Тринадцать лет как в Сибири, сказал Ной. То есть четыре года сбросить надо. На позициях вот пластаюсь. Сбруя оттянула плечи!
Но вы же знаете, что Совнарком направил в Брест-Литовск делегацию, чтобы подписать мирный договор с Германией? Время сейчас напряженное. Вот если в Брест-Литовске немцы подпишут с нами мир, тогда полк будет немедленно демобилизован и вы разъедетесь по своим войскам, сказал Свиридов.
Не по войскам, по станицам, поправил Ной. Я, почитай, на всю жизнь наелся войною. Мне мир надобен!
Эт-то в самый раз, Ной Васильевич, подхватил Санька. У меня вот детишки растут без отца, казачка моя, должно, иссохла на корню, а у Ноя Васильевича хоша и нету казачки, дак сколько девок теперь подросло? Да и вам, комиссар, тоже надо бы к семье прислониться, если вы из крестьян.
Не из крестьян, из рабочих.
А рабочие, те разве без семей проживают?
Сейчас не до семьи! Впереди у нас мировая революция! Мы не остановимся, пока не выметем со всего земного шара буржуазию и всех капиталистов. Иначе и быть не может.
У Саньки нос повис. Стал быть, не скоро им с Ноем Васильевичем выбраться из военной амуниции! Впередимировая еще!
Селестина поблагодарила хозяев за хлеб-соль и особенно за кашу. Санька принял благодарность на свой счет: он ведь варил кашу и заваривал чай!
А вы не стесняйтесь, подобрел он, почаще приходите к нам. Я завсегда утрами варю кашу, а на обедпохлебку или картошку. Два куля добыл в деревне. Так что милости прошу. Да ежли вы, как сказывали, земляки с Ноем Васильевичем, отчего не бывать в гостях?
Спасибо, спасибо. Обязательно приду, ответила Селестина и, что-то вспомнив, спросила Ноя: А это правда, что из вашего рода был Ермак Тимофеевич и что у вас шашка самого Ермака?
В доподлинностине знаю. По роду так идет, нехотя сказал Ной. А шашкавот она, с надписью.
Селестина встрепенулась:
Можно взглянуть? Я ж тоже казачьего роду!
Ной снял шашку со стены и передал в руки Селестине.
Низ ножен шашки на полчетверти отделан золотом с оспинками, вероятно, здесь что-то было вкраплено, рыжая замша поистерлась. Узорчатая отделка ножен с такими же оспинами, ушко отбито, и вместо негосамоковное железное кольцо для ремня. У эфеса два золотых подкрылка, чтоб рука не скатывалась на лезвие. Эфес костяной, местами выщербленный, с золотым причудливым набалдашником.
Похоже на голову птицы, сказал комиссар.
Голова лебедя, ответил Ной.
Почемулебедя?
Про то сказано в надписи.
Вот это шашечка! восторженно проговорил комиссар. А Селестина даже в лице переменилась, разглядывая шашку. Ловко вынула из ножен. Крепчайшая, зеркальная сталь в отменном обиходе.
А вот и надпись, сказала и прочитала вслух: «Лета 7083 неембрия благовестна молебна твориша».
Что это значит? спросил комиссар.
В ноябре, следственно, 7083 года от Сотворения мира, как по Святому Писанию, пояснил Ной и дополнил: Еще на другой стороне читайте.
Селестина прочитала и на другой стороне:
«Атаману яко Лебядю Яремею Аленину воеводства Астраханска жалует».
Яремею Аленину? Значит, от Яремея перешла к Ермаку?
Никак нет. Яремей Аленинэто и есть Ермак. Из Минусинского музея так же толковал один господин. И наша фамилия была сперва Аленины, ну а потом как от шашки прибавилосьЛебеди. В надписи видите: «Яко Лебядю».
Хорошая фамилия, проговорил комиссар Свиридов, задумавшись.
Селестина кинула шашку в ножны и передала ее хозяину, раздумчиво проговорив:
Странно, почему мой дедушка ни разу не сказал об этом? А ведь мы из одной станицы. И он знал, конечно. Мещеряк его фамилия. Григорий Анисимович. Может, помните?
У Ноя скулы отверделикомиссарша из рода Мещеряка-коннозаводчика, из-за которого немало натерпелся лиха курень Алениных-Лебедей, особенно его дедушка! Вот тебе и большевичка!
С Мещеряками мы не в дружбе жили, отрубил Ной. Богатые с бедными, хотя и казачьего сословия, никогда не сживаются. Линии жизни разные.
Но мы с вами не будем ссориться? улыбнулась Селестина. Да и я не из буржуев. Моя мама, дочь Григория Анисимовича, была учительницей в Севастополе. В тысяча девятьсот пятом году за восстание на флоте ее и папу арестовали и сослали в Енисейскую губернию на вечное поселение.
Ной не сразу ответил. Подумал. В ее словах что-то упрятано.
Да ведь я вас и не знаю. Впервой свиделся, пожал плечами Ной. Да и жизнь моя в другом складе проходит. Офицер я. Ну а все офицеры, как вот некоторые говорят, «шкуры и контра».
Ну, далеко не все! опротестовал Свиридов. У нас и на кораблях есть бывшие офицеры, и в армии. Может, и вы еще будете служить Советской власти в Красной армии.
Ну, про то говорить покуда рано, ответил Ной. Мне не дано знать, какой день будет завтра. Хоть и вижуне с миром ожидается. Чрез всю чехарду, какая повсеместно происходит, видится: нарыв вспухает! А когда он прорветсяодному Богу известно. Вот хотя бы вы, комиссар. Мало ли речей говорили по казармам? А известно ли вам: сколько зерен из вашего жита осталось в головах людей? А может, ни одного зерна не осталось? И сеяли вы напрасно? Вот она какая загадка! Про меня каких слухов не ходит по казармам: и продал полк большевикам, и сам, дескать, Конь Рыжий! Пущай гутарят. Кони, они тоже, комиссар, не задом в атаку идут, а головой к смерти!
Это вы очень хорошо сказали, Ной Васильевич! горячо откликнулась Селестина.
Когда ушли гости, Санька, перемывая тарелки, не преминул заметить:
А ведь взнуздают тебя, Ной Васильевич! Попомни мое слово. Я же тебе говорил, как подсватывалась ко мне с разговорами эта самая комиссарша! А тут вот она, пожалуйста! А что, если она и не землячка тебе вовсе, а как есть все придумала, чтобы зацепить тебя на крючок? Это же большевичка!..
Не мели лишку! оборвал Ной, и без того встревоженный разговором с комиссарами. Казакам чтоб ни одного слова про них! Не было их у нас, и все тут.
Да она еще завтра придет кашу исть. Она ж, видел, до чего отощалая. А чо? И знашь, на кого запохаживает? Ей-бо, на ту пулеметчицу! Может, они родные сестры? И, вспомнив более существенное, Санька спросил: А што ты им не сказал: казаки не будут служить за мировую революцию.
Другой день сам за себя скажет. Иди посмотри коней, а я в штаб. Чтой-то подмывает меня после вчерашнего. Уехал ли ночесь сотник Бологов?
В штабе Ноя встретили злобным молчанием: ни комполка Дальчевский, ни начштаба Мотовилов, никто из офицеров и даже писарь на его «здравия желаю» и ухом не повел.
В двух пехотных батальонах и того хуже: кто-то успел нашептать выборным командирам, что полковой председатель комитета проводит совещания только с казачьими представителями, а на серошинельников чихает с высоты седла: таковские! Да и харчуются казаки отдельно, урывая овсишко от конских пайков, меняя его на черной толкучке в Гатчине на стоящие вещи, а потом ездят по окрестным деревням, возвращаясь оттуда с маслом и мясом. А куда пехотинцу на двух подтощалых ногах?..
Хорунжий уразумел: сумятицу и разброд напустили ловкие серые, и никого из них за горло не схватишь, а затылком чувствуешь: злоба за спиной вскипает.
Минуло три напряженных дня
Поутру начальник канцелярии штаба подпоручик Дарлай-Назаров сообщил Ною Лебедю, что в Петрограде при штабе военного округа проходит экстренное совещание с командирами частей и председателями комитетов. Все уехали в седьмом часу утра в Петроград, а Ною Дарлай-Назаров сообщил в половине девятого! Надо же так!
Не теряя временииз штаба прямиком на станцию. На Петроград шел эшелон с дровами. Ной пристроился на одной из платформ в тамбуре без дверей, на морозе, прохватывающем с ветерком до селезенки.
Только к вечеру отыскал штаб округа, но там и понятия не имели ни о каком совещании!.. Не теряя времени, Ной решил побывать в двух стрелковых полках, на которые особенно надеялся тайный центр, готовя восстание. Надо же «понюхать там воздух».
Завязь вторая
I
Жизньрека текучая.
Она петляет даже на ровном местето бежит еле-еле, то рвется вперед, взбуривая и пенясь на перекатах и подтачивая берега, то застаиваясь в омутах, где всегда сумрачно.
Жизнь Ноя текла тихо, нешумливо в пору детства, и все там было славно и солнечно. Потом шахта в Юзовке, где он был коногоном, ожесточение к шахтному начальству, возвращение к деду с пустыми карманами и смутная, непонятная обида.
Рожденный на Дону, не ведал он в пору детства, что предки его давно уже перечалили Дон своими челнами, обретя новые земли и прозвища чалдонов, и что его собственная река жизни вдруг рванется в страну студеную и неизвестнуюв Сибирь до самых гор Саянских, и он прильнет к новой земле, запамятовав навсегда дедовский курень в станице Качалинской.
Сибирь, размашистая и малолюдная, свела его с каторжными и ссыльными, от которых узнал много такого, что в голове от дум стало тесно. И вот война!..
Ной топает по улицам Петрограда в потоках людских рек, в поисках казармы стрелкового полка за Невой, чтоб переночевать там и прощупать кого-нибудь из малых командиров, разузнать о настроении солдат.
Отыскал двухэтажный каменный домеще екатерининская казармушка: часовой возле полосатой будки у железных ворот пропустил не спрашивая.
Нашел дежурного по полку, фельдфебеля, по фамилии Коршунов: нос крючком, глаза маленькие, пронзительные и губы в тонкую скаредную складку, а злобыкадык подпирает. Ной назвался рядовым казаком Васильевым из сводного Сибирского полка; нельзя ли переночевать?
Из Гатчины? навострил крючок носа Коршунов. Как вас к нам занесло? Приезжали просто в Петроград?.. А! Можешь переночевать у меня в дежурной комнате, позвал за собою Ноя в каморку, заставленную какими-то ящиками.
Ною не понадобилось выспрашивать, крючконосый Коршунов сам пристал с расспросами: как и что в сводном полку? Выступит ли двадцать шестого?
Мы тут все, казак, как на горячих углях сидим. Нам нужен запал. Как только подойдут войска из Гатчины, наш полк немедленно попрет на Смольный. Вот тогда мы разделаемся со всеми сволочамивсмятку, в пыль, в прах, ко всем чертям!..
Ной смекнул: ни к чему выдавать себя, он-де не из крупной рыбы и в большой политике не тумкает. А восстанием, наверное, руководить будут офицеры и генералы, и планы свои держат они в тайности.
Еще бы! шипел желтолицый фельдфебель. Надо провернуть так, чтоб захватить Смольный врасплох, особенно Ленина.
Как бы между прочим Ной поинтересовался: какая же сила противостоять будет со стороны Смольного?
Какая там сила! отмахнулся самоуверенный фельдфебель. Интернациональный полк, в котором что ни взвод, то свой язык и ни в зуб ногой по-русски. Из каких соображений Ленин создал такой полк? Чтоб солдаты друг с другом не смогли сговориться! Головка частей тумкает по-русски, а солдатняни бум-бум! Латыши, литовцы, эстонцы, есть и немцы, башкиры и еще какие-то туземцы, черт бы их подрал. Попробуй сговорись с ними. Раздавить их надо всмятку. Шарахнем из артиллерии, захватим Петропавловку, а флот в данный момент свою фисгармонию не выдвинет на Неву!.. Это уж точно, казак. На чем проиграл генерал Краснов?
Того не знаю, буркнул Ной. Я не из генералов.
Оно и видно, согласно кивнул тонкогубый фельдфебель, в третий раз закуривая и пуская дым из носа. А проиграл он, казак, на осени!
Как так?
А вот так, на осени! На мокрой осени.
Склизко было, что ль? В карих глазах Ноя плескался смех: ну и пустобрех же фельдфебелишка!
Голова! «Склизко!» Будет «склизко», если Центробалт сумел провести военные корабли с Балтики в Неву со всеми многоствольными орудиями! Вот в чем штука, казак. Шарахнули по красновцам с кораблей, так маменьку-землицу в дрожь кинуло. А если бы Краснов выступил именно сейчас, в январе, другая бы взыграла фисгармония. Большевиковвсмятку со всем ихним разноязыким интернационалом. Ка-а-апут! Красногвардейцами они бы себя не отстоялиточно. А все другие части пойдут за нами, социалистами-революционерами. Вот почему в данный момент самое выгодное время для восстания. Корабли по льду не плаваютраз, в Петрограде голод и холоддва, не вояки, значит. Немцы с Украины подперлитри! Тебе известно: большевики снюхиваются с немцами? Сам Ленин отдает им половину России, а немцы не берут. А почему?
Кто их знает, немцев!
А мы имеем точное разъяснение. Хоть Ленин и отдаст им половину России, да ведь они же, немцы, великолепно знают: фисгармония в Смольном с дырявыми мехами. Ни сипу, ни хрипу. А потомуждут.
Чего ждут?
Да я же тебе, казак, час толкую! горячился фельдфебель. Немцы ждут прихода к власти настоящего правительства партии социалистов-революционеров! Но учти, казак, от нас они получат шиш под нос! Призовем на помощь союзников, а это значиттак жиманем кайзеровских битюгов, что они, задрав хвосты, шпарить будут без передышки до Гринича или дальше!..
Какого «Гринича»?
Меридиан такой. Ты бы хоть географию почитал! Или неграмотный? Эх, Сибирь, Сибирь! Каторжные вы там все поголовнони грамоты вам, ни настоящей жизни, извечная тьма!..
Ной не обиделся. Мели, Емеля, твоя неделя. А вот спросить Емелю надо.
Ну, солдаты как?
Что солдаты?
Сготовлены к восстанию?
Ху, солдаты! Тут разговор будет коротким. Не весь запас золота Российской империи вывезен в Казань, осталось еще и на нашу долю. Ну а если солдатам подпустить, что их ждет нажива, рвать будут, как дым в трубу. Известная фисгармония.
Ну а ежли запала не будет?
Какого запала? Фельдфебель запамятовал, о чем говорил только что.
Не выступит полк из Гатчины!
Как то есть не выступит! уставился фельдфебель едучими глазками. Или ты не из сводного полка? Что-то ты мне, казак, не нравишься. Не липовый ли? Документы при тебе?
Ной степенно поднялся с ящика.
Экий ты, фельдфебель, шалопутный! А звание моехорунжий; председатель полкового комитета сводного Сибирского полка в Гатчине. Вот мои документыдоверяю, хотя мог бы и не показать. Ладно, взгляни.
Фельдфебель Коршунов еле промигался.
Вы же назвались казаком Васильевым?
Встречному-поперечному не называюсь, ни по фамилии, ни по должности, и тайну не выбалтываю, как вот ты мне за час вывернул весь полк наизнанку. А ежли я председатель полкового комитета, стал быть, вся власть в руках комитета! Должен понимать. Более ничего не скажу. Хотел соснуть, чтоб в здравии быть завтра, да разве с этаким приварком, каким ваша милость отпотчевала меня, уснешь? Определи меня в казарму. Сей момент.
Фельдфебель кинулся в раскаянье, уговаривал остаться у него ночевать и угостить чайком хотел, да Ной слушать не стал: ушел в казарму.
II
Спят солдатушки на нарах в два яруса, а над ними вполнакала помигивают электрические лампочки, не светом, а словно кровцой льющие на серошинельные горбыли.
Ной горестно смотрел на спящих солдат, как будто они ему близкие сродственники. Оно и естьсродственники! В одну и ту же землю закапывали в братских могилах!..
Лежал Ной на деревянном ложе нар, положив в изголовье папаху с шашкой, а глаз смежить не могнаплывала тревога, подтачивала изнутри, как вода плотину у мельницы. И вроде бы не сон, а явь: увидел себя на гнедом конетом самом, которого под уздцы вывел с родительского база, а над головою было такое радостное мартовское голубое небо, высокое-высокое, и солнышко жарило во всю раскаленную добела сковородку, сгоняя снега, и вдруг провал, ямина: немецкие легионеры летят в атаку клином, врубаются в полк, полосуют направо и налево, страшно ржут кони, орут чьи-то глотки, как иерихонские трубы, и он, Ной Лебедь, явственно видит здоровенного немца, как тот, оскалив белые зубы, вытаращив глаза, с палашом над головою, изогнувшись на горячем коне, налетает на старшего брата Василия Ной кидает своего гнедка на выручку брату, а тут еще один немецНой рубанул его со всей силушкой, от плеча до пояса развалил, а брат-то, брат-то, Василий Васильевич, в седле еще, в руке шашка, опущенная поперек луки седла, в левойнатянутый ременный чембур, а головы-то, головы-тонет!.. Цевкою бьет кровь вверх из шеи, заливая гимнастерку и коня, а головы-тонету!..
«О господи! Доколе буду видеть экое! поднялся Ной и долго сидел, прислонившись спиною к столбику, подпирающему второй ярус, откуда слышался мерный посвист спящего солдата. Век будет видеться кровавое побоище! Хучь бы на малый срок замиренье вышлодых перевести!»
Хоть бы на малый срок
На другой день Ною столь же не повезло, как и в день минувший.
Где проходит совещаниенеизвестно
Побывал еще в одном стрелковом полку за Невоютакая же чересполосица: ни толку, ни понятия. А про дисциплину и говорить нечегокто во что горазд! Не войскоцыганский табор.