* * *
Роза проснулась рано, встала, оделась и вышла через боковую дверь гаража доктора Хеншоу. Было еще очень рано, и автобусы не ходили. Роза пересекла весь город пешком и оказалась у дома Патрика. Она шла через парк. Вокруг памятника Англо-бурской войне резвились и скакали две борзые, а рядом стояла пожилая женщина, держа в руках поводки. Только что взошедшее солнце играло на светлых собачьих боках. Трава была мокрая. Цвели белые и желтые нарциссы.
Дверь открыл взъерошенный Патрик, в пижаме в серую и бордовую полоску. Он сонно хмурился:
Роза! Что случилось?
Она не могла ничего выговорить. Он втянул ее в квартиру. Она обняла его, спрятала лицо у него на груди и драматическим голосом сказала:
Патрик, пожалуйста, можно я не буду выходить за тебя замуж?
Ты заболела? Что случилось?
Пожалуйста, можно я не буду выходить за тебя замуж? повторила она еще менее убедительно.
Ты с ума сошла.
Неудивительно, что он так подумал. Ее голос прозвучал ужасно неестественно, глупо, вкрадчиво. Стоило Патрику открыть дверь и предстать перед Розой во плотисонные глаза, пижама, она поняла, что пришла свершить нечто чудовищное и невозможное. Ей придется объяснить Патрику все, и, конечно, она не могла этого сделать. Она не могла объяснить ему свою насущную нужду. Не могла найти нужный тон голоса, выражение лица.
Ты расстроена? Что случилось?
Ничего.
Как ты вообще добралась?
Пешком.
Розе хотелось в туалет, но она противилась этому позыву. Ей казалось, что визит в уборную как-то ослабит убедительность ее позиции. Но она больше не могла терпеть. Она даровала себе свободу. И сказала:
Погоди минуту, мне надо в туалет.
Когда она вышла, Патрик включил электрочайник и отмерял растворимый кофе. У Патрика был смирный и растерянный вид.
Я еще не проснулся толком, сказал он. Так. Садись. Первым делом скажи мне, у тебя ПМС?
Нет.
Но она тут же огорченно поняла, что да и что он может об этом догадаться, потому что месяц назад они беспокоились из-за ее задержки.
Ну хорошо, если у тебя не ПМС и тебя ничего не расстроило, тогда что все это значит?
Я не хочу замуж, сказала она, струсив перед жестокостью слов «Я не хочу замуж за тебя».
Когда ты это решила?
Давно. Сегодня утром.
Они говорили шепотом. Роза посмотрела на часы. Было несколько минут восьмого.
Когда встают остальные?
Часов в восемь.
Молоко для кофе у тебя есть? Она пошла к холодильнику.
Тихо, не хлопай дверцей, предостерег Патрик, но было поздно.
Извини, сказала она странным, глупым голосом.
Мы с тобой ходили гулять вчера вечером, и все было хорошо. Сегодня утром ты приходишь и заявляешь мне, что не хочешь замуж. Почему ты не хочешь замуж?
Просто не хочу. Не хочу замуж, и все.
А чего ты хочешь?
Не знаю.
Патрик пристально и строго смотрел на нее, отхлебывая кофе. Он, который когда-то вымаливал у нее признание«Ты меня любишь? Правда любишь?»теперь даже не упомянул о любви.
Зато я знаю.
Что?
Я знаю, кто тебя надоумил.
Никто!
О нет. Спорю на что угодно, это доктор Хеншоу.
Нет.
Некоторые люди о ней не очень хорошего мнения. Они считают, что она оказывает влияние на девушек. Она не любит, чтобы девушки, которые живут в ее доме, встречались с парнями. Верно ведь? Ты же сама мне говорила. Она не хочет, чтобы они были нормальные.
Ничего подобного.
Роза, что она тебе сказала?
Ничего она мне не говорила! Роза расплакалась.
Точно?
Ох, Патрик, ну послушай меня, пожалуйста, я не могу за тебя выйти, пожалуйста, я не знаю почему, не могу, прости меня, поверь мне, я не могу, лепетала Роза, рыдая, и Патрик со словами: «Ш-ш-ш! Соседей разбудишь!»не то вынес, не то выволок ее из кухни к себе в комнату.
В комнате Роза села на кровать. Патрик закрыл дверь. Роза прижала руки к животу и стала раскачиваться взад-вперед.
Роза, да что такое? Что случилось? Ты больна?
С тобой так тяжело об этом разговаривать!
О чем?
О том, о чем я только что с тобой говорила.
Я тебя спрашиваюу тебя что, туберкулез нашли или еще что-нибудь?
Нет!
Может, у тебя в семье какая-то болезнь, о которой ты мне не рассказала? Наследственное безумие? заботливо спросил Патрик.
Нет! Роза продолжала раскачиваться и рыдать.
Так что же тогда?
Я тебя не люблю! Я тебя не люблю. Я тебя не люблю. Она упала на кровать и зарылась головой в подушку. Прости. Прости меня. Я ничего не могу поделать.
Через минуту-другую Патрик сказал:
Ну что ж, не любишьзначит не любишь. Я не могу тебя заставить. Голос звучал натужно и зло, и это не вязалось с разумным смыслом слов. Я просто не могу понять, знаешь ли ты, чего хочешь. По-моему, нет. По-моему, ты понятия не имеешь, чего хочешь. Ты просто не в себе.
Мне не обязательно знать, чего я хочу, чтобы знать, чего я не хочу! сказала Роза, перевернувшись лицом вверх. Это придало ей смелости. Я тебя никогда не любила.
Ш-ш-ш. Соседей разбудишь. Давай закончим этот разговор.
Я тебя никогда не любила. И никогда не хотела любить. Это все ошибка.
Хорошо, хорошо, я понял.
Патрик был так бледен, что родимое пятно казалось раной, и от этого Розе только еще сильнее хотелось говорить.
Почему я обязана тебя любить? Почему ты делаешь вид, что если я тебя не люблю, значит со мной что-то не так? Ты меня презираешь. Ты презираешь мою семью и мое происхождение и думаешь, что собираешься меня осчастливить
Я тебя полюбил, сказал Патрик. Я тебя не презираю. О Роза! Я тебя боготворю!
Ты тряпка, сказала Роза. Ты ханжа.
Эти слова доставили ей огромное наслаждение, и она соскочила с постели. Ее переполняла энергия. Это было еще не все. У нее в запасе были ужасные вещи.
Ты даже не знаешь толком, что делать в постели! Я хотела сбежать с самого начала. Но мне было тебя жаль. Ты не смотришь, куда идешь, ты вечно все опрокидываешь только потому, что тебе плевать, ты не хочешь ничего замечатьтак ты поглощен собой. И еще ты вечно хвалишься, и это у тебя получается ужасно глупоты даже хвалиться не умеешь, если бы ты по правде хотел произвести впечатление на людей, ты бы так никогда не делал, а ты так хвалишься, что все над тобой смеются!
Патрик сел на кровать и посмотрел на Розу снизу вверх. Лицо его было открыто для любых ее слов. Она хотела все сильней бить его словами, говорить вещи все хуже и хуже, безобразней и злее. Она сделала вдох, набрала воздухучтобы остановить все то, что поднималось сейчас в ней, и не дать ему выйти наружу.
Я не хочу тебя видеть больше никогда в жизни! злобно сказала она. Но у двери повернулась и произнесла:Прощай.
* * *
Патрик написал ей записку: «Я не понимаю, что произошло в тот день, и хочу поговорить с тобой об этом. Но я считаю, мы должны подождать две недели и посмотреть, что будет».
Роза совсем забыла, что надо вернуть ему кольцо. Выйдя тем утром из многоэтажного дома, где располагалась квартира Патрика, Роза обнаружила, что кольцо до сих пор у нее на пальце. Она не могла вернуться, а посылать кольцо почтой не хотелаоно было слишком ценное. Она продолжала его носитьглавным образом потому, что не хотела рассказывать доктору Хеншоу, что случилось. Получив записку Патрика, Роза обрадовалась. Она сможет отдать ему кольцо, когда они встретятся.
Она думала о том, что сказал Патрик про доктора Хеншоу. Конечно, в этих словах была доля истины, иначе почему Розе так не хочется рассказывать доктору Хеншоу о расторжении помолвкитак не хочется выслушивать разумные одобрительные слова доктора, ее сдержанные поздравления, в которых сквозит облегчение?
Она сказала доктору Хеншоу, что решила не встречаться с Патриком, пока готовится к экзаменам. Видно было, что даже эта весть доктору приятна.
Роза никому не сказала, что ее положение изменилось. Она не только от доктора Хеншоу хотела это скрыть. Ей хотелось, чтобы ей по-прежнему завидовали: это чувство было для нее так ново.
Она попыталась понять, что ей делать дальше. Оставаться у доктора Хеншоу она не могла. Казалось очевидным, что раз она сбежала от Патрика, то должна бежать и от доктора Хеншоу. Ей не хотелось также оставаться в университете, где все знают о ее расторгнутой помолвке. Девушки, которые ее поздравляли, будут говорить, что с самого начала знали: ее триумфэто ненадолго, Патрик на самом деле не для нее. Ей придется искать работу.
Заведующий библиотекой предложил ей работу на лето, но, вероятно, по протекции доктора Хеншоу. Возможно, как только Роза съедет от доктора, предложение потеряет силу. Роза знала, что сейчас ей нужно не к экзаменам готовиться, а бегать по городу, ища работуклерка в страховой конторе, телефонистки в компании «Белл», продавщицы в универсальном магазине. Эта мысль ее напугала. Роза продолжала готовиться к экзаменам. Учебаэто единственное, что Роза умела. В конце концов, она не кто-нибудь, а студент-стипендиат.
В субботу, работая в библиотеке, она увидела Патрика. Это произошло не случайно. Роза спустилась на нижний этаж, пытаясь бесшумно ступать по спиральной железной лестнице. Среди стеллажей было место, где она могла стоять почти в полной темноте и смотреть, что происходит в закутке у Патрика. Она так и сделала. Его лица не было видно. Она видела его длинную розовую шею и старую рубашку из шотландки, которую он носил по субботам. Его длинную шею. Его костлявые плечи. Он больше не раздражал Розу и не пугал ее: она была свободна. Она могла смотреть на него как на любого другого человека. Могла оценивать его. До сих пор он вел себя достойно. Не пытался взять ее на жалость, не запугивал ее, не осыпал просительными письмами и телефонными звонками. Не стал приходить и сидеть на пороге дома доктора Хеншоу. Он был достойным человеком, но он никогда не узнает, как Роза к этому отнеслась, как она за это благодарна. Теперь она стыдилась за все, что тогда наговорила. Тем более это была неправда. Ну, почти все неправда. Он знал, что делать в постели. Розу так тронул вид Патрика, привел ее в такое кроткое и мечтательное расположение души, что ей захотелось подарить ему что-нибудьнежданное сокровище. Сделать так, чтобы он больше не был несчастен.
Тут ей представилась картина, которая неотразимо на нее подействовала: она бесшумно подбегает к закутку Патрика, обнимает его сзади за шею и возвращает ему все. Примет ли он ее дар? Вдруг он всего этого больше не хочет? Роза представила себе, как они, плача и смеясь, объясняются между собой, прощают. Я тебя люблю, я тебя правда люблю, все хорошо, я вела себя ужасно, я не хотела, я просто сошла с ума, я тебя люблю, все хорошо. Это было чудовищное искушение, которому она едва могла противостоять. Ей хотелось броситься стремглав. С утеса в пропасть? Или в теплые объятия мягкой травы и цветов? Роза не знала.
В конце концов она не смогла устоять перед искушением. И сдалась.
* * *
Потом, пересматривая этот эпизод своей жизни и обсуждая его с другимиибо Роза, как большинство наших современников, прошла через период свободного обсуждения своих самых интимных решений с друзьями, любовниками и незнакомыми гостями на чужих приемах и они делали то же самое по отношению к ней, она говорила, что ею овладело дружеское сочувствие, что она не вынесла вида беззащитно склоненной шеи. Потом она проанализировала ситуацию более глубоко и стала говорить, что это все жадность, жадность. Она говорила, что подбежала к Патрику, повисла у него на шее, развеяла его подозрения, целовала его, плакала и вернулась в прежнюю роль лишь потому, что не знала, как будет жить без его любви и его обещания о ней заботиться; она боялась окружающего мира и не могла придумать никакого другого плана на дальнейшую жизнь. Когда же она мыслила в терминах экономики или беседовала с людьми, которые мыслили так же, то говорила, что выборэто роскошь, доступная лишь представителям среднего класса. Будь у нее деньги на билет до Торонто, ее жизнь обернулась бы по-другому.
Ерунда, говорила она еще позже, это все ерунда, настоящая причина в тщеславии, чистое тщеславие и больше ничего, она хотела воскресить Патрика и вернуть ему счастье. Узнать, по силам ли ей это. Она не могла отказаться от возможности так испытать свои чары. Затем она объясняла, что заплатила за это сполна. Говорила, что они с Патриком прожили в браке десять лет, и за это время сцена первого разрыва и примирения периодически повторялась, причем Роза говорила Патрику все те же слова, что и в первый раз, и многое другое, что приходило ей в голову. Она надеется теперь, что не рассказывала собеседникам (но подозревает, что рассказывала) о своей привычке биться головой о столбик кровати и о том, как расколотила соусницу, швырнув ее сквозь окно столовой; о том, что она была так испугана содеянным, чувствовала такое отвращение к себе, что потом лежала в кровати, тряслась и просила и умоляла Патрика о прощении. Которое он ей даровал. Иногда она кидалась на него; иногда он бил ее. На следующее утро они вставали рано и готовили особый завтрак. Садились за стол, ели яичницу с беконом и пили фильтрованный кофе, измотанные, растерянные, пристыженно заботясь друг о друге.
«Как ты думаешь, что провоцирует эту реакцию?»спрашивали они друг друга.
«Может, нам куда-нибудь поехать отдохнуть? Вместе?»
«Или по отдельности?»
Напрасная трата усилий, лицедейство, как выяснилось потом. Но тогда это помогало. Успокоившись, они говорили, что большинство женатых пар наверняка проходит через то же самое. И действительно, по-видимому, среди их знакомых такое бывало абсолютно у всех. Патрик и Роза не могли отделиться друг от друга, пока не ранят друг друга достаточно сильно, почти насмерть. И пока Роза не пойдет работать и не начнет сама зарабатывать деньги. Так что, возможно, главная причина их ссор была весьма банальной.
Иногда Роза думала, но никому никогда об этом не говорила, что причина была не в жалости, не в жадности, трусости или тщеславии, но в чем-то совершенно ином, в некой картине счастья, возникающей у нее в голове. После всего, что Роза открывала собеседникам, об этом она рассказать не могла. Что весьма странно, и Роза не в силах объяснить этот феномен. Она не имеет в виду, что в их браке были и обычные, мирные периоды, длинные, заполненные суетой отрезки домашнего ремонта, отпуска, семейных обедов, хождения по магазинам и беспокойства из-за болезни ребенка. Она имеет в виду, что иногда, без причины и без предупреждения, счастье или возможность такового заставали их врасплох. Как будто они оказывались в иной шкуре, хотя и точно такой же на вид, словно в тени их обычных «я», едва заметные, существовали другой Патрик и другая Роза, лучезарно добрые и невинные. Может быть, именно этого Патрика Роза увидела, освободившись от него и незаметно заглянув в его закуток в библиотеке. Может быть. Нужно было там его и оставить.
* * *
Она знала, что увидела именно этого Патрика; знает теперь, потому что это случилось еще раз. Она оказалась среди ночи в аэропорту Торонто. Они с Патриком уже лет девять как развелись. Роза к этому времени стала известной телеведущей, и бо́льшая часть населения страны знала ее в лицо. Она интервьюировала политиков, актеров, писателей, прочих знаменитостей и множество обычных людей, сердитых на правительство, полицию или профсоюз за какую-нибудь несправедливость. Иногда она беседовала со свидетелями странных явлений, с людьми, видевшими НЛО или морских чудовищ, с авторами необычных рекордов, владельцами необычных коллекций или с людьми, соблюдающими какой-нибудь причудливый старинный обычай.
В этот раз она была одна. Ее никто не встречал. Она прилетела из Йеллоунайфа, и ее самолет опоздал. Она была измученная и помятая. Она увидела Патрикаон стоял спиной к ней у прилавка в кофейне. На нем был плащ. Патрик отяжелел за эти годы, но Роза все равно его сразу узнала. И испытала все то же чувствочто с этим человеком ее что-то связывает, что, проделав некий магический, но вполне осуществимый трюк, они смогут найти друг друга и начать снова доверять друг другу и что она, Роза, может запустить это волшебствонужно лишь подойти, коснуться его плеча, осыпать его внезапным счастьем.
Конечно, этого она делать не стала. Но все же остановилась. Она уже стояла, когда он развернулся, направляясь к одному из пластмассовых столиков с вогнутыми сиденьямиони располагались кучкой перед прилавком кофейни. Худоба и потрепанная одежда ученого, чопорно-авторитарный вид исчезли. Патрик как-то разгладился и наполнилсяпревратился в модно одетого, приятного, ответственного, чуть самодовольного мужчину. Родимое пятно выцвело. Роза подумала о том, какой измученной и потасканной выглядит самамятый плащ, длинные седеющие волосы свисают на лицо, под глазами размазана вчерашняя тушь.