Плевелы - Валентин Пикуль 8 стр.


Мышецкий откланялся.

Запахнув крылатку, чтобы скрыть блеск мундира, он поудобнее уселся в коляске и смахнул испарину.

В присутствие,  наказал он кучеру.

Разговор с сановным Мясоедовым, обещавшим поддержку сената, а теперь встреча с этим «попугаем», открыто отпихнувшимся от дел губернии, сразу же укрепили в Мышецком уверенность.

«Господи,  взмолился он,  только бы сенат поскорее забрал Влахопулова под свое зерцало!..»

В губернском правлении, естественно, уже знали о прибытии нового вице-начальника. Сергей Яковлевич наспех посетил свой кабинет, провел пальцем по краю стола, оглядел мутные голые стены. Ни карты, ни картинкибудто каза­рма.

Секретарь канцелярии Огурцов, весьма потасканный чинуша лет пятидесяти, мигая красными, как у кролика, глазками, молча наблюдал за новым вице-губернатором.

Вы женаты?  спросил его Мышецкий.

Внуки уже, ваше сиятельство.

Тем более,  подчеркнул Мышецкий.  Стыдно являться на службу в таком затрапезе Чем у вас раздуты карманы?

Огурцов, не прекословя, вытащил из кармана громадную луковицу. Положил ее перед князем.

А что вы качаетесь?  присмотрелся к нему Мыше­ц­кий.

Походка такая с детства, ваше сиятельство,  ответил Огурцов почтительно.

Из-за дверей парадного зала уже доносился чей-то голос, возвещавший о его прибытии:

Камер-юнкер двора его императорского величества, вице-губернатор, его сиятельство князь Мышецкий!

Не скинув крылатки, он быстро направился к дверям.

Я заехал сюда,  выговорил князь Огурцову,  чтобы предупредить: ни один чиновник не смеет покинуть управы, пока я не объеду губернские учреждения Передайте им мою волю и отключите телефон! Что же касается просителей, которых я видел у подъезда, то мне сегодня не до прошений!..

На улице коляску его догнал чернявый офицер. Запыхавшись, вскочил без приглашения на подножку.

Полицмейстер,  назвал он себя.  Чиколини Бруно Иванович Счастлив быть в вашем распоряжении!

Не нужно,  ответил Мышецкий, и полицмейстер спрыгнул с подножки в грязищу мостовой, уныло поплелся на мостки тротуара.

Однако у первого же полицейского участка Сергей Яковлевич остановился и поманил к себе вислоухого писаря, шагавшего куда-то в новеньких галошах поверх валенок.

Вы служите в этом участке?

Непременно,  откликнулся парень.

И местный уроженец?

Сызмала при сем городе состою.

Тогда садитесь. Будете сопровождать

Уселись они рядком, взмахнул кучер плетью:

И-эх, зале-етныя грра-абят!

И на Уренскую губернию, доживавшую последние часы в счастливом покое неведения, вдруг обрушился оглушительный смерч.

2

Первый удар был нанесен по богоугодным заведениям: ненависть к этому миру крохоборства и ханжества Мышецкий вынес еще со скамьи училища правоведения, справедливо считая, что призрение вдов, сирот, калек и убогихдело казенное и серьезное, а не частное и копеечное.

Что вы знаете о доме для сирот?  спросил Мышецкий.

А там сироты,  мудро ответил случайный попутчик.

Я не об этом В основномчьи это сироты?

А «самоходы» оставляютпереселенцы. Сами-то мрут, а мелюзгу ейную, чтоб не попрошайничали, значица, одна барыня собирает. Знатная барыня!..

Проезжая мимо ночлежки («Ночлежный дом г-на советника коммерции Иконникова»), князь Мышецкий велел остановиться, решил заглянуть и сюда. В тесной каморке смотритель со своей бабой, украшенные оба симметричными синяками, миролюбиво дули чаек с блюдец, расписанных пышными розами. Со стены грозно взирал на супругов боевой генерал Кауфман, покоритель азиатов, и махал длинной сабелькой.

Не знаю я, не знаю,  заговорил смотритель, ошалевший от появления князя.  И ничего-то мы здесь не знаем Вот хозяин придет, тогда уж.

На дворе ночлежки кисли лужи застоявшейся мочи. Вдоль забора, посеянные грядками, вспухали под солнцем зловонные экскременты, и над ними кружили первые зеленые мухи.

Г?  показал Мышецкий рукою в перчатке.

Не знаю я, ничего-то не знаю Дело хозяйское!

Сергей Яковлевич заглянул в помещение ночлежки. Высились ряды неоструганных нар, задернутых ситцевыми занавесками. По углам валялось тряпье и рвань, разило клоповником. Стены были расписаны похабщиной.

Как хозяин,  бубнил смотритель,  от его попечений А я не знаю, и не велено знать!

Покидая ночлежку, Мышецкий прочел у дверей объявление: «За одну ночьпять копеек». Он быстро прикинул количество мест на нарах, надбавил на тесноту, свойственную русскому человеку, и в уме сложилась немалая сумма.

Я,  сказал он,  мог бы и не служить более, имей я только такую ночлежку!

Не знаю я, ослобоните, ваше сиятельство

Из разговора с полицейским писарем Сергей Яковлевич выяснил, что Иконников, владелец чайной фирмы, ведет торг через Кяхту, имеет одного сына, который отправлен учиться за границу.

«Я его придавлю,  решил Мышецкий,  сам убежит за границу»

Коляска остановилась перед домом сирот. Мышецкий стремительно вошел в переднюю, зацепившись за двери шпагой. Какие-то приживалки в сером, как мыши, с писком шарахнулись от него по своим насиженным норам.

Князь повернулся туда, сюдани души, пустые коридоры, только откуда-то снизу, словно из преисподни, доносился неровный гул.

С трудом отыскал кабинет начальницы. Плоскогрудая, очень высокая дама, в длинной шелковой юбке и белой блузке, встретила его под громадным портретом герцога Петра Ольденбург­скогопокровителя всех сирых и несчастных.

Полное имя этой почтенной дамы звучало несколько опасно для русского языка:

Бенигна Бернгардовна Людинскгаузен фон Шульц!

С тактом женщины, бывавшей в свете, она выразила свою радость по поводу нанесенного ей визита, но князь Мышецкий, терпеливо выстояв под этим ливнем ее любезности, вдруг огорошил начальницу вопросом:

Скажите, Бенигна Бернгардовна, как дети умудряются выговаривать ваше имя?

О!  не смутилась дама.  Это очень просто: мы не сажаем вновь поступившего ребенка за стол, пока он не разучит правила поведения и мое имя, князь!

Я бы посоветовал вам, госпожа Людинскгаузен, все-таки сменить ваше имя и отчество на более удобопроизносимые.

Вы изволите шутить, князь?

Отнюдь Я вам заявляю серьезно: изберите для себя хотя бы педагогический псевдоним Где сейчас находятся дети? Чем занимаются? Покажите мне списки детей, выбывших из приюта за последнее время

Начальница сиротского дома подчеркнуто-вежливо предъ­явила ему тетрадку, в которойс немецким педантизмомбыло точно указано, кто и когда забрал ребенка из приюта. Оказалось, что в Уренске было немало заботливых тетенек и дяденек, которые частенько забирали детей из приюта; назывались эти добряки по-разному: корь, дизентерия, скарлатина.

Так,  сказал Мышецкий, закрывая тетрадку.  Я вижу, что мне, вступая в должность, следует сразу же начать с расширения погоста.

Не говорите мне так,  скуксилась дама.  Я сама ошень страдала

Страдать мало, надо как-то бороться Впрочем,  поднялся Мышецкий,  что я вам говорю прописные истины? Вы и сами знаете: детисамая живая связь между людьми. Уберите детейи человечество распадется!

Он замолчал и навострил ухо, прислушиваясь:

Что это за странный гул все время снизу?

Бенигна Бернгардовна пояснила, что дети организованным строем отправляются сейчас на обед в столовое помещение. Зажав треуголку под локтем (он был в парадном), Мышецкий предложил начальнице провести его в столовую.

С удовольствием, князь. Сиротки будут так рады!..

Что-то не заметил Сергей Яковлевич на лицах детей особой радости, когда они его увидели. За длинными столами, безликие и одинаковые, как солдатики, стояли они в ожидании команды. Надзиратель с замашками фельдфебеля (рожакак бурак, кровь с алкоголем) хрипло командовал:

Садись!.. Отставить Кто там за хлеб хватат? Неча, дождись, пока я скажу Все твое будетсожрать ус­пеешь!

Госпожа Людинскгаузен выжидающе наблюдала за Мышецким.

Они такие потешные,  сказала она.  Особенно малыши.

Охотно верю вам,  согласился Сергей Яковлевич.  Им как раз и место в казарме

Он заметил, что один стол был пуст,  куски хлеба на нем были урезаны вполовину доли. От этих мисок, выровненных по линейке в длину стола, от гнутых ложек веяло чем-то печальным, и князь Мышецкий невольно насторожился.

А кто обедает за э т и м столом?  спросил он, и призмы его пенсне вдруг сошлись на лице госпожи Людинскгаузен.

О,  завертелась та, как червяк под каблуком,  здесь стол тут дети обедают после других!

Что это значит?

Почтенная дама кинулась искать спасения во французском языке, но от волнения сама не заметила, как перескочила на немецкий. Князь не принял его, повторив свой вопрос на чисто русском. Тогда, из вежливости, она поддержала его на великом языке Пушкина и Толстого, но вице-губернатор вдруг припер ее к стенке словами:

Без працы не бенды кололацы Ведите меня!

И она засеменила с ним рядом, шелестя юбкой, стараясь пробиться через стекла пенснек глазам его, смотревшим в глубину коридора жестко и сурово.

Князь, я вас не поняла Что вы сказали, князь?

Где эти дети?

Она была вынуждена довести его до конца коридора, где на дверях висела весьма красноречивая картинка: ночной горшок, над которым парила в пространстве величавая розга.

Вы неплохо рисуете, мадам,  съязвил Мышецкий.

Как умею Вы все шутите, князь!

Сергей Яковлевич толкнул дверь, и в нос ему двинуло непрошибаемым ароматом аммиака. В полутемках жались к кроватям отверженные дети. Мышецкий приподнял одеяло на одной из коек: так и есть, он угадалголые железные прутья, для приличия покрытые дранинкой, и повсюду этот запах.

Его даже мутило. Он повернулся к начальнице.

Сударыня,  вежливо произнес Мышецкий,  а вы никогда не мочились под себя в самую счастливую пору своей жизни?

Лицо начальницы пошло багровыми пятнами, нос ее заострился, и только сейчас Мышецкий понял, какой страшной мегерой может быть эта дама в злости.

Это ужасно О чем вы говорите, князь?

А я вот был грешен. Как и эти несчастные дети

Он вдруг нагнулся и цепко схватил заверещавшую от испуга девочку лет пяти-шести. Задрал ей платьицеконечно, штанишек на ней не было. А бледная попка ребенка была вся прострочена розгами.

Этого было достаточно.

Смотрите!  кричал Мышецкий, уже не выбирая выражений.  Как вам не стыдно?.. Это же задница будущей жены, будущей матери Детей надо лечить, не лениться будить их по ночам, а не драть их, как штрафованных солдат!

Как вы смеете?  вспыхнула начальница, оскорбленная.

Мышецкий опустил девочку на пол.

Я смею,  сказал он, переходя на французский.  Вам нельзя доверить даже собаки. Кто поручил вам воспитание детей?

Вы спрашиваете меня?

Именно вас, сударыня

Она выскочила в коридор, часто засыпала именами:

Я тридцать лет прослужила в Гатчинском сиротском институте Великая княгиня Евгения Максимовнаперстень с бриллиантом за непорочную службу Его высочество принц Ольденбургскийзолотая табакерка с алмазом!

Начальница задыхалась от унижения, но Мышецкий осадил ее властным окриком:

Перестаньте рассыпать передо мной свои туалетные драгоценности! Я знаю этих людей не хуже вас И я сегодня же буду телеграфировать в четвертое отделение собственной его величества канцелярии, чтобы отныне вас и на пушечный выстрел не подпускали к детским учреждениям!

Ax!  сказала Бенигна Бернгардовна, уже готовая к обмороку.  Ах, ах как жестоки вы!

Прекратите юродствовать,  безжалостно добил ее Мышецкий.  И будет лучше для вас, если вы покинете губернию, вверенную моему попечению

Он вернулся в коляскуего трясло от бешенства.

Погоняй!  крикнул он.  В тюрьму

3

Смотритель тюрьмы капитан Шестаков, старый вояка с медалью за сидение на Шипке, встретил Мышецкого в острожных воротах. И ворота были предусмотрительно открыты, и медаль начищена.

Скажите, капитан, вас предупредил о моем прибытии полицмейстер Чиколини Так ведь?

Точно так,  не стал врать смотритель.

Ну, и вы,  продолжал Мышецкий,  конечно же, успели все приготовить как нельзя лучше?

Старый служака подтянул шашку, поскреб в затылке.

Эх, ваше сиятельство,  сказал он с упреком,  сколько ни меси грязь, а она все едино грязью и будет. Чего уж там! Смотри себе как есть. Все равно пропадать

На тюремном дворе, огражденном частоколом из заостренных кверху бревен, Мышецкого оглушил разноязыкий гам. Тюрьма оказалась (по примеру восьмидесятых годов) «открытого типа». В пределах частокола раскинулся шумливый майдан. Прямо на булыжниках двора грязные, обтерханные бабы варили щи и кашу. Повсюду сновали дети и подростки, а навьюченные тряпьем арестанты-барахольщики звонко предлагали свой товар:

Купить сменить продать!

Отовсюду неслись многоголосые завывания; преобладала гортанная (с «заединой») речь восточных «чилявэков»:

Хады на мой лявкам. Бэры тавар завсэм дарам!..

Шестаков нагнал вице-губернатора, подсказал сбоку:

А вот там, ваше сиятельство, галантерейный ряд. Чего и в городе неттак здесь, пожалуй, все купишь

Ну ладно, капитан. Проведите по камерам.

Из душных клеток, в которых сидели подследственные, неслись надорванные сиплые голоса:

Господин, господин, на минуточку!

Эй, барин, не оставь в милости

Тепляков убил, Тепляков, а меня-то за што?

Красавчик, золотко, угости папироской

Когда прокурор приедет, сволочи?

Сударь, а сударь! Вы же интеллигентный человек

Мышецкий подошел к одному старику:

Давно сидите, отец?

С осени самой, мил-человек, как замкнули здесь.

За что вас?

Не знаю, голубь.

Но судить-то вас за что хотят?

Слово какое-тоне сказать мне

Они снова спустились на двор, и Мышецкий спросил:

И много у вас, капитан, здесь таких с осени?

Хватает,  отозвался смотритель.

Политических преступников нет?

Сейчас нету, а скоро пригонят партию. С ними, ваше сиятельство, тоже хлопот полон рот. Больно уж господистые, слова им не скажи Паразиты проклятые!

Шестаков подвел его к частоколупоказал на сгнившие бревна, шатко сидящие в подгалой земле:

Вот, ваше сиятельство, хоть к самому господу богу пиши: никому и дела нет до ремонта! А ведь весна грянет, так опять «сыр давить» будут

Давить сыр?  не понял Мышецкий.  Что сие значит?

А вот соберутся всем скопом, на забор навалятся, сомнут его к черту набок и разбегутся куда глаза глядят. Долго ли и повалить гнилушку!

А часовые?  спросил Мышецкий.

Эх, ваше сиятельство, что часовые!  сокрушенно вздохнул тюремщик.  Они же ведь тоже люди, жить хотят. У каждого в городедетишки, огород, баба, гармошка, машинка швейная Стреляютверно! Да только поверх котелков

Не целясь?

Какое там Попробуй стрельни в туза, так из-за угла пришьют ножиком!

Сергей Яковлевич невольно улыбнулся.

Если мне,  сказал он,  суждено когда-либо сесть в тюрьму, то я, капитан, хотел бы сидеть именно в вашей!

Шестаков не понял иронии:

Боже вас сохрани и помилуй Я-то уж насмотрелся!

Мышецкий принюхался к сковородному дыму:

Блины пекут А сколько числится у вас, капитан, арестантов на сегодня?

Утром было сто шестьдесят пять.

Постройте их

С криками и матерщиной, размахивая «хурдой» и дожевывая куски, арестанты нехотя вытянулись колонной вдоль двора. Солдаты пересчитали их, шпыняя в бока прикладами.

Ну, сколько?  спросил Мышецкий.

Шестаков стыдливо признался:

Да неувязочка вышла провались оно всё!

Сбежали?

Сто девяносто восемь три десятка лишних!

Сергей Яковлевич в удивлении поднял плечи:

Что-то я не понимаю вас, капитан. Насколько мне известно, из тюрем обычно убегают. А у вас наоборотв тюрьму вбегают. Что-либо одно из двух: или очень хорошо в тюрьме, или очень плохо на свободе?

Шестаков не стерпел выговора. В отчаянии разбежался вдоль частокола и начал крушить базарные ряды, поддавал ногой кипящие самовары, разносил напрочь острожную галантерею.

Передавлю всех!  орал он, беснуясь.  Тетка Матрена, ты опять к своему татарину пришла? Забирай блины свои Акулька? А ты за каким хреном приволоклась? Залечи сначала свой триппер Знаю я вас, таких паскудов!

Арестанты весело хохотали. Мышецкий тоже посмеивался.

Разгромив торговлю, Шестаков оправдывался:

Ваше сиятельство, рази же с этим народом сладишь? Бывает, и жалко их, стервов, а бывает, и зло берет Рази же это люди? Матрена, я кому сказалвыставляйся отседа!..

Назад Дальше