Мышецкий с удовольствием вспомнил:
И уж отечества призванье
Гремит нам: «Шествуйте, сыны!..»
Огурцов боком, вдоль стенки, втерся в кабинет и доложил, что отставленный вчера от службы санитарный инспектор Савва Борисяк сдержал свое слово и не покинул присутствия.
Что-с? поразился Мышецкий. Так и простоял всю ночь?
Хохол-то упрямый, ваше сиятельство.
Зовите городового, велел Сергей Яковлевич. Пусть он его выведет
Стороною Мышецкий пытался выяснить для себя, каким образом в Уренске собрался этот чиновный зверинец. Ипо выясненииперестал удивляться. Россия вышвырнула их со службы как жуликов, но Сибирь не приняла ихкак дураков (Сибирь ведь любит светлый, энергичный ум). Вот и получилось, что они застряли здесь, приворовались один к другому и желают только одного: чтобы их не тревожили! Мало того, эти чиновные помои просто выплескивались в Уренскую губернию, как в грязную лохань, в которую все сливать можно
«Без працы не бенды кололацы», утешился Мышецкий.
События начали развиваться в губернии с полудня, когда к присутствию со звоном подкатила роскошная коляска на резиновых шинах. Сергей Яковлевич видел в окне, как вышла из нее моложавая дама и, подобрав пышный турнюр платья, уверенно поднялась на крыльцо.
На вопрос Мышецкого, кто это, Огурцов ответил:
О-о, разве же вы не знаете? Это же Конкордия Ивановна, та самаяМонахтина!
И мой предшественник, покончивший
Да, да! поспешил Огурцов. Она самая!
Сергей Яковлевич повернулся к дверям, и двери вдруг сами распахнулись перед женщиной, открытые чьей-то услужливою рукой. Придерживая отвороты шубки, Монахтина прищурила красиво очерченные глаза; на персиковых щеках ее смешливо прыгали бархатистые мушки.
Князь, пропела она, еще издали протягивая ему свою пухлую руку. Я всю ночь молилась за вас, князь. Я понимаю, вы так молоды, и вам так трудно Преосвященный (о, я как раз от него) просил передать вам это!
Мышецкий прочел в записке, извлеченной из ридикюля:
«Приезжай, князь, наливки с кардамоном пробовать. А я ногами слаб стал. Совсем немощен. Почему ишо вчера не шел? Горд ты! Мне говорить надобно. Плохо все! Будь свят.
Мелхисидек ».
Сергей Яковлевич поразился двум вещам: безграмотности и настоятельности того тона, в каком была составлена эта писулька от архиепископа.
Благодарю вас, мадам. Чем могу служить?
Монахтина упала на стол лицом, и теперь князь видел ее молочный затылок с умилительной ложбинкой.
Как я несчастна, князь Спасите!
Что с вами, мадам?
Она подняла лицо, мокрое от слез, глаза сделались еще прекраснее; громадные серьги качались в маленьких ушках Уренской львицы.
Мне, куснула она платочек, грозит голодная смерть. Я знаювы так добры, князь, вы не откажете
Мышецкий смотрел из-под пенсненедоверчиво, холодно.
Вы разве так бедны? спросил он.
Я разорена окончательно Мой муж, этот гнуснейший мизерабль, завез меня в эту глушь и бросил! Я одна, совсем одна Доходов с именьишка никаких! Спасите!
«Чем черт не шутит», Мышецкий никогда еще не видел столько слез: они текли и текли, заливая прекрасное лицо.
Не надо плакатьсказал он, не надо Я еще не проверял отчетность своей кассы и потому могу предложить вам лишь ну, это!
Он выложил перед ней сто рублей:
Пока не могу помочь более
Конкордия Ивановна отгородилась от сторублевки ладонью, как при виде противного червяка:
Помилуйте, князь! Я приехала к вам на собственных лошадях, а вы даете мне эти жалкие Нет, нет!
Извините, мадам. Сергей Яковлевич самым спокойным образом спрятал деньги обратно. Я об этом не подумал Но я могу купить у вас фаэтон, и вы будете иметь верных три тысячи. Смерть от голода вам не грозит!
Монахтина встала и направилась к дверям. Мышецкий долго беззвучно смеялся, закрывая глаза ладонью. Потом протиснулся в кабинет Огурцов и робко заметил:
Простите, ваше сиятельство, но вы напрасно так
Кактак?
Ведь госпожа Монахтина не денег пришла просить: ей хотелось, чтобы вы обратили на нее благосклонное внимание!
Ну и что? вспыхнул Мышецкий. Я не желаю оказаться на положении моего предшественника, который Сами знаете, чем это кончилось! Велите закладывать лошадейя должен повидать его превосходительство.
Огурцов в смущении потоптался возле порога.
Договаривайте, разрешил ему Мышецкий.
Многоопытный чиновник (заслуживший крест в петлицу и геморрой в поясницу) ответил так:
Не мое это дело, ваше сиятельство, но Смотрите, как бы не обмишуриться!
Обмишуриться в чем?
Да еще ни один губернатор не мог управлять Уренской губернией, не заручившись прежде «дружбой» с Конкордией Ивановной Уж такие зубры из столиц наезживали, а только рога-то она им ломала! От этой женщины, как и от смерти, не скроешься
За стеною послышался шум, и появился городовой, прижимая к шишке на лбу пятачок: Борисяк не сдавался.
Я сам разберусь, сказал Мышецкий.
Санитарный инспектор стоял посреди зала на том же самом месте, на каком Мышецкий вчера его и оставил. Только ввалились глаза да посерело лицо упрямца. Стоял он, опираясь на палку, и сразу выкрикнул в сторону вице-губернатора:
Я сказал, что не уйду! Где же справедливость? Почему вы столь уверены в правильности своих решений? Я ведь, по правде говоря, даже ожидал вашего приезда. Вам не нравится грязь в Уренскетак я согласен, город загажен по самые крыши. Но только моя ли вина в этом?
Вы обмолвились, что ждали меня, напомнил Мышецкий.
Да, ответил Борисяк, мне казалось, что приедет образованный человек, который поможет мне навести порядок в городе. И вот теперь, когда я полон желания разгребать этот навоз, вы вдруг вышвыриваете меня на улицу! А вы Да как вам не стыдно, князь?
«Собственно, подумал Мышецкий, на основании чего я изгоняю этого человека? Исключительно на основании дурацкой бумажки, подсунутой мне вчера Ениколоповым!..»
И он спросил напрямик:
Скажите, Савва Кириллович, каковы у вас отношения с хирургом Ениколоповым, служащим в губернской больнице?
Безобразные, ответил Борисяк. Он презирает меня, считая недоучкой, в чем он, может, и прав!
Честно говоря, призадумался Мышецкий, я склонен выискивать правду на стороне оппозиции, поймите меня правильно.
И вдруг Борисяк взволнованно заговорил:
Вы напрасно считаете Ениколопова таковым. Это скорее пройдоха. Ради денег он вырежет вам грыжу, ради денег же он и зарежет кого угодно
Сергею Яковлевичу не хотелось погружаться в губернские сплетни, и он поспешно сунул инспектору свою руку:
Не будем муссировать этот вопрос дальше. Я уважаю вашу настойчивость, и мы будем служить вместе
Огурцов доложил, что лошади поданы, и предупредил:
Ваше сиятельство, Борисяк-то мужчина опасный. Говорят, в депо ходит, речи произносит У святого причастия, как появился в Уренске, ни разу еще не был!
Сергей Яковлевич хлопнул по столу:
Пожалуйста, Огурцов, без новостей с черного хода. Для собрания подобных сведений существует жандармское управление, а меня касается исключительно служба!..
Он отправился к Влахопулову, заранее комбинируя свои выводы. Конкордия Ивановна сейчас его даже не тревожила, но писулька от Мелхисидека припекала из кармана словно горчичник. «Ехать на подворье или не ехать?»мучился он по дороге.
По слухам Мышецкий уже знал, что губернатор добивался непонятной честибыть старостой уренского кафедрального собора. Причем Влахопулов грозился, что сразу же начнет ремонтот креста до подвалов. Но преосвященный с ремонтом не спешил, отчего и отношения с губернатором у него были натянутые.
«Ехать или не ехать?»раздумывал Сергей Яковлевич и, ничего не решив, появился перед Влахопуловым, который встретил его сдержанным рычанием:
Что вы там натворили, князь? Эдак вы мне всю губернию разгоните Говорят, один остолоп даже прохудил штаны от страху? Ха-ха-ха!
Мышецкий ответил без улыбки:
Ваше превосходительство сами изволили признать, что в губернии не всё благополучно. Я никому зла не желаю, руководствуясь единственно лишь выгодами по службе
Ну ладно, князь, ладно! До чего же вы, правоведы, поговорить любите А что, спросил он неожиданно, Конкордия Ивановна была у вас?
Была.
Вот б! восхищенно выругался Влахопулов, колыхаясь выпуклым животом. Ну и баба! Такую и озолотить не грех. Куда там до нее Матильде Экзарховне!
Она, очевидно, близка к архиепископу Мелхисидеку? спросил Мышецкий заинтересованно.
Еще бы, Мелхисидек души в ней не чает! А мы с нимвот так! Симон Гераклович потер один кулак об другой. Я бы этого блудодея во святости давно из Уренска выставил, да он собака-то не из моей псарни. Сам Победоносцев нашел его в какой-то дыре и до преосвященства поднял!
Мышецкий быстро прикинул в голове, какие выгоды можно извлечь из этой запутанной комбинации. Вывод был один: «Надо заехать к Мелхисидеку, поклон шеи мне не сломает!»
Вот что, князь, продолжал Влахопулов внушительно, я велел вчера нашему итальяшке
Чиколини? догадался Мышецкий.
Да, полицмейстеру. Чтобы он, черноротый, не вздумал пропускать переселенцев через город. Увижу хоть одного «самохода» на улицевелю городовым телегу ломать!
Отчего так строго? спросил Сергей Яковлевич.
Оттого, что в прошлом году был уже мор по губернии. Вы еще не знаете, князь, что такое холера! А потому я и велел: поймали «самохода»не жалей. Хватай с барахлом и сопляками, тащи в острог! Река вскроется, на баржу всех запреми пусть плывут с богом: дальше уже не моя губерния
Легок на помине, явился полицмейстер, держа узелок под локтем. Поклонился учтиво, развязал перед начальством тряпицу. Взору открылись черные ватрушки, прокаленные калачи, куски деревенского хлеба.
С базара я, сказал Бруно Иванович.
Ты чтопобираться ходил?
Чиколини снял фуражку, мелко закрестился поверх шинельки.
Начинается, возвестил он со вздохом. Неужели и в этом годе в Мглинском да Запереченском уездах пухнуть мужики будут? Асеять? И он опять закрестился
Мышецкий взял ватрушку, разломил ее пополам:
С морковкой, кажется Ну-ка!
Полицмейстер остановил его руку с поднесенной ко рту ватрушкой:
Остерегитесь, князь. Этот хлебчик кусается.
Сергей Яковлевич придвинул ватрушку к самому пенсне: колючие перья отрубей щетиной торчали поверх излома.
Спасибо, что предупредили. Я действительно не приучен к подобным вафлям.
Влахопулов сгреб в кучу хлебные куски, кликнул лакея:
Эй, выбрось! Да не скроши птицеподохнет!
Мышецкий протянул руку:
Нет, Симон Гераклович, такими кусками не бросаются
Зачем вам это, князь? сердито фыркнул Влахопулов.
Мне нужен точный анализ того, что содержится в желудке мужика нашей губернии Может, предложил Сергей Яковлевич, сразу откроем запасные магазины, чтобы выдать хлеб наиболее нуждающимся?
Как бы не так! Хлеб-то они всегда сожрать рады, а что сеять под яровые?
А скоро сеять, вмешался Чиколини. Тяжелый год
Все не передохнут, веско рассудил губернатор. Кто-нибудь да останется. А потом, глядишь, и новый урожай подоспеет Выкрутятся, не первый год!
На том и держимся, скуповато подчеркнул Мышецкий.
Чиколини звякнул шпорами перед Влахопуловым:
Позвольте высказать свое мнение?
Валяй! Умхорошо, а полтораеще лучше Ха-ха!
Как вы изволили распорядиться, я заставы перекрыл
Молодцом!
Только вот До лавок две семьи пропустил я. Издалека народец тянется, колесной мази купить негде Да и детишки!
Губернатор, побагровев, треснул кулаком по столу:
Ты что, в бараке еще не валялся? На Свищево поле тебе захотелось? На вот, возьми, подмажь колесной мазью
Он протянул Чиколини кукиш.
Ваше превосходительство, приосанился полицмейстер, не забывайтесь: я ведь тоже служил по артиллерии!
Ну, так на же тебена лафете!
И кукиш правой руки был водружен на «лафет» (ладонь левой руки) и поднесен к самому носу бедного Чиколини.
Узнаешь свою пушку? спросил помпадур грозно.
Мышецкий поднялся, завязал губернские хлеба в узелок и протянул его полицмейстеру.
Отнесете в коляску, велел он. Позвольте откланяться, любезный Симон Гераклович?..
В коляске они долго молчали. Чиколини, зажав меж колен обшарпанную «селедку», печально вздыхал. Потом признался:
Извините, князь. Мне так неудобно перед вами за эту грубую сцену. Был вот я до этого в Липецке
Ах, оставьте! поморщился Мышецкий. Скоро его заберут от нас. Повыше сядет.
Да кому он нужен-то? рискнул Чиколини откровенностью.
Не говорите так, возразил Сергей Яковлевич. Россия бедна талантами Лучше поговорим об Обираловке!
Что поделаешь, ответил Бруно Иванович. Уренск ведь место административной ссылки. Писал я уже! Куда не писал только, чтобы оставили в Уренске одних политических. С ними спокойнее, да и не мне, а жандармам возиться!
Это не выход, ответил Мышецкий. Сколько ни перекладывай грязный платок из кармана в карман, он все равно будет грязным. Здесь нужны разумные репрессалии!..
Примечания
9
Так называемый «третий пункт»пункт устава чиновной службы, по которому начальник мог уволить подчиненного без объяснения причин его отставки. Здесь и далее прим. автора.