В путеводителях город Кортона охарактеризован как «мрачный» и «суровый». Но это не так. Расположение города на вершине холма, стены домов из массивного камня создают отчетливое ощущение вертикальности городской архитектуры. Резкие, угловатые тени зданий падают на землю по-евклидовски вертикально.
И невольно хочется выпрямиться. Жители города ходят неспешно, и у всех очень красивая выправка. Я только и говорю: «Посмотри, до чего прекрасна та женщина!», «Разве не великолепен этот мужчина?», «Взгляни на то лицочисто рафаэлевское». Вечером мы снова пьем эспрессо, на этот раз на другой площади. Мимо нас проходит женщина лет шестидесяти с дочерью и внучкой-подростком; они прогуливаются, взявшись за руки, солнце освещает их оживленные лица. Мы не знаем, почему свет здесь такой ясный, яркий. Может быть, это золотое свечение исходит от подсолнухов с окружающих полей? Три женщины выглядят спокойными, явно довольными жизнью. Эти лица стоило бы отчеканить на золотой монете.
А пока мы пьем свой кофе, доллар падает. По утрам мы обегаем все банки, проверяя выставленный в окне курс обмена валют. Когда надо быстро обналичить чеки путешественника для срочной покупки, скажем, на кожевенном базаре, курс валют не имеет такого значения, но мы-то покупаем дом с участком, и у нас каждая лира на счету. Даже при небольшом падении у меня в животе что-то обрывается. Мы ежедневно подсчитываем, на сколько дороже становится дом. Вы скажетесмешно, но я тут же прикидываю, сколько пар обуви можно было бы купить на эту сумму. До сих пор в Италии главными приобретениями для меня были туфли, такой у меня есть тайный грех. Иногда я привозила домой девять новых пар: красные из змеиной кожи на плоской подошве, сандалии, синие замшевые ботинки и несколько пар черных лодочек с разными каблуками.
Как и везде, банки здесь различаются процентом комиссионных, который они берут, когда приходит перевод из-за рубежа на большую сумму. Нам нужна передышка. Судя по всему, они получают значительную выгоду, ведь оплата чека в Италии может тянуться неделями.
Наконец нам преподносится урок того, как здесь ведутся дела. Доктор Карта, озабоченный завершением сделки, звонит в свой банк в Ареццо, в получасе ездыэтим банком пользуются его отец и тесть, потом звонит нам: «Приезжайте сюда, с вас совсем не возьмут комиссионных и выплатят вам сумму по официально объявленному тарифу, когда деньги прибудут».
Его сообразительность меня не удивляет, хотя все время, пока мы вели переговоры, он проявлял демонстративную незаинтересованность в деньгахон просто назвал свою высокую цену и не менял еe. Он приобрел эту недвижимость годом раньше у пяти старух-сестер из семьи землевладельцев в Перудже. По его словам, он собирался устроить тут место летнего отдыха для своей семьи, но они с женой получили наследстводом на побережьеи решили предпочесть его.
Так ли это или же он совершил сделку со старыми дамами в девяностых годах, а теперь собирает крупную сумму, чтобы купить собственность на побережье? Не подумайте, что я ему завидую. Просто он ловкий человек.
Доктор Карта, вероятно боясь, что мы откажемся от покупки, звонит и просит нас встретиться с ним в Брамасоле. Он подкатывает в своей «Альфа-164», одетый с головы до ног в «Армани». «Тут есть еще одно обстоятельство, он как будто продолжает только что прерванный разговор, пойдемте со мной, я покажу вам кое-что». Он ведет нас вверх на холм по каменной тропе, через душистый желтый ракитник. Вскоре мы стоим на самом верху, и перед нами разворачивается панорама долины, обзор на двести градусов, а внизуобсаженная кипарисами дорога и приятный глазу пейзаж: сплошные ухоженные виноградники и оливковые рощи. Вдалеке синий мазокТразименское озеро; справа силуэт Кортоны, красные крыши ясно очерчены на фоне неба. Тут выложенная плоскими камнями тропа расширяется. Доктор Карта торжественно оборачивается к нам: «Эта дорога была построена римлянами, она ведет прямо в Кортону». Солнце припекает. Теперь он говорит о большой церкви на вершине холма. Он указывает, куда могла дальше идти эта дорога: прямо через территорию Брамасоля.
Когда мы возвращаемся в дом, он открывает кран возле дома и плещет водой себе на лицо. «У вас будет в изобилии самая прекрасная вода, по сути дела, у вас будет собственная минеральная вода, она очень полезна для печени. Прекрасная вода!» Он ухитряется одновременно проявлять непритворный энтузиазм и изображать некоторую утомленность, он доброжелателен и чуть снисходителен. Подозреваю, что мы были слишком конкретны в разговоре о деньгах. А возможно, он решил, что мы невероятно наивны и воспринимаем сделку как законопослушные американцы. Он подставляет сложенные лодочкой ладони под струю воды, наклонившись, пьет, не снимая наброшенного на плечи хорошо скроенного льняного пиджака. «Воды хватит для бассейна, уверяет он. Постройте его там, откуда вы смотрели на озеро. Оттуда открывается вид прямо на то место, где Ганнибал победил римлян».
Нас приводят в восторг остатки римской дороги, проложенной через заросший полевыми цветами холм.
Мы будем ходить по ней в город, чтобы выпить кофе в конце дня. Доктор Карта показывает нам старое подземное водохранилище. Вода в Тоскане драгоценна, еe собирают по каплям. Посветив фонариком в отверстие, мы уже заметили в подземном водохранилище каменный арочный проем, очевидно, своего рода проход. На гребне холма, в водохранилище крепости Медичи, мы видели такую же арку, и смотритель рассказал нам, что секретный подземный ход для бегства из крепости ведет вниз по холму в долину, а потом к Тразименскому озеру. Итальянцы относятся небрежно к своим историческим руинам. Мне кажется невероятным, что частному лицу разрешается владеть такой древностью.
Когда я впервые увидела Брамасоль, мне тут же захотелось перевезти сюда свои летние платья и книги. Мы провели четыре дня с синьором Мартини, владельцем маленького темного офиса в тихом районе Кортоны, на улице Сакко и Ванцетти. Над рабочим столом висит его фотография в солдатской форме, предполагаю, времен службы у Муссолини. Он слушал нас, будто мы говорили на чистом итальянском. Когда мы закончили объяснять ему, что ищем, он поднялся и сказал: «Поехали». Хотя недавно ему прооперировали ногу, он вел нас по несуществующим дорогам, протаскивал через заросли колючек, показывая дома, о которых знал только он. Среди них были фермерские дома с просевшей крышей, расположенные далеко от города, но при этом невероятно дорогие. В одном доме сохранилась башня, построенная крестоносцами, но владелица заплакала и удвоила цену тут же, как только увидела, что мы заинтересовались всерьез. Другой дом был пристроен к соседским, и цыплята, получив полную свободу, носились из дома в дом. Во дворе валялось заржавевшее сельскохозяйственное оборудование и бегали свиньи. В некоторых домах было невыносимо душно, другие стояли прямо у проезжей части. К одному дому пришлось бы подводить подъездную дорогуон утонул в зарослях ежевики, и мы смогли только заглянуть в окно, потому что на пороге лежала свернувшаяся кольцами черная змея и категорически отказывалась уползать.
Мы поднесли цветы синьору Мартини. Поблагодарили его и попрощались. Казалось, он искренне огорчен нашим отъездом.
На следующее утро мы случайно столкнулись с ним на площади. Он сказал:
Я только что встретил доктора из Ареццо. Может быть, он захочет продать дом.
Дом оказался неподалеку от Кортоны.
Сколько? спросили мы синьора Мартини, хотя к тому времени уже знали, что он уклоняется от ответов на прямо поставленные вопросы.
Он ограничился словами:
Давайте сначала посмотрим.
Выйдя за город, он повел нас по дороге, которая идет вверх и сворачивает, огибая холм. Здесь он повернул на белую дорогу и через два километра вышел на длинный отлогий подъездной путь. Сбоку мелькнул придорожный киот, впереди замаячил трехэтажный дом с окном в раме из витого железа над парадной дверью и двумя пальмами по обе стороны от входа. Освещенный лучами солнца, фасад светился, переливался всеми оттенками лимонного, красного и терракотового цветов. Мы зачарованно умолкли. Нам показалось, что этот дом долго ждал нас.
Берем, заверните, пошутила я, пока мы пробирались сквозь сорняки.
Как и при демонстрации других домов, синьор Мартини не делал никаких коммерческих замечаний; он просто смотрел дом вместе с нами. Мы поднялись по крытой аллее, прогнувшейся под тяжестью обвивающих еe роз. Двухстворчатая парадная дверь пронзительно взвизгнула, как живое существо, когда мы еe распахнули. Стены дома, толщиной с длину моей руки, источали прохладу. Стекла в окнах вибрировали. Я, пошаркав ногой, разгребла наносы пыли и увидела под ними гладкие, хорошо сохранившиеся кирпичные полы. В каждой комнате Эд открывал окна, и нашему взору одна за другой представали прекрасные панорамы: кипарисы, волнистые зеленые холмы, отдаленные виллы, долина. В доме были даже две ванные комнаты. Пусть они не были в идеальном состоянии, но все же это были ванные комнаты, а мы насмотрелись всяких домов: кое-где напрочь отсутствовала водопроводная система. В этом доме не жили лет тридцать, и сад, заросший травой и усыпанный несорванными ягодами, казался уснувшим. Я заметила, что синьор Мартини осматривает участок оценивающим взглядом сельского жителя. Плющ обвил деревья и упавшие стенки террас. Синьор Мартини изрек только одно:
Много работы потребуется.
За несколько лет наших поисков, иногда необременительных, иногда до полного изнеможения, ни разу не случалось, чтобы дом так категорично сказал «да».
Но на следующий день мы уезжали и, услышав цену, с грустью сказали «нет» и отправились домой.
В следующие месяцы я время от времени в разговорах вспоминала Брамасоль. Я поставила его фотографию возле своего зеркала и часто мысленно прогуливалась по участку или комнатам. Домэто метафора человека, его духовной сути. Но в то же время это и вполне реальная вещь. А если дом в чужой стране, тогда все ассоциации, связанные с домами, становятся еще более значимыми. Незадолго до всех этих событий пришел конец моему длительному браку, чего я совершенно не ожидала, и мне пришлось вступать в новые отношения. Поэтому поиски нового дома я приравнивала к поискам новой себя, своей новой личности, которую предстояло сформировать. Когда осели пух и перья, летавшие после развода, у меня остались взрослая дочь, работа в университете на полную ставку (прежде я долгое время преподавала почасовиком) и скромный капитал ценных бумаг, а впереди ждала неизвестность. Хотя пережить развод было для меня тяжелее, чем смерть, у меня возникло странное ощущение, словно я вновь обрела саму себя, после того как долгие годы провела растворенной в семье. Меня тянуло окунуться в другую культуру, хотелось вырваться за пределы изведанного. Мне нужно было что-то физически объемное, что заняло бы место тех умственных усилий, на которые ушли годы моей прежней жизни. Эд полностью разделяет мою страсть к Италии, он тоже преподает в университете и пользуется преимуществом трехмесячного летнего отпуска. Здесь мы сможем заняться творчеством и реализацией разного рода проектов. Когда Эд за рулем, он обязательно сворачивает на интригующую узкую дорогу. Италиябесконечное поле для изучения: языка, истории, искусств. Интересных мест в Италии огромное множестводвух жизней не хватило бы везде побывать. И, поскольку мы иностранцы, наша новая жизнь может сформироваться под влиянием нового жилища и ритмов окружающей жизни.
На следующий год, весной, я позвонила одной женщине из Калифорнии, которая открывала в Тоскане свой строительный бизнес. Я попросила еe узнать про Брамасоль; вдруг его не продали и цена снизилась. Через неделю она позвонила мне после встречи с владельцем. «Да, он все еще продается, но, по особой итальянской логике, цена выросла, сказала она и пояснила: Доллар упал, а этот дом требует вложений».
И вот мы вернулись. К этому времени, тоже по особой логике, но своей собственной, я зациклилась на покупке именно Брамасоля. В конце концов, нас с Эдом устраивают местоположение, сам дом и участок, нас устраивает все, кроме цены. И я сказала себе: если дело только в одной этой мелочивперед!
Но все же дом стоит sacco di soldiкучу денег. Предстоят огромные трудности: восстановить заброшенный дом и участок. Протечки, плесень, разваливающиеся каменные стенки террас, осыпающаяся штукатурка, в одной ванной отвратительно пахнет, зато в другой есть металлическая сидячая ванна и треснутый унитаз.
Почему такая перспектива нас не отпугнула? Ведь, помнится, дома, в Америке, одна лишь необходимость сделать ремонт на кухне надолго выбивала меня из колеи. Дома мы, вешая картину, непременно отбиваем кусок штукатурки размером с кулак. Когда мы моем посуду в забитой до отказа мойке и в очередной раз забываем, что туда нельзя бросать даже лепестки от артишока, кажется, что осадок поднимается аж со дна залива Сан-Франциско.
С другой стороны: вот красивый дом возле римской дороги, на вершине холма высится этрусская (этрусская!) стена, в поле зрения находится крепость Медичи, видна гора Амиата, на участке сто семнадцать оливковых деревьев, двадцать слив и несчетное количество абрикосов, миндаля, яблонь, груш. Возле колодца пышно разрослись фиги. Возле парадного входа посажен лесной орех. Кроме того, поблизости расположен один из самых прекрасных городов из тех, что я видела. Просто безумие отказаться от покупки.
А если кто-нибудь из нас попадет под грузовик с картофельными чипсами и не сможет работать? Я перебираю в уме все болезни, которые мы можем подхватить. Одна моя тетка умерла от сердечного приступа в сорок два года, моя бабушка ослепла А если землетрясение разрушит университеты, где мы преподаем? А если упадут котировки ценных бумаг?
Я выскакиваю из постели в три часа утра и залезаю под душ, направляю в лицо струи холодной воды. Возвращаясь в кровать в темноте, на ощупь, я ударяю палец ноги о железную раму кровати. Боль пронзает все тело до позвоночника.
Эд, проснись, я сломала палец на ноге. Вставай скорей!
Он садится:
Мне как раз снилось, что я срезаю травы в саду. Шалфей и мелиссу.
Он ни разу не усомнился, что этот домчудо, что мы отыскали рай на земле. Он щелчком включает прикроватный светильник и улыбается мне. Мой разрезанный пополам ноготь свисает с пальца. Под ним расплывается пурпурное пятно. Я не могу ни оставить ноготь, ни сорвать.
Домой хочу, говорю я.
Эд накладывает мне на палец повязку.
Ты имеешь в виду Брамасоль? уточняет он.
Эта куча денег, о которой идет речь, была телеграфом отправлена из Калифорнии, но не дошла до пункта назначения. Как такое может быть, спрашиваю я в банке, деньги отправлены, они должны поступить моментально. Там снова пожимают плечами. Возможно, их задержал Главный банк во Флоренции. Дни идут. Из бара я звоню Стиву, моему брокеру в Калифорнии. Я кричу, в баре шумнотранслируют футбольный матч. «Ты должна проверить на месте, орет он в ответ. Отсюда деньги давно ушли. А ты в курсе, что правительство у нас сменилось сорок семь раз со времени Второй мировой? Эти деньги были вложены в беспошлинные облигации и быстро растущие фонды. Твои австралийские облигации заработали семнадцать процентов. Ах, ну да, у вас там сладкая жизнь».
Отель наводняют москиты (тут их называют zanzare), принесенные ветром из пустыни. Я ворочаюсь с боку на бок под простынями, пока кожа не начинает гореть. Я встаю среди ночи и облокачиваюсь о закрытое ставнями окно, воображая всех постояльцев отеля, которые сейчас спят, не выпуская из рук путеводителей и вытянув покрытые пузырями от долгой ходьбы ноги. У нас еще есть возможность отступить.
Побросать сумки в арендованный «Фиат» и сказать: «Прощайте». Поехать, месяц проболтаться на побережье Амальфи и уехать домой загорелыми и расслабленными. Накупить гору сандалий. Я уже слышу голос моего дедушки, постоянно внушавшего мне: «Будь реалисткой. Спустись с облаков». Он пришел в ярость, узнав, что я изучаю поэзию и латынь, что-то совершенно бесполезное. Ну, и о чем я думаю теперь? Покупаю заброшенный дом в стране, на языке которой не могу связать и двух слов. Он, вероятно, стер свой саван, переворачиваясь в могиле. У нас нет в запасе миллионов, которые поддержали бы нас, как парашют, если случится что-нибудь непредвиденное.
Откуда эта неодолимая тяга к приобретению домов? За моей спиной стоит длинная череда предков, которые открывали сумки, доставали оттуда лоскуты обивочного материала, цветные квадратики кафеля для ванной, образцы желтой краски семи оттенков и клочки цветастых обоев. «Какой у нее дом?» спрашивает моя сестра, и мы обе понимаем, что она хочет знать, что за человек эта «она». Я подбираю бесплатный справочник по недвижимости у дверей бакалейного магазина, когда отправляюсь куда-нибудь в отпуск, пусть даже недалеко от дома. Однажды в июне с двумя подругами я сняла дом на Майорке; следующим летом я жила в небольшом домике в Сан-Мигель-де-Альенде, где всерьез увлеклась двориками с фонтаном, спальнями, с балконов которых каскадом спадают побеги бугенвиллеи. Одно лето в Санта-Фе я начала поглядывать на сырцовые кирпичи, воображая, что стану жить на юго-западе, уснащать все блюда острым стручковым перцем, носить бирюзовые украшения в форме цветка тыквы, другой мир, другая жизнь. В конце месяца я уехала оттуда и больше никогда не хотела туда вернуться.