Наконец-то Литвинскому сообщают, что он может катиться на все четыре стороны - у следствия нет к нему вопросов. Оно и понятно. Как ни крути, а причина крушения вертолета очевидна - ошибка пилотов. Да, КВС был против последней высадки, а Семенов и Кирьянов настояли, и их вина в этом тоже есть. Но решение принял пилот. За что и поплатился. Если сомневался - надо было посылать к черту Семенова и лететь на базу. Ну, да что теперь говорить. Претензии предъявлять не к кому, да Артему и не хочется, собственно.
Впрочем, претензии предъявлять будут, это совершенно очевидно. Родные погибших наверняка сочтут подозрительным список выживших в крушении - оба гида и организатор. И в то, что это в большей степени стечение обстоятельств - того, что вертушка упала именно носом вниз, а они садились в вертолет последними, как и положено гидам, и, соответственно, оказались на самом верху, вряд ли кто-то поверит. Наверняка, будут искать виноватых. Живых виноватых. В свое оправдание Артем мог бы сказать, что они могли бы спасти еще одного-двух человек. Могли бы... вдвоем с Кирьяновым.
Но вот чего Литвинский совершенно не признавал, так это сослагательного наклонения. И никогда не оправдывался. Тем более, вины его здесь не было. Только на душе было все равно очень скверно.
Однако, ему нужно решать свои насущные проблемы. Он остался в чем есть, ни денег, ни документов - все это там, в шале, на базе. Есть, правда, телефон, но он замерз ночью на горе. И изволил "издохнуть". А когда у Артема появилась возможность зарядить его... Первый же звонок.
- Тема?!
- А ты кого рассчитывал услышать?
- Блядь, Литвин... - и пауза. Виталий даже не знает, что сказать. Уже потерял надежду услышать голос друга. Он дозванивался Артему с того самого момента, как в новостях появилась информация о крушении вертолета в районе Медвежьего Клыка. А о том, что Литвин должен быть в составе той группы, он знал - говорили накануне с Артемом по телефону. Звонил на мобильный и слушал о недоступном абоненте. Звонил туда, на базу - там тоже ничего не знали. И теперь вот, когда он вновь, безо всякой надежды, набрал этот выжженный клеймом в голове номер - гудок! И голос... Темкин голос...
- Я тоже рад тебя слышать, Ковалев.
- Сука ты, Литвин...
- Вижу, соскучился...
Виталий даже злиться не может. Ни злиться, ни радоваться. Только опустошающее чувство облегчения: живой!
- Артем... - выдыхает глубоко, голос слушается плохо. - Возвращайся, а? Приезжай. Чтобы я мог тебя собственноручно придушить!
- От такого соблазнительного предложения невозможно отказаться, - усмехается Артем. Потом серьезнеет: - Приеду. С делами тут закончу и вернусь. Все равно здесь сейчас делать нечего.
- Хорошо. Ждем. Ты как? Целый?
- Целый, целый, - успокаивает друга Артем. Они знакомы не один год, многое вместе пережили. И о том, что чувствовал Виталий все то время, когда не знал о его судьбе, тот может не говорить вовсе. Артем это знает сам, чувствует в паузах, в интонациях, в этой нарочитой грубости. Артем это знает, потому что прекрасно представляет, что бы чувствовал сам, будь он на месте Витальки.
Ему выдали бесплатный билет на поезд. Правда, от железнодорожной станции как-то надо будет добираться до базы, но это уже проще. Наймет такси, по приезду расплатится - в шале у него деньги есть. Перед отъездом решил навестить Сашку. И когда шагал по коридору больницы...
- Темка!!!
На него налетают сзади, женские руки обхватывают поверх его рук, между лопаток утыкается нос и что-то хлюпает неразборчиво. Люська?!
Люська. Он, в конце концов, умудряется повернуться, но она его все равно не отпускает, ревет, уткнувшись в грудь. И ему приходится обнять ее, гладить по волосам. Да, она тоже переживала. Не столько за него, сколько за Сашку, но все-таки...
Стоят так довольно долго, поток людей - врачи, медсестры, пациенты, посетители - обтекает равнодушно их с двух сторон, удостаивая изредка любопытными взглядами. Больница - это такое место, где чужим горем, чужими неприкрытыми эмоциями трудно кого-то удивить. Наконец, Людмила финально шмыгнула носом, прерывисто вздохнула. Подняла на Артема зареванное лицо. И вдруг, неожиданно, мокро и щекотно клюнула его в щеку.
- Ээээ...За что?
- За все! - шмыгнула еще раз Люся. - За Сашу.
- Давно приехала? - Артем не хочет говорить на эту тему.
- Нет.
- Сашку видела?
- Да.
- А я как раз к нему. Как он?
- Плохо, - вздыхает Людмила. - Говорит... с трудом. Отключается постоянно.
- Ну, хоть в сознание пришел! Когда я его последний раз видел, он валялся в реанимации бревно бревном.
Люда пихает его в бок - несильно и незлобно.
- Сашка не помнит ничего. С того момента, как вертолет упал.
- Да там и не было ничего интересного, - Артем по-прежнему не хочет говорить об этом. Не сейчас. Слишком много он за последние двое суток говорил об этом. Совсем не с теми людьми. - Ты на чем приехала?
- На машине.
- Меня обратно заберешь?
- Конечно, Темка.
_____________
Сезон у них сам собой заканчивается на пару месяцев ранее положенного срока. Но - начальник в больнице в тяжелом состоянии, огромный отрицательный резонанс истории с крушением "вертушки", и поэтому они официально заявляют о закрытии сезона. Настроение у него стабильно скверное.
Именно в таком настроении он и вернулся. Вернулся, условно, домой. Ковалев его даже встретил в аэропорту. И обнял крепко-крепко, будто только так мог поверить, что - живой. Все-таки живой.
- Ну что, поехали? Таня с Лизой там пирог пекут. В честь твоего приезда.
- Поехали. А куда? Где живешь-то?
- Все там же. В нашей квартире. Таня и Лиза со мной.
- Слушай, ну а я-то там каким боком?
- Обыкновенным, - Ковалев раздраженно отбирает у Артема рюкзак. - Давай, помогу.
- Нет, я там вам мешать буду...
- Не будешь! - отрезает Виталий. - Мы живем в одной квартире! И все. Спим раздельно, даже в разных комнатах. Так что твое место на диване рядом со мной вакантно.
- Блин... С тобой? Ты же храпишь!
- А ты пинаешься! И иногда разговариваешь во сне.
Квартира встретила их упоительным запахом свежей выпечки, который деморализует любого мужчину, будь он хоть трижды экстремал. Радостным воплем Лизы. Господи, неужели помнит его? Он думал, что маленькие дети быстро все забывают. И тихими слезами Тани на его плече. Что-то слишком часто рядом с ним женщины плачут в последнее время. На душе стало еще поганее.
- Ну, все, пошли на кухню! - командует Татьяна, незаметно вытирая непрошеные слезы. - Пирог только что из духовки.
После, уже вечером, когда Таня с Лизой легли спать, он под дежурный коньяк рассказывает Виталию о том, что случилось на Медвежьем Клыке. И на сопредельной вершине, которая очень верно была названа Фак. Это полный, мать его, Фак! По-русски говоря, пиз*ец!
Ковалев слушает молча. Не переспрашивает, потому что понимает. Понимает все. Разливает еще по сто коньяку.
- Помянем?
Артем молча кивает. Замахивают, не чокаясь. Закусывают остатками курника.
- А все-таки не зря мы Кирьянову не доверяли. С гнильцой человек оказался.
Артем так же молча кивает.
- Слушай... Ты же себя не винишь?
- Нет.
- Ты сделал все, что мог!
- Я знаю.
Виталий пересаживается рядом, на диван, обнимает друга за плечи.
- Темыч... Надо забыть. Надо! Ты выжил, это главное. Спас человека! Давай, брат, переживи это и иди дальше. Ну, ты же знаешь это не хуже меня! Ну?!
- Знаю. Но забыть... трудно.
- Надо!
- Я знаю.
- Еще раз скажешь "Я знаю", получишь в зубы! Я знаю, что тебе нужно! Напиться!
Виталий даже помог ему реализовать свое рационализаторское предложение. И они так обстоятельно подошли к приведению в исполнение этого плана, что спать завалились одетыми. И обоим было абсолютно пофигу, что один храпит, а другой пинается во сне.
______________
- Слышь, академик, я тебе работу нашел!
- А кто сказал, что она мне нужна? - Артем отложил в сторону книгу, выжидательно уставился на друга.
- Я сказал, - Виталий плюхнулся рядом на диван. - Сколько можно уже целыми днями валяться и читать... - протянул руку, взял книгу. - Ого, уже и Борхес в дело пошел!
- Я могу съехать хоть сегодня, - ровно произносит Артем.
- Вот только не надо мне тут характер демонстрировать! Подростковый период у тебя вроде давно позади!
Артем хмурится, но молчит.
- Темыч, ну помоги мне, а?
Литвин вздыхает, спускает ноги с дивана.
- Ну, рассказывай, что у тебя за беда приключилась.
- Да дармоеды эти... фашисты проклятые!
- Кто?!
- Кто-кто... Ученые! Экологи, мать их! Вечно шастают, замеры какие-то проводят... Исследователи херовы!
- А тебе они чем мешают?
- Так они ж с завидной регулярностью где-нибудь вляпываются... в трещину провалятся... тупо заблудятся... ежики в тумане. Етить их! А нам потом иди... спасай их!
- Ты говоришь уже как истинный спасатель, - усмехается Литвин.
- Но-но! Нас уважать надо! И чтить!
- Все... Ты потерян для общества, Ковалев. Ладно-ладно, - произносит примирительно Артем, видя, что Виталька готов разразиться гневной тирадой. - При чем тут только фашисты, я не понял?
- Так немцы же! Ну и еще французы. И итальянцы, кажется. Смешанная группа, короче. Приходили к дяде Федору за разрешением и согласованием маршрута.
- И что? Разрешил?
- Конечно. Им нельзя запрещать. Это же экологи, мать их! Гринпис чертов! Сразу крик подымут, что мы информацию скрываем. Что у нас тут ядерные захоронения, не иначе.
- Ну а я тут при чем? Им проводник нужен?
- Как бы ни так! Они ж, сука, самостоятельные. Все сами знают! Им шерпа* нужен.
- Шерпа? - недоверчиво переспрашивает Литвин. - Хочешь, чтобы я поработал лошадью?
- А что? - Ковалев хлопает друга по плечу.- Отличная из тебя лошадка получится. А то ты застоялся что-то... в стойле.
- Знаешь, что-то мне...
- Не ной! Во-первых, развеешься! Во-вторых, ответственности на тебе ноль, ты всего лишь носильщик, твое дело - груз тащи да разговоры разговаривай. В-третьих, они платят щедро, и в твердо конвертируемых еврейских деньгах. Так что не вижу причин отказываться. Заодно и мне поможешь - присмотришь за этими европейскими идиотами.
- Ковалев, с каких это пор ты такой ксенофоб стал?
- Слышь, ты?! Хорош выпендриваться! Вот, держи, - сует в руки Артему бумажку, - это номер их начальника. Бруно, вроде, его зовут. Позвони, договорись. Скажешь, что ты от спасателей.
- Договорись? - Артем смотрит на клочок бумаги в своей руке. - На каком языке, интересно? Я же по-немецки ни гу-гу.
- Они по-нашему чешут - будь здоров! Не в первый раз приезжают. Даже материться научились. Ой, - Виталий вдруг смеется, - попроси Бруно сказать "Блядь". Оборжешься!
- Плят! - звонко произносит от дверей Лиза.
- Виталий! - угрожающе несется с кухни.
Друзья начинают хохотать одновременно.
_______________
Шерпа* - вообще-то это народность такая, обитающая в Гималаях, в окрестностях Джомолунгмы. Зарабатывают на хлеб трудом высокогорных носильщиков. Ну а на сленге так называет наемных носильщиков грузов в общем.
Глава 13. С рюкзаком за плечами.
Бруно оказался совершенно нордического типа здоровяком. Руководитель экспедиции экологов являлся владельцем истинно арийского профиля, ухоженной бороды и совершенной неприличной на русский слух фамилией Йобст.
Однако, на деньги действительно не скупился, что, в общем-то, было понятно, учитывая, сколько они хотели тащить с собой груза. "У нас много оборудования", -снисходительно пояснил он Артему. Он был снисходителен и вальяжен весь. Предварительная беседа показала, что наниматель и нанимаемый не испытывают друг к другу ни малейшей взаимной симпатии. Что не помешало Литвину принять предложение, а Бруно - заплатить тому аванс. Договорились о времени, обговорили детали и разошлись. До следующего утра.
__________
Литвин топал последним, что было неудивительным, если принять во внимание стосорокалитровый рюкзак за плечами, набитый под завязку. Судя по всему, господа ученые взяли с собой целую передвижную лабораторию. Передвижную усилиями Артема, разумеется.
Созерцая величие ослепительно-белых вершин вокруг и вдыхая холодный чистый воздух, Артем не мог не признать - Ковалев был все-таки прав. Литвин был благодарен Виталию за то, что оказался участником этой небольшой экспедиции. Он успел уже соскучиться по горам. А, учитывая тот факт, что ему не надо было ломать голову и нести ответственность за ученых мужей, которые, вопреки мрачным прогнозам Виталика, оказались вполне подготовленными и адекватными людьми, да еще и прекрасно говорящими по-русски, Артем просто получал удовольствие от похода. Немного ныла спина, но так вес рюкзака способствовал. Ничего, Артем крепкий, справится.
Поэтому Литвинский неспешно шагал замыкающим в группе и разглядывал тех, кто шел впереди. Разглядывал, размышлял, делал выводы. Прямо перед ним шел итальянец, Косимо Фабретти. Коллеги называли его Коко. Всем своим обликом Коко отнюдь не походил на ученого. Внешность его была такова, что бдительные бабушки у подъезда безошибочно опознали бы в нем бомжа. Ростом с Артема, но тощий, патлатый, заросший клочками неким подобием бороды. Вид имел преимущественно созерцательно-задумчивый, если не сказать - придурковатый. А еще у Артема было сильнейшее подозрение, что сигаретки, которыми он с наслаждением затягивался на привалах, отсаживаясь подальше ото всех... что не табак он там курил, словом. А еще Гринпис называется. С другой стороны, Канабис* очень даже зеленый. Специальность сего чуда природы (здесь имеется в виду Коко, конечно. О специальности Канабиса известно всем, думаю) называлась петрология.
Чуть впереди Коко шагал Гаспар Пети, француз. Был он коллегой Коко, тоже петрологом. Про него Артем не мог сказать ничего определенного, кроме того, что парень находился в неплохой физической форме, потому что пер приличного размера рюкзак без особого труда, и, пожалуй, хуже всех в группе говорил по-русски. Далее шел Бруно Йобст собственной персоной. Артем получал совершенное непонятное для всех остальных удовольствие, обращаясь к руководителю экспедиции официально - херр Йобст. Тот отнекивался, просил называть его запросто Бруно, стараясь быть демократичным. Но Литвин иногда просто не мог удержаться.
Перед Бруно друг за другом шагали его соотечественники - "братья-зайцы", как их окрестил про себя Артем, на самом деле Тиль и Удо Зайтц. Оба - геохимики.
Ну а во главе процессии бодро топал самый неожиданный для Литвина участник экспедиции - Арлетт Деларю. Ни фигура - выше среднего роста, сухопарая, ни совершенно не женская выносливость - Арлетт тащила на себе довольно объемный рюкзак безо всяких видимых усилий, не давали ни малейшей возможности отнести ее к слабой половине человечества. Темные, коротко стриженые волосы, будто по линейке очерченный тонкий нос, узкие губы - если особо не всматриваться, в группе окружающих ее мужчин в ней можно и не заподозрить девушку. Выдавали ее глаза - огромные, светло-зеленые и неприлично ясные, безмятежные. И еще голос. Было совершенно непонятно, откуда в ее худощавом, если не сказать - тщедушном теле зарождался этот голос: низкое, чуть хрипловатое, но несомненно женское и до мурашек чувственное контральто. На первом же привале Литвин специально сел поближе, прикрыл глаза и, навалившись на рюкзак, слушал, как она негромко беседовала на своем родном языке с Гаспаром. Звучало как музыка. Или как сказка. Там же, на первом привале, выяснилось, что Гаспар - не просто Гаспар, а еще и жених Арлетт. Повезло парню.
____________
Арлетт стоит в сторонке, пропуская всю группу, медленно идущую по каменистому плато. Дожидается, когда Артем поравняется с ней и пристраивается рядом.
- Артим?..
- Меня зовут Артем.
- Я знаю, - у нее и улыбка такая же ясная, как глаза. - Но я не умею выговаривать этот звук. Скажите, а вас можно как-то по-другому называть?
- Ну, можно Тема.
- Тима?
- Все ясно с вами, - хохочет Артем. - Тогда называйте Литвин.
- Литвин? - переспрашивает. - Это ваша фамилия?
- Почти. Прозвище. Вы о чем-то хотели спросить, Арлетт?
- Нет. Хотела поговорить с вами и попрактиковаться в русском. Если вы не против.
- Вы прекрасно говорите по-русски.
- Иными словами, вы против?
- Иными словами - вы отлично говорите по-русски. Но я совсем не против помочь вам. Если ваш жених не против.