Папа очень переживал за свою фабрику, особенно когда по всей стране начались перемены. Боролся за что-то и против чего-то Может, из-за нервов и заболел, и умер. Умерла и фабрика (железобетонные стены торчат на окраине до сих пор, всё железо давно вывезли), и ничегогород-то жив. Наоборот, как я узнал из телевизора и газет, это пошло ему во благо, так как фабрика последние два десятилетия работала в убыток, высасывала бюджетные деньги. Вообще, дескать, промышленность в нашем регионе нецелесообразна и неуместна и надо развивать санаторно-курортную инфраструктуру. Но что-то она не шибко развиваетсядве гостиницы и три санатория и в сезон стоят полупустые. Приезжие предпочитают снимать квартиры и комнаты, для них самое важноеморе. Те, кому важна инфраструктура, едут в Египты и Турции. Там, говорят, всё давно почти идеально.
Пытаюсь думать о лете, представить, как здесь будет. Десятки девушек, стройных гладких девушек в крошечных купальниках Как я знакомлюсь с одной из них, или другой, или двадцать пятой, иду с ней вечером в парк, угощаю мороженым, вином, катаю на американских горках, а потом приглашаю к себе Да, до ломоты в скулах хочу представить это, увидеть мысленным взглядом, а вместо этого в голову лезет липкая жуть Позапрошлой зимой стал свидетелем такого
Сидел так же, на этом же месте, и увиделна песчаный пляж пришел человек. Потоптался у самой воды, стал раздеваться. Куртка, шапочка, свитер, ботинки, штаны, футболка Я наблюдал за ним без любопытства, вполглазаморжей у нас хоть и не много, но изредка купаются зимой Мужчина забрел в воду по пояс, помахал руками и поплыл. Море было спокойным, я долго видел его всё уменьшающуюся и уменьшающуюся голову. Потом перестал различать. Посидел еще минут десять, стал беспокоиться. Столько времени и суперморж в воде чуть за плюс пробыть бы не смог.
Помню, поднялся, смотрел туда, куда уплыл человек. Никого не увидел. Лишь вялое колыхание воды.
Покурил. Подошел к горке одежды. Постоял над ней, огляделся. Трогать опасался: вдруг разводкатрону, и тут же выскочат из-за веранды летней кафешки: «А, вор! Попался, сука!» И предложат: или плати, или потащим в отделение.
Так и ушел. Никуда не заявил. Заявлю, и начнут мурыжить допросами, путать, к каждому пустяку придираться. Менты тоже скучают и от скуки за любую мелочь цепляются. Часто устраивают облавы на автобусных зайцев, и не для того, чтоб какой-то свой план выполнить, а чтобы с тоски не чокнуться, друг друга не перестрелять
В первое время я был уверен, что мужчина хотел искупаться, не рассчитал силы и утонул, а потом вспомнил, что он пришел без сумки или пакета, в котором бы лежало полотенце, да и вообще не был похож на моржа Но и для самоубийства способ довольно экстравагантный. Хотя как знатья зимой не купался. Ни разу Пока еще не купался ни разу
Черт, на хрен такие мысли! Можно додуматься
Вскакиваю, иду к лестнице. Надо домой. Темнеет Разденусь, душ приму, упаду в кресло, включу телевизор. Нагулялся.
И сейчас я уверен, что действительно нагулялся. Надолго. По меньшей мере неделю не выйду из квартиры. Разве что в ближайший магазин за пельменями и хлебом. Буду сидеть и смотреть телевизор. Тупо наблюдать за движущимися картинками Или видик снова подключу, пересмотрю кассеты с кровавыми боевиками и ужасами, которые любил в двадцать лет
Почти бегу через парк. С ненавистью кошусь на замершие аттракционы. Важные части сняты до весны, остались лишь каркасы. Да и за ними присматривает охранник. Специальный вагончик у него. Сидит, пялится в окно, пьет чаек, иногда обходит территорию. При деле Столько на эти аттракционы потрачено денег, а результат Одна из двадцати девчонок, весело проводящих со мной вечера, не отказывающихся от предложений покататься, съесть вкусное, выпить, шла потом ко мне. Остальные девятнадцать предпочитали сваливать. Извинялись, обещали встретиться завтра, целовали в щеку итоп-топ к себе на съемные хатки, в номера санаториев, к бабушкам, к родне
А скоро и этой одной из двадцати не будет. Может, одна из пятидесяти или из ста Пока я еще похож на парня (тридцать шесть мне не дать, разве что волосы над ушами слегка седоватые, но когда стригусь коротконе заметно), но это не вечно же Кому нужен стареющий самец? Сорокаслишнимлетний В лучшем случае такой же стареющей, с обвалившейся грудью и рухнувшим задом. Секс полустариков. Щелканье суставов, хлюпанье морщинистого члена в разношенной дырке
Всё, всё, всёхватит об этом! Никто мне не нужен на самом-то деле. А с инстинктами вполне можно бороться, подавлять. Увлечься чем-нибудь Наталья борется, она наверняка не думает каждую минуту о мужиках, о том, что замуж пора. Читает стихи, плачет над ними очищающими душу слезами, рассматривает альбомы, и репродукции заменяют ей гулянье по Эрмитажу и Третьяковке Я вот подумал, что она отравилась. Наглоталась таблеток, чтоб умереть. Нет, она не способна. Она знает, что должна жить, дальше тянуть светлую ниточку, держась за которую другие могут выйти на свет из этой многолетней тьмы. Дотерпеть до настоящей весны. Поторопить приближение.
Да? И что ее ждет, Наташу, сегодня хрупкую, возвышенную девушку (совсем девочку на вид)? Что с ней будет через десять лет, через двадцать, если она так же будет тянуть эту нить, а весна всё не наступит? Станет Ольгой Борисовной, а может, превратится в карикатуру на себя саму Смешно быть восторженной и нежной душой в сорок пять лет А весны для Наташи не наступит, никто за ее светлую ниточку не схватится. Так и будут заходить в ее музейчик вялые, изнывающие от жары и пота туристы в сезон, а в несезон она будет пить чай и сгорать со скуки Потому и счастливо улыбается мне при встрече, возится со мной, дает книги, спорит о поэзии. Других нет, больше никого нет И в «Прибой» на Лигу чемпионов сегодня никто не придет. Дома посмотрят. И бокал халявного пива не вытащит Ирина будет стоять и ждать, а никто не придет Будет ждать уже не принца, не капитана Грея, который увидит ее и увезет в большой мир; нет, будет ждать эту гопоту, которая, проглотив пол-литра халявного пива, захочет еще. И купит. И завтра хозяевам можно будет похвалиться: выручка за прошлый день в пять раз больше, чем обычно!.. Нет, никто не придет, мои крохи будут единственным доходом И я не приду на футбол. И во втором часу ночи Ирина посеменит на своих каблуках со своими бритыми подмышками и лобком, эпилированными ногами домой. Упадет на кровать. Свернется калачиком, сожмется, заноет Одна, одна
Влетаю во двор, нащупываю в кармане ключи.
А по двору плывет красивый распев местного сатаниста.
Утоли все горести наши да печали, вседержитель ты наш, спасите-ель
Он стоит на балконе третьего этажа голый по пояс. Руки раскинуты, голова задрана к темно-серому небу. Изо рта при каждом слове вылетает столбик пара.
Дорогой чёрной идем, в церквах черных молитвы воздаем, души и плоть тебе отдаем
Взял бы да прыгнул вниз. Но ведь не разобьется. Третий этаж всего. Газон. Но, может, ногу сломает. Заорет от боли, и боль сотрет всё остальное.
Кто в почете да славе живет, всю благодать твою на себя собере-от
Ко мне сбегаются кошки, а я, словно это крупные хищники, которые сейчас растерзают, растащат по куску в свои укрытия, бросаюсь от них. Тыкаю магнитиком в кружок возле двери. Писк. Открываю, врываюсь в подъезд, лезу по лестнице Запереться, включить телевизор, влипнуть в кресло.
И отлипнуть, когда всё кончится.
Чего вы хотите?
Глава 1
18 декабря 2011 года, воскресенье
Дашуня, вставай, мамин голос. Вставай, нас ждут великие дела Слышишь, Даша?
Да, простонала она, пытаясь прорваться из легкости сна в тяжелую плотность яви.
Не получилось, сон снова опутал и понес, будто волны на море
Дарья! звуковой удар. Ну сколько можно?! Профессор опять злиться будет Просила же вчера раньше лечь.
Встаю.
Даша ногами стянула с себя одеяло, села на кровати. Мама стояла возле.
Всё, иди, я собираюсь.
Ну смотри Мама погрозила голосом и ушла.
На застекленной и утепленной лоджии было тесно, но это все равно лучше, чем в одной комнате с сестрой. Свое пространство.
Надела теплые колготки, сменила майку на лифчик и кофту. Кое-как заправила постельтак, набросила покрывало на комок одеяла. Пошла в туалет, оттудав ванную. Почистила зубы, умыла лицо одной ладонью. Посмотрела на себя в зеркало, поморщилась, стала замазывать тоналкой прыщи на лбу Заглянула мама:
Поторопись Зачем ты красишься? И так красавица у меня
Мам, закрой дверь, сейчас я выйду.
А фагот уложила?
Да!
Не рычи. Дверь закрылась.
На кухне вкусно, но и как-то противно пахло омлетом с сосисками. Мама резала батон. На кухонной лоджии, этой осенью тоже застекленной и утепленной, превращенной в кабинет, папа быстро писал в тетрадь, из ноутбука звучал звонкий женский голосок:
У меня есть замечательная новость для Владимира Владимировича! Она заключается в том, что он в одиночку, в течение дня не дня даже, просто нескольких минут, может остановить эпидемию страшного наркотика, который вызывает привыкание с первого раза, при котором человек сгнивает заживо за пару лет
Даш, садись, кивнула мама на стул. Омлет будешь?
Нет, не хочу.
Давай поешьнам целый день сегодня
А сок есть?
Кончился. Йогурт есть.
Я лучше йогурт
Иди бери в холодильнике.
«Крокодилом» он называется потому, торопился голос из ноутбука, что кожа у наркомана сперва становится бугристой, а потом начинает гнить плоть, мясо буквально отваливается кусками
Роман! сердито воскликнула мама, выключи, пожалуйста! И иди завтракать.
Папа выключил звук, вошел на кухню. Недовольно ответил:
Мне это для повести нужно.
Ну слушал бы в наушниках. А то с утра таким по мозгам.
Сломались наушники. Папа уселся за стол, но тут же встал, принес с лоджии кружку с остатками кофе. Вы ешьте, я попозже с Настей Так посижу. И принял свой обыкновенный отсутствующий, такой обижающий и раздражающий Дашу вид.
А про что повесть будет? спросила она, чтобы вернуть его внимание.
Папа то ли усмехнулся, то ли покривился одной стороной лица.
О сегодняшней жизни в России.
М-м И какая она?
Так
А что это за «крокодил»?
Папа хотел что-то ответить, но мама опередила:
Так, Даш, доела? Поехали! И повернулась к папе:Как там погода, не знаешь?
Хм, около нуля.
Я серьезно!
Ну действительно. Нольплюс один обещают.
Мама вздохнула:
Десять дней до Нового года, а снега так и не было Всё, Дарья, по коням!.. Да, и возьми историюзачет на носу.
Домсемнадцатиэтажная башенкасовсем рядом с метро, буквально тридцать шагов от подъезда до станции. Удобно, конечно. Но нет ни двора (вместо негопарковка), ни скамеек, ни детской площадки. Вышели сразу попал в круговорот бурной московской жизни с ее толпами, палатками на тротуарах, разворачивающимися среди пешеходов машинами, раздатчиками рекламок И хочется скорее заскочить в метро, где хоть какой-то порядок, а потом из метроскорее домой, в пускай относительную, но тишину, хоть в какую-никакую, но надежность
Сегодня воскресенье, еще раноначало девятого, но все равно людей полно. И на улице, и в метро. В метро в это время почему-то в основном явно недавно приехавшие в Москву. Передвигаются медленно, стайками, как-то ошалело и жадно поглядывают вокруг, путаются в переходах, вклиниваются во встречные потоки. Их называют гастарбайтерами, но Даше не верится, что они где-то работают. Кажется, так вот и бродят стайками под землей целыми днями.
Мама мгновенно напрягается, когда такая стайка оказывается рядом, тревожно посматривает на Дашу. От ее взгляда Даша теряется, чувствует себя маленькой и беспомощной.
Пойдем быстрее! торопит мама, хотя торопиться сейчас некуда, а нужно просто ждать поезда. Но мама, видимо, считает, что стоять опаснее, чем идти.
На станцию влетает поезд; мама с нетерпением наблюдает, как он тормозит. Когда открываются двери, врывается внутрь.
В вагоне осматривается, но не в поиске свободных сидений, а старясь не оказаться рядом с подозрительными, бомжеватыми.
Вот есть, по ее мнению, подходящее местопространство между аккуратно одетым мужчиной и девушкой, читающей журнал.
Сядем?
Даша кивнула. Снимает с плеч футляр с фаготом. Садятся.
Двери захлопнулись, поезд тронулся.
Даша вставила в уши наушники-таблетки, включает Николаса Хупера Еще с год назад она была фанаткой истории о Гарри Поттере, потом стала фанаткой «Сумерек», но музыка Хупера из фильмов нравится до сих пор. Успокаивает и как-то защищает. Особенно когда ты в недружественном пространстве.
Прикрывает глаза, мысленно оказывается не в вагоне метро, а в поезде, везущем ее среди гор. Заснеженных, высоких гор. Нет никаких дементров, никакой опасности. Всё хорошо И тут слышит сквозь музыку голос мамы. Слов не разобрать. Даша убавляет громкость.
Почитай историю пока, просит-требует мама. Сдашь, и там каникулы. Отдохнешь.
Даша вздыхает, достает из накладного кармашка футляра учебник. «Новая история зарубежных стран. 8 класс». Скучная и малопонятная историябольше про всякие политические изменения, чем про события. Раньше было интересней и прощевойны, Крестовые походы, борьба городов с феодалами Листает, отыскивая, что еще не читала или забыла Вот двадцать шестой параграф«У порога мировой войны».
Снова прибавляет звук плеера и под музыку начинает:
«Летом 1914 г. мир оказался на пороге неслыханной по масштабам войны. Вы уже узнали о событиях последних предвоенных лет, о том, как сформировались два военно-политических блока»
Даша пытается вспомнить, как они сформировались, но не вспоминается. Лезть в предыдущие параграфы желания нет Потом как-нибудь Двигается взглядом дальше, но внимание рассеивается, глаза перескакивают ниже, ниже
«Казалось бы, определяющей чертой империализма должна была являться агрессия, военные захваты Наиболее активные страны стремились подчинить себе как можно больше государств и земель, наводняя их не своими войсками, а капиталом, финансами. Вывоз капитала в той или иной форме резко усилился: он давал хозяевам капитала»
«Капита-алом, капита-ала», закрутилось в голове под музыку; Даша отвела взгляд от учебника, наткнулась на журнал в руках девушки слева.
Почти во всю страницу был изображен пожилой, седой, но стильный мужчина в черных очках. А по краю страницы узким извилистым столбиком теснились слова.
Жирным шрифтом: «Вы живете в шести разных местах. Где эти места?»
Обычным шрифтом: «В моем офисе я провожу бо́льшую часть своего времени. У меня еще есть таун-хаус для развлечений, а также фотостудия. Они находятся недалеко от офиса. Еще у меня есть две квартиры, они предназначены для гостей, потому что гостей у себя дома я не хочу видеть. Не приемлю распущенности».
Жирным: «Когда вы в последний раз были влюблены?»
Обычным: «Я не знаю, я люблю свободу».
Жирным: «Если бы у вас был ребенок, что именно из своего опыта вы бы ему передали?»
Обычным: «Знаете, почему у меня нет детей? Потому что мне нечего передавать. Каждый должен прожить собственную жизнь. Я не верю в опыт, потому что всё, что я видел, чему учился и то, что со мной происходит, было в другом времени, а мир сейчас изменился. Я думаю, каждый должен найти свой путь. Я терпеть не могу в отцовстве то, что ты сразу становишься в ряд поколений. Я не хочу быть ни отцом, ни дедом. Я вне поколений, я на все времена».
Толчок. Даша поворачивается к мамета что-то говорит. Убавляет громкость плеера.
Что, мам?
А заколки взяла? А то профессор опять будет ругаться, что глаз не видно
Да взяла, взяла.
Ладно, читай. Сама она, хоть в сумке планшетник, просто едет; точнее, едет и беспокоится обо всем.
Даша уставилась в учебник, упорно стала вбивать в голову скучное и ненужное:
«Однако теперь интересы власти и монополий во многом объединились: в одних ситуациях власть использовала в своих целях финансовую и промышленную мощь монополий, в другихмонополиям удавалось влиять на политику правительств, «подправлять» ее».
Нет, не вбивается. Даже затошнило от всего этого. Непредставимого, сложного. Власть использовала какие-то монополии, монополии влияли на правительства Закрыла учебник, сунула в футляр.
Со станции «Тверская» перешли на «Пушкинскую», доехали до «Улицы 1905 года». По обледенелым, почти безлюдным узким тротуарам направились к музыкальной школе Даша ходит здесь по два раза в неделю уже больше года, но никак не может привыкнуть, что это тоже Москва.
Невысокие домики, но какие-то внушительные, крепкие, словно бы заслоняющие многоэтажки за собой, уютная голубенькая церковь, а главноеподъемы и спуски Но, может, когда-то вся Москва была невысокой, уютной, с оврагами и холмами, а потом уж поднялась, разрослась, и асфальт сгладил большинство неровностей