- А как же, - откликнулся товарищ. - Ты будешь играть, а мы с Ленкой голосить, пока всех котов на улице не распугаем. А вообще, тётя Лара, вы не волнуйтесь, Женя один не останется. У него теперь есть семья Фроляк, да и ребята из части нам стали, как родные, скучать не дадут. Так что будем с Женей выздоравливать хоть и медленно, но верно. Скоро встанем, начнем ходить, а потом будет видно.
- Слышишь, мам? - улыбнулся младший Семенов. - Всё будет хорошо.
После отъезда родителей накатила тоска, отступавшая лишь когда приходили посетители. Телевизор, чтение и визиты товарищей из части развлекали днем, а ночью, когда больница затихала, хотелось тихо завыть в подушку и останавливало Женю лишь то, что рядом лежал Антон, которому было еще хуже. Да еще Ивана Гавриловича, старшего Фроляка, было жаль, он так переживал за парней, суетился, вскакивал к ним ночью, стоило лишь пошевелиться, что Жене оставалось лишь молча терпеть.
Однажды, отправив отца в магазин, Антон вдруг заявил:
- Меня ведь комиссуют и чем тогда заняться? Я же кроме службы ничего не знаю. И хотя хлеб у военных сейчас горький, но в части была хоть какая-то определенность.
- Полковник обещал подыскать тебе должность, - заметил Женя.
- Не хочу, - упрямо возразил Антон. - Мне, в любом случае, нужно привыкать к гражданке и определяться, чем и как я смогу зарабатывать на жизнь, чтобы содержать семью. По крайней мере, у нас с Ленкой есть жильё, так что сдадим обратно служебную квартиру и переедем в дом на окраине, который оставила в наследство бабка Иля.
- Да, ты говорил об этом. А кто там сейчас живет?
- Никто, дом старый, кому он нужен? Но если приложить руки, то может получиться неплохое жилье для семьи, как считаешь?
- Надо посмотреть, - вздохнул в ответ Женя.
- Я могу рассчитывать на твою помощь?
- Безусловно, тем более, меня как-то не тянет пока на родину.
Две следующие недели Женя занимался в постели как мог, пытаясь разминать мышцы рук и спины, а когда ему, наконец, сняли гипс, охнул от вида своей худой синей ноги.
- Ничего, дружок, - хохотнул старенький доктор-травматолог, - сейчас нужно постепенно восстанавливать кровообращение, делать массаж мышц и ни в коем случае не спешить, а то вся наша работа пойдет насмарку.
- Я понимаю, - ответил Женя, - и обещаю всё делать так, как скажете.
- Угу, посмотрим, а пока учись ходить на костылях, лишь понемногу опираясь на больную стопу. И ме-е-дленно, понял?
Родители приезжали раз в десять дней и однажды Лариса Евгеньевна привезла с собой местную газету, на развороте которой красовалась фотография Жени и была о нем статья.
- Откуда...? - удивился парень.
- Полковник Саенко связался с нашим военкомом, они же старые товарищи, и рассказал о твоих приключениях.
- Понятно. И что?
- Полетаев проникся, приехал к нам с женой и коньяком, расспрашивал о твоем здоровье, гордился, что тебя наградили боевым орденом "За мужество", а на следующий день вызвал к себе корреспондента из газеты и ...вот, что получилось. Теперь нам с отцом не дают проходу, все спрашивают о тебе, интересуются, когда вернешься. Накануне приходили ребята из "Гроно", а до них Анна прибегала вся в слезах.
- Анна?
- А что? Вы же столько лет были вместе и пусть расстались не лучшим образом, но ведь прошлое не выбросишь и не забудешь. А от нас Анна видела только хорошее и, конечно, испереживалась, как ты тут.
- Надеюсь, вы ей номер моего телефона не дали? - грозно спросил сын. - Я ведь специально предупреждал, мама.
- Нет, не дали, но она и не просила, а лишь передала тебе письмо. Держи, потом прочитаешь, а пока рассказывай, как нога, и шепни, что с Антоном, а то он какой-то пришибленный.
- Да Иван Гаврилович слег, сердце, ночью его забрали в кардиологию.
- Ох, - всполошилась Лариса Евгеньевна, - а я, дура старая, даже не сообразила, что отца Антона почему-то нет, сижу тут второй час без толку. Ладно, вы полежите пока, а я схожу на разведку.
Мать вернулась лишь к обеду и рассказала всё, что успела выяснить.
- Это был приступ стенокардии, но сейчас Иван Гаврилович чувствует себя лучше и очень беспокоится, как вы тут без него. Вставать ему нельзя, так что я побуду здесь дня три-четыре, пока у него всё не нормализуется.
- Спасибо, тётя Лара, - выдохнул Антон, - а то я таких ужасов себе напридумывал. Медсестры, которых просил разузнать, ничего толком не говорят, лишь, что отец поправляется, но это ведь не объяснение. А матери что сказать? А Ленке? Я же должен им позвонить.
- Лежи спокойно, я сама позвоню к тебе домой и всё объясню.
- Тётя Лара, вы святая.
- Да ладно, - отмахнулась Лариса, - скажешь тоже. Кстати, палата у Гавриловича хорошая, с врачом поговорила, так что пока я здесь, послежу, чтобы уход за твоим отцом, Антон, был как надо. А перед отъездом договорюсь о переводе Гавриловича сюда, к вам в палату.
- Ох, тетя Лара, чтобы мы без вас делали? - младший Фроляк шмыгнул носом и потянулся её обнять, а потом, чмокнув в щеку, подмигнул Жене:
- Твоя мама - лучше всех!
Письмо Анны.
"Здравствуй, Женя! Узнав, что с тобой случилось, я очень расстроилась. Ведь, чтобы между нами не произошло, я никогда не желала тебе зла.
Но на самом деле я чувствую себя виноватой.
Первые дни после твоего отъезда я ходила, как пришибленная, и часто проклинала тебя, желая всяческих бед. И хотя понемногу моя боль стихала, обида оставалась.
Твоя мать помогла мне с работой в Киеве, я (в кредит) купила небольшую квартиру на Оболони и теперь вполне нормально живу. У меня появились новые знакомые и приятели, а ещё я подружилась с сотрудницей и теперь понимаю, как много потеряла, вычеркнув из своей жизни подруг.
Этот год был сложным, потому что я, как змея, сдирала с себя своё прошлое, иногда с кровью.
Ты был прав, когда упрекал меня во властности, ревности и эгоизме. В своё оправдание могу сказать, что ты НИКОГДА не давал мне отпор. Да, мы взрослели вместе, но я всегда чувствовала себя старше и поэтому считала нормальным решать за двоих. И властность, а за ней и ревность (Женя - мой, руки прочь!) расцвели махровым цветом на благодатной почве.
А ты лишь деликатно возражал иногда. И подчинялся. Так что мы ОБА виноваты, что наша жизнь не сложилась.
Но сейчас, пережив тяжелое время, я хочу сказать спасибо за то, что ты меня бросил, иначе я никогда бы не поняла, что же я за человек на самом деле.
Все эти годы мне довелось жить в твоей тени.
Ты ведь никогда не задумывался, легко ли это для меня. Возможно, властность и ревность были компенсацией моей заурядности. Хотя сейчас я понимаю, заурядных людей нет, в каждом из нас есть таланты, нужно лишь понять, что ты можешь и хочешь делать. Тебе, Женя, повезло, ты сразу нашел музыку и наш город лёг к твоим ногам. А я стояла у подножья твоей славы и следила, чтобы никто на неё не покусился, ведь считала ЭТО своей собственностью.
Из-за желания удержать тебя, я упустила нашу любовь.
Ты и в этом был прав, любовь действительно ушла и теперь я живу в сомнениях, смогу ли её вновь испытать. Моя душа сейчас, как пепелище, а там ведь долго ничего не растёт.
Однажды, когда мы с подругой хорошенько выпили, зная мою историю, она отвела меня на берег Днепра и сказала:
- Ты должна выкричать свою боль, поверь, сразу станет легче.
И я заорала, проклиная тебя, ругалась, как ...не знаю кто, а потом долго ревела белугой. А наутро всё изменилось. Всё. Спустя неделю я познакомилась с хорошим парнем, мы часто встречаемся и отлично проводим время, я никуда не спешу и ничего не жду, а просто наслаждаюсь сегодняшним днем и всем довольна.
Так что прости меня, Женя, если своим последним проклятием я подтолкнула высшие силы отомстить за свои слёзы. Я не желала тебе зла.
И мы не враги.
Наверное, видеться нам пока не стоит, а если такое и случится, не паникуй - я изменилась и продолжаю меняться, надеюсь, в лучшую сторону.
И ещё, я нашла своё призвание - цветы и составление букетов. Вместе с подругой мы хотим открыть цветочный магазин и сейчас занимаемся изучением рынка и поставок цветов из-за границы. Не ожидал? А уж я-то...
И прости меня. А я прощаю тебя.
Желаю скорейшего выздоровления. Анна".
Женя отложил письмо дрогнувшей рукой и отвернулся к стене. Антон, которому он когда-то рассказал об Анне, понимающе молчал и ничего не спрашивал. А Лариса Евгеньевна, заметив, что сын просто вспотел от переживаний, молча ухватила письмо несостоявшейся невестки и вышла в коридор.
- Мать письмо забрала, - тихо шепнул Фроляк.
- Ничего, ей можно, - глухо ответил Женя, потому что понимал - родители вправе знать, что написала Анна. В конце концов, это касалось всех Семеновых.
Поздно вечером, когда Антон уснул, состоялась беседа, которую и мать, и сын так долго откладывали.
- Мне стыдно, - шепнул Женя. - Я словно увидел себя со стороны и ужаснулся. Это Я - эгоист и тряпка. Создал себе уютный мирок и жил в нем, пока всё устраивало.
- Не кори себя, вы были детьми, когда начали встречаться, - вздохнула мать. - Упрямо твердили, что будете вместе всю жизнь, а я знала - такого не случится, потому что, повзрослев, поймете, насколько вы разные.
- Столько ошибок наделали...
- Как и все. И хорошо, что вовремя остановились. А если бы нет? Свадьба, семья и абсолютное несчастье вдвоем. А потом крах, развод и горе из-за брошенных детей.
- Жуть, - вздрогнул Женя.
- Ага, так что всё к лучшему.
- Но Анна - молодец, знатно меня припечатала, правильно.
- У нас с отцом были похожие разногласия, - призналась Лариса, - я - властная, он - деликатный. Но мы создавали семью уже будучи взрослыми и, если я перегибала палку, отец уступал, но лишь в непринципиальных вопросах. Когда дело касалось чего-то серьезного, Владимир был, как кремень, и этот его внутренний стержень я ценю больше всего.
- А ещё ты его любишь, - подмигнул сын.
- Люблю. И горжусь, что этот интеллигентный, умный и порядочный человек рядом, иначе неизвестно во что бы я превратилась. И хорошо, если только в стареющую злобную Анну из прошлого.
Они помолчали.
- Ты похож на отца, Женя. - Лариса погладила руку сына. - И стержень его в тебе тоже есть, даже не сомневайся.
- Только что-то поздно он проявился, - хмыкнул печально парень.
- Повторяю, вы с Анной были детьми, вот и наделали ошибок.
- Ага, только я плыл по течению, а она управляла лодкой.
- Ну, знаешь, - хмыкнула мать, - девочки изначально практичнее и хитрее, умение манипулировать парнями у них в крови. Вот Анна и вертела тобой, как хотела. Пока не довертелась до разрыва.
* * *
Время шло и вскоре, к хромающему по коридорам Жене, присоединился Антон. Поддерживая друг друга, они наматывали "километраж" по больнице, возвращая энергию поврежденным мышцам, а рядом с парнями частенько семенил Иван Гаврилович, вздыхая, что если б не приехал ухаживать за сыном, то не узнал бы, что у него больное сердце.
- Не ври, - ругала его жена, - сколько раз я тебя просила показаться кардиологу? А ты лишь фыркал в ответ и сбегал на работу. - Небольшого роста, полненькая и хлебосольная Тереза Петровна закармливала всё отделение потрясающей выпечкой. Булки и рогалики, плюшки и рулеты она приносила еще теплыми, за что благодарные больные стали называть её "мать Тереза".
А спустя месяц Женя с Антоном попрощались с больницей и, стараниями Ларисы Евгеньевны, переехали в санаторий "Гопри", располагавшийся в городке с чудным названием Голая пристань. Тут парней лечили грязями, с ними занимался физиотерапевт, они много гуляли, разговаривая о своем будущем, и вскоре почувствовали себя вполне здоровыми, чтобы вернуться к нормальной жизни.
Херсон встретил их позёмкой, и немудрено, ведь наступил декабрь. Женя возвращаться на Киевщину по-прежнему не хотел, поэтому вместе с разросшейся семьей Фроляк переехал в их старый дом на окраине, заняв угловую комнату за кухней.
А дом, оставленный в наследство Антону, был интересным. Старый, но крепкий, сложенный из кирпичей, вперемешку с саманом, он уютно скрипел от порывов зимнего ветра и под этот скрип так сладко спалось, особенно под утро. Топили дом углем, которым их обеспечила военная часть, и полковник Саенко, иногда заезжавший проведать парней, любил поиграть с малышкой Женечкой, сидя у большой изразцовой печи на кухне.
Вскоре родители Антона вернулись к себе в Николаевскую область, но часто приезжали на выходные, загружая под завязку старенькие "Жигули" мешками с картошкой, капустой и другими овощами. А вот родные Лены, живущие под Очаковом, обеспечивали дом фруктами, так что яблоки, груши и виноград на столе никогда не переводились. Ну, а Лариса Евгеньевна, приезжая с мужем два раза в месяц, загружала хозяйский холодильник сыром, колбасами, мясом и салом (куда ж без него).
* * *
Для Антона и Жени первоочередной задачей стал поиск работы.
А вот её-то и не было.
Это сейчас с улыбкой называют те времена "лихие 90-е", но тогда, когда независимость Украины была только на бумаге, а фактически страна разваливалась от повсеместного хаоса, людям было не до смеха. Все ощущали себя, как в протекающей лодке - вроде, и плывёт понемногу, но проступающая вода под ногами тревожит, и страшно, удастся ли доплыть до берега и остаться в живых.
Жизнь была, скажем так, особенной.
Лихо мчали на иномарках мужики в малиновых пиджаках (элита) в сопровождении "бойцов" в спортивных костюмах. Словно тараканы из щелей повылазили "гопники", сбивавшиеся в "бригады", чтоб отбирать у людей всё, что понравится и всё, что плохо лежит. А плохо лежало многое - когда-то благополучные отрасли страны встали намертво и теперь их растаскивали все, кому не лень. Жутковато смотрелись пустые пролеты огромных заводских цехов, брошенные здания фабрик, остановленные новостройки никому не нужных теперь монстров промышленности. И среди этого хаоса вполне была понятна озлобленность безработных и тоска тех, кто исправно ходил на работу и не получал за это месяцами ни копейки. Честность и порядочность человека у многих стали вызывать жалость пополам с брезгливостью, ведь новый жизненный принцип гласил: "Если ты не взял то, что плохо лежит, ты - не честный, ты - дурак".
Как грибами после дождя, Украина обрастала рынками и базарами, где торговали всем подряд - от старья, разложенного просто на земле, до новомодных заграничных шмоток, завезенных "челноками" из Турции, Польши и Югославии. (Китай освоил украинский рынок немного позже). Черные плиссированные юбки и белые кофточки с набивными воротниками у женщин стали признаком зажиточности, а у мужчин превалировали "вареные" джинсы, турецкие свитера и, конечно же, барсетки. Зато зимой наступала эра кожаных дубленок (ещё недавно бывших несбыточной мечтой простого человека) и пуховиков.
Единственным плюсом того времени стало изобилие продуктов, которые появились на рынке. Знаменитые "ножки Буша" - куриные окорочка раскупались "на ура", всевозможные консервы и колбасы, мороженая рыба и первые лотки шампиньонов, коробки конфет и водка в чудных литровых бутылках восхищали народ доступностью цен, если у этого народа, конечно, были деньги. Но у большинства денег не было или было совсем мало.
Кстати, о деньгах. Новые деньги - купоны, больше похожие на дешевые наклейки, за пару лет сменила гривна, которую открыто меняли валютчики во всех людных местах города. "Ну и жизнь, - вздыхал Антон, - раньше за такое сажали, а сейчас это называется предпринимательством".
Так что Женя и Антон, мотаясь по Херсону, только диву давались - страна превратилась в один огромный рынок, но где покупатели брали деньги, оставалось непонятным. В принципе, на работу можно было устроиться легко, но уверенности, что за неё заплатят хотя бы в следующем году, не было.
Парням все-таки повезло, оба устроились работать на Центральном рынке, куда их порекомендовал тамошнему начальнику охраны полковник Саенко.
- Я знаю Романа Петричко давно, - сказал Михаил Михайлович. - Он бывший офицер, прошел Афганистан, был ранен, есть боевые ордена.
- Понятно, - кивнули парни.
- Хочу, чтобы вы работали у правильного человека, а то сейчас вляпаться в криминал легче легкого, а я не хотел бы вам такой судьбы.
* * *
Ранним утром на Центральном рынке можно было наблюдать привычную картину, как напарники Семенов и Фроляк методично обходят киоски, лотки и отдельных частников, взимая торговый сбор. Большинство торговцев платили наличными, расчетные счета в банках были лишь у больших магазинов, так что ежедневно через руки Антона и Жени проходили тысячи гривен, которые они потом по ведомости сдавали в кассу рынка.
- Вы знаете количество точек, - инструктировал парней Роман Петричко, - значит, соответствующая сумма должна лежать в бухгалтерии до обеда. Если торговцы просят отсрочку, соглашаетесь, но один раз, если опять отказываются платить - вызываете меня и всё решается на другом уровне. Сразу предупреждаю, не вестись на уговоры и, не дай Бог, возьмёте взятку - узнаю, уволю к чертовой матери. Если неделю отработали нормально, неделя - отгулов, вместо вас работают сменщики. При любом ЧП, не важно - дома или на работе - сообщать немедленно, мы всегда поможем. Ребята вы хорошие, я вам верю, но ...следить буду строго.
- ...ты так и знай, - хмыкнул слова знаменитой фронтовой песни Женя.
- Вот-вот, - засмеялся Роман. - Приступайте.
К обеду, "отстрелявшись", парни устраивались в подсобке, где под растворимый кофе и "Сникерсы" смотрели новые боевики и триллеры, появившиеся в точках кинопроката на рынке. Да уж, оголодавший от информативного голода народ, словно губка, впитывал в себя то, что пропустил за десятилетия - сотни фильмов Голливуда, Европы и, конечно же, Китая с его чудными боевыми искусствами.
- На Потемкинской, в подвале пятиэтажки, открылся новый зал карате, - вещал парням таинственно Федя Решетников, водитель Петричко, - там, говорят, настоящий сэнсей преподает.
- Не смеши меня, - отмахивался Женя. - Этих "сенсеев" сейчас, как собак нерезаных, в каждом подвале по десятку. Да и знания у них получены из дешёвых книжонок, снятых на ротапринте.
- Да ладно, - встревал Антон, - ну занимаются мужики спортом, разве это плохо?
- Ага, а потом эти мужики пойдут бить народ, квалифицированно бить, заметь, доказывая силой свою правоту.
- И что делать?
- Есть такая фраза, не помню кто сказал, - Женя наморщил лоб. - Ага. "Если бардак нельзя прекратить, то нужно его организовать и возглавить".
- Зачем возглавить? - засмеялся Антон.
- Чтобы контролировать.
- Ты хоть сам понял, что сказал? - заржал Решетников.
- Очень мудрая фраза, Женя, - вошедший Петричко поинтересовался темой спора, а затем задумался. - Наши ребята-афганцы тоже создают свои клубы и мы все их знаем. А вот эти, "подвальные", в большинстве своем, готовят боевиков для различных группировок и кто там, и сколько человек занимается не знает никто.
- Возглавить ЭТО не удастся, - почесал затылок Федя.
- Если четко поставить цель, всё можно очень культурно организовать, - задумчиво ответил Семенов.
- И как? - полюбопытствовал Петричко, присаживаясь рядом.
- Нужно объявить соревнования по контактному спорту. Они привлекут показать своё мастерство все городские клубы, даже "подвальные". Это ведь будет не только зрелище боёв, это буду ТОРГИ.
- Не понял, - протянул Решетников.
- Федя, лучше съезди заправиться, - приказал Роман, - нам в конце дня еще мотаться по городу.
Когда водитель вышел, Петричко посерьезнел.
- Женя, ты говорил, что у тебя диплом торгового института. И ты музыкант...
- В прошлом.
- Но и сейчас играешь, просто петь не можешь, - поправил товарища Фроляк. - А музыкант, по определению, это человек, играющий на инструменте или тот, кто сочиняет музыку. И да, мы спорили об этом сотню раз, и да, ужасно жаль, что петь ты больше не можешь, но ведь руки у тебя остались, и руки золотые.
- Антон, не отвлекай, - Роман придвинулся к Жене вплотную. - Так вот, торговец и музыкант, откуда у тебя эта идея о соревнованиях?
- В институте у нас была игра, мы с ребятами любили подискутировать на тему, что в жизни можно всё продать, - ответил Семенов. - Спорили на пиво, потом каждому придумывали товар для продажи (любой - от философской идеи до старых башмаков) и за 10 минут нужно было придумать схему продажи. Чья идея была самой простой и конструктивной, тот и побеждал.
- Часто выигрывал?
- Да.
- Интересно, - хмыкнул Петричко. - Но о соревнованиях я подумаю, да и посоветуюсь кое с кем. В городе давно нужно навести порядок, а то вечерами хоть на улицу не выходи. - Уже на выходе Роман остановился и спросил. - Кстати, а кому потребовались старые ботинки?
- Киностудии им. Довженко, там снимался очередной фильм о революции.
- Смешно, - фыркнул Антон, а когда за начальником закрылась дверь, добавил. - Удивляешь ты меня, вроде и знаю уже, как облупленного, а потом раз - и открываешься с незнакомой стороны.
- Вероятно, человек и о себе-то до глубокой старости всего понять не может, что уж говорить о других.
- Ну да, не зря есть поговорка, что чужая душа потёмки, - заметил друг.
* * *
Первые появившиеся деньги решили вкладывать в ремонт дома. И хотя Женя, будучи моложе Антона на семь лет, никогда стройкой не занимался, но старался работать на совесть, по ходу дела изучая рынок стройматериалов. Прихватив Лену, парни вместе сходили на несколько выставок, прошедших с размахом в новом строительном центре, а потом долго совещались, что нужно переделывать в первую очередь. И решили начать с утепления дома.
Роман Петричко помог с доставкой новомодного винилового сайдинга, а потом Антон, с Женей на подхвате, обстоятельно обшили им стены, предварительно утеплив их минеральной ватой. Через неделю из комнат исчезла сырость и в доме сразу же потеплело, да и расход угля уменьшился.
Затем пришел черед окон, потому что на фоне стильных коричневых стен старые почерневшие рамы смотрелись просто жутко.
- Да не боись, ребята, - смеялся торговец на рынке, видя с какой осторожностью трогает Антон пластиковую раму. - Мы на Украине просто от жизни отстали, а во всем мире такие окна - норма жизни. Они прочные, надежно держат тепло, не пропускают шум и, вдобавок, легко моются. Что еще нужно, а?
- Надо брать, - вздохнул Женя. - Если по одному окну в месяц...
- Эй, парни, - наклонился к ним продавец. - Вы же свои, работаете у Романа Сергеевича, о вас хорошо отзываются, так что я могу предложить кредит.
- Слушаю, - кивнул Семенов.
- Я приеду к вам, определюсь с количеством окон и их размерами. При вас же посчитаю, какая сумма получается, тогда и поговорим.
- Идет.
Вскоре дом Фроляков полностью изменился внешне.
- Словно живу за границей, - смеялась Лена. - Правда, крыша у нас ещё доисторическая.
- Летом сделаем, - вздохнул её муж. - Её нужно полностью менять, а зимой это невозможно, где же нам тогда жить?
- Да и денег нет, - добавил Женя. - Ещё кредит за окна выплачивать.
- Я понимаю, ребята, - покивала головой Лена. - Но, может, вы пока займётесь внутренней отделкой? Купим недорогой краски и обновим хотя бы кухню, а то она просто чёрная от копоти.
Антон постучал кулаком по стене и из-под его пальцев посыпались куски старой побелки.
- Это можно, только пыли будет...
- Я всё уберу, - пообещала Лена. - Новый год и Рождество миновали, гостей в ближайшее время мы не ждём, так что можно разводить грязь. Зато к весне у нас в доме будет чисто.
И парни занялись покраской стен, а когда сдирали трухлявую дранку, в стене за печкой Женя обнаружил тайник. В нем лежала большая шкатулка, полная царских серебряных монет. Пересчитав их, Антон заухмылялся:
- Живём!
Двадцать два николаевских рубля и пятнадцать полтинников решили понемногу сдавать в ломбард, а вырученные деньги пустить на ремонт и обновление дома.
Так миновала зима, а за ней и весна. Женя жил сегодняшним днём, даже не пытаясь думать, что будет завтра, но... жизнь внесла свои коррективы. И коррективы страшные. Однажды вечером Семёнову позвонили ГАИшники с сообщением, что машина его родителей попала в аварию.
- Не выжил никто, - сухо сказал низкий мужской голос. - Простите за эти новости, но вам надлежит немедленно приехать в Рушевку.
Как добирался до Киева, Женя даже не помнил. Антон хотел поехать вместе с другом, но тот воспротивился.
- У тебя семья, работа, дел невпроворот, а Лене с домашним хозяйством одной не управиться, ведь маленький ребёнок на руках.
- Да я на пару дней...
- Нет, только зря потратишь деньги. Прости, друг, но ЭТО я должен сделать сам.
- Какой кошмар! - рыдала Лена. - Мы так любили твоих родителей, Женя, они сделали нам столько добра.
- Я знаю. Простите.
- За что?
- Потому что уезжаю один... и когда вернусь, неизвестно.
- Делай, что должен и будь, что будет, - кивнул Антон. - Это твоя жизнь, друг. Но знай, мы, в Херсоне, будем ждать тебя всегда.
- Только звони почаще, - попросила Лена.
- Обязательно.
* * *
На похороны Семёновых собрался весь их небольшой городок, затопив многолюдьем центральную площадь. Православная церковь не смогла вместить всех желающих, поэтому распахнула двери настежь, чтобы люди слышали прощальные слова священника. Женю, почерневшего от горя, было не узнать - за два дня у него совершенно выбелились сединой виски, также много проседи было видно в волосах, и это у молодого ещё парня.
- Мы же одноклассники, - рыдала в толпе какая-то беременная молодуха. - Жене только 27.
- Будет летом, - добавил, стоящий рядом мужчина.
- А он уже весь седо-ой, - голосила одноклассница.
- За одну ночь изменился, - вновь вклинился мужик, - Женя приехал ещё прежним, черноволосым, а как побывал в морге... Он очень любил родителей.
- Их все уважали, - шмыгнула носом дородная тётка. - Порядочные люди, сейчас такие редкость.
Поминки справляли в Семёновском ресторане, который резко изменился, спрятав антураж веселья до лучших времён, да и персонал, одетый в чёрное, был неразговорчив. Люди в ресторане не задерживались, быстро помянув покойных, все расходились по домам. Женя, сидевший во главе центрального стола, лишь молча курил, пустым взглядом рассматривая свою тарелку.
- Съешь хоть немного, - проворчала ему Петровна, которая уже много лет командовала официантками ресторана. - Тебе силы нужны.
- Для чего? - тихо спросил Женя.
- Пройдёт несколько дней и встанет вопрос, что нам всем делать? - грозно напомнила ему женщина. - В "Лоре" работает 20 человек. Ты же их на улицу не выбросишь? У каждого семья, а хозяйка всегда о нас заботилась, - тут Петровна не выдержала и, рухнув рядом на стул, в голос зарыдала. - Ой, горе-то какое!
Парень поморщился, закрыл глаза и постарался отрешиться от окружающих звуков.
"Один. Я теперь совсем один. Да, есть Антон и Лена, но у них семья и своя жизнь, которую я не собираюсь усложнять. Буду наезжать иногда в гости, но на этом всё. С Херсоном покончено. И что теперь? Как жить дальше?"
Он очнулся и окинул удивлённым взглядом зал.
"Пусто. Все разошлись. Ну и ладно. Мне сейчас не до бесед". Уже вставая из-за стола, Женя обнаружил на своей тарелке клочок бумаги, где был записан ряд цифр и лишь одно слово - "Сигнализация".
- Да, порядок должен быть везде, - пробормотал парень. Он обошёл главный зал ресторана, вспоминая, как тут всё было раньше и отметил изменения, о которых рассказывала мать: новую эстраду для музыкантов (Лариса не признавала новомодных ди-джеев с их непонятной музыкой), светящийся потолок с сотней маленьких лампочек, тяжёлую тёмную мебель, а ещё картины, которые выискивал на вернисажах для ресторана Владимир Иванович.
"Очень добротно, - кивнул молча Женя. - Домашняя обстановка. Тут, должно быть, уютно проводить время, не спеша смакуя ужин. Кстати, площадка для танцев уменьшилась вдвое - правильное решение. Ресторан - это место для еды, а не активного отдыха. Сейчас молодёжь больше тусуется в ночных клубах".
Он остановился в холле, включил сигнализацию и вышел в ночь. Рушевка уже спала, лишь кое-где светились окна пятиэтажек, да центр городка освещался фонарями, возле которых вилась майская мошкара.
"Весна заканчивается, - подумал Женя. - Сбежать бы отсюда куда-нибудь, где меня никто не знает". Но слова сказанные Петровной гвоздём засели у него в голове. Мать давала людям работу, закрыть "Лору" означало оставить их семьи без заработка. И хотя беспредел, ещё недавно рвавший страну на куски, начал стихать, надёжная работа с достойной оплатой была всё ещё пределом мечтаний рядовых украинцев. Поэтому, дождавшись 9-го дня после смерти родителей, Женя вызвал к себе домой ключевых фигур ресторана: Петровну, главного повара Алевтину и управляющего Сашу Жмыха.
- Я хочу уехать, - сказал Семёнов, вызвав переглядывание своих гостей. - Но "Лору" закрывать не собираюсь, это детище мамы... - он тихо вздохнул. - Родители очень гордились рестораном, поэтому он должен продолжать свою работу, чтобы люди помнили о Семёновых.
- Так и будет, - Петровна всплакнула, а затем добавила. - Спасибо, Женя.
- Но прежде мы должны определиться, что нужно для бесперебойного функционирования ресторана, когда я уеду. Знаю, мама занималась поставкой продуктов и следила за их качеством, а как же теперь...?