Ну конечно, оживился профессор, и дело не только в этом. Вы станете духовно богаче, шире. Знаете что: вы работайте, а я пока набросаю для вас список необходимой литературы.
Следующий!
Жизнелюб делал вид, что не слышит. Он зачем-то копался в корзине, шуршал какими-то бумажками, не переставая при этом чавкать.
Вы меня задерживаете! Идите и показывайте, что у вас с собой!
Можно, засуетился Жизнелюб, я сбегаю за женой?
Я спрашиваю, где ваши ценности? А корзину поставьте в угол, она вам больше не понадобится.
Какне понадобится? испугался Жизнелюб и крепко прижал корзину к животу. Сейчас придет замена. Где у вас тут телефон? Я позвоню
Так вам нечего мне предъявить? спросила Смерть с раздражением. Тогда так и скажите, и не будем терять время.
Жизнелюб кинул на Смерть быстрый взгляд и, как будто поняв что-то, заспешил к столу.
Как этонечего? Какнечего? бормотал он, роясь в карманах. Наоборот! Это у них пустяки всякие, а у меня есть! Вот! И еще вот! он вытаскивал из карманов смятые бумажки денег. Что значитнечего! Пожалуйста!
Он клал бумажки на середину стола, разглаживал ладонью, клал снова. Смерть, не отрываясь, смотрела ему в лицо.
У меня дома еще есть, шепотом сказал Жизнелюб, разглаживая последнюю бумажку. Разрешите, я сбегаю. Я быстротуда-назад!
Смерть отодвинула деньги на край стола.
Так я и думала, произнесла она, отмечая что-то в журнале. Ничего. Обязательно хоть один такой, да попадется. Ну, а теперь И встала.
Нет! Нет! Нет! закричал Жизнелюб. Не пойду! Не дамся! Делайте со мной, что хотите, только не это! Только не это!
Он упал на пол и задергался, вцепившись обеими руками в толстую ножку письменного стола.
Да прекратите же наконец! прикрикнула на него Смерть. Никто ничего не собирается с вами делать.
Но Жизнелюб не поднялся, он только заполз под стол и затих там, сжимая ножку.
А когда же? спросил Начальник лаборатории. По-моему, лучше не откладывать, раз уж все равно нельзя ничего изменить.
Да. Давайте кончать, поддержала его Одинокая Женщина, я очень устала.
Так все же кончено. Чего вы еще хотите? рассмеялась Смерть.
Она взяла со стола рабочий журнал и прочла вслух:
«Седьмое апреля. Семь часов утра. Задание выполнено в полном объеме. Работа проводилась в соответствии с технологической инструкцией».
Но как же Когда? Лично я ничего не почувствовал, растерянно произнес Влюбленный.
А вы хотели бы, чтобы ударил гром или у ваших ног разверзлась бездна? смеялась Смерть. Так вы это себе представляли?
Врет! прошипел из-под стола Жизнелюб. Не пойду, не надейся!
А что теперь? Куда нам? спросила Одинокая Женщина.
А вон туда, Смерть показала на большую голубую портьеру в углу комнаты. Боитесь? Откройте дверь и посмотрите.
Трое прошли в угол и отдернули портьеру.
Я, пожалуй, пойду, раздался голос Одинокой Женщины. Мне пора.
И мне, это был Влюбленный.
Прощайте. Мы ведь больше не увидимся! Начальник лаборатории вышел последним.
Одинокая Женщина осторожно спустилась с заснеженного крыльца и двинулась по тропинке между сугробами. Тропинка бежала под гору к мостику через ручей и дальше, на холм, к самой калитке, за которой в надвинувшихся вдруг сумерках светилось окно деревянного домика. Над крышей неподвижной кошачьей спиной выгнулся дым.
Начальник лаборатории и Влюбленный шли следом.
«Сколько их тут!» думал профессор, стараясь не ступать на одуванчики, а они так и лезли под ноги. А трава становилась все выше, и солнце светило совсем уже по-летнему.
Без четверти одиннадцать! Влюбленный бежал по асфальту. С карнизов со звоном осыпались сосульки. На углу, около автобусной остановки, продавали нарциссы. Он купил два букета.
Без четверти одиннадцать! Осколки сосулек хрустели под ногами. Около автобусной остановки Влюбленный купил два букета белых нарциссов и спрятал под пальто. Солнце светило прямо в глаза.
Без четверти! Осталось всего пятнадцать минут! Нет, уже четырнадцать. Если бегом, можно еще подождать ее и увидеть, как она покажется в конце улицы в своем светлом пальто и голубой вязаной шапочке. Можно смотреть издали и знать, что она идет ко мне.
Два букета, пожалуйста! Благодарю!
Какое солнце сегодня!
Без четверти одиннадцать! Влюбленный перепрыгнул через лужу и побежал по улице, нарочно с хрустом наступая на упавшие сосульки.
Вы чтоотпустили их? Отпустили? в голосе Жизнелюба звучала угроза. Он вылез из-под стола и стоял теперь на четвереньках. Им, значит, можно, а мне
Да идите! Кто вас держит! Давно пора, у меня через пятнадцать минут обед. Смерть быстро убирала в стол свои бумаги.
Почему-то боясь подняться, Жизнелюб ползком добрался до середины комнаты и только тут, вскочив, бегом кинулся к двери, толкнул ее и перескочил порог.
Тут же ничего нет! завопил он. Ничего-ничего! Совсем!
Но дверь уже захлопнулась.
Все что угодно
Сергей вдруг понял: надо уходить отсюда. И не то чтобы опьянел или голова заболела, просто уж очень душно было, очень накурено, тесно от магнитофона, от лезущих в уши крикливых голосов, от необязательных вопросов, на которые тем не менее требовались ответы, тоже необязательные, любые, какие угодно.
В передней он оборвал вешалку на чьем-то пальто, выдернул из-под серой лохматой шубы свою куртку, кое-как сунул руки в рукава, а шапку надевал уже на лестнице. Эта полутемная лестница, по сравнению с тем, что осталось там, за дверью, уже казалась счастьемгулкая, прохладная тишина стояла здесь, и он облокотился было на перила и полез в карман за сигаретой, но от только что захлопнувшейся двери исходило ощущение опасности: вдруг да откроется и дымный крик полоснет между лопаток.
Хлопнула дверь ниже этажом, и сразу раздались шаги и голоса.
Ты же обещал, обещал! гневно, но как-то беспомощно твердил низкий старческий голос. Я не понимаю: ведь ты же дал честное слово
Что значит «обещал»? нетерпеливо перебивал молодой, хрипловатый. Я чторасписку тебе давал тащиться туда на ночь глядя? Думалсмогу, а вотне сложилось.
Как так«не сложилось»? Как может не сложиться, есличестное слово?!
Ну и дела! Дал слово, так что ж теперьстреляться, что ли? Тоже мне пироги
На тебя надеялись, а ты обманул
Надеяться следует на себя, а не на дядю. Вот так-то. А дураков надо учить. «Слово»! «Обещал»! Болтология! Тебе не пообещайгорло переешь.
Это это бесчестно! выкрикнул старик, и тотчас глухо ударила дверь парадной.
На улице Сергей закурил. Головаон так и не решил, болела она или не болела там, сразу стала легкой, только в ушах чуть звенело.
«Не надо было шампанское, подумал он, от него всегда»
Улица оказалась безлюдной. (Те двое куда-то исчезликак сквозь землю.) И незнакомой, сюда приехали оравой на такси и не запомнилось, как ехали, где-то останавливались, за кем-то заезжали.
Это была унылая улица, полупустая и довольно мрачная. Впрочем, здесь, за Лиговкой, все улицы какие-то мрачные, все эти Расстанные, Тамбовские Он попытался разглядеть название, но фонарь горел слабо, а с неба вдруг повалил такой снег, что залепил очки. Да и какая разница, не все ли равно, что ему за дело до названий!
Прохожие попадались редко, засыпанные снегом, озабоченные только однимкак бы скорее оказаться дома. Час был поздний.
Неизвестная улица вывела его в конце концов на ярко освещенную Лиговку, прямо к трамвайной остановке, на которой, отворачиваясь от снега, топтались несколько человек.
Сразу пришел трамвай, но ненужный. Почему-то он вызвал раздражение полупустой, ярко освещенный, такой комфортабельный и уютный среди снежной ночи, он казался неуместным, что ли, нелепым и лишним. Не успев обдумать, в чем тут дело, протерев сухим концом шарфа стекла очков, Сергей двинулся дальше, прочь от остановки, прочь от этих фонарей, и людей, и свободных такси. Такси тоже чем-то раздражали, хотя денег было достаточно, любое можно было остановить.
Поспешно свернул он в первую попавшуюся улицу, совсем уже темную и безлюдную. Чем-то странной казалась эта улица. Справа слепыми четырехугольниками застыли плечо в плечо неосвещенные дома. Ничего вроде бы удивительноговторой час на исходе, но вот тротуар Что-то в нем было непривычное, и Сергей тут же понялчто: ни одного следа. И не потому, что сейчас падает снег, а давно никто не ходил, глубокий, чистый сугроб тянется вдоль домов, точно не тротуар это вовсе, а газон какой-то. Настоящая зима стояла в городе вот уже неделю, а между тем только кончался ноябрь.
Темные дома на мгновение озарились зеленоватым светом, в простенке над низким двухэтажным зданием вспыхнули какие-то буквы и исчезли. Ноничего таинственного, все очень просто: капитальный ремонт, вся та сторона улицы нежилая. А эта?.. Снова полыхнуло зеленое зарево. «СТРАХ» прочитал Сергей в черном небе и усмехнулсяреклама Госстраха где-то по соседству. Почему ее на ночь не выключили?
Усмехнулся и прибавил шагу.
Ну, а эта сторонатоже пустая? Нет, здесь жили. Кое-где в окнах еще горел свет, к парадным по снегу протоптаны были тропинки, хотя сейчас их на глазах заметало снегом.
Четкая тоненькая цепочка следов извилисто бежала вдоль пустого тротуара вперед, в темноту. Это были очень частые, маленькие следы с узкими носами и какие-то легкиетолько отпечатки по снегу.
Сергей посмотрел и никого не разглядел. Желтые полосы были редкими, метель плотными клубами катилась навстречу.
Однако прошли совсем недавно. Если бы давно, замело бы следы, а они вон какие ясные. И тут совсем близко, шагах в десяти, среди снега и тусклого света мелькнул силуэт. Узкий, нечеткий, будто размытый. Кто-то семенил, чуть скособочившись, чуть припадая на палку. Длинная юбка, белый платок или шапка это?.. Исчезла Там просто тьма непроглядная до следующего фонаря. Свет падал на тротуар из окон первого этажа, и снова забрезжила темная фигура.
Он шел теперь быстро, всего несколько шагов их разделяло. Это была старуха, совершенно точно, старуха, худая, сутулая, даже, пожалуй, сгорбленная. Наверное, очень старая, хотя и шла легко. Снова темнота сделала ее почти невидимой, но расстояние совсем уже сократилось, Сергей видел старуху даже там, где не было фонарей.
И куда ее несет в такую позднь, в такую темень? Ветрено, скользко Как бы в подтверждение его мыслей старуха вдруг вздрогнула, взмахнула руками и опрокинулась навзничь.
«Этого мне только не хватало», подумал он, но тут же шагнул вперед и склонился над старухой. Она лежала на спине, отбросив в сторону руку с зажатой в ней палкой. Маленькие глубокие глаза были открыты, губы сжаты. Сергей стоял в нерешительности, и тут губы шевельнулись, открылись.
Ничего страшного, просто поскользнулась. Помогите мне подняться, прошу вас.
Зачем-то сперва он поднял ее на руки. Старуха казалась совсем легкой и неподвижной. Мгновение подержав ее на весу, Сергей затем осторожно поставил ее на ноги и стал стряхивать снег с длинного пальто.
Не надо, не надо, дружок, слабо протестовала старуха. Благодарю вас
Голос был приятныйстарческий, но чистый и легкий. Она чуть-чуть грассировала, и оттого в речи слышался непонятный какой-то акцент.
Вы ушиблись. Может бытьтакси? предложил он, но старуха замахала узкой ладонью в светлой перчатке.
Нет, нет. Боже сохрани. Этого не нужно! Да мне и идти-то пустяки.
Тогда я провожу вас, решил он и крепко взял ее под локоть.
Дошли они быстро. По дороге старуха молчала, сосредоточенно глядя под ноги. А метель вдруг кончилась. Редкие тонкие снежинки вспыхивали в воздухе и тут же пропадали, небо сделалось совсем черным и холодным, звезды проступили над пустыми домами. Только зеленый «СТРАХ» загорался поминутно, но не казался назойливым и яркимглаза привыкли.
Нам сюда. Прошу вас, голос старухи звучал теперь торжественно и церемонно. Прошу вас, настойчиво повторила она.
Они стояли перед тяжелой резной дверью старинного трехэтажного особняка. Окна второго этажа, три нет четыре окна были освещены, снег у подъездаутоптан, от ворот на улицу вели две узкие колеи. А вон и следы лошадиных подков, совсем недавние. Редко теперь такое встретишь, забавная какая улица, забавная старуха, интересный дом.
Благодарю вас, зайду с удовольствием, ответил Сергей и низко поклонился. И даже вроде шаркнул ногой.
«Что это я? Точно в спектакле. Конформист» мелькнуло в голове. Они уже поднялись по широкой, плохо освещенной лестнице. Старуха позвонила. Хрипловатое звяканье колокольчика послышалось за дверью, потомбыстрые шаги.
Ах, Аглая Николаевна, наконец-то! розовая девушка в белом переднике и с кружевом на темных волосах снимала со старухи пальто.
Помоги гостю, Наташа, голос старухи стал низким и властным.
Я сам, спасибо, что вы! но Наташа уже была тут как тут, приняла куртку, шарф и шапку положила на столик возле большого зеркала. В этом зеркале Сергей увидел себя, в этом дурацком свитере и джинсах, с покрасневшим носом и растрепанными волосами. А рядом, за плечом Нет, она не превратилась в сказочную принцессу, в молодую красавицу, хотя, наверное, он и этому бы не удивился, она осталась старухой, блестели сединой волосы, морщина между бровей разрезала лоб. Но осанка! Но гордое это лицо, нос с горбинкой, прямая высокая шея!..
Старуха поймала в зеркале его взгляд и улыбнулась. Почти незаметно, только брови чуть дрогнули. Тонкой, совсем еще белой рукой поправила она волосы, сверкнула у ворота блестящая брошь.
«Платье-то. Как на картинах старых мастеров», подумал Сергей и разозлился на себя за банальность.
Старуха опять взяла его под руку, из коридора они шагнули в комнату, и тут уж он не знал, чему удивляться, на что смотреть, что вообще думать обо всем об этом.
Слабо шевелились желтоватые язычки свечей. Человек в ливрее с галунами на цыпочках двигался от одного канделябра к другому, снимал щипцами нагар. Над креслами с расшитой обивкой, с золочеными ножками, около маленьких столиков, около громадных китайских ваз с живыми розамиголоса, звуки рояля из-за стены, какие-то фразы по-французски, что ли улыбки, руки в блестящих перстнях, белые чьи-то плечи, страусовые перья веера. Он вслушался. Страннооказывается, он понимал все, что они говорили, хотя и не знал никогда французского. Совсем молоденькая девушка у окна какая красавица!.. рассказывает лысому старичку, высовывающемуся из кресла, точно из гнезда, как она поскользнулась на уроке танцев у Жоржа и Она смеется, и старичок, покивав острой, птичьей головкой, тут же принимается что-то бормотать о маневрах, о каком-то сикурсе, о ретираде и глупце квартирмейстере.
А другой старикв черном фраке со звездой, к нему обращаются почтительно «ваше превосходительство» вполголоса беседует о чем-то с молодым офицером Постой, постой Ну, конечно, это гусарский мундир на нем. Илидрагунский? Только и знаю, что гусар или драгун! Серость. Наверное, все же гусарский, вон и усы у него, как у гусара.
Какое, право, мальчишество! Безрассудство! низким, взволнованным голосом говорил старик со звездой. Имей в виду: твоя выходка может иметь самые дурные последствия.
Я дал слово и буду там завтра, тихо ответил юноша.
Но зачем? Имей в виду, тебе придется оставить полк. Карьере твоей конец, ты подумал об этом?
Я дал слово.
Это я слышал. Ну, что ж Ты поступил глупо, давая слово, а теперь собираешься сделать еще одну глупость. Не понимаю Что тебе господин Добролюбов? Почему ради этого сомнительного литератора ты собираешься поставить под удар всю свою жизнь?
Завтра
Это ты уже мне объяснил: завтра двадцать пять лет со дня его смерти. Прекрасно. Ну и что? Ты-то здесь при чем?!
Я обещал
Кому?! Зачем?! Я не помню, чтобы ты так уж часто навещал могилу собственного отца, а вот на могилу этого молодого человека, где завтра соберется всякий сброд
Этомои друзья, и я прошу вас не говорить так о них.
Дело не в них, их я, слава богу, не имею чести знать. Но ты! Ты офицер, дворянин. Ты что, разделяешь убеждения этого Добролюбова? Сомневаюсь. Думаю даже, что ты не имеешь понятия, в чем они состоят.
Я уважаю всякого, кто имеет хоть какие-то убеждения.
Весьма похвально. Только стоит ли ради этого губить жизнь?
Я дал слово, опять повторил гусар. Впрочем, может быть, никакой он и не гусар вовсе, а только молодец парень, и лицо симпатичное, открытое и твердое, а ведь мальчишка еще совсем.
За стеной чей-то голос запел очень знакомый романс, сегодня утром Сергей его слышал по радио, но названия не помнил.
Ах, как поет вздохнул маленький старичок в кресле и потянулся за шампанскимлакей застыл перед ним с подносом.
«Шампанское Опять шампанское Мне нельзя. А, была не была!»