Но что еще лучше, сотни мулов, потерявшихся во время подъема, тоже нашли дорогу в лагерь. Хотя большинство и потеряли свой груз, все равно им были рады. Пытаясь поднять боевой дух, Ганнибал позволил забить две сотни самых слабых из них вечером перед началом спуска. Костры, необходимые, чтобы приготовить мясо, практически свели на нет весь запас дров, но впервые за несколько недель воины легли спать, наевшись свежего мяса.
Теплящаяся в глубине души надежда, что Ганнон еще жив, а также присутствие отца были единственным, что позволяло Бостару пережить мучения этого дня и последующей ночи. Он старался вообще не думать о Сафоне, сосредоточившись на помощи своим воинам. Если до сих пор Бостар считал, что переход через горы труден, то теперь он стал вдвое труднее. После того как они провели больше недели в снегах, воины промерзли до костей. Несмотря на подаренные каварами одежду и обувь, многие так и не приспособились к морозам и снегу. Замерзшие карфагеняне шли медленно, спотыкаясь о малейшие неровности, падали на снежных осыпях и постоянно толкали друг друга. Здесь, где можно было погибнуть, просто оступившись, или уснуть сном, от которого не было пробуждения, такие ошибки были фатальными.
Воины погибали и от других причин. Местами дорога осыпалась под весом людей и снега, и сотни человек проваливались в небытие. А идущим следом приходилось останавливаться и приводить дорогу в порядок. Несчастные мулы пугались по каждому поводу, и их испуг приводил к новым потерям. Бостар понял, что единственным способом сохранить разум и не впасть в отчаяние перед лицом стольких смертей было вести себя так, будто ничего не произошло. Переставлять ноги, одну за другой. Не думать о завтрашнем дне и идти только вперед.
Когда он решил, что хуже уже не будет, именно так и случилось. Следующим утром передовой отряд подошел к месту, где оползень снес часть дороги, в полтора стадия длиной. Сафон сообщил, что там никому не пройти живымни человеку, ни зверю. Обрыв был высотой в пять сотен шагов. Ганнибал бесстрашно приказал нумидийцам проложить новую дорогу в обход. Остальное войско остановилось на отдых. Услышав о происшедшем, многие воины не выдержали и разрыдались.
Кончатся ли когда-нибудь наши страдания? причитал один из копейщиков Бостара.
Карфагенянин тут же одернул его. Дух воинов упал ниже некуда, и нельзя было усугублять это, открыто выражая отчаяние.
Все, что им оставалось, так это прислушиваться к обрывочным вестям, приходящим от передового отряда. Бостар и не знал, чему верить. Коней кавалерии использовали, чтобы убрать неподъемные каменные глыбы и расчистить снежные заносы. Но большую часть работы пришлось делать голыми руками. Ганнибал предложил сто золотых монет тому, кто первым переберется через препятствия. Десять воинов разбились насмерть, когда обвалилась часть дороги. Для того чтобы освободить путь слонам, понадобится не меньше недели.
Когда стемнело, Бостар воспрял духом, услышав слова командира нумидийцев, возвращавшегося в свою палатку.
Сегодня хорошо продвинулись. Проложили дорогу примерно на две трети той длины, что снесло оползнем. Если и завтра так пойдет, то сможем двинуться дальше.
Бостар вздохнул, испытав огромное облегчение. После почти месяца в горах Цизальпийская Галлия была совсем близко.
Но его воодушевление пропало после часа работ следующим утром, когда кавалеристы наткнулись на огромный камень. Он полностью перекрывал дорогу. Размером больше, чем два человеческих роста, он лежал так, что к нему могли подойти лишь пара воинов. У коней не хватало сил, чтобы его оттащить, а слонам недоставало места.
Шло время, и Бостар увидел, как остатки надежды покидают его воинов. И сам чувствовал себя так же. Хотя они и не разговаривали, он видел, что Сафон тоже сдулся. Когда прибыл Ганнибал, чтобы разобраться с проблемой, Бостар не почувствовал обычного возбуждения, которое охватывало его при виде командующего. Как может человек, будь то даже сам Ганнибал, преодолеть такое препятствие? Словно в насмешку от богов, пошел снег. Бостар ссутулился.
Но спустя мгновение он с удивлением увидел, как отец спешно подходит к Ганнибалу. Когда Малх вернулся, на его лице вновь было спокойствие. Бостар поглядел на воинов, побежавших в тыл колонне, и схватил отца за руку.
Что такое?
Еще не все потеряно, едва улыбнувшись, ответил Малх. Вот увидишь.
Вскоре воины вернулись с охапками дров, едва не сгибаясь под их тяжестью. Их принялись методично раскладывать вокруг монолита. Когда груда дров стала достаточно большой, Малх приказал зажечь их. Бостар все еще не понимал, что они делают, но отец не отвечал на вопросы. Оставив сыновей лишь наблюдать с нарастающим любопытством за происходящим, он вернулся к Ганнибалу.
Остальные солдаты тоже с удивлением смотрели на это, но когда костер прогорел больше часа, а результата так и не было, они заскучали и начали сетовать на то, что жгут последние дрова. Впервые с того момента, как они покинули Новый Карфаген, Бостар удержался от немедленной реакции. Его собственное разочарование превысило некий предел. Какая бы там блестящая идея ни пришла в голову отцу, она не сработает. Можно просто лечь и умереть прямо здесь. Именно это и случится, когда наступит ночь.
Но Бостар не заметил деревянного помоста, возвышавшегося над каменным препятствием. Он поглядел на него лишь тогда, когда мимо пронесли первую амфору. Любопытство взяло верх над отчаянием. В глиняных сосудах было кислое вино, основное питье воинов в пути. Бостар лишь мог наблюдать за тем, как отец оживленно жестикулирует, а Ганнибал внимательно слушает Малха, не делая никаких замечаний. Через несколько минут на помост быстро взобрались два дюжих скутария. Чтобы защититься от сильного жара, который теперь шел от скалы, они намочили одежду водой. Как только воины забрались наверх, то тут же скинули вниз веревки. К веревкам стоящие внизу привязали амфоры, и скутарии подняли их наверх. Мгновенно распечатав воск, закрывавший сосуды, они принялись лить жидкость на камень. Жидкость зашипела и забурлила, в нос стоящим рядом ударил сильный запах вина. Бостара будто молотом ударило. Он понял. Повернулся к Сафону, чтобы сказать об этом, но прикусил губу и промолчал.
Пустые амфоры выбросили, подняли наверх полные и повторили процесс. Вино снова запузырилось на раскаленном камне, но снова ничего не произошло. Скутарии неуверенно взглянули на Малха.
Продолжайте! Как можно быстрее! крикнул он.
Воины спешно выполнили приказ, опрокинув еще две амфоры. Потом еще две. Каменный монолит непоколебимо стоял на месте. Малх заорал на воинов, находившихся рядом, приказывая подбросить дров в костер. Пламя полыхнуло с новой силой, едва не грозя сжечь помост, на котором расположились скутарии, но спуститься им не позволили. Малх подошел к основанию помоста и принялся подгонять воинов. На камень вылили еще две амфоры. Тщетно. Надежда начала покидать Бостара.
И вдруг раздалась серия громких щелчков. В воздух полетели осколки камня, и один из скутариев упал как подкошенный. Ему едва не раскроило пополам череп куском камня размером с куриное яйцо. Перепуганный напарник спрыгнул с помоста, да и остальные воины, поддерживавшие костер, поспешно отошли на безопасное расстояние. Снова раздался треск, и наконец скала раскололась на несколько крупных кусков. Оттащить их с дороги или разбить молотами теперь могли все, кто пожелает. Радостный вопль воинов взметнулся до небес. Слух мгновенно разлетелся по всему войску, и радостные крики стали такими, будто закричали сами горы.
Сафон и Бостар порознь подбежали к отцу и один за другим радостно обняли его. Следом подошел Ганнибал и, не скрывая облегчения, поздравил с успехом.
Наше испытание почти закончилось! вскричал командующий. Дорога в Цизальпийскую Галлию открыта.
Первое, что увидели двое друзей, была огромная Сервиева Стена, окружающая город. По сравнению с ней крепость Капуи казалась ничтожной.
Крепости почти две сотни лет, радостно объяснил Квинт. Ее построили после того, как Рим был разграблен галлами.
«Пусть следующим станет Ганнибал», безмолвно взмолился Ганнон.
Можно ли сравнить с этим Карфаген?
А? переспросил юноша, возвращаясь в реальность. Большинство укреплений намного моложе, ответил он. «Но куда более впечатляющие», добавил он про себя.
А их размер?
Ганнон не собирался лгать своему бывшему другу и хозяину:
Карфаген намного больше.
Квинт постарался скрыть разочарование, но у него это не получилось.
А вот Ганнона удивило то, что он увидел внутри. Здесь с каждым шагом Рим становился похож на Карфаген все сильнее. Ничем не мощенные улицы, не больше десяти шагов в ширину. После нескольких месяцев жаркой погоды они представляли собой твердую, как железо, землю с глубокими колеями.
Зимой тут, должно быть, очень грязно, проговорил он, показывая на дорогу. У меня дома так случается, когда идут дожди.
И в Капуе тоже, согласился Квинт, сморщив нос, когда они миновали переулок, куда выносили нечистоты. Кислый запах человеческих фекалий и мочи наполнил воздух.
Хорошо хоть сейчас осень, а не середина лета. Тогда вонь совершенно невыносима.
Разве у домов нет канализации?
Нет.
В большей части Карфагена то же самое, опять согласился Ганнон. Странно было ощутить тоску по дому от запаха дерьма.
Духота усиливалась из-за того, что близко стоящие дома были в два, три и даже четыре этажа, в результате чего на улице царил полумрак и застаивался воздух. В сравнении со свежим воздухом и открытыми пространствами сельской Италии это был иной мир. У большинства домов в открытых с фасада первых этажах располагались лавки, а по боковой стене шли лестницы, ведущие вверх. Квинта ошеломила царящая повсюду грязь.
Вот так здесь живет большинство людей, сообщил он Ганнону.
В Карфагене дома обычно строят из глинобитного кирпича.
Похоже, это намного безопаснее. При постройке кенакул чаще всего используют дерево. В них куча заразы, их трудно обогреть и легко разрушить.
Значит, тут большая проблема с пожарами, проговорил Ганнон, представляя себе, как легко будет дотла спалить город, если его захватит войско Ганнибала.
Уж это точно, скривившись, подтвердил Квинт.
Столица была наполнена шумом. Голоса лавочников, переманивающих друг у друга покупателей, визг и крики играющих детей, болтовня соседей, судачащих стоя у перекрестков улиц. Нищие всех мастей, громко просящие подаяние. Звон железа в кузнях, стук молотков плотников, эхом отдающийся от высоких домов. Издалека, от Бычьего Форума, доносился рев скота.
Безусловно, Рим не был конечной целью их путешествия. Им надо было в Пизу, в порт, откуда недавно вышел флот с армией Публия. Но искушение побывать в столице было слишком велико для обоих юношей, и они не смогли его преодолеть. Не один час шатались Квинт и Ганнон по улицам, жадно глядя по сторонам. Когда проголодались, то наполнили желудки жареными колбасками и свежеиспеченным хлебом, купленными у торговца с небольшого лотка. Трапеза завершилась сочными сливами и яблоками.
Со всей неизбежностью Квинта влек к себе величественный храм Юпитера, возвышающийся на Капитолийском холме. Когда они туда забрались, он, открыв рот, разглядывал крышу, украшенную тонко выкованным золотом, ряды колонн высотой в десять человеческих ростов и отделанный яркой терракотой фронтон. И замер на месте у огромной статуи бородатого Юпитера, стоящей перед храмом, откуда открывался вид на большую часть Рима.
Преисполненный негодования, Ганнон тоже остановился.
Наверное, больше любого святилища в Карфагене? сказал Квинт, вопросительно глядя на него.
У нас есть один, не меньше, с гордостью ответил Ганнон. Посвященный Эшмуну.
А что это за бог? с любопытством спросил Квинт.
Он олицетворяет плодородие, здоровье и благосостояние.
И это главный бог Карфагена? приподняв брови, продолжил расспросы Квинт.
Нет.
А почему тогда его храм самый большой и величественный?
Не знаю, смущенно пожав плечами, ответил Ганнон. И тут же вспомнил, как отец говорил, что их народ сильно отличается от римлян. Они в первую очередь торговцы. А стоящий перед ним храм демонстрировал, что народ Квинта превыше всего ставит власть и войну. «Хвала богам, что в лице Ганнибала Барки у нас есть истинный воин, подумал карфагенянин. Если бы всем заправляли такие дураки, как Гост, у нас не было бы надежды».
Квинт, в свою очередь, пришел к собственным выводам. «Как может народ, ставящий на первое место бога плодородия, победить Рим? Что станется с Ганноном, когда случится неизбежное? завопила его совесть. Где он окажется?»Квинту не хотелось знать ответы на эти вопросы.
Давай-ка искать, где переночевать, предложил он. Пока не стемнело.
Хорошая мысль, ответил Ганнон, радуясь, что они сменили тему разговора.
Агесандр слегка кивнул в знак благодарности и повернулся к Аврелии.
Мне следовало получше во всем разобраться. Я хотел попросить прощения за это и спросить, не сможем ли мы начать все сначала.
Сначала? резко сказала Аврелия. Но ты же раб! Мне без разницы, что ты думаешь.
И с удовольствием увидела в его глазах боль.
Хватит! воскликнула Атия. Агесандр верно служит нам больше двадцати лет. По крайней мере, тебе следует выслушать, что он скажет.
Аврелия покраснела, униженная тем, что она получила выговор на глазах у раба. Будь она проклята, если просто подчинится матери!
Так что же ты взялся извиняться, теперь-то? пробормотала она.
Все просто. Хозяина и Квинта долго не будет. Кто знает, может, не один год. Возможно, тебе придется в большей степени взяться за управление фермой. Ободренный кивком Атии, сицилиец продолжил:Мне ничего не нужно, кроме того, чтобы обезопасить тебя и госпожу, жалобно проговорил он. И хорошее взаимопониманиесамое главное для того, чтобы хозяйство было в порядке.
Он прав, добавила Атия.
Но ты должен объясниться прежде, чем я на что-то соглашусь, не скрывая злости, ответила Аврелия.
Сицилиец вздохнул.
Точно. Я жестко обошелся с рабом-гуггой.
Жестко? Откуда в тебе столько наглости?! вскричала Аврелия. Ты собирался продать человека другому, чтобы тот заставил его биться насмерть с его лучшим другом!
У меня были на то причины, ответил Агесандр, и по его лицу пробежала тень. Если я скажу, что карфагеняне мучили и убили всю мою семью на Сицилии, может, ты по-другому взглянешь на всю эту историю?
Аврелия в ужасе открыла рот.
Они действительно это сделали? требовательно спросила Атия.
Я был далеко, госпожа, воевал на другом конце острова. Карфагеняне неожиданно напали на наш город, уничтожая все на своем пути, начал Агесандр и нервно сглотнул. Убили всех жителей: мужчин, женщин, детей. Старых, больных. Даже собак.
Зачем? едва дыша, прошептала Аврелия.
В наказание, ответил сицилиец. Исстари мы были в союзе с Карфагеном, но потом заключили союз с Римом. Многие поселения последовали нашему примеру. И наше было первым из захваченных. Надо было преподать урок остальным.
Аврелия знала, что на войне случаются ужасные вещи. Мужчины тысячами гибнут или получают серьезные увечья. Но истребление и издевательства над мирными жителями?..
Продолжай, тихо попросила Атия.
У меня были жена и двое детей. Девочка и мальчик. Впервые за весь разговор голос Агесандра дрогнул. Совсем маленькие. Два и три года.
С изумлением Аврелия заметила в глазах надсмотрщика слезы. Она и не подозревала, что вилик способен на такие чувства. И, как ни странно, пожалела его.
Я увидел их через несколько дней. Они были мертвы. Забиты, как на бойне.
Лицо Агесандра перекосилось.
Ты когда-нибудь видела, во что превращается маленький ребенок, если его проткнуть копьем? Или на что похожа женщина, когда ее изнасиловала дюжина воинов?
Прекрати! с отвращением вскричала Атия. Уже достаточно.
Агесандр опустил голову.
Аврелию мутило от ужаса. Ее воображение наполнили чудовищные образы. Неудивительно, что Агесандр так обращался с Ганноном.
Заканчивай рассказ, приказала Атия. Побыстрее.
После этого мне уже и жить не хотелось, послушно продолжил Агесандр. Но боги не сочли нужным наградить меня смертью в бою. Вместо этого меня взяли в плен и продали в рабство. Отвезли в Италию, где меня и купил хозяин. Он пожал плечами. С тех пор я здесь. Эти двое были первыми гуггами, которых я увидел за два десятилетия.