Главного врача, ответила резко, вы найдете в Гостином дворе. Он больше занят лавками Если угодно, князь, я проведу вас к хирургу Ениколопову: он как раз заканчивает операцию.
Хорошо, согласился Мышецкий, ведите к хирургу!..
Ждать пришлось недолго: вошел крупный красивый мужчина и стянул скрипящую резину перчаток таким жестом, что Мышецкий сразу определил в нем барина. Не обращая вроде никакого внимания на вице-губернатора, Вадим Аркадьевич Ениколопов повелительно крикнул:
Даша! Где мое зеленое мыло?
Засученные до локтей руки его были мускулисты, чем-то приятны (даже для мужского глаза); из-под халата выглядывал краешек ослепительного воротничка. Отбросив от себя полотенце, Ениколопов прошел за стол, уселся напротив князя.
Спросил независимо:
Как вам понравилась наша губерния?
Боюсь, ответил Мышецкий, что здесь мне придется быть не столько губернатором, сколько командиром арестантских рот!
Задрав халат, Ениколопов извлек из панталон изящный золотой портсигар, в крышку которого был вправлен изумруд в виде подковы. Протянул его через стол Мышецкому:
Что вас больше всего поразило?
Даже не люди Но эта ужасная грязь, эти нечистоты! О чем думает санитарный инспектор?
Ениколопов покопался в столе, достал какую-то бумажку:
Санитарный инспектор Борисяк Он попал в инспекторы согласно вот этому диплому! Удостоверьтесь
Мышецкий с удивлением прочел, усеянный значками вопроса, документшедевр безграмотности:
«был адъюнкт-профессором материи, по увольнении же был переименован из студентов в лекари, откуда и поступил в штат полиции Бердичева, после чего получить степень доктора, но вскорости был отставлен за нетрезвость».
Вадим Аркадьевич с явным удовольствием проследил за впечатлением, произведенным на вице-губернатора этим «дипломом», и сразу же заговорилс апломбом, напористо, авторитетно:
Прежде ведькак? Врач был для мужика вроде карателя: приедет к больному, высечет его, даст лекарство и потребует денег за лечение. Теперь же мыпросто рядовые убийцы великой армии Медицины, но уже облеченные доверием общественности
Я не совсем понимаю вас, прервал его Мышецкий.
Объясню! четко выговорил Ениколопов. Лечение человекаэто когда врач использовал все достижения медицины, идущей ноздря в ноздрю с другими науками Мало того! Ужас врачевания в том, что от больных нет отбою, а я трачу на каждого не более десяти минут. Я выписываю рецепт, заведомо зная, что нужного лекарства в аптеке все равно не имеется! Так скажите же мнеразве я не убийца?
Каков же выход? спросил Сергей Яковлевич.
Выход? А кто вам сказал, что медицина область чисто научная?.. Нет, князь, эта область не столько научная, сколько социальная.
Я с вами не согласен, ответил Мышецкий.
А я вас заставлю согласиться Вы мне сейчас сказали, что вас поразил вид нечистот и грязи. У меня уже стены в больнице пропитаны миазмами. Это, наверное, и есть тот сказочный русский дух, которому так умиляются чистоплюи и про который в народе говорят: «Ну, братцы, хоть топор вешай!»
Мышецкий невольно рассмеялся:
Остро, остро Прошу вас, продолжайте!
Я повторяю, заключил Ениколопов, что медицина наука социальная, ибо она пытается излечить не болезни, нет! Она лечит лишь последствия нищеты, дурной пищи, издевательского отношения к людям и той кубатуры жилья, когда человек только единожды в жизни может растянуться свободно, да и тов гробу!
Ениколопов с треском положил на стол браунинг.
Вот, добавил он внушительно, без этой погремушки я не смею входить в холерный барак. Ибо на меня, на врачевателя, смотрят как на заведомого убийцу, которого хлебом не кормитолько дай поковыряться в кишках. Будто бы мне это столь интересно! Вот плоды нашей культуры. Почему на просвещенном Западе
Ну, то Европа, отмахнулся Мышецкий, улыбаясь.
В Европе, ответил Ениколопов, и самое слово «Европа» рифмуется иначе. А у нас, князь, к нему найдена очень точная рифма, что хорошо заметил даже стыдливый Тургенев
Они помолчали. Ениколопов остылубрал со стола оружие. Сунул его куда-то, но кудаМышецкий так и не заметил.
Вы зарегистрировали браунинг в полиции?
Ениколопов резко ответил:
Я и сам хорошо известен русской полиции
А что главный врач? уклонился в сторону Сергей Яковлевич. Я слышал, он держит лавку?
Его винить нельзя, ответил Ениколопов. Не дают лечить людей, так лучше аршинить ситцы!
Мышецкий поднялся:
Хорошо. Вы были столь энергичны в критике губернской медицины, что, надеюсь, у вас хватит энергии и на то, чтобы навести порядок в своей больнице.
Э, князь! Дело не в том, чтобы покрасить стены.
Что же касается санитарного инспектора Как его?
Борисяк, подсказал врач охотно. Савва Кириллович!
Да, вот именно! Борисяку более не служить вместе с нами. Найдем другого. В губернии должен быть отменный дух
Дух я вам обещаю. Вот наступит весна, подпалит солнце, прибудут «самоходы», как их называют, и дух будет крепкий!
Ничего, Вадим Аркадьевич, мы еще молоды
И, выходит, у нас впереди много времени, чтобы успеть принюхаться?
Сергей Яковлевич тихонько постучал пальцем по темлячку своей шпаги.
Не надо дерзить мне, попросил он мягко. Я, как и вы, Вадим Аркадьевич, принадлежу к числу людей, настроенных прогрессивно Сейчас в Москве, если не ошибаюсь, готовится очередной съезд врачей по вопросам гигиены, вы не желали бы на нем присутствовать?
Я слышал об этом, князь, почтительно ответил Ениколопов. Но, к сожалению, въезд в столичные города мне воспрещен.
Как?
Видите ли (Ениколопов смотрел на Мышецкого, не мигая), я член социал-революционной партии
За что же вы сосланы?
А разве этого недостаточно?
Но
Да, подхватил Ениколопов, были и причины! Я принимал участие в покушении на витебского губернатора.
Сергей Яковлевич закинул руки назад, покачался с носков на пятки, вздернул подбородок.
Вот как?
Почему-то он даже не был удивлен; ему только не нравилась улыбка на лице Ениколоповапочти издевательская, с наглецою в глазах.
Именно, князь, продолжал эсер (иногда врачующий, а иногда убивающий). У нас ведь как? Однитипография, другиеэкспроприации, а мне губернаторы! Губернаторы, ваше сиятельство, заключил он цинично, это моя партийная специальность!
Вы довольно откровенны, вспыхнул Мышецкий.
Но вы же довольно прогрессивны! ответил врач.
Сергей Яковлевич дал понять, что он собирается уходить. Немного замялся, ожидая поклона. Но поклона не было, и он повернул на выход, также не поклонившись.
Возле дверей, однако, задержался.
У меня просьба, сказал он. Велите открыть парадный подъезд. Терпеть не могу задворок.
И только тогда Ениколопов ему поклонился:
Вот это я обещаю вам, князь
6
Вечером он почти выпал из коляскиразбитый, усталый и отупевший от обилия впечатлений. Чиновники (в тугих мундирах, запаренные, голодные) из присутствия не уходилиждали его с душевным содроганием.
Сергей Яковлевич поднялся к себе, впервые скинул крылатку. Размял пальцы, сведенные за день в тесных перчатках. Огурцов затеплил перед ним ароматную свечу, чтобы освежить в кабинете воздух.
Спасибо, не сразу заметил услугу Мышецкий. Пусть же господа чиновники приготовятся Сейчас я выйду!
Огурцов шагнул, и его тут же швырнуло через три половицы.
Вычто, пьяны? С утра вы ходили ровнее.
Годы, ваше сиятельствоответил старый чиновник.
Сергей Яковлевич еще раз пробежал глазами «брульон», данный ему Мясоедовым; возле фамилий чиновников, заподозренных при ревизии, стояли отметки: «подл берет растленен низок!»
Ну, ладно. Мышецкий поднялся. Проведите меня
Электрическая станция работала скверно, лампы мигали, и в полумраке парадного зала безлико застыли уренские заправилы. Коротко приветствовав своих будущих сослуживцев, князь прошел вдоль шеренги выпуклых животов, впалых грудей, опущенных плеч и согнутых спин.
Лиц он почти не различал в потемках громадного зала, да, впрочем, и не желал их видеть, слишком свежи были впечатления дня: ночлежка, казарма для сирот, тюремный частокол, трущобы Обираловки, старуха на круглом столе и прочее
Господа, обратился Мышецкий, кто из вас губернский предводитель дворянства?
Ему объяснили, что господин Атрыганьев не присутствует здесь, ибо еще вчера соизволил выехать из города в имение.
Вчера? переспросил Сергей Яковлевич. Однако ему должно бы знать, что я приезжаю сегодня Ну, хорошо!
Мимо него потянулся ряд советников правления, Сергей Яковлевич миновал его без вопросов и пожеланий. Задержался лишь возле губернского прокурора.
Сударь, сказал он ему, сегодня я посетил вашу Бастилию Там я видел несчастных, которые (если можно им верить) не знают, за что сидят.
Да знают они, ваше сиятельство, всё знают, добродушно пояснил прокурор, Притворяются только
Вот как? Во всяком случае я советую вам наведываться в тюрьму почаще Разберитесь!
Прокурор забубнил что-то о тяготах своего положения, но Сергей Яковлевич уже походил к губернскому статистику:
Как вы организуете работу комитета?
Очень просто, ваше сиятельство. У меня есть графы: барановв одну графу, коровв другую. Для людей заведена у нас особая ведомость: бабв левую, мужиковв правую. А ежели, скажем, вот бревна или кирпич
На груди статиста покоился значок «XXX лет беспорочной службы», и Мышецкий остановил его:
Довольно!
Он вспомнил о Кобзевестатистик нужен; но решил не спешить: Ивана Степановича он прибережет. Всегда найдется более нужное. Более важное.
И махнул рукой, открещиваясь:
Бог с вами, можете продолжать Барановв одну, бабв другую. А-а, вот и вы, сударь!
Перед ним стоял, улыбаясь, как старому знакомцу, титулярный советник Осип Донатович Паскальтот самый, что первым засвидетельствовал сегодня свое почтение.
Мышецкий подвытянул из-за обшлага «брульон» сенатора: напротив фамилии Паскаля стояла жирная отметка«главный вор, но не уловляется».
Вы продовольственный инспектор?
Именно так, ваше сиятельство.
Паскаль склонился перед ним, но Мышецкий выговорил:
Спешу предварить ваше усердие. Со мною вы служить не будете.
Позвольте, ваше Верой и правдой
Не просите. Уже отставлены. По «третьему пункту»!
Осип Донатович Паскаль покинул шеренгу, бормоча вслух что-то о правосудии и о том, что он проживет и без службы. Да, он проживет и так, ничуть не хуже
Еще одна фигурамужчина в соку, только слабоват на ноги, даже штаны трясутся от страха.
Ваше место по службе, сударь?
Губернский инженер и архитектор Ползищев поклонник Ренессанса в титулярном чине!
Весьма приятно, господин Ползищев.
Глядя на него, Мышецкий вдруг вспомнил стихи Козьмы Пруткова: «Раз архитектор с птичницей спознался!»и не мог сдержать нечаянной улыбки. Так и отошел, ничего не сказав, чтобы не прыснуть.
Тюремный инспектор Уренской губернии.
«Ага, голубчик, попался».
Вон отсюда! гаркнул Мышецкий. Я не желаю видеть вас даже Прокурор! Выставьте его самолично за двери. Вы также повинны в том безобразии, которое сообща развели в остроге. Под суд отдавать буду!
В рядах чиновников кто-то прочел молитву: «Спаси, господи, люди твоея»
Следующая фигуратак себе, ничего особенного:
Советник казенной палатыТакжин, Гаврило Эрастович.
Заглянул в «брульон»: об этом господине ни дурного, ни хорошего. И тогда Мышецкий брякнул наугад:
Какие изобретены вами конкретные формы для пропитания голодающих в случае недорода?
Полная растерянностьего даже не поняли:
Питание, ваше сиятельство?
Ну да. Питание
Он повернулся к другому чиновнику.
Потулов, проскрипел тот. Многосемейный
Тоже по казенной палате? спросил Сергей Яковлевич.
Смолоду терплю, ваше сиятельство.
Очень хорошо. Вот вы мне и отвечайте!
Питания Ваше сиятельство, питания
Я слышал, солгал князь тут же, что вы отстроили для голодающих отличную столовую?
Даже в потемках было видно, что чиновнику стало худо: он посерел, как солдатское сукно.
Питания? спросил он, и в воздухе вдруг сильно запахло.
Вы что? заорал Мышецкий. Сдержаться не можете? Извольте оставить присутствие.
Повернулся к следующему:
Что вы машете руками? Кто вы такой, сударь?
И тот вдруг выпалил скороговоркой:
Федор Арсакид, князь Аргутинский, князь Персии, Армении, Грузии, Всероссийской и Византийской империй, Храмский, Лорисский и Синаинский, князь Рюриковой крови!
Без передышки, даже не запнулся, окаянный. Сергей Яковлевич снова извлек «брульон». Про этого господина было сказано, что он уроженец Уренска, куда был сослан его родитель за участие в великосветском бандитизме (знаменитая шайка князей и графов «Бубновый валет», ограбление ювелиров). Сам же он с явными признаками мании величия.
Выведите его! распорядился Мышецкий. Мне дураков не нужно. Дураков, да еще титулованных. Надо же так спятить.
Заключал собрание этого зверинца здоровенный детина. Еще молодой. Без мундира, в сюртучишке, в смазных сапожищах. Из-под ворота его выглядывала косоворотка. В руке же он держал палку, обожженную на костре, и Мышецкий произнес язвительно:
С каких это пор чиновники представляются начальству, имея вместо шпаги дубину?
Ответ был таков:
Я живу на окраине, ваше сиятельство. И мне шпагою от собак не отмахаться. Дубина-тосподручнее.
«Что ониздевается?»обозлился Мышецкий.
При будничной форме, начал князь, следует носить мундирный фрак или же двубортный сюртук, под цвет коего и брюки. А вы
У меня нет формы, ответил чиновник.
Надобно завести.
Но я беден, ваше сиятельство. А с обоза золотарей не наживешь чинов и палат каменных.
Сергей Яковлевич догадался, что перед ним тот самый санитарный инспектор, о котором говорил Ениколопов в больнице.
Так вы и есть Борисяк?
Да, князь. Честный сын честных родителей.
Мышецкий подался в сторону, говоря:
Придется мне огорчить ваших честных родителей: вы уволены мною от службы.
На основании?
Третьего пункта
И вдругвпервые раздался голос протеста:
Не имеете права! Почему вы так лихо распоряжаетесь людскими судьбами? Как вам не стыдно, князь, а еще образованный человек. Носите на груди значок кандидата правоведения!..
Не спорьте со мною!
Нет, уперся Борисяк, я буду спорить. И я никуда не уйду отсюда. Почему вы меня выкидываете со службы? Разве вы успели узнать меня?.. Я буду стоять здесь до тех пор, пока справедливость не восторжествует!
Тогда и стойте. Мышецкий повернулся к чиновникам:Уважаемые господа, вы остаетесь служить со мною. Отставленные уволены мною на основании третьего параграфа статьи восемьсот тридцать восьмой гражданского устава
Борисяк громко выкрикнул:
Не старайтесь прикрыться законностью!
Надеюсь, господа, будто не слыша, продолжал Мышецкий, что совместными усилиями мы приведем губернию в должный порядок
Чиновники расходились. Борисяк оставался один в пустом зале. Его зычный голос еще долго слышался Мышецкому, пока он спускался по лестнице. Губернский архитектор, стоя на крыльце, поджидал вице-губернатора.
У меня вопрос к вашему сиятельству, сказал он. Как вы относитесь к Ренессансу?
Мышецкий сел в коляску, закинул над собою кожаный верх.
Это очень печально, ответил он, но с сегодняшнего дня мне нет никакого дела до Ренессанса!..
Дома, раздеваясь в передней, Мышецкий заметил большой ящик, туго набитый чаем. Внутри лежали цибики, обтянутые шкурой, шерстью внутрь (китайская упаковка). По диагонали ящика шла броская надпись: «Иконниковыотец и сын».
Кто принес?
Ему ответили, что вот, мол, старик Иконников оказался столь любезен, что сразу же поздравил его с приездом.
Запаковать обратно! Кто смел принимать подарки? И отнести Иконникову нб домнемедля, сейчас же!..
Прошел в отведенную для него комнату, с трудом разделся. Уже засыпал, когда в стенку осторожно постучали и он услышал голос Саны:
Сергей Яковлевич, а мы с вами соседи!
Так закончился для него первый день, проведенный в Уренской губернии. Всю ночь ему снилась игра в рулетку.
Глава четвертая
1
До полудня в губернии ничего не произошло
Согласно полицейской справке, убитых в Уренске за прошедшую ночь не было, ограблено только пятеро. Мясо на базаре продается в пятачок фунт, десяток яиц за гривенник. В числе лиц, приехавших с утренним поездом, не значится ни одного, кто был бы достоин внимания со стороны власть имущих.