Красные петухи - Лагунов Константин Яковлевич 22 стр.


 Быстро ты перестроился,  Аггеевский поморщился, как от зубной боли, продул мундштук папиросы, повертел, помял ее в длинных пальцах, сунул в рот.  Давно ли здесь примерно о том же говорили, и ты по-иному думал

 Был такой грех. И ячеловек. Хоть и бела голова, а сердце стукотит по-молодому. Да ведь революциямолодость мира.  Улыбнулся скупо, вздохнул и продолжал по- прежнему негромко и медлительно:В теперешней обстановке каждый деньэто такой срок! Мы перехватили тогда. Определенно. Заигрались революционной фразой. Оторвались от земли, от реальной действительности. Я за это время десяток деревень объездил. Пять волостных сходов провел. Везде одно и то же. Чижиков и тогда был в принципе прав. Теперь и подавно. Ты, Савелий, кавалерийские замашки брось. Тут одной атакой ни хрена не добьешься. Хватит, нарубались.

 Да?!  глаза Аггеевского зажглись горячечным огнем.  Значит, штык в землю, шашку в ножны, а белогвардейская сволочь и кулачье будут нам диктовать? Не выйдет!

 Рубака из тебя отменный, но политиксомнительный.  Новодворов тяжелыми шагами пересек кабинет. Подошел вплотную к Аггеевскому.  Напомню тебе одно ленинское высказывание. Мы знаем, говорил он, что товарищи, которые больше всего работали в период революции и вошли целиком в эту работу, не умели подойти к среднему крестьянству так, как нужно, не умели сделать это без ошибок, и каждую из таких ошибок подхватывали враги Не помню до конца всей фразы, но смысл и так уже ясен. Советую подумать об этом. Крепко и всерьез. Деревня не кавалерийский эскадрон и не конармия. Это, брат, такая стихия, такой разгул страстей. Особенно теперь, когда за спиной у неереволюция, колчаковщина

 Можешь все это высказать на губернской партконференции. Недолго ждать. А пока яответственный секретарь губкома, и хочешь ты или не хочешь

 Не кипятись,  попытался охладить его Новодворов.  Никто под тебя не копает.

 Подкопов не боюсь. Привык ходить в лобовую. Пулям и то не кланялся.

Аггеевский сбил головку со спички, сломал еще одну. Наконец прикурил. Поймал взгляд Водикова.

 Чего молчишь, красный проповедник? Соображаешь, к какому берегу ловчей прибиться, или хочешь наблюдателем остаться?

Распушив указательным пальцем и без того пышные усы, Водиков сощурился в улыбке.

 Я ловчить не умею, Савелий Павлович.  Уколол язвительным взглядом Новодворова.  Не та школа, закалка не та. В эсерах был боевиком и большевиком стал в колчаковском подполье. Классовая борьба приняла сейчас самую острую форму. Они нас пугают мятежом, мы отвечаем семенной разверсткой. Допускаю контрреволюционное восстание. Ну и что? Произойдет окончательное социальное расслоение деревни, и мы наконец-то вырвем зубы белогвардейской гадине и махровому антисоветскому кулачеству, расчистим и удобрим почву для семян социализма. Если же мы сейчас попятимсядважды проиграем. Сорвем весенний сев и укрепим позиции врагов. Революция бескровной не бывает. Нам, революционерам, нечего бояться крови. Расстреляй мы тогда Маркела Зырянова и его подручных в Челноково, не было бы и покушения на Чижикова. Пикин был прав тогда. И теперь он прав

 Вот именно!  подхватил Аггеевский. Он пламенел. Жаром полыхали впалые щеки, сухо поблескивали горящие глаза.  Рубить до седла кулацко-белогвардейскую сволочь. Не подстраиваться к ней, не заигрывать, не заискивать!..

 Как это делает наша губчека!  выкрикнул Пикин.

И посыпал пулеметной скороговоркой о кулацких вылазках, о недремлющей белогвардейщине, о политической близорукости Чижикова. Казалось, и внутри него все кипело и клокотало, накаляя и сотрясая худое тело. И когда, задохнувшись, он приостановился и смолк, Новодворов сочувственно обронил:

 Лечиться тебе надо, Аника-воин. Укатали тебя северские горки

 Я уже сказал,  надорванно выкрикнул Пикин.  Сделаем семеннуюи баста, в расход! Пенсию у тебя не попрошу, обузой не сяду на шею

 Зря горячишься, товарищ Пикин. В таком деле нужна трезвая голова. Речь-то ведь идет о судьбе почти двух миллионов крестьян, и нельзя так, сгоряча, с маху. Нельзя!

 Губпродкомиссариатне шарашкина контора!..  уже почти не владея собой, взорвался Пикин.  Я же докладывал вчера Аггеевскому, он согласился. Мы не в лото играем! Голод жрет революцию. Ленин контролирует каждый продовольственный маршрут, сам распределяет по пудам поступивший хлеб. ЦК обязывает помогать продорганам, а тут тут мать-перемать

Левая щека у него дернулась, рот повело в сторону, он громко клацкнул зубами, и вдруг по щекам его поползли слезы. Матюгнулся еще раз сквозь сжатые зубы, отбежал в угол и там стоял, согнутый, судорожно вздрагивая худой надломленной спиной.

Все молчали, отводя глаза друг от друга. Они знали трагедию пикинской семьи, почитали его за одержимость в работе, за кристальную душевную чистоту. С Пикиным спорили, порой беззлобно подтрунивали, но уважали. От него ждали любой бесшабашной, безрассудной выходки, но не слез. Оттого и молчали неловко и пристыженно.

Пикин совладал с собой. Подсел к столу, долго скручивал папиросу, рассеивая табак по красной скатерти.

 Давай раскручивай свою семенную,  тихо сказал Аггеевский.  Здесь половина членов президиума губкома, с остальными я сейчас обговорю, оформим официальным решением. Только чтоб без перегибов. Побольше привлекай крестьян. Да перед тем как в закрома засматривать, соберите мужиков, растолкуйте. К ссыпкам охрану из надежных крестьян-коммунистов. Договорились, товарищи?

Никто не отозвался.

 Значит, решено,  резюмировал Аггеевский.

Чижиков подсел к Пикину. Вполголоса спросил:

 Давно у тебя Горячев?

 С начала. Как создался Губпродкомиссариат.

 По чьей-нибудь рекомендации?

 По-моему, была рекомендация политотдела пятьдесят первой дивизии. Он там начальником госпиталя, кажется, был. Схватил тиф. Остался в Северске. Что он тебя интересует?

 Сдается мне, в чужом оперенье летает Присмотрись к нему внимательно И вот еще просьба. В продотряд, который поедет вместе с Горячевым в Яровский уезд, надо включить одного человека. Черкни записочку начальнику продотряда, чтоб принял рядовым бойцом бывшего красноармейца Сатюкова Тимофея Сазоновича. Крестьянин. Отличный человек и боец первостатейный.

 Это еще зачем?

 Надо. Понимаешь, очень надо.

Пикин написал требуемую записку. Чижиков встал, протянул руку.

 Будь здоров. Да, вот еще что. Попроси кого-нибудь составить подробные списки всех продработников губернии, от бойцов продотрядов до уездпродкомиссаров с указанием, откуда пришел к вам и по чьей рекомендации. Не хмурься. Для тебя стараюсь. Когда-нибудь поймешь, спасибо скажешь. А за Горячевым понаблюдай. Непременно.

3

Пикин шел торопливой неровной походкой, взгорбив худую спину. Недавно ему исполнилось двадцать семь. Велики ли годы? А внутри все перегорело. Появись сейчас волшебник, скажи: «Давай, Пикин, выкладывай три самых заветных желания», и выложить нечего. Разве что попросит помочь досрочно семенную разверстку выполнить. Все желания, все интересы, весь смысл жизни Пикина замыкался на делах губпродкомиссариата. А их невпроворот, и все горячие, кровью подкрашенные, порохом да дымом пахнущие.

С того дня, как вышел Декрет Совнаркома о продовольственной разверстке в Сибири, стремительный водоворот событий засосал Пикина и он утратил реальное представление о времени. Прожитое измерялось пудами собранного и отгруженного хлеба. Хлеб был дороже всего на свете, от него зависело существование Республики Советов. Пикин понимал это, и не было ничего, чем бы он не мог поступиться, через что не решился бы перешагнуть ради того, чтобы дать голодающей Советской России лишний пуд сибирского хлеба. Нечеловеческих усилий стоило Пикину досрочное выполнение губернией продовольственной разверстки. Если бы не мать, он, наверное, давно бы свалился от истощения. Он мог по первому желанию выжать из памяти названия многих сел и деревень, массу имен крестьян, продовольственных, партийных, советских работников самых разных рангов, но никогда не помнил время обеда и без напоминания матери не садился за стол. Мужики за глаза называли его двужильным, он работал как воевалне щадя себя и других. Больше всего на свете он боялся покоя. И сейчас на пороге нового труднейшего испытаниясеменной разверсткиПикин втайне даже радовался тому, что предстоит еще разок схлестнуться с зажиревшими кулаками. До исступления ненавидел Пикин алчное племя мироедов, которое потными жадными лапищами сплюснуло пикинскую судьбу, жену с детишками, ровно тараканов, пришлепнуло, дважды стреляло в него, растерзало лучших его продработников.

«Не вовремя черт принес этого Железного Чижика! Крутой и упрямый, зараза, но в мужицких делах ни хрена не смыслит. Боится ворошить осиное гнездо. Равновесие Успокоение Институточка! Тут надо горящей головней»

Закипал, наливаясь яростью, Пикин. Жаркая волна окатила худое тело, щеки и шея горели будто в крапивнице. Расстегнул куртку, крепко потер ладонью грудь. Не замедляя шага, зачерпнул из сугроба снега, стиснул его в кулаке, жадно откусил белую холодную мякоть. С силой поддал носком сапога смерзшийся лошадиный катыш. Скорей бы в деревню! Перестраховывается Чижик Эти жирные кулацкие крысы не полезут в открытую с вилами и дробовиками против пулеметов И Пикин неожиданно для себя запел высоким озорным фальцетом:

Чижик, чижик, где ты был?

На базаре водку пил.

Выпил рюмку, выпил две

Закружилось в голове

«Кто же все-таки рекомендовал Горячева? Вот у кого железная рука! Побольше бы таких продработников, давно бы сусло из кулака брызнуло. Чем он не поглянулся Чижику? У Гордея глаз насквозь пробивает. Упорный. Прет в лобовую и никаких! Сойтись бы с ним, сдружиться  Запнулся на этой невесть откуда вдруг выпрыгнувшей мысли.  Открутим семенную, тогда поговорим обо всем по-доброму»

Торопливой пробежкой пронесся по коридору губпродкома, одним духом влетел на второй этаж. Гаркнул секретарше, озорно подмигнув:

 Васса! Давай председателей чрезвычайных троек!..

Глава тринадцатая

1

Жестоко казнил себя Чижиков за минутную слабость. Если б Пикин не заплакал тогда Надо было вместе с Новодворовым до последней возможности драться против семенной разверстки. Правда, у губпродкомиссариата есть факты, которые настораживают. Ну как в самом деле во многих хозяйствах поедят да потравят семена? Не должны бы, но «если бы да кабы» Чека должна была знать о потраве семян прежде Пикина. А может, и не было никакой потравы, а есть лишь превосходно разыгранный эсерами спектакль? Чека должна была знать: когда и кто первым протрубил о растранжиривании семян, кто родил идею семенной разверстки, когда, кто и как проводил подворную проверку? Все это Чижиков обязан был знать, но он не знал. Маломощный, малограмотный, малоопытный аппарат губчека задыхался.

Черт вынес откуда-то банду мерзавцев. Переодетые в красноармейцев, они с поддельными мандатами и ордерами от губчека вламывались в дома, насиловали, грабили, избивали. Две недели гонялись за бандитами, четверых чекистов схоронили. Не успели обвинительные заключения на бандитов в ревтрибунал передать, как снова боевая тревога: почти четыреста пудов хлеба уперли с элеватора. Целая шайка воров и спекулянтов. Тоже не вдруг выпололи. Последнюю неделю весь оперативный состав губчека нащупывал следы подпольного эсеровского комитета. А до деревни так и не доходят руки. Деревня целиком на попечении политотделов уездной милиции, а в тех политотделах такие грамотеи

«Эх, мать честная, вот мазнул так мазнул»,  в который раз пенял себе Чижиков, снова и снова переживая разыгравшуюся в кабинете Аггеевского сцену. Никого другого, кроме себя, он уже не виноватил. Даже Пикина со всеми его перехлестами. Что-то притягивало его в губпродкомиссаре. Пикин издерган, истрепан бессонным, бесконечным хлебным штурмом, он так с головой ушел в свою, требующую нечеловеческого напряжения работу, что просто не может, не в состоянии взглянуть на вещи свежим взглядом, понять свои ошибки. Он, Чижиков, должен был помочь ему это сделать, поговорить спокойно, без горячки, убедить на неопровержимых фактах. Должен были ничего не сделал. Не хватило времени, знаний, терпения. А теперь уже поздно: семенная разверстка утверждена и подписана Кого же ему винить, кроме себя самого?

Отчетливо вспомнилось: слушая пространные разглагольствования Водикова, Пикин недовольно морщился, хмурился, хотя Водиков целиком поддержал губпродкомиссара. Почему Пикин не приемлет поддержки от Водикова? Свое эсеровское прошлое тот искупил подпольем, прям и смел, образован, что твой профессор, в чем же дело? Да ведь и сам-то Чижиков, по совести говоря, чувствует необъяснимое недоверие к Водикову. Может, грамоте его, краснобайству завидует? С Пикиным начистоту бы, в две головы скорей докопались до причины. Горячев частенько наведывается к Водикову, и выходит, как ни крути, подозрения тенью падают на главного пропагандиста губернии

Еле оторвался Чижиков от тяжелых мыслей. Пригласил в кабинет Тимофея Сазоновича Сатюкова.

Тот вошел, как всегда, широким твердым шагом, браво доложил о прибытии. Сел, глядя в глаза Чижикову.

 Как твоя благоверная?  спросил тот.

 Почитай заново родилась. Прытче дочки бегает. Выходила баба Дуня. Вот тебе и знахарка. Хотел отблагодарить еене взяла, да еще отчехвостила меня, в душу, грит, тя выстрели.

 Характерная бабуля Наследники-то растут?

 Чисто беда с имя,  улыбнулся Сатюков.  Старшой-то себя губчекистом называет. Сколотил ватагу сорванцов и объявил войну «буржуазной контрреволюции». Рядом у нас купчиха живет, сын у нее колчаковским офицером был, так они ночью забрались к ней на крышу, развалили трубу да еще просунули через нее в печь пук горящей соломы. Такой переполох устроили, на всю улицу. Пришлось снять штаны и выпороть ремнем своего губчекиста.

Смеялся Сатюков добродушно, весело, запрокидывая лицо, заросшее непроглядно густой рыжеватой бородой. Из-под мохнатых, тоже рыжих бровей посверкивали живые, умные глаза.

Но стоило Чижикову сказать: «Послушай, Сазоныч, есть одно дело», как Тимофей погасил улыбку, весь подобрался, уставясь немигающим настороженным взглядом на председателя губчека.

 Вот тебе направление. Сейчас явишься в губпродком, к начальнику продотряда особого назначения Карпову. Будешь бойцом в его отряде. Скажешьиз чека поперли за выпивон и неповиновение начальству. Можешь разрисовать меня в карикатуру. Надоело, мол, перед всякими тянуться, захотелось волюшки. Понял? Надо, чтоб тебе поверили. Главная твоя задачане спускать глаз с Карпова и Горячева: его-то и будет сопровождать ваш отряд. Учти, можешь угодить в осиное гнездо. Карпов этот только объявился в наших краях, по личной рекомендации Горячева назначен начальником продотряда. Постарайся угадать, что за птица. Каждый шаг, каждое слово мотай на ус. Присмотрись к бойцам отряда. Сыщешь надежных, обопрись, но не раскрывайся. Играй под мужичка-простачка, которому надоели большевистская дисциплина и всякие ограничения. Надейся только на свои силы. В случае крайней нужды можешь передать что нужно с секретарем челноковской комсомолии Ярославной Нахратовой. Приказ о твоем отчислении из батальона губчека, наверно, уже вывесили. Мы тебя списываем за «проступки, порочащие высокое звание чекиста». Уточни, с кем встречается Горячев, о чем и с какими мужиками разговаривает. Помни: оступишься, вызовешь подозрениене пощадят. Осиротишь детишек. Так что смотри  Помолчал. Пожевал нераскуренную папиросу.  Если дело не по душескажи. Неволить не стану.

 Обижаешь, Гордей Артемыч.

 Прости, Сазоныч. Только ведь и вправду на такое надо идти добровольно Ну давай закурим напоследок и помолчим перед дорогой

Когда Сатюков ушел, Чижиков позвонил в караульную и попросил привести арестованного Карасулина.

2

Онуфрий зарос щетиной, был угрюм и раздражен. В ответ на «Добрый вечер, Онуфрий Лукич» буркнул сквозь зубы: «Здравствуй, гражданин начальник»и остался стоять посреди комнаты, едко и колюче поглядывая на Чижикова из-под насупленных бровей.

 Обижаешься, значит?

 Тебя в рыло, а ты кланяйся мило. Так, что ли?  криво усмехнулся Карасулин.

 Садись,  миролюбиво предложил Чижиков,  закуривай.

 И так башка от куревахоть обручами стягивай.

 Дрянь дело, Онуфрий Лукич,  подсаживаясь рядом, проговорил Чижиков.  Начали семенную разверстку

 Ну?..  вскинулся Карасулин. От недавней обиды и раздраженияни следа.  Выходит, они и взаправду похитрей нас. Мне Кориков об этой разверстке загодя говорил.

 Кориков?!

 Ворон первым падаль чует.

 Но почему тебе?

 Отколотая щепа обратно не пристает.

 Так они что, решили

Назад Дальше