начинало двоиться, окутываться туманом. И уже хотелось верить другому: он заступился, Маркелу и пани Эмилии досталось. Значит, вправду любит, жалеет ее, бережет Вот и от Чижикова остерегает Но тут вынырнуло в памяти чижиковское лицобесхитростное, открытое, усталое. И разом отлетели добрые мысли о Вениамине, вспомнилась рождественская ночь, бабкины слова. Он все знал. Онс ними. Боится, чтоб к Чижикову не склонилась, хочет помешать, потому и Маркел вынырнул. Ох, дуреха Да ведь любит же!..
Еще несколько минут назад она могла бы ударить, оттолкнуть, оскорбить Вениамина, но когда он жарко приник к ее смятенным, сторонящимся губам, властно обнял и прижал ее слабо сопротивляющееся и оттого еще более желанное тело, Катерина, не желая того и проклиная себя за то, обвила руками его шею и со стоном сладкой боли отдалась
Потом, остыв, она снова засомневалась и снова все вспомнила и мигом охладела, но что-то опять удержало ее подле Вениамина. Надо было самой, без помех неторопко разобраться в хаосе чувств и мыслей, еще раз все сопоставить и сверить. Но сейчасне могла. Она любила, и ненавидела, и боялась его, и тянулась к нему
Эх, Катя. Голубка ты моя, премьерша сибирская. Скоро в пламени, в боли и муках родится такое Ты будешь счастлива. Я хочу и сделаю так
Отнял ее ладони от лица и стал жадно целовать и снова разом выпил всю ее решимость и волю, снова стал близким, желанным. Отлетели сомнения и страх. «Главное любит»
За окном давно плескалась ночь, а они все никак не намилуются, не оторвутся друг от друга. Временами Вениамин вроде трезвел от любовного хмеля, отдалялся от Катерины, и та начинала осмысленно и трезво воспринимать происходящее, но тут Вениамин, будто почуяв неладное, опять льнул к ней.
Потом он курил, а Катя сладко полудремала на его плече. Еле расслышала, как он спросил:
Хочу завтра Чижикова повидать. Будет у себя?
Днем должен быть, вечером в Челноково собирается.
Откуда знаешь?
Спрашивал, как Веселовским зимником проехать. Другие-то перемело
На ночь-то глядя, да тайгой?
Он завсегда по ночам. Днем, говорит, работать надо.
Замордует себя, посочувствовал Вениамин. На полный износ работает. И не боится в такое время по ночам?
Смелый.
Непуганый Это хорошо. Поднес циферблат к горящей папиросе, затянулся, Без четверти двенадцать. Пойдем провожу. Хоть ты и отчаянная и чекистка, а все-таки Чижиков и то, наверное, без провожатых-то не ездит?
Когда как. Иногда только с кучером.
Ночью да по тайге Я б, пожалуй, не решился Вениамин зябко передернул плечами.
Трус, погладила ладошкой по колючей щеке. Как же ты воевал?
Когда воевал, у меня не было тебя, нечего терять. А теперь не хочу
И снова зацеловал, заласкал Катерину.
4
Ничего подобного Катерина не переживала до сих пор. Едва Вениамин выпустил ее из объятий и торопливо зашагал прочь, как снова заныло сердце. «Только бы бабушка спала, не расспрашивала».
Баба Дуня тихонько похрапывала на печи, и, боясь ее разбудить, Катерина не стала зажигать лампу, не притронулась к еде. Бесшумно прошмыгнув в горенку, торопливо разделась и скользнула под прохладное одеяло. Свернулась калачиком, зажмурилась. «Не думать. Ни о чем. Уснуть, Уснуть Любита об остальном завтра»
И вдруг разом нахлынули всё недавние сомнения. «Любит? А зачем тогда врет про Маркела, зачем запутывает, с толку сбивает? Так ли любят-то? Думает, деревенская дурочка, соломенная вдова приласкал, погладили твоя душой и телом. Врешь, баринок! У деревенских душа-то не хуже, чем у ваших образованных барынек Чего это он про Чижикова пытал? Куда да когда О господи, а я-то разболталась. Гордей Артемыч только мне, верно, и обмолвился, потому как челноковская Ой, да ково это я?! Совсем тронулась. Нужон ему Чижиковвот и спросил. И чего надумываю?.. А голос-то дрогнул. Сразу не приметила, а сейчас точно вспомниладрогнул И Маркел, и эта пани с ним заодно. Что я им? Ровно куль соломы. Приспичиткинет под ноги. Ране барином был: в Питере учился и теперь мужиками помыкает. Мы им наган Чижиков так не скажет, и Онуфрий Карасулин. Свинья не родит бобра. Это уж точно Сгорела б тогданикто не поперхнулся Но любит же! Сердце не обманешь: любит! Полюбил волк кобылуоставил хвост да гриву Премьерша Что такое? Не по-русски, видно Про красного-то петуха тогда говорил, аж затрясся. Грозится, а самому страшно»
И пошло кружить в сознании: Маркел, пани Эмилия, сгоревшие продотрядовцы, Чижиков, а посередкеВениамин.
С боку на бок ворочалась Катерина, то бубликом свертывалась, то закрюченной рыбой выгибалась. Измучила, измочалила душу и тело и вдругуснула. И сразу привиделся ей Вениамин в голубой косоворотке, перехваченной витым пояском с кистями, в начищенных сапогах. Тянет руки к ней, сам тянется каждой жилочкой и что-то говорит. Что? Хотела Катерина в глаза ему заглянуть, а глаз-то нет, вместо них сквозные дыры зияют. Смеется он этими дырами, страшно скалит непомерно большой рот и все что-то лопочет, непонятное, но страшное. Хотела убежать Катерина, да ноги скользят, семенит ими, и все ни с места. Рука Вениамина протянулась к Катиному горлу. Забилась она, захрипела, а Вениамин вдруг закричал бабушкиным голосом: «Катенька! Да очнись ты!» Открыла глаза Катерина и, еще не прорвав пелены сна, услышала испуганный голос бабы Дуни:
Господь с тобой, Катя. Очнись же!
А?.. Что?.. вскочила, обняла бабушку, припала к ней.
Успокойся, Катенька. Сон дурной приснился? Сгинь, нечистая сила, Царица небесная, матушка-заступница, помоги.
Шепчет, шепчет баба Дуня молитвы, крестит внучку, гладит ее по голове, и затихает Катерина, успокаивается, бессильным телом обвисает, уронив голову на бабкины колени.
Что с тобой, голубушка?
Рассказала Катерина, что с ней приключилось, и о подозрениях-сомнениях своих не умолчалався открылась. Поохала баба Дуня, покачала головой.
Запутать тебя хотят, в силки пымать. Пауки. Нужна им, стало быть. В душу их выстрели, ишо чего удумали? Глупая ты, доверчивая, как голубь, а ить ониворонье-падальники. Заклююти перышков не останется. Твердо взглянула внучке в глаза. Больше к нему ни шагу. Слышишь? Да не трясись и глаза не мочи. А Чижикову своему как на духу откройся. Не иначе сгубить его замыслил злыдень.
5
За ночь Катерину так перевернуло, что Чижиков, встретив ее в коридоре, даже приостановился.
Что с тобой?
Приболела, вяло отозвалась она и попыталась изобразить улыбку, но не смогла, только губы покривила.
Иди домой, мягко приказал Чижиков. Отлежись. Передай бабке: в ревтрибунал отправлю, если за два дня не поставит тебя на ноги. Ступай.
Мне бы Зайдемте к вам
Если бы Чижиков не встретился ей первым, не отсылал домой, наверное, Катерина так и не насмелилась бы зайти к нему, и теперь, шагая за председателем губчека, она никак не могла собраться с мыслями и решить, что и какими словами сказать. «Да и надо ли? Моего ли ума? Говорят же, не бабьим умом держится дом, а тут такое Сгублю Вениамина и сама влипну» На пороге страшного признанья она вдруг необыкновенно отчетливо осознала, сколь многим обязана Вениамину. Вспомнила, как заботливо ухаживал он за ней, бинтовал ее обмороженные ноги, как нежно ласкал и успокаивал Пусть даже он не любит ее по-настоящему, но ведь зла она от него не видела. Может, все ее подозрения ничего не стоят, а человеку навредит, не будут ему уже доверять, как прежде «Выворотень он», встали вдруг в памяти бабушкины слова. «Ой, не зря он о Чижикове пытал»
Вот уже Чижиков толкнул дверь своего кабинета и остановился у порога, кивком головы пригласил Катерину проходить вперед:
Садись.
А сам прошел к окну, отодвинул штору, постоял, то ли занятый какой-то думой, то ли специально для того, чтобы дать Катерине время успокоиться, собраться с мыслями. Как бы там ни было, женщина была благодарна ему за эту паузу, и пока Чижиков, машинально приглаживая светлый ершик на голове, стоял у окна, она не m чтобы совсем оправилась, но все же взяла себя в руки. И сразу пришло решение: о Вениамине и Маркеле ничего не говорить, просто предостеречь Чижикова от ночной поездки в Челноково, насторожить его.
Что с тобой? участливо спросил Чижиков, глядя на Катерину. Сиди, сиди, и сам сел рядом. Не боишься дыму?
Достал из кармана кисет, стал свертывать папиросу, а Катерина снова вспомнила ночь под рождество, разъяренного Вениамина, негромкий, скрипучий голос Маркела Зырянова, дурной сон и бабкин наказ
Чижиков пустил к потолку длинную синюю струйку дыма.
Не скучаешь по Челноково?
Не скучает ли мышь по мышеловке? сухим натянутым голосом трудно выговорила Катерина.
А я хотел тебя в попутчики залучить.
Не ездите ночью по Веселовскому зимнику! вырвалось у женщины.
Чего так? равнодушно спросил Чижиков.
Вдруг подстерегут
Катерина сама испугалась сказанного, а Чижиков ни лицом, ни голосом не выдал изумления, тем же тоном спросил:
Кто?
Не знаю пришибленно выдавила Катерина и вся сжалась.
Так не годится, Катя. Ты такие вещи говоришь Сама понимаешь, не девочка. Тут либовсе начистоту, либо совсем ничего. Середины нет. За нас или против, Поняла? Вот ты и выбери. Не насилую тебя, не неволю. Можешь встать и уйти. Только посередкевашим и нашимне выйдет. Затянет на днои конец Не бледней. У меня никаких капель не водится. Испей-ка водицы.
Проворно поднялся, налил в стакан воды, поднес Катерине. Та в два глотка опорожнила стакан, и сразу все ее тело покрылось испариной. Ладонью смахнула влагу со лба и щек.
Вам легко Сама понимаюсередки нет Только не моего ума это. Не мне судить Я же простая баба
Думаешь, мне масленица? Я, Катя, кузнец. Мое дело с железом нянькаться, мять его, гнуть, лепешить. А тутживые люди. Кто ненароком заблудился, а кто специально темное местечко ищет, других в темноту заманиваетпопробуй разберись с ходу. А времени нет Да и в чужую душу окно не прорубишь. Вслепую, на ощупь своих с чужими долго ль перепутать? Царевы защитники, те университеты кончали, а у меня за спиной ничего, кроме кузницы Можно, конечно, бросить все и драпануть. Кабы знал, что на мое место посадят красного грамотея, так бы и сделал. Не посадятнет его. Вот те, что нам на смену придут, будут настоящие красные чекистыи образованные, и воспитанные. До той поры нам воз везти. Тянуть за десятерых и на ходу учиться. Трудно? Да. Очень? Согласен. Но можно. Ленин в каземате книги писал, по которым революцию делали. А мы? Народ нам верит, почитает как защитников правды Надо, Катя