Светка сидела на корточках и смотрела, как огонь жрет ленту, сначала превращая ее в черную.
Вот каким Ойег оказался, тихо проговорила Светка. А строий из себя Пусть уходит.
Она резво встала, но тут же согнулась, обхватив рукой коленки, будто кто-то дернул за жилы в ногах.
Светка потрогала коленные чашечки, поплелась в дом, вошла в комнату, переступив через вытянутые ноги еще не вернувшейся Яги, открыла шкаф и долго смотрела на моток новой фиолетовой ленты.
Похабно растянув рот, Старая с закрытыми глазами сидела в кухне. Она раскачивалась, как будто находясь в полусне.
Ты че, реально потолок недо белила? спросила Яга, заплетаясь языком.
Реально все бросила, сюда побежала, Старая открыла мутные глаза. Хозяйка вернется, че будет Скандал будет.
Так невтерпячку, да? злобно спросила Яга, но Старая из осторожности промолчала.
Че, хата хоть крутая, скажи, Старая, снова заговорила Яга уже другим голосом.
Круче, чем у Анькиных родителей, ответила та, и лицо ее дернулось.
А че там? Такая же широкая плазма?
Шире, Старая шмыгнула носом.
А кухня какая?
С вытяжками всякими.
Еще че там?
Круто там.
Была бы у меня такая хата, я б никогда не кололась, сказала Яга. И ребенка, может быть, родила б.
Как можно колоться, когда у тебя своя хата есть, вяло сказала Светка. Хоть какая, все равно своя. Я б ремонт делать начала.
Анюта промолчала.
Че, блядь, все такие умные! вдруг закричала Яга. Бляди! Я одна по точкам хожу, одна закуп делаю! Надоело всех тащить! Сами никто не встанут! Жоп не оторвут! А как сваришься, все первые лезут!
Ее злые голубые глаза остро вспарывали не только пространство вокруг, но и само ее одутловатое лицо.
Опять ты на психах, проворчала Старая и ушла в комнату.
За ней потянулась Светка.
Че, блядь, все такие ранимые? забубнила Яга. Я тут королева, блядь. Моя кухня, блядь. Закупмой. Блядь. Сдохли б тут без меня Опять, блядь, кровь не течет. Стоит, блядь, стоймя. Как хуйня пластиковая. Как болит, блядь Миша, давай быстрей. Скоро мама придет. Говорю, мама придет. Миша, быстрей. Кому говорюМиш-ша Ижди-венцы, блядь.
Миша не обернулся и ничего не ответил, но начал быстрее крутить кастрюльную крышку.
Че ты, Миша, а? с угрозой спросила Яга. Че ты такой Миша, а?
Да, такой Миша, ответил он, не оборачиваясь.
Че ты, Миша? заулыбалась Яга. К Вадику ходишь. А мы тут тебя ждем.
Нич-че, бросил Миша.
Анюта! требовательно позвала Яга. А-ню-та!
Аня показалась из комнаты. Ее лицо покрывал толстый слой тонального крема.
Тоналку мою схватила, сощурилась Яга, улыбаясь.
Под тональным кремом лицо Анюты казалось старше, словно она выдавила на него из чужого тюбика и чужую старость.
Ты когда завтра у меня будешь, я тебе голову знаешь чем дам помыть? затараторила она. Материным кондиционером. От него волосы такиеживые.
Мне краску для волос купить не на что, сказала Яга. Хожу, как пугало позорное.
Аня села на табурет. Распустила волосытемные и густые.
Ты этим кондиционером волосы моешь? спросила Светка, заходя в кухню. Они у тебя так блестят.
Так я ж с Лешкой маленько уже не живу, ответила Аня, проводя рукой по волосам. Мы ж маленько поругались, я ж у родителей теперь.
А че так? спросила Светка.
А у меня же это, бунт в душе. Против матери его. Она же как приехала, сразу Лешка переменился.
В этой церкви была, протестантской, куда хотела пойти? спросила Светка.
В четверг была, скромно ответила Анюта.
И че там? спросила Яга.
Ничего так, ответила Анюта. Лекцию писали. Пастор всякое рассказывал.
Лек-ци-ю? растянула Яга. Ни хуя себе, все какие вокруг умные. Че, Анюта, нам тоже расскажи, про что лекция была.
Я так не помню, только своими словами могу.
Давай своими, нам чужими не надо, сказала Яга, стрельнув глазами в спину Миши.
Анюта потянулась к сумке, достала из нее тонкую тетрадь и пролистала исписанные листы.
Там пастор как бы сказал, что слова, которые говорит Иисус, они есть как бы жизнь для каждого из нас, быстро заговорила она, глядя в написанные ручкой буквы.
Че? спросил Яга. Какая еще жизнь?
Это метафора, не оборачиваясь, проговорил Миша.
Ну давай, че там дальше, сказала Яга.
Он еще сказал, что Иисус знает сердце каждого из нас. Ну, типа, что мы говорим, как мы говорим. Короче, слово имеет силу, когда мы его произносим.
Че ты толстую тетрадь не купишь? спросила Яга. Эта у тебя скоро закончится.
Потому что, как бы это, толстая тетрадь пятьдесят рублей стоит. А я вчера попросила у бабушки сорок рублей, а она такая сразу отчиму позвонилаАнюта опять денег на наркотики просит. Он мне вчера скандал устроил Вот и получается она запнулась, опять двадцать пять.
Еще че этот пастор говорил? требовательно спросила Яга.
Он еще, короче, вопрос поставил, на который мы типа каждый из нас должен для себя ответить.
Че за вопрос?
Сейчас Анюта полистала тетрадь. Короче, почему змей подошел к Еве?
Че? Какой еще змей?
Искуситель, снова повернулся Миша.
С яблоком! подала из комнаты скрипучий голос Старая.
Ага, подтвердила Анюта.
И че он к ней подошел с этим блядским яблоком?
Я еще не нашла ответа на этот вопрос, сказала Анюта и почесала голову. Из головы выпал волос.
Может, влюбился? спросила Светка.
Она хоть красиваяЕва, что ль? спросила Яга.
Змейэто метафора, произнес Миша.
Че, блядь, заладилметафора! заорала Яга. Че мне, блядь, мозги пудрите. Какие-то змеи, блядь. Яблоки какие-то. Вообще Сейчас мама, говорю, придет!
Светка ушла в комнату, а Анюта осталась и сидела смотрела на черный волос, который, не долетев до пола, опустился на ногу и увяз в гное.
Больше ничего не было. Ягу смыло водойтеплой, прохладной и пенной. Вода была повсюду, и Яга была в ней одна. А больше ничего. Яга поняла, что когда повсюду что-то одно и его много, многажды множе тебя самой, но ты с нимодин на один, значит, то, что повсюду, это ничто. Поняв это, Яга распустилась в ничем, как будто в ней открылись разные створки. Как будто у ней по всему телу были такие узенькие полосочкижабры. Она ими в воде дышала, а когда надышалась, они ожили окончательно и начали раскрываться, как лепестки цветка. Наверное, большой розы. Роза была тяжелее, чем ничто, но именно потому, что она дышала ничем, она как бы тоже обезвесилась, сохранив при этом вес. И этот вес потянул розу вниз, на дно ничто. Внизу, как ни странно, Яга почувствовала себя еще невесомее. Раскрылась всеми жабрами ему навстречу, хоть оно и было повсюду, и куда ни поплывивезде оно. Даже если просто будешь колыхаться на месте, оно тожевезде. Дна не было, потому что у ничто дна быть не может. Яга об этом не догадывалась, но роза с самого начала знала об отсутствии дна. Телом Яга чувствовала, куда она движетсявверх или вниз. Яга двигалась внизк самому сердцу.
Она еще не дошла до низа, потому что низа не было и дойти до него было невозможно, но ничто ее уже обняло и пенно убаюкало. У Яги между ног потекла нега, и она поняла, чем мужчина отличается от женщины. Чем Ева принципиально отличается от Адама. Яга погружалась в негу, погружалась, жабры дышали сами по себе, а нос тонул. Нос задыхался. Носу нужен был кислород. Нос потянул наверх, Яга разозлилась и вынырнула.
Нахуй, блядь? хрипло спросила она, имея в виду нос, который был, и она не могла этого изменить.
Яга встала с кровати и пошла к зеркалу, висящему на стене. Так они и стояли друг против другаЯга и Яга. На выпуклом лице другой Яги, которая появилась, оспорив право этой Яги на единоличное присутствие в разлитом повсюду ничто, опухшие веки прорисовывались скобками. Из них выглядывали зрачкиголубые, как вода и ничто. Яга подняла руку и, кажется, хотела потрогать макушку, но бросила руку вниз на полпути, потрогала между ног под джинсами.
Конец, нахуй прохрипела она. Конецвсему пиздец
Яга повернулась к окну. Посмотрела на занавеску. Ее ноги подогнулись, она упала, растопырила ноги. Хотела расстегнуть джинсы. Поковырялась в пупке. Бессильно вывернула запястья.
Мать откинула голову, будто с порога ей нанесли прямой удар в лицо. На секунду прикрыла глаза. По лицу как будто прошла судорога, поделив его на две половины.
Замерев, Яга смотрела на мать с пола так, словно та не рожала ее. Словно сама Яга никогда не была младенцем. Словно никогда между ними ничего не было и эта посторонняя женщина случайно вошла в эту кухню.
Лицо Яги стало злым. Мать посмотрела дочери в глаза, быстренько отвела взгляд, медленно повернулась к мойке, в которой стояла миска с бордовой фосфорной водой. Прижала руку груди, будто там сильно жгло, отвернулась совсем и вышла в распахнутую дверь.
Яга посмотрела в окно. Мать шла мимо покосившейся теплицы, мимо первых перьев лука. Яга перевела взгляд на свою руку. Рука опухла от фосфора.
Стеклянная дверь «Гринвича» шумно распахивалась, пропуская покупателей. Яга стояла сбоку, засунув руки в карманы.
Ветер подул снизу.
Че, уже весна, пробубнила Яга.
Через дорогу виднелся другой магазинмаленький, но тоже продуктовый.
Из супермаркета выезжали тележки, нагруженные продуктами. Яга постояла еще немного и, вихляя бедрами, пошла к двери.
Столько, блядь, всего надо сделать, пробубнила она, входя в разъехавшуюся дверь.
В овощном отделе пахло пластиком. Фрукты и овощи, лежавшие на прилавке, отливали глянцем. Яга шла по проходу между лотками, а увидев женщину с тележкой, выскочила впереди нее.
Тележка завернула в молочный отдел. Из-за стеллажа с кефиром показался мужчина в синем пальто и розовом галстуке. Яга, глядя в сторону от него, поправила волосы и укусила губу.
Тележки столкнулись в узком проходе. Яга, оказавшись рядом с мужчиной, повернулась к полке с кефиром и зашевелила губами, беззвучно читая названия упаковок. Рукой она сделала колесо по карману пальтоприжалась тыльной стороной согнутой ладони и прокатилась по нему. В чужом кармане хрустнули деньги. Руки Яги затряслись, как бывает от сильного страха или азарта. Она скользнула пальцами по шершавым ворсинкам пальто. Пальцы юркнули за отворот кармана. Яга поддела указательным и средним пальцами купюру, подтолкнула ее под большой, плавно потянула руку, не сгибая пальцев. Сжала деньги в ладони и, не отрываясь глазами от кефирных полок, обогнала тележку.
На повороте она на миг разжала кулак, мелькнул голубой уголок. Яга сунула кулак в карман.
Возле темной застекленной полки с бутылками коньяка Яга покрутилась, ловя то отражение, в котором меньше были видны припухлости на лице. Их стало меньше, только когда она откинула голову и посмотрела на себя сверху вниз.
В рыбном отделе Яга застыла перед лотками со льдом, где были разложены куски розовой семги. Она вытянула лицо, как это делала Старая, ее отчего-то передернуло.
Супер-блядь-маркет, пробубнила она.
Она потрясла ногой, как будто разгоняя кровь. Пошла в сырный отдел. Взяла с полки камамбер в холодной упаковке, понюхала. Лицо снова стало как у Старой. Вернула сыр на полку, походила, изучая и трогая, ушла в хлебный отдел. Вернулась. Дрожащими руками взяла три головки камамбера, сунула за пазуху.
Идя к выходу, Яга сделала разочарованное лицо. Когда она поравнялась с охранником, стоявшим у стеклянных дверей, лицо ее стало злым. Ноги дрогнули в коленках. Охранник на Ягу не смотрел.
Вынырнув из супермаркета, Яга расправила плечи и, виляя худыми бедрами, пошла через дорогу в продуктовый магазинотносить сыр.
Яга скатала трубочкой пять сторублевок, полученных за сыр, и закрыла их в кармане на молнию. Тысячную сунула во внутренний карман куртки. Пошла по тротуару. Ветер дул сзади, разделяя волосы на затылке прямым пробором.
Дома, ударенные весенним солнцем, отдавали каменный холод. Яга съежилась. Ее мотало и качало. Она остановилась возле двухэтажного здания с кирпичной облицовкой. Над стеклянной дверью было написано желтыми буквами: «Солярий». «О» была обведена короткими лучами.
Жестоко, протянула Яга. Как, блядь, жестоко
Она открыла дверь и вошла в узкое светлое помещение. На стойке стоял горшок с живой орхидеей. За стойкой сидела администратордевушка с белым лицом, темными волосами и голубыми глазами. Свет, падавший из стеклянной двери, казалось, играл с тонкими костями, из которых было составлено ее лицо.
Зазвонил телефон. Девушка повернулась к нему, оказавшись к Яге полубоком.
Салон красоты «Орхидея», добрый день, прожурчала она в трубку.
Как бы свет ни играл с ее лицом, на нем не проступало ни впадин, ни опухлостей. Глаза Яги загорелись злостью. Она поправила волосы, потрогала пирсинг на пупке и посмотрела на администраторшу сверху вниз.
Извините, кха кашлянула она. Ой, вы не подскажете, сколько пять минут солярия стоят?
Говоря, Яга отводила глаза от белого лица администраторши, словно оно обжигало их.
Сто рублей, ответила девушка таким голосом, как будто у нее в горле правда тек ручей.
Спасибо, протяжно ответила Яга, доставая из кармана трубочку сторублевок.
Яга положила деньги на стойку. Администраторша взглянула в лицо Яги, и глаза у нее стали слезливымикак у кошки, которой сломали хвост. Яга придвинулась и задержала руку, покрытую черными трещинами, на деньгах. Администраторша отпрянула.
Яга сняла руку со стойки.
Белый солярий, похожий на саркофаг, стоял у стены. Яга сняла куртку, свитер и лифчик. Из-за тонкой перегородки доносились телефонные трели и журчание администраторши: «Салон красоты Орхидея, добрый день».
Орхидея, блядь, еще какая-то, проворчала Яга и стянула трусы. Пощупала их. Почесала волосы между ног. Понюхала руку.
Открыла солярий, подтянула колено к его плоскому стеклу. Другая нога задрожала в икре. Напрягая зад, Яга подтянула и ее. Встала на колени. Села. Ягодицы растеклись по стеклу. Легла. Опустила крышку. Нажала на кнопку. Солярий загудел. И Яга лежала неподвижно, расставив большие ступни, вся пронзенная фиолетовыми лучами.
Оперевшись о стойку локтями, Яга, как завороженная, разглядывая орхидею. Администраторша куда-то ушла. Все тот же свет из двери просвечивал молочную белизну лепестков, на которые словно капнули бледно-фиолетовыми чернилами.
Зазвонил телефон. Яга встрепенулась, выпростала из кармана руку, приблизила к орхидее два тугих, покореженных фосфором пальца, взяла лепесток и дернула. Лепесток скрипнул.
Она поспешно вышла из салона. Двинулась по тротуару, качаясь. Налетела на дерево, остановилась.
Я что ли на заправке не работала? сказала она дереву. Я что ли не знаю, как с клиентами надо? Да я в эти солярии каждую неделю ходила. У меня по три тысячи в день чаевых было. Я сумки себе покупала за восемь тысяч. Я сколько этих педикюров сделала. А все такие жестокие, блядь. Без душные.
Яга разжала кулак, и из него вылетел лепесток орхидеи. Покружив, он упал у корней дерева и казался бабочкой, хотя для бабочек было еще рано.
Яга срезала дорогу дворами. У некоторых домов были вскопаны палисадники. В одном из дворов мать качала ребенка на качелях. Качели скрипели на весь двор. Яга остановилась и стала вертеть головой вслед за движениями качелей. Вздрогнула и снова пошла. Солнце скоро должно было сесть, но перед этим набросало пятен на асфальт, как будто выдавливая из себя последние капли неиспользованного света. Яга шла, наступая аккуратно в них.
Вошла в подъезд одного из домов. Заковыляла по лестнице. Поднялась на третий этаж и постучала в железную дверьдва раза и еще два.
За дверью было тихо. Яга постучала еще.
Ванька! позвала она шипящим на весь подъезд шепотом. Вань, это я!
Никто не ответил.
Опять, блядь, двадцать пять! взорвалась Яга и пнула дверь ногой.
Подождала.
Ваня! позвала ласково. Ван-ня
Наконец, с той стороны заворочался замок. Дверь приоткрылась, и Яга сразу втиснулась в проем.
Ванька стоял, уперев руки в бока, и мутно щурился на Ягу.
Где Ирка? хрипло спросила она.
Какая на хуй Ирка? спросил Ванька, отступая.
Такая на хуй Ирка, Яга скинула шлепанцы и пошла в комнату.
Неразложенный диван был прикрыт голубым стеганым одеялом.
Какая на хуй Ирка? повторил вопрос Ванька, появившись у нее за спиной.
Яга схватила одеяло, тряхнула и отшвырнула в угол к стене. На дивне осталась только подушка. Яга схватила ее и задушила.