Оба стали по стойке «смирно», увидев Сафона.
Командир, пробормотали они синими от холода губами.
Есть о чем доложить?
Нет, командир.
Холодно, как обычно.
Да, командир, ответил тот, что ближе, и согнулся пополам от приступа кашля.
Прости, командир, обеспокоенно прошептал второй. Он не может удержаться.
Все нормально, раздраженно буркнул Сафон.
При виде первого воина, стершего с губ слюну с кровью, Сафона внезапно охватила жалость. Еще один ходячий мертвец, подумал он.
Отведи беднягу внутрь, к жаровне. Попробуй его согреть. Можете побыть внутри, пока я не вернусь с обхода.
Ошеломленный ливиец, запинаясь, принялся благодарить его. Схватив факел, Сафон ушел во тьму. Его не будет не больше четверти часа, но он надеялся, что даже от этого больному должно стать лучшехоть немного.
Обветренные губы растянулись в унылой улыбке. Размяк, подумал он, как Бостар. Сафон не видел брата с тех самых пор, когда они поругались из-за пленных воконтов. И это его устраивало.
С величайшей осторожностью ступая по обледеневшей земле, Сафон шел мимо палаток воинов. Поглядел на пару слонов, которых Ганнибал направил в передовой отряд. Несчастные животные стояли прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то согреться. Сафону стало жалко даже их. Вскоре он уже был около первого поста. Стражи находились всего в паре сотен шагов от его палатки. Они стояли в ряд поперек дороги, там, где войско остановилось вечером. Хуже места придумать было нельзяоно было открыто всем ветрам, да и никакой костер не мог защитить от ледяного ветра и снега, набрасывавшегося без пощады на людей. Чтобы не потерять оставшихся воинов, страдающих от недоедания и холода, Сафон приказал им сменяться каждый час. Короче некуда. И все равно это не помогалоон терял своих солдат каждую ночь.
Что-нибудь видели? крикнул он командиру караула.
Ничего, командир! В такую ночь даже демоны спят!
Очень хорошо. Отставить.
Обрадованный, что командир даже пытается шутить, Сафон двинулся обратно. Надо было проверить пост в конце фаланги, и тогда всё. Вглядываясь во мрак, он удивился, увидев силуэт человека, выходящего из-за угла крайней палатки. Сафон нахмурился. Шагах в двадцати от основного ряда палатокутес, и ветер такой, что человека вполне может просто сдуть. Он уже несколько раз такое видел. Поэтому все пробирались между палатками, а не обходили их по краю лагеря. В руке у неизвестного был факел, значит, это не враг. Но неизвестный шел у самого края пропасти. Зачем? Почему он прячется?
Эй! крикнул Сафон. Стой где стоишь!
Силуэт выпрямился, и человек откинул капюшон плаща.
Сафон?
Бостар? изумленно выдохнул он.
Да, ответил брат. Можем поговорить?
Сафон пошатнулся от особенно мощного порыва ветра. И не мог отвести взгляда, как очередной ледяной шквал сбил с ног не ожидавшего такого Бостара. Брат упал на одно колено, попытался встать, но еще один страшный порыв ветра опрокинул его, и он упал навзничь, в темноту.
Не веря своим глазам, Сафон ринулся к краю обрыва и с ужасом увидел, что брат лежит на утесе несколькими шагами ниже, вцепившись в ветку куста, растущего на склоне.
Помоги мне! крикнул Бостар.
Сафон молча наблюдал за ним. «А мне надо? подумал он. Что мне с этого будет хорошего?»
Чего ты ждешь? дрогнувшим голосом крикнул Бостар. Эта проклятая ветка долго не выдержит!
Но увидев взгляд Сафона, побледнел.
Хочешь, чтобы я погиб, так ведь? Точно так же, как радовался, когда пропал Ганнон?
Язык Сафона онемел от стыда. Откуда Бостар узнал это?
Ветка затрещала.
Пропади ты пропадом! крикнул Бостар и, с усилием оторвав от ветки левую руку, дернулся вперед, пытаясь ухватиться за край тропы.
Еще мгновениеи вес его тела увлечет его вниз, в бездну. Понимая это, Бостар лихорадочно хватался пальцами, пытаясь хоть как-то удержаться на твердой как камень, обледенелой земле. Но не смог. Крича от отчаяния, он начал сползать вниз.
Стыд взял верх над рассудком, и Сафон, бросившись на землю, схватил брата за плечи. Мощным рывком поднял его к самому краю. Со второй попытки они смогли переползти от края пропасти на безопасное расстояние. Прошло время, а братья все еще лежали рядом, тяжело дыша. Бостар сел первым.
И почему же ты меня спас?
Я не убийца, с трудом глядя ему в глаза, ответил Сафон.
Нет, резко бросил Бостар. Но ты был рад, когда пропал Ганнон, так ведь? Без него у тебя появился шанс стать любимчиком у отца.
Я
Сафон не знал, куда деваться от стыда.
Странно это, продолжил Бостар, перебив его. Если бы я сейчас погиб, отец целиком был бы твоим. Почему же ты не дал мне исчезнуть в небытии?
Ты мой брат, уныло возразил Сафон.
Так и есть, но ты стоял на месте и ничего не сделал, только смотрел, как я чуть не свалился в пропасть, яростно возразил Бостар. Потом тебе удалось взять себя в руки Так что я благодарен тебе, что ты спас мне жизнь. Благодарен и верну тебе долг, если смогу.
Он подчеркнуто точно плюнул на землю между ними.
И тогда ты умрешь для меня.
Сафон разинул рот. Он только молча смотрел, как Бостар встает и уходит.
Что ты скажешь отцу? окликнул он брата.
Бостар обернулся и презрительно посмотрел на него.
Не беспокойся. Он ничего не узнает.
И растворился в темноте.
Ударил очередной порыв ледяного ветра, пронизывая Сафона холодом до самых костей.
Никогда еще он не чувствовал себя так одиноко.
С отъездом Квинта и Ганнона Аврелия чувствовала себя одиноко. Она находила поводы, чтобы выйти из дома и сходить к Суниатону, но это было нелегко. Девушка не могла раскрыть матери истинных целей ее прогулок, а грек-учитель ей особенно не нравился, и она не могла ему доверять. Девушка поддерживала дружеские отношения с Элирой, но последнее время иллирийка пребывала в дурном настроении, и брать ее с собой не имело смысла. Единственным, кому Аврелия могла довериться, был Юлий. Он даже несколько раз сопровождал ее на прогулках. Но бесконечные разговоры о том, что будет подано на обед, ее не слишком-то развлекали. Поэтому большую часть времени она проводила с матерью, которая с тех пор, как они остались одни, с удвоенным рвением взялась за домашние дела. Аврелия решила, что это примирит ее с бегством Квинта.
Главной их работой была возня с огромным количеством шерсти, скопившимся в одном из складов во дворе. Овец стригли все лето, а в последующие месяцы рабыни вычесывали из нее колтуны и траву. Потом шерсть красили в разные цветакрасный, желтый, синий и черный. После покраски ее отправляли в прядильню, а потом делали из нее ткань. Хотя большую часть этой работы выполняли рабыни, Атия тоже принимала в ней участие. И настояла на том, чтобы дочь присоединилась к ней. День за днем они сидели или ходили по двору с прялками и катушками в руках, уходя в атриум, только если начинался дождь.
Это женская работаблюсти дом и прясть, сказала Атия как-то ранним утром. Ловко вытянув пару отставших волокон с пучка на прялке, она прицепила их к катушке и начала ее крутить. Подняла взгляд на Аврелию:Ты меня слушаешь, дитя мое?
Да, ответила девушка, радуясь тому, что мать так и не заметила, как она закатила глаза. Ты мне это уже тысячу раз объясняла.
Потому что это чистая правда, строго проговорила Атия. Хорошую жену отличают по тому, как хорошо она прядет и ткет. Постарайся запомнить это получше.
Да, мама, послушно повторила Аврелия, тут же представив себе, как тренируется с гладием.
Несомненно, твой отец и Квинт будут благодарны, если мы сможем прислать им плащи и туники. Думаю, зима в Иберии суровая.
Аврелия виновато принялась за работу с удвоенным усердием. Это единственный возможный способ помочь брату. Она изумилась, когда поняла, что хочет сделать то же самое и для Ганнона. И с этих пор пыталась убедить себя, что он теперь стал для ее семьи врагом.
Нет больше никаких новостей? спросила она.
Сама знаешь, что нет, не пытаясь скрыть раздражения, ответила Атия. У отца нет времени нам писать. Если боги благоволили ему, то он уже, наверное, добрался до Иберии.
Если повезет, Квинт скоро найдет его.
Аврелия решила подбодрить мать, но добилась противоположного результата.
Самообладание на мгновение покинуло Атию, и стала видна вся глубина ее горя.
О чем только он думал, отправляясь один?
Сердце Аврелии обливалось кровью, видя беспокойство матери. До сих пор она не рассказала, что Ганнон отправился вместе с братом. Промолчать было проще. Но сейчас ее решимость ослабла.
Вежливое покашливание не дало ей начать фразу. Аврелия с раздражением увидела, что в дверях атриума стоит Агесандр.
Самообладание вернулось к Атии в мгновение ока.
Агесандр, жестко проговорила она, взглянув на раба.
Госпожа, кланяясь, ответил тот. Аврелия.
Девушка наградила надсмотрщика уничтожающим взглядом. С тех пор как он обвинил Ганнона, она сторонилась его, как чумного. А сейчас он помешал ей утешить мать.
Что такое? спросила Атия. Проблемы с урожаем оливок?
Нет, госпожа, ответил задумчиво Агесандр. Я пришел, чтобы принести извинения Аврелии.
Что же ты сделал? подняв брови, спросила Атия.
Ничего, что не должен бы был, госпожа, мягко ответил Агесандр, пытаясь добавить в свой голос учтивости. Но вся эта ситуация с рабом-карфагенянином была очень неудачной.
Это так теперь называется? едко оборвала его Аврелия.
Продолжай, разрешила Атия и подняла руку, приказывая дочери замолчать.
Публий пришел в ярость, когда по прибытии в Пизу его встретил посланник от Сената. Консул желал побыстрее отправиться на север, в Цизальпийскую Галлию, и принять командование над легионами, которыми в настоящее время командовал претор Луций Манлий Вульсон. Но в переданном Публию послании недвусмысленно говорилось, что было бы благоразумно доложить обо всем Сенату прежде, чем предпринимать дальнейшие действия против Ганнибала. Необходимо, как с раздражением объяснял Публий Флакку, поскольку он «превысил консульские полномочия, самолично решив не отправляться в Иберию вместе со своей армией».
Флакк принялся с невинным видом разглядывать ногти.
Несомненно, кто-то сообщил им до того, как мы отправились из Массилии, гневно заявил Публий, не отводя гневного взора от Флакка. Но я пока что не видел, чтобы упомянули слово «провокация». Другими словами, я могу игнорировать это неуважительное послание. И мне следовало бы так поступить. С каждым днем Ганнибал и его войско все ближе к нашим северным границам. Семпроний не сможет выбраться из Сицилии быстрее, чем я прибуду на север. А поездка в Рим задержит меня недели на две, не меньше. Если за это время Ганнибал объявится в Галлии, результат будет ужасен.
Вряд ли в том есть моя вина, уклончиво ответил Флакк.
У Публия от гнева раздулись ноздри.
Ты в этом уверен?
Флакк благоразумно хранил молчание.
Снова прочтя послание, консул взял себя в руки.
Я вернусь в Рим, как меня просят, но ответственность за последствия задержки падет на Минуциев, и на тебя в особенности. Если к тому времени, когда я прибуду в Цизальпийскую Галлию, Ганнибал уже будет там, я позабочусь о том, чтобы ты был в первых рядах каждый раз, как мы столкнемся с карфагенянами.
Флакк, не скрывая тревоги, взглянул на консула.
Вот там ты и обретешь всю ту славу, к которой так стремишься, рыкнул Публий и, немного помолчав, спокойно добавил:Скорее всего, посмертно.
Наплевав на шоковое состояние Флакка, он повернулся к Фабрицию.
В Рим возьмем с собой только одну турму. И по две сменных лошади каждому. Остальные твои кавалеристы пусть купят новых коней и прямиком отправляются на север, к Вульсону, вместе с когортой пехоты. Приступай. Выезжаем в течение часа.
Флакк отправился следом за Фабрицием, занявшимся разгрузкой снаряжения и передачей лошадей. На причале Пизы царила суета, подобная муравейнику. Только что сошедшие на берег легионеры разбирали снаряжение, сваленное на причале, и строились под бдительными взорами командиров. Кавалеристы Фабриция следили, как в специальных деревянных рамах поднимают из корабельных трюмов коней, возвращая их на твердую землю. К животным сразу же подходили конюхи, успокаивая нервничающих лошадей и отводя в сторону, чтобы подготовить к предстоящему путешествию. Как только появилась возможность, Фабриций сразу же обернулся к Флакку.
Что происходит, во имя Плутона?
Флакк сделал невинное лицо.
Что ты имеешь в виду?
Любому дураку понятно, что Публию лучше не ездить в Рим, а сразу скакать в Цизальпийскую Галлию, чем быстрее, тем лучше. Но ты устроил так, что он вынужден был все бросить и направиться в Рим.
Флакк поглядел на него, делая вид, что возмущен необоснованными обвинениями.
Кто сказал, что я имею хоть какое-то отношение к тому, что новости достигли Рима? В любом случае я не могу отвечать за действия старших членов семьи. Они люди куда более влиятельные, чем я и ты, и их стремления и желания совпадают с интересами всего Рима. Они знают, что Публий человек гордый, желающий лишь личной славы. И его последние действия вполне это подтверждают. Равные ему должны приструнить его, напомнить о соблюдении законов, прежде чем станет поздно Кроме того, можно подумать, у нас на севере нет войск, убедительно продолжал Флакк. Луций Манлий Вульсон уже там, и его армия равна по размеру консульской. Вульсон опытный командир, и я не сомневаюсь, что у него достаточно опыта, чтобы встретить и разгромить тот сброд, который спустится с гор вместе с Ганнибалом. Ты не согласен?
Фабриций почувствовал неуверенность в своих суждениях. Уверенное решение Публия отправить армию в Иберию, а самому вернуться в Италию, безусловно, было экстраординарным. Сначала Фабриций думал, что консул проявил прозорливость, но слова Флакка заставили его посмотреть на ситуацию с другой стороны. Сложно было допустить, что одна из фракций Сената станет подвергать опасности Республику только для того, чтобы набрать очки в политической игре. Фабрицию пришло в голову, что у Минуциев есть свои причины потребовать присутствия Публия. Теоретически, легионы Цизальпийской Галлии вполне способны оборонять северную границу. Глянув на Флакка, Фабриций увидел на его лице лишь искреннюю озабоченность.
Думаю, да, наконец тихо согласился он.
Хорошо. Тогда отправляемся в столицу, не беспокоясь насчет Ганнибала, и поглядим, что лучшие умы Сената скажут Публию, горячо сказал Флакк. А потом сразу же разберемся с гуггами, если Вульсон не успеет стереть их с лица земли раньше. Договорились?
Он выставил руку вперед, на манер рядового легионера.
Фабриций забеспокоился. Только что Флакк говорил о том, что люди в Риме будут действовать на общее благо, и тут же намекнул на то, что отзыв Публия является политическим ходом, сделанным без осмысления угрозы, которую представляет собой Ганнибал. Здесь много такого, что с первого взгляда не поймешь. С точки зрения Фабриция, главным вопросом был Ганнибал и то, как с ним сладить. А заседающие в Сенате, по всей видимости, этого не понимают. Да и какая разница, подумал он. Ну, отправятся они в Рим прежде, чем в Цизальпийскую Галлию. И что? Если Ганнибал сможет пересечь Альпы с войском, его солдатам потребуется длительный отдых, прежде чем вступать в бой. Предупрежденный Вульсон будет наготове, а Публию не потребуется много времени, чтобы добраться от столицы до Галлии.
Договорились, сказал он, пожимая руку Флакку.
Превосходно! воскликнул Флакк. Его глаза радостно светились. Кстати, не надо принимать близко к сердцу все, что говорит мой брат. Он ждет не дождется возможности лично пообщаться с тобой.
Погруженный в свои мысли, Фабриций кивнул.
Войско Ганнибала достигло перевала на следующий день. Скудный солнечный свет озарил равнины, раскинувшиеся у подножия гор. Но этот вид для них не лучше миража в пустыне, с горечью подумал Бостар. Ведущие в Цизальпийскую Галлию склоны были покрыты снегом и льдом. Быстрый спуск по ним будет еще труднее, чем весь их переход через горы, а ценой ошибки будет смертькак всегда с тех пор, как они поднялись в горы.
Чтобы дать войску отдохнуть, Ганнибал приказал организовать двухдневную стоянку на перевале. Безусловно, это было обдуманное решение, а не простая забота о людях. Сотни отставших воинов, которые в противном случае погибли бы в горах, получили возможность нагнать товарищей. Их встречали с чувством облегчения, но без особого сочувствия. Если даже они и хотели рассказать о постигших их испытаниях, мало кто желал слушать. Отчаяние сжало сердца воинов, делая их равнодушными к чужим страданиям.