А кто в день нашего приезда собрал у себя мужиков и подстрекал их к непослушанию и сопротивлению властям? Кто подучил Пахотина взбаламутить сход? Кто уговаривал меня сорвать приказ губпродкома о семенной разверстке? Под святой рясой вы
Не надо больше, неожиданно тихо и как будто спокойно пробасил Флегонт. Для лжепророков нет святого. Наветов и угроз ваших не страшусь
Где же ваше непротивление злу? медвяно улыбнувшись, запел Кориков. Где евангельское всепрощение и кротость, кои вы проповедуете с амвона? Христос какие муки терпел, а в губчека не жаловался
Гы-гы-гы! сыто и нагло заржал Коротышка.
Ха-ха-ха, захохотал Крысиков.
Хо-хо-хо! тоненько и тихо вторил им Кориков, прикрывая рот ладошкой.
Медленно, пуговка по пуговке, Флегонт застегнул шубу, повертел на голове, будто примеривая, круглую меховую шапку, молча повернулся к выходу. Хохот за спиной разом оборвался. В наступившей тишине выстрелом прогремел хрипловатый от бешенства голос Коротышки:
Значит, в губчека?
Да, глухо откликнулся Флегонт.
Сунуть под нос дулоне дакнет, буркнул Крысиков.
Свой на своего? ехидно прошелестел Кориков. По совести ли сие?
Да! громыхнул полным голосом Флегонт и с такой силой толкнул высокую тяжелую дверь, что только что подошедший к ней с той стороны Тимофей Сазонович не успел увернуться и от удара в плечо отлетел на добрую сажень, растянувшись на полу. Флегонт прошел мимо, не заметив его.
Сатюков! донесся голос Коротышки.
Здесь! браво откликнулся Тимофей Сазонович и, приоткрыв дверь, просунул голову в кабинет. Коротышка сделал знак, чтоб Сатюков остался в приемной, и сам вышел к нему.
Быстренько перекуси и сюда. Повезешь Пахотина в Яровск. Ненадежный и коварный субъект. Обязательно попытается удрать. Тут уж, хочешь не хочешь Так что, если не довезешь до местане беда. Туда ему и дорога. Ясно?
Так точно.
Тогда действуй. Назад его можешь не тащить. Присыпь снежкоми хорош. Теперь столько волковживо нанюхают. Уловил?
Слушаюсь. Разрешите идти?
Давай.
Тимофей Сазонович бравым, строевым шагом протопал по коридору, а выйдя на крыльцо, вдруг обмяк, бессильно привалился спиной к резному столбику и принялся слепо ощупывать карманы, отыскивая кисет.
2
Флегонт опомнился только на церковном дворе.
Взойдя на паперть, пал на колени и, не чувствуя леденящего холода промерзших каменных плит, долго и одержимо молился, укрощая, усмиряя себя. Обида словно бы потускнела, и, облегченно вздохнув, Флегонт поднялся на онемевшие ноги, но в уши вдруг ударил жеребячий гогот Карпова. Возникло перед глазами выбеленное ненавистью лицо Крысикова: «Сунуть под нос дулоне дакнет». И снова закипело в груди. «Господи, как же быть? Вразуми, наставь на путь» Так боролись между собой священник и мужик.
Долго и упорно.
Мужик победил.
Матери я не сказал, только тебе. Флегонт полуобнял Владислава за узкие плечи. Сейчас еду в Северск. Путь неблизкий, ночь и
О чем ты, папа? голос Владислава дрогнул.
Флегонт прижал сына к себе, глухо произнес:
Тымужик Старший. Не приведи бог, стрясется что со мной на твои плечи и семья, и хозяйство. Береги мать
Я не пущу тебя! Сейчас позову маму
Успокойся! И не вздумай хоть намеком потревожить ее. Видишь, что на селе делается? Хочу пресечь сию богопреступную мерзость. Уразумел?
Да, папа.
До свиданья, сынок.
В добрый путь. С богом
Рысак азартно фыркнул и с места взял крупной резвой рысью. Флегонт уселся в кошеве поудобнее, подоткнул под зад полы тулупа, зарыл ноги в сено, поднял высокий воротник. Слегка ослабил вожжи, сдерживая жеребца, и тот пошел отмахивать красивой ровной иноходью.
Промелькнули шеренги темных, придавленных бедою изб, остался позади жердевой заплот околицы, и в обе стороны от дороги раскинулась заснеженная равнина. Здесь были челноковские поля. Где-то дремал под снегом и Флегонтов надел. Ах, дожить бы до весны, еще раз пройти с плугом по дымящейся парной пашне, послушать поднебесную песнь жаворонка, поваляться в пахучей мягкой траве на благостном солнцепеке, каждой клеточкой ощутить свою неразрывную связь с гигантским мирозданьем, в коем ты хоть и малая, но неотъемлемая частица Ни с чем несравненно счастьежить! Дышать. Двигаться. Видеть. Слышать. Чувствовать! Каждый час жизнинеповторимо прекрасен. Каждый вздохрадость. Коснулся тебя горячий, животворный солнечный лучрадуйся. Опахнул тебя ветер, холодный ли теплый ли, радуйся. Окропил разгоряченное тело твое небесный дождьликуй. Всякой твари, летящей, ползущей, бегущей вокруг тебя, радуйся. Зеленой травинке, легшей под ногу твою, листочку березы, бросившему тень на тебя, боровику красноголовому, вставшему на тропе твоей, всему живому, что окружает тебя, радуйся. Благослови день и час твоего появления на земле.
Дорога круто пошла под уклон. Вышколенная лошадь, приседая на задние ноги, скользила копытами по твердому насту и, только спустившись с горы, снова взяла рысью. Под полутораметровой ледовой толщей лениво катила стынущие воды невидимая и неслышимая река, которая приютила подле себя многие сотни деревень, сел и городов. С ранней весны до самого ледостава плывут и плывут по ней вереницы плотов, караваны барж, суда и суденышки. Правый берегкрутой, густо порос лесом. Вдоль негознает Флегонтглубокие черные омута, всегда полные рыбой. Отменно хорошо в ночную пору пробежаться с наметкой. Тихо над рекой. Пахнет водой, рыбьей чешуей, смолой. Могучие руки Флегонта неслышно кладут на темную воду прикрепленную к пятиметровому шесту наметку. Рядом стоит Владислав с кошелем на боку и вслушивается, не плеснет ли в мотне. Как оба волнуются они, когда в наметке ворохнется вдруг щука и начнет молотить хвостом, того гляди, разнесет мережу в клочья. В эти мгновения Флегонт забывает обо всем. Крепко прижмет шест ко дну, пятится рысцой, выволакивая наметку на берег, подальше от воды. Ловко перевернет мотней вниз и с каким-нибудь азартным, веселым присловьем выкинет к ногам сына извивающуюся, разевающую зубастую пасть речную хищницу. Постоят подле нее, полюбуются ее упругими, метровыми скачкамии дальше Он уходил с наметкой затемно, возвращался на свету. То ли блаженство с росы, с туманного утреннего холодку нырнуть под нагретое Ксюшей одеяло. Та что-то сонно пробормочет, прильнет к нему жарким телом, и сразу кровь загудит, забьет набатом в висках. Ох, сладка любовь на зорьке, на рассветном коровьем реву. Спится после этого Не слышишь, как уйдет Ксюша проводить коров в стадо, как вернется и ляжет подле, дозоревать. Дивно хороша жизнь! Сколько радости в ней. Только не уставай радоваться, умей наслаждаться. Жалки пресытившиеся жизнью. Убоги равнодушные
Вдали затемнел лес. Все ближе подступал он к дороге. На много верст в любом направлении Флегонт знает в нем каждое поваленное дерево, каждый ручей, каждую болотину. Знает, какая тропа, куда и откуда ведет. Где властвуют вальяжные лесные баребелые грибы, где хороводятся мясистые ядреные грузди или краснозадые рыжики, где можно вдосталь полакомиться и полный туес набрать пахучей сладкой малины, либо терпкой сочной брусники, иль вяжущей рот пряной черемухивсе знает Флегонт Леслучшее украшение земли, ее самый пышный и дорогой наряд. Лесщедр и добр ко всему живому, будь то зверь, насекомое или человек.
Иди смело в любую глушь. Не бойся не ведающих солнца буераков, густых, непролазных ельников, по пояс заросших травой березняковлес не тронет тебя
Припотел жеребец, но бежал по-прежнему ходко, размашисто. А Флегонт думал и думал. Легко скользили его мысли.
Стой!
Поперек дороги всадник с винтовкой за плечами. Словно из-под земли вынырнул. Флегонт опустил вожжи, скомандовал «тпру», и жеребец остановился.
В чем дело? спросил спокойно, а сердце тоскливо сжалось, и противный змеиный холодок заскользил между лопаток.
Поворачивай назад!
Всадник подъехал к саням, и Флегонт узнал Коротышку. Предчувствие не обмануло.
Чего стоишь? Живо! И моли бога за меня. Послал бы Крысиковадавно бы ты лежал с продырявленной башкой. Дома скажешься больным. И пока наш отряд в Челноково, чтоб духу твоего за воротами не было. Разнесем к разэдакой матери твое святое гнездо вместе с попадьей и поповыми дочками Поворачивай! Да жми рысью, продрог, пока тебя дождался
Флегонт молча развернул жеребца. Коротышка скакал рядом с санями.
«Ничего страшного, пробовал успокоить себя Флегонт. Вернусь домой, побуду под негласным арестом. Такова, видно, божья воля. Плетью обуха не перешибешь». И разные иные успокоительные мысли выжимал из себя, а сердце все сильнее стискивало предчувствие неотвратимой беды.
Выходит, я арестован? Но по-моему
Не знаю, что по-твоему. По мне бы куда спокойней, если б ты находился у господа в раю.
Чем я вам не угодил?
Спрашиваешь у мертвого здоровье. Или не понимаешь, на чью мельницу воду льешь? Может, разъяснить?
Сделайте милость, смиренно произнес Флегонт.
Тысамый опасный человек: не поймешь, какому богу служишь
Бог один.
Теперь все в мире раскололось на две половинкикрасную и белую. И бога два. Ты хочешь между двух огнейи чтобы крылышки не подпалило и лапки не припекло? Не выйдет!
Мы не поймем друг друга. Есть такие понятия, как «вера», «убеждения», «долг».
Намекаешь?
Нет. Думаю
Думал барсукпопал на сук. Как бы и ты
Перестаньте грозить, я не ребенок. С вами трудно разговаривать.
Я тебя за язык не тяну.
Вы коммунист? неожиданно спросил Флегонт.
Разве рогов не видишь? Гы-гы-гы!
Коротышка замурлыкал любимый мотивчик, а в голове, сменяя одна другую, возникали неотразимо притягательные картины расправы над попом. Нет, он не станет его просто расстреливать. Сначала заставит поползать на брюхе, отречься от своего бога, проклясть его, а уж потом Свела бы их судьба полтора года назад, он вытряс бы из этого бугая душу по долькам. «Вера», «убеждения» Коротышка люто ненавидел всех во что-то верящих, чему-то свято поклоняющихся. Да и не верил им. Вон идейный Горячев корчится, как карась на сковородке, лишь бы башку собственную уберечь, чужими руками жар загребать. Как он опять увильнул! И перед Советами чистенький, и перед мужиком добренький Отца родного заложит, лишь бы в вожди угадать Сам Коротышка давно не имел за душой ни убеждений, ни принципов. В прошлом, по которому он скорбел и возврата которого так жаждал, его привлекало только однобезнаказанность. Он, не страшась, не таясь, мог насиловать, грабить, убивать, мог распоряжаться чужими судьбами, чужими жизнями, чужим телом. Сознание неограниченной власти над другим человеком было для него источником неизъяснимого наслаждения Еще полчаса назад Коротышка и не думал расправляться с Флегонтом, хотел лишь припугнуть его и препроводить в Челноково. Но гордый норов Флегонта, достоинство, с которым он держался, распалили Коротышку, а мысли о Горячеве окончательно вывели из себя, и он воспылал желанием во что бы то ни стало сломить настырного попа, подмять его, втоптать в грязь
Не успел Флегонт проехать и полуверсты, как сзади послышался крик:
Не гони! Успеешь на свои поминки!
Напрасно стараетесь. Я смерти не боюсь.
Врешь. Никто не хочет подыхать. Даже попы. Гы-гы-гы
Любопытно, кем вы были прежде.
Могу сказать. Мертвые умеют хранить тайну. Был офицером. Не каким-нибудь, «ать-двалевой». Нет. Начальник дивизионной контрразведки. Пра-шу любить и жаловать. Моя профессияпытать, вешать, расстреливать. Что? Защекотало между лопаток? Гы-гы-гы! С сегодняшнего дня приступлю к прямым обязанностям. Начну с тебя. По тебе плакала петля еще в девятнадцатом. Теперь за старое, за новое и за сто лет наперед сочтемся. Чего развесил уши? Мать-перемать, сука длинногривая
Закрой поганый зев! рыкнул в полную мощь Флегонт. Конь под Коротышкой испуганно скакнул, едва не скинув седока. Можешь меня расстрелять, но лаять на себя не позволю!
Коротышка сорвал с плеча винтовку, лязгнул затвором.
Не позволишь? Распротак-разэдак, в бога, в душу, в печенки-селезенки Стой!
Флегонт остановил коня.
Вылезай!
Спрыгнул на дорогу Коротышка, икнул, матюгнулся замысловато и спокойным, мягким голосом:
Прошу вас, товарищ, раздевайтесь. Тулупчик и шубку хотя бы надо снять. Добрый товар, незачем пачкать.
Только теперь Флегонт до конца осознал безысходность своего положения. Мог ведь этого бандюгу стащить с коня и обезоружить. Была такая мысль, но сам же воспротивился ей. Теперь оставалосьнадеяться только на чудо, но в чудеса Флегонт мало верил. Не зря, видно, попрощался с сыном, не зря всю дорогу мечтал дожить до весны, незримо для себя скорбел по земным радостям Скидывая тулуп, Флегонт шептал:
Господи, даруй мне христианскую кончину живота моего, скорую, безболезненную и непостыдную
Чего бормочешь? Становись мордой к луне и молись. Я пока покурю.
3
Пудовый амбарный замок с громким металлическим хрустом выплюнул дужку. Железная кованая дверь растворилась со скрипом, похожим на мяукание. Подняв над головой фонарь, Тимофей Сазонович заглянул в черноту подвала, сердито выкрикнул:
Пахотин Евтифей! Живо выходь!
В дверном провале тут же возникла фигура Пахотина. Смоляная борода закуделена, нечесана, свисает грязными сосульками. На щеке сочащаяся сукровицей царапина. Пахотин с трудом разлепил опухшие губы, хрипло спросил:
Чего надо?
Не разговаривай!
Когда шли по двору, Тимофей Сазонович успел шепнуть воровской скороговоркой:
Ни о чем не спрашивай. Молчи. Выедем за деревнютогда Завидев Крысикова, подтолкнул Пахотина в плечо, заорал:Шагай, паразит! Руки! Руки за спину.
Когда Челноково осталось позади, Тимофей Сазонович остановил лошадь. Развязал руки Пахотину.
Я тут прихватил добрую шубу, одевай. И винтовка на твой пай припасена. Чего рот разинул? Одевайся скорей, по пути все обскажу. Надо торопиться.
Пахотин первым заметил кошеву на дороге, рядом коня под седлом и человека, стоящего у обочины с винтовкой в руках. Подъехав чуть ближе, Тимофей Сазонович ахнул:
Да ведь это наш Карпов и здешний поп!.. Ну, помни, как сговорились. Руки-то за спину
Коротышка тоже издали заметил приближающиеся розвальни и, опустив винтовку, поглядывал на подъезжающих.
Ты, Сатюков?
Так точно, ваш-бродь
Ну-ну, ты эти шуточки оставь Вовремя поспел. Вытряхивай своего подопечного, ставь рядом с попом. Красивое зрелище будет. Красный поп и черный коммунист на пути в царствие божие. Гы-гы-гы Повернулся к вылезавшему из саней Пахотину. Раздевайся живенько, батюшка замерз, поджидая попутчика
Разрешите обратиться, подал голос Тимофей Сазонович.
Ну, чего еще?
Сатюков приблизился и вдруг ловкой подножкой сшиб Коротышку в снег. Подскочивший Пахотин помог обезоружить и связать по рукам и ногам ошеломленного Мишеля.
Вот так-то, ваше благородие, господин Доливо, проговорил запыхавшийся Сатюков.
Дал выкричаться Коротышке, а потом укоризненно сказал:
Видать, с перепугу умом тронулся, ваше благородие? Не узнал? Зажигалочкой морду мою поджаривал да песенку напевал, помнишь? На расстрел меня вели, я с моста в речку Припомнил? Лежи и не брыкайся! Утром познакомлю тебя с Чижиковым
«С Чижиковым?! еще не пришедший в себя Флегонт замер, пораженный внезапной догадкой. Значит Поднял со снега тулуп, торопливо надел, сел в кошеву. Чека теперь и без меня все узнает Все ли? Ехать и высказать!..»
Позвольте, а как же я? Куда теперь мне?
Поезжайте своей дорогой, мы вам не препятствуем, ответил Сатюков.
На первой же версте Флегонтов жеребец легко обогнал розвальни Сатюкова.
Глава семнадцатая
1
Февральская ночь. Беззвездная, холодная, ветреная. На пустых, настороженных улицахни души. Город замер, будто затаился в ожидании чего-то страшного и близкого. Вот-вот грянет, падет на головы От предчувствия беды мерзли души горожан, жались люди к горячим печам, друг к дружке, прислушиваясь к вою ветра за наглухо закрытыми ставнями. А ветер прошивал Северск со всех сторон, хозяйничал в пустынных и темных улицах, сдирал с тумб и заборов еще не успевшие выцвести желтые листы с приказом губпродкомиссара о семенной разверстке. Рядом с этими большими листками, засеянными аршинными буквами, там и тут белели тетрадные листочки в густых строках машинописи. Они призывали горожан подняться «на защиту крестьян», свергнуть власть «обманщиков комиссаров», создать «новые, подлинно народные Советы без коммунистов». Листовки были полны таинственных и многозначительных намеков на близкую катастрофу, назревающий взрыв и т. п.