Нас унесло штормом, попытался объяснить Ганнон. Но боги смилостивились, и мы остались живы.
Вам повезло, это точно, согласился египтянин. Но я бы не дал вам много шансов выжить. На мой взгляд, от этого места до ближайшей суши миль шестьдесят, не меньше.
До Нумидии? спросил Суниатон, показывая на юг.
Откинув голову, египтянин захохотал. Звук его смеха оказался неприятен.
Ты что, дурак, сторон света не различаешь? Я про Сицилию говорю!
Разинув рты, Ганнон и Суниатон поглядели друг на друга. Шторм унес их куда дальше, чем они думали. И они по ошибке гребли в открытое море.
Тем более, у нас еще больше причин благодарить вас, с достоинством ответил Ганнон. Как и у наших отцов, когда вы в целости доставите нас в Карфаген.
Губы египтянина разошлись в улыбке, обнажив острые зубы.
Подымайтесь на борт. Лучше поговорим в тени, проговорил он, показывая на навес у носовой башенки.
Друзья многозначительно переглянулись. Слова гостеприимства совсем не вязались с тем, что они наблюдали на протяжении всего разговора. Любой из стоящих на палубе моряков перережет им горло, не моргнув глазом.
Благодарю тебя, широко улыбнувшись, сказал Ганнон, взялся за весла и погреб к корме биремы.
Там они увидели болтающуюся на волнах прогулочную лодку, почти такую же, как у них, привязанную к железному кольцу. С борта им уже бросили веревку с навязанными по ней узлами. Двое ухмыляющихся моряков ждали наверху, готовые их поднять.
Вверим себя Мелькарту, тихо сказал Ганнон, быстро зачаливая лодку к кольцу.
Мы не утонули, значит, у него есть для нас предназначение, ответил Суниатон, отчаянно пытаясь поверить в собственные слова. Но его страх, казалось, можно было пощупать руками.
Стараясь не терять самообладания, Ганнон принялся разглядывать доски корпуса. Ниже ватерлинии корпус был выкрашен черной сажей. Сказав себе, что Суниатон был прав, Ганнон взялся за веревку. Как еще они могли бы выжить в шторм? Это точно воля Мелькарта. С помощью моряков он принялся подниматься, упираясь ногами в теплое дерево корпуса.
Добро пожаловать, сказал египтянин, когда Ганнон добрался до палубы, и поднял руку ладонью вперед, на манер карфагенян.
Обрадовавшийся Ганнон повторил жест.
Спустя мгновение на борт поднялся Суниатон, и египтянин поприветствовал его точно так же. Принесли кожаные мехи с водой, и двое друзей принялись с жадностью пить, утоляя жестокую жажду. Ганнон уже начал задумываться, не обмануло ли его предчувствие.
Вы из Карфагена?
Вопрос прозвучал вполне невинно.
Да, ответил Ганнон.
Вы туда ходите? спросил Суниатон.
Нечасто, ответил египтянин.
Его моряки захихикали, и Ганнон подметил, как они с вожделением глядят на золотые подвески на их шеях.
Сможете доставить нас туда? с достоинством спросил он. Наши семьи богаты и хорошо наградят вас, если мы будем в целости.
В самом деле? спросил египтянин, потирая подбородок.
Конечно же, заверил его Суниатон.
Повисло молчание, и Ганнон забеспокоился еще больше.
Что думаете, парни? наконец спросил египтянин, оглядывая собравшихся моряков. Следует ли нам идти в Карфаген и получить за труды хорошую награду?
Хрена с два, рыкнул один. Просто убить их, и дело с концом.
Награду? Скорее, нас всех распнут! крикнул другой.
Суниатон ахнул, и Ганнон почувствовал тошноту. Через распятие казнили худших из преступников. Другими словами, пиратов.
Насмешливо приподняв брови, египтянин поднял руку, и его товарищи притихли.
К сожалению, таких, как мы, не очень жалуют в Карфагене, сказал он.
Не обязательно в сам город, небрежно произнес Ганнон. Стоящий рядом Суниатон нервно кивнул. В любое поселение на нумидийском побережье.
Его предложение было встречено взрывом смеха. Ганнон изо всех сил старался не показывать охватившего его отчаяния. Глянул на Суниатона, но тот ничем не мог его подбодрить.
Допустим, мы на это согласимся, с ухмылкой продолжил египтянин. Тогда как нам заплатят?
Я встречусь с вами позже в любом указанном вами месте и прихвачу с собой деньги, краснея, ответил Ганнон. Он уже понял, что капитан пиратов над ним насмехается.
И, полагаю, готов поклясться в этом жизнью своей матери? с ухмылкой спросил египтянин. Если у тебя таковая есть.
Ганнон сдержал гнев.
Готов и поклянусь! ответил он.
И тут, застав его врасплох, египтянин сильно ударил ему в солнечное сплетение. Воздух с шумом вышел из легких юноши, и он согнулся от боли.
Хватит этой ерунды, резко подвел итог переговорам египтянин. Забрать у них оружие и связать.
Нет, еле слышно прошептал Ганнон, пытаясь выпрямиться, но его мгновенно схватили за руки. Он почувствовал, как сняли его кинжал, а спустя мгновение с его шеи сорвали золотую подвеску. Лишенный оружия и талисмана, который он носил с младенчества, Ганнон почувствовал себя нагим. То же самое случилось и с Суниатоном, а мгновение спустя он заорал от боли, когда у него из ушей вырвали золотые серьги. Пираты принялись драться за добычу между собой. Ганнон гневно поглядел на египтянина.
Что вы с нами собираетесь делать? спросил он.
Вы оба молодые и сильные. Выручим хорошие деньги на рынке рабов.
Пожалуйста! взмолился Суниатон, но капитан пиратов просто повернулся к ним спиной и ушел на корму.
Прищурившись, Ганнон плюнул ему вслед и тут же был вознагражден за это хорошим ударом по голове. Им крепко связали руки за спиной и бесцеремонно столкнули вниз, под палубу, где в тесноте сидели на двух рядах банок рабы-гребцы. Они ссутулились над вальками весел; места едва хватало, чтобы сидеть прямо. Двадцать пять рядов по два человека с каждого борта. В проходе посередине, у трапа, стоял другой раб, тот самый, распев которого разбудил Ганнона. У кормы располагалась тесная клетка с железными прутьями, где сидело около дюжины пленных. Ганнон и Суниатон переглянулись. Они тут не одни такие.
Снаружи было жарко, но здесь, из-за присутствия более чем сотни тяжело работающих людей, было просто нечем дышать. На появившихся воззрились безжизненные глаза рабов, но никто не сказал ни слова. И причина этому стала ясна очень скоро. Раздались шлепки босых ног по доскам, в трюме появился невысокий мужчина, толстый, как бочка. Друзья были выше его больше чем на голову, но у этого бритого здоровяка мышцы были как у греков-борцов, которых доводилось видеть Ганнону. На нем была лишь кожаная юбка, но от него исходило ощущение силы и власти, усиливавшееся зажатым в его руке кожаным бичом с навязанными на нем узлами. Покрытое шрамами лицо было грубым, будто высеченным из гранита, а его губы смахивали на узкую щель в камне.
Еще не придя в себя после удара, Ганнон не удержался и встретился взглядом с холодными и расчетливыми глазами надсмотрщика.
Свежее мясо, а? противным, гнусавым голосом спросил надсмотрщик.
Еще пара для рынка рабов, Варсакон, ответил один из их стражей.
Считайте, что вам повезло. Большинство пленников заканчивают свои дни на гребных банках, но сейчас у нас полный комплект, сказал Варсакон, махнув рукой в сторону заросших волосами исхудавших гребцов. Значит, будете путешествовать отдельно, со смехом добавил он, ткнув пальцев в сторону клетки.
Ганнон едва не задрожал от ужаса. Их участь будет ничем не лучше судьбы гребцов. Они окажутся в полной власти того, кто их купит.
Глаза Суниатона наполнились ужасом.
Мы можем оказаться где угодно прошептал он.
Он прав, подумал Ганнон. Ослабленный войной флот Карфагена более не контролировал запад Средиземного моря, уничтожая пиратов, а римляне пока не озаботились наведением порядка в открытом море. Есть лишь считаные порты, где корабли проходят строгую проверку. Они могут оказаться в Сицилии, Нумидии, Иберии. И, конечно же, в Италии. В каждом достаточно крупном городе есть рабовладельческий рынок. Ганнон почувствовал, как погружается в пучину отчаяния.
Варсакон! послышался сверху голос египтянина.
Командир? тут же отозвался надзиратель.
Прежний курс и скорость.
Слушаюсь, командир.
Пока Варсакон выкрикивал команды гребцам по правому борту, Ганнон и Суниатон остались без внимания. Рабы принялись за дело, налегая на весла и табаня, пока надзиратель не скомандовал остановиться. И тут же стоявший в конце прохода раб начал распев, задавая гребцам ритм.
Сделав дело, Варсакон снова поглядел на пленников. В его глазах появилось хищное выражение, которого до того не было.
Красивенький мальчик, сказал он, проведя короткими пальцами по предплечью Ганнона, сунул руку ему под тунику и ущипнул за сосок. Ганнон вздрогнул и попытался отодвинуться, но не смог, его все еще держали за руки.
Я предпочитаю тех, на ком побольше мясца, проговорил Варсакон и пошел к Суниатону, грубо схватил его за ягодицы и сжал. Суниатон попытался извернуться, но пираты его крепко держали.
Смотри-ка, поранился, сказал Варсакон, коснувшись кровоточащей мочки уха. А затем, к ужасу Ганнона, слизнул кровь с пальцев.
Суниатон завыл от страха.
Оставь его, ты, сын шлюхи, зарычал Ганнон, тщетно пытаясь освободиться.
А то что? шутливо спросил Варсакон. Здесь, под палубой, я хозяин, жестко добавил он. Делаю что хочу. Тащите его сюда!
Слезы бессильного гнева потекли по лицу Ганнона, когда он увидел, как друга подтащили к большой деревянной колоде, прибитой к доскам ближе к корме. Ее поверхность, размером с грудную клетку взрослого мужчины, была покрыта темными потеками, а у пола к ней были прибиты массивные железные кандалы. Сняв с Суниатона веревки, пираты рывком положили его на колоду лицом вниз. Он отчаянно извивался и брыкался, но врагов было слишком много. Спустя мгновение кандалы уже защелкнулись на его запястьях и лодыжках.
Варсакон подошел и встал позади него. Поняв, что сейчас произойдет, Суниатон завопил. Заорал еще громче, когда надзиратель достал нож и разрезал его штаны от пояса и до промежности. Потом Варсакон сделал то же самое с набедренной повязкой Суниатона, расхохотавшись, когда кончик лезвия задел тело и юноша вскрикнул от боли. Затем надзиратель сдернул разрезанную ткань, и его лицо перекосилось в похотливой гримасе.
Очень здорово, пробормотал он.
Нет! заорал Суниатон.
Ганнон был не в силах больше терпеть. Он начал брыкаться и извиваться изо всех сил, как необъезженный дикий конь. Поглощенные разворачивающимся спектаклем, державшие его пираты не ожидали такого, и Ганнону удалось вырваться. Мгновенно пробежав десяток шагов, отделявших его от Варсакона, Ганнон оказался позади надзирателя, который деловито расстегивал ремень, стягивающий его кожаную юбку. Юбка упала на пол, и надзиратель, удовлетворенно вздохнув, шагнул вперед, чтобы довершить дело.
Задыхаясь от ярости, Ганнон остановился и сделал единственное, что пришло в голову, замахнулся правой ногой и изо всех сил ударил Варсакона промеж ног. С громким шлепком сандалия Ганнона ударилась в мягкий жир, свисающий между ног надзирателя. Издав пронзительный вопль, Варсакон мешком рухнул на палубу. Ганнон зарычал от радости.
Как, понравилось?! заорал он, ударяя подбитой гвоздями подошвой по голове Варсакона.
Он успел еще несколько раз садануть пирата ногой, пока не подбежали остальные разбойники. Они обрушили на него град ударов, а затем Ганнон увидел, как один из них замахивается рукоятью меча. Попытался увернуться, но сделать это со связанными руками было сложно, и рукоять меча ударила ему по затылку. Перед глазами вспыхнуло, колени Ганнона подогнулись, и он ничком упал на лежащего на полу Варсакона. Снова посыпались удары, и он потерял сознание
Просыпайся!
Ганнон почувствовал, как кто-то толкнул его в бок. С трудом пришел в себя. Он лежал на боку, связанный, как курица, которую принесли на кухню. Все тело болело. Судя по всему, голове, животу и паху досталось больше всего. Было больно дышать. Два-три ребра сломаны, подумал Ганнон. Почувствовал во рту вкус крови и принялся осторожно щупать языком зубы. Все на месте, хвала богам, шатаются только два. И верхняя губа распухла.
Его снова толкнули.
Ганнон! Это я, Суниатон.
Юноша наконец-то смог сфокусировать взгляд на друге, лежавшем всего в паре шагов от него. К удивлению Ганнона, они находились на палубе на носу, под матерчатым навесом, замеченным ими еще на носу лодки. И, похоже, одни.
Ты несколько часов был без сознания, озабоченно сказал Суниатон.
Стало существенно прохладнее, вдруг понял Ганнон. В просвете между бортом и навесом он увидел оранжевого оттенка небо. Скоро начнется закат.
Жить буду, прохрипел он и потом начал вспоминать, что случилось. Ты как? Варсакон не
Он не закончил вопроса.
Суниатон скривился.
Я в порядке, пробормотал он и вдруг ухмыльнулся. У Варсакона теперь долго еще не встанет, сам понимаешь.
И хорошо! Хренов ублюдок, хмуро прошептал Ганнон. Почему же его люди меня не убили?
Они уже собирались, ответил Суниатон. Но
Услышав, как скрипнули ступени, ведущие на основную палубу, он умолк. Кто-то идет. Спустя мгновение рядом с Ганноном уже стоял египтянин.
Ты к нам вернулся, проговорил он. Хорошо. Человек, который долго не просыпается после такого битья, часто вообще не просыпается.
Ганнон бросил на него гневный взгляд.
Нечего на меня так смотреть, с упреком сказал египтянин. Если бы не я, ты был бы уже мертвецом. Не исключено, что тебя бы еще и трахнули, перед тем как убить.
Суниатон вздрогнул, но ярость Ганнона не знала границ.
И что, я должен быть благодарен?
Какой ты горячий, а? усмехнулся египтянин и присел рядом. Не то что твой друг.
Ганнон кивнул.
Попытаюсь продать тебя в гладиаторы. В домашнее хозяйство или для работы в поле ты не годишься. Встать сможешь?
Юноша позволил остальным помочь ему сесть. От режущей боли в груди его лицо перекосилось.
Что такое?
Ганнон поразился беспокойству египтянина.
Ничего. Может, пара ребер сломана, не больше.
И все?
Думаю, да.
Египтянин улыбнулся.
Хорошо. Я думал, что пришел слишком поздно. Это могло стать первым случаем, когда мелкие шалости Варсакона зашли слишком далеко.
Мелкие шалости? еле слышно спросил Суниатон.
Египтянин махнул рукой.
Обычно он довольствуется тем, что просто трахает какого-нибудь понравившегося ему беднягу. Раз по нескольку в день. Пока дело ограничивается этим, мне все равно. Это не снижает стоимости рабов при продаже. Но после того, что ты сделал, он бы вас обоих стер с лица земли. Мне плевать на его развлечения, но вот уничтожать ценный товар не следует. Поэтому вы здесь, пока я буду спать. У Варсакона есть ключ от клетки, и я не настолько ему верю, чтобы не предположить, что как-нибудь ночью он всадит вам нож между ребер.
Ганнону очень хотелось схватить капитана за горло и душить, пока тот не задохнется, тогда с его лица исчезло бы это самодовольное выражение. То, что он сохранил им жизни исключительно из-за денег, глубоко оскорбляло юношу. Но в глубине души Ганнон ничуть не удивился. Он сам однажды видел, как отец по той же самой причине приказал рабу перестать избивать мула.
Здесь лучшее место на корабле. Вы будете укрыты от солнца, и ветер не даст вам страдать от жары. Наслаждайтесь. Мы идем к Сицилии, а потом в Италию, бросил он, уходя.
В Нумидии или Иберии у нас, по крайней мере, был бы шанс отправить весточку в Карфаген, в отчаянии пробормотал Суниатон.
Ганнон с горечью кивнул. Вместо этого их продадут злейшим врагам их народа, они могут стать гладиаторами.
Не может быть, чтобы такое невезение ниспослал нам Мелькарт. Есть что-то еще, проговорил юноша, размышляя над тем, за что им досталась такая ужасная судьба. И тут же вспомнил, как уходил из дома.
Я дурак, ругнулся Ганнон.
Что такое? спросил Суниатон, удивленно глядя на него.
Я не попросил защиты у Танит, выходя из дверей.
Лицо Суниатона побледнело. Хотя Танит являлась богиней-матерью, она была самым главным божеством карфагенского пантеона. Кроме того, она была и богиней войны. Разгневать ее означало навлечь на себя риск жестокой кары.
Боги такое не забывают, сказал он, но быстро поправил себя:Ты всегда можешь попросить у нее прощения.