Чего вы хотите? - Роман Сенчин 6 стр.


Музыкальная школа снаружи, да и изнутри, не очень-то веселаятрехэтажное здание из темно-красного кирпича. Такая же по форме, но из бетона, стоит недалеко от их дома, и вообще подобных школи музыкальных, и просто,  кажется, немало.

Даша учится в центремежду «Тверской» и «Маяковской». Раньше это была женская гимназия, потом там учились дети руководителей государства, а теперь обычные дети. Недалеко музыкальная школа имени Шопена, и в ней Даша стала заниматься пианино и фаготом, но прошлой осенью мама добилась перевода сюда. По воскресеньям и средам здесь преподает знаменитый во всем мире фаготист, профессор консерватории. Приходит в зал к восьми утра и очень сердится, если ученики слишком опаздывают.

За этот год Даша заметно продвинуласьи сама замечает, и все говорят. Но каждый урок с профессором для нее как пытка. Очень он требовательный, ругается, не стесняясь Мама недавно сказала, что он болен раком, и, наверное, чувствуя, что скоро умрет, профессор и старается больше передать другим, спешит и заставляет учеников спешить тоже.

Дашу и злило этоего торопливость и требовательность,  и вызывало жалость к нему: было жалко, что такого человека скоро не станет

И вот сейчас, только вошли, наткнулись на раздраженно-укоризненное:

 Занятие началось больше часа назад! Нужно уважать мое время.

 Извините, Андрей Викторович,  ответила мама,  проспали.

Профессор поджал свои тонкие синеватые губы, и они совсем исчезли. Отвернулся.

В зале, кроме Андрея Викторовича, его студент и ассистент Саша. Никого из учеников, а их восемь Да, можно понять состояние профессора, просидевшего здесь без дела час с лишним Подгоняемая шепотком мамы, Даша расстегнула футляр, стала собирать инструмент И профессор, и Саша молчат. Молчат тяжело: профессорнегодующе, Сашаопасливо; оба держат свои фаготы вертикально вниз, словно копья средневековые рыцари.

Вот и ее фагот готов, эс с тростью вставлен во флигель. Даша пробует звук.

 Хорошо,  слегка смягчается профессор и левой рукой (правая обхватывает инструмент) указывает на сцену.  Прошу.

Во время отчетных концертов и других выступлений сцену при помощи освещения делают свежей и чистой. В остальное же время она выглядит очень безрадостносероватая от старости краска, кулисы по бокам, как морщинистая кожа, выпиленная из фанеры лира на заднике в каких-то трещинах Даже рояль имеет вид опрокинутого шкафа. Но школа на хорошем счету, уникальная по числу пробившихся в большую музыку выпускников.

Минуты три Даша разыгрывается и, почувствовав, что губы, дыхание готовы, вынимает трость изо рта и смотрит на профессора. Он говорит:

 У тебя, если не ошибаюсь, «Полька» Шостаковича?

Даша кивает.

 Слушаем.

Она снова пробует звук. Делает паузу и, вогнав внутрь, до самой глубины живота струю воздуха, начинает исполнение.

Когда две недели назад Андрей Викторович, задав разучивать «Польку», продемонстрировал, как ее играть, Даше показалось, что это легко и просто. Но потом стала разбирать и пришла в отчаяниепальцы не дотягиваются до клапанов, дыхалки не хватает. Сняла фагот, легла на кровать. Не подтянула к себе ноутбук, а пыталась проиграть «Польку» в голове.

В голове мелодия звучала, а на деле По нескольку часов в день в квартире раздавались отрывистые, дикие звуки. Папа, заглядывая к ней, пытался понять, балуется она или нет. Видел, что перед Дашей ноты, сочувствующе качал головой и уходил Наверняка эта какофония мешала ему работать.

Постепенно, очень медленно, обрывки стали превращаться в нечто благозвучноедве-три-четыре ноты сливались, и получалась фраза.

Позавчера буквально удалось соединить фразы в пусть прихрамывающую, корявую, но все-таки цельную мелодию. И сейчас Даша пыталась, под взглядом профессора, выправлять эту хромоту и корявость.

Закончила, отдернула ото рта эс, громко задышала.

 Молодец!  почти восторженно выкрикнул Андрей Викторович.  Молодец,  повторил уже другим тоном, обещающим жесткий разбор.

Несколько секунд тишины.

 М-да  Профессор поднялся.  В целом, в целомнеплохо

А потом Даша услышала такое знакомое «но» и за нимдесятки и десятки замечаний.

Профессор велел Даше играть «Польку» по фразе и после каждой повторял ее сам. Звук выходил из трубы легко и красиво.

 А у тебя что, Дарья?!  говорил укоризненно и даже как-то брезгливо.  Попробуй еще.

Даша пробовала, но получалось хуже, чем былокак обычно, эти экзекуции вызывали у нее только обиду, и хотелось сорвать фагот с ремешка, швырнуть в профессора и убежать. Ведь так тяжело далась ей эта «Полька», и всего две недели как начала разучивать Но от того, чтобы действительно психануть, удерживало сознание, что потом, дома, завтра, в следующие дни безжалостность профессора будет ей помогать. Его обидные слова, мелочные придирки превратятся в советы

 Ведь это же музыка, Дарья! Му-зы-ка, а не буксующий самосвал. Нужно представлять себя внутри мелодии и парить вместе с ней. Всем существом!.. И только тогда ты сможешь сыграть. Только тогда! Ты понимаешь?

 Понимаю,  выдавила из себя Даша и добавила про себя: «Парить Как бы не задохнуться думаешь».

 Так,  Андрей Викторович смягчился,  хорошо.  И переключил внимание на следующего ученика (оказывается, уже несколько человек успели прийти, а Даша не заметила):Максим, поднимайся.

Теперь за Дашу берется Саша.

Ему двадцать один год, он учится в консерватории, самый талантливый студент профессора. А может, не самый талантливый, но самый преданный и упорный. Больше других занимается, внимательнее других слушает Даше он нравится, и когда Саша рядом, она чувствует волнение, приятное и странное такое волнение. Ей кажется, что Саша ее выделяет, объясняет ей технику подробнее, чем другим, занимается с ней с бо́льшим интересом. Наверняка это происходит не только из-за Дашиной одаренности.

Часто у нее появляется уверенность, что это волнение и есть та самая любовь, о которой говорят все вокруг, но поверить по-настоящему мешает чувство какой-то жалости к Саше. Вот воскресенье, а он снова здесьтихий, внимательный, терпеливый. Будто у него нет ничего лучшего в жизни, чем эти занятия, фагот, неумелые ученики

Занятия с Сашей происходят в маленьком классе рядом с залом. Мама тут же, наблюдает, пытается запомнить важное, чтобы потом, если что, подсказывать.

Минут через десять в класс заглядывает Максимова мама:

 Можно?

 Еще не закончили!  бросает в ответ мама Даши.

 Подождите, пожалуйста, две минуты,  как-то виновато добавляет Саша.

Дверь закрывается.

 Так,  Саша показывает длинным, но крепким пальцем на ноты,  давай пройдем еще раз вот этот кусочек. Не торопись, главное пока не виртуозность, а четкая техника. Темп постепенно будем увеличивать

Конечно, не через две минуты, а намного позже Саша отпускает ее. Садятся с мамой в зале в задние ряды, наблюдают, как профессор распекает очередного ученика. Сейчас это полненький, вечно сонный Артем. Год назад, когда профессор набирал группу, игра Артема произвела на него впечатление. Андрей Викторович даже объявил: «Да, юноша, у вас несомненно есть данные. Есть!» Но за год Артем почти не продвинулсяиграет так же вяло и механически и лишь иногда выдает действительно мастерские кусочки. Слушая его игру, Даше представляется, что она тяжело бредет по серой, безжизненной земле, но вдруг появляется полянка ярких цветов, и она делает легкий шагэто Артем вдруг извлекает несколько прекрасных звуков,  а потом снова серость, мусор, тяжесть, тоска

 Послушай,  останавливает его профессор,  послушай, Артемий. Подожди!

Артем прекращает вымучивать тему, опускает фагот. Виновато смотрит в пол, как двоечник.

 Скажи мне честно,  профессор еле сдерживает гнев, его голос глухой и придушенный,  скажи, ты хочешь стать музыкантом?

Молчание.

 Да или нет?

 Да,  тихо произносит Артем,  хочу.

 Это честно?.. И ты сам выбрал фагот?

 Да

 А я в этом не уверен. Я просто не слышу, что ты хочешь научиться. Что ты любишь свой инструмент! Когда любят, не позволяют так издеваться Ведь ты над ним издеваешься издеваешься над музыкой!

Артем виновато кивает. И Даша тоже ощущает вину, будто это говорят и ей. Тем более что профессор, она знает, сейчас обратится к ним ко всем Даша смотрит мимо Андрея Викторовича, видеть его больно и страшно. Сухой, лицо серо-синее, вместо щек вмятины; кажется, что под кожей нет крови, мяса, а только кости и высыхающие жилы. Но глаза горят, жгут всё, что видят, стараются прогнать холод, дрему, оживить. Успеть это сделать, пока он здесь, на земле

 Ребята, если вы выбрали фагот, то должны Должны! Вы должны отдать ему всё, всего себя. Для вас ничего больше не должно существовать. Музыка забирает человека целиком. Нет никаких половинок, частей. Для васесли вы действительно хотите быть музыкантамидолжна существовать только музыка!

 Простите,  голос.

Поднимается незнакомый Даше мужчина, видимо, чей-то папа Да, вот рядом с ним Оля Мухина, подергивает мужчину за рукав, призывая не спорить.

 Простите, но у них есть еще школа. Там тоже требуют и математику, и историю, химию, остальное. Да и они ведь дети ещеим поиграть хочется.

В первый раз, что ли, здесьне знает, как профессора такие слова возмущают

 Пап, не надо,  тянет его Оля,  па-ап.

 А что я такого? Все требуют, требуют, мне даже жалко

Лицо Андрея Викторовича становится совсем серым, даже жуткая синева исчезает, но эта серость еще страшнее. Будто кожа отмерла окончательно и сейчас начнет отваливаться.

 Детство  не ртом, а как-то горлом произносит он,  школа игры Я я никого не держу. Ни-ко-го! Вы сами ко мне пришли и И я  Профессор протяжно, со свистящим стоном выдыхает, не вздыхает, а именно выдыхает:Кто выбрал музыку, обязан забыть об остальном И я не требую играть сутками. Не требую! Но Два-три часа в деньнепременно. Обязательно! По пятнадцать минут Два-три часа, иначебез толку. Ичитать ноты, ииграть в воображении. Тренировать пальцы Я не требую многого Вы просто Вы просто-напросто не хотите И тогдане надо.

Профессор прокашлялся, отдышался и после этого заговорил почти жалобно:

 Понимаете, ребята, именно сейчас, сейчас вы строите свою жизнь. В двенадцать-четырнадцать лет. Сейчас Потом будет поздно. Всё закладывается сейчас. Мастерство, знания Всё! А вы так вы так растрачиваете самое важное время А в семнадцать будете локти кусать, ничего не умея толком, не зная, не понимая. И всю дальнейшую жизнь придется заниматься тем, что не любите, работать не для души, а лишь для денег. А этострашно. Поймите вы это, ребята!

В половине двенадцатого вышли из школы. Нужно было ехать к Татьяне Петровне на сольфеджио. Она жила на «Добрынинской»минут двадцать отсюда на метро и там еще немного пешком

По дороге к станции молчали. Даша чувствовала себя разбитой, избитой какой-то. Впрочем, это почти всегда случалось после подобных речей профессора. Ей казалось, что она действительно ничего не умеет, не понимает и никогда не поймет, ничему уже не научится.

Уж точно не научится играть на этом ужасном, огромном фаготе. Каждый звук из него достается с таким трудом, такой мукой И хотелось, прямо дергало изнутри сказать маме: «Всё, я больше не буду, не могу. Всё!» Но мама, конечно, начнет сердиться, говорить, что столько затрачено сил, времени, «денег, в конце концов». И что Даша делает успехи, и фаготисткина вес золота. Это пианисток, скрипачекморе, а фаготистокединицы. В любой оркестр путь открыт, в любой ансамбль. Сейчас и в джазе фагот используют

Да и это ощущение избитости, Даша знает, пройдет, сменится уверенностью и интересом, желанием доказать, что профессор не прав: она не ленится, она старается. Но вот сейчас Сейчас очень тяжело. Очень тяжело переживать это состояние.

 Что, может, пиццу съедим?  предложила мама, когда проходили мимо пиццерии неподалеку от метро.  Время есть еще.

 Ну давай.

 Ты вообще хочешь есть?

 Так

Даша на самом деле не знает, хочет или нет. Хотелось оказаться в своей комнатке-лоджии, открыть ноутбук, спрятаться в лабиринте интернета

 Вам курящий зал или  встретила в самых дверях девушка с бейджиком.

 Конечно, некурящий!  мгновенно раздражилась, а может, испугалась резкого вопроса мама.  Вы же видите, я с ребенком!

 Извините, всяко бывает Пожалуйста.  Девушка указала направо.  У нас здесь сегодня день рождения, но места свободные есть.

Да, в пиццерии было шумно и весело. За длинным, почти через весь зал, столом сидели взрослые, у некоторых на головах были маленькие яркие колпачки из картона Клоуны делали из длинных шариков зверюшек, цветы, мечи, играли с детьми; одна клоунесса рисовала на детских лицах бабочек, кошечек, разные узоры

Мама и Даша повыбирали пиццу. Сошлись на ветчинной.

 Она не острая?  уточнила мама у официантки.

 Нет-нет, этанет. Большую, среднюю, маленькую?

 Среднюю Так, и пить  Мама снова залистала меню.  Мне американо.

 А мне сок апельсиновый,  добавила Даша.

 Свежевыжатый или простой?

 Простой.  Свежевыжатый, она знала, намного дороже.

Официантка записала, забрала меню и ушла.

Молча ждали, когда принесут заказ Дашу злила чужая веселость, дети казались все глупыми, а взрослые выглядели какими-то, как из мультиков.

Тут еще мама подбавилазаметила, видимо, что она поглядывает на праздник, и предложила:

 Иди, Даш, поиграй. Вон девочка твоего возраста Или пусть сову на щеке нарисуют. Я заплачу, если что Тебе же нравятся совы.

 Мама, детство кончилось.

 Да перестань!  Мамины губы дрогнули и изогнулись в жалкую улыбку.  Всего две недели как четырнадцать лет, и уже кончилось

 Слышала же, что профессор говорил?

 Мало ли что он говорил!  И тут же спохватилась:Но в целом он прав. Только упорным трудом чего-то можно достичь К тому же у него и личное. Я ведь рассказывала? Нет?..

Даша пожала плечами. Мало ли что мама ей рассказывала и не рассказывала.

 Его отец был известным трубачом и был уверен, что у Андрея Викторовича нет таланта. И сказал: «Ты никогда не станешь большим музыкантом». Андрей Викторович перешел с трубы на фагот, который в сто раз сложнее, и стал самым известным. Его во всем мире знают. Видела же, сколько на него ссылок в интернете, статья какая в «Википедии»

Принесли пиццуеще шипящую, ароматную,  напитки.

 Приятного аппетита!  пожелала официантка.

 И счет, пожалуйста. Нам сразу бежать Даш, что сегодня на сольфеджио?

 Триоли.

Домой вернулись в четвертом часу. Еле дотащились. Занятия, переезды, сама Москва вытянули все силы.

В прихожей скандированием встретила Настя, младшая сестра:

 Рас-си-я! Рас-си-я!

 Что, опять биатлона насмотрелась?  не особенно радостно отреагировала мама.

Папа ответил:

 Глянули повтор вчерашней гонки.

 Там Зайка победила!  уверенно стала рассказывать Настя.  Она российская

 Ладно, зайка, дай нам отдышаться.

Настя тут же насупилась:

 Я не зайка. ЯНастя. Я буду чемпионка танцев!.. Ладно, мне надо мультики  И убежала в свою комнату.

Иногда пятилетняя сестра кажется Даше уже взрослой, всё понимающей. Но чащепребывающей и как-то специально заставляющей себя пребывать в том периоде детства, когда еще можно многого не понимать, позволительно капризничать и не слушаться. И от этого Даше становится как-то завидно, и она вопреки здравому смыслу злится на сестру.

 Есть хотите?  спрашивает папа.

 Янет,  ответила Даша и тут же автоматически поинтересовалась:А что есть?

 Курица по-ростикски и рис.

 О, тогда курицу буду!

«По-ростикски» папа называет куски курицы, обвалянные в муке со специями и зажаренные на сковородке в большом количестве масла. Мама эту еду считает вредной«поэтому и такие пухлые все, кроме тебя, курильщика!»но иногда готовить не запрещает: действительно вкусно.

Переоделись в домашнее, умыли руки, прошли на кухню.

 А вы с Настей будете?  спрашивает мама папу.

 Мы недавно Не дождались. Я с вами чай попью.

Сначала Даша, а потом мама накладывают себе еды на тарелки. Садятся за обеденный стол. Не верится, что еще три месяца назад здесь, на кухне, был папин кабинет: письменный стол, полка с книгами, даже маленький диванчик. Ели за столиком, который каждый раз приходилось раздвигать, а чаще всего в комнате, перед телевизором Но в начале сентября папа получил второй в своей жизни крупный гонорар, и его хватило, чтобы застеклить и утеплить лоджию. С тех пор кухня, впервые на Дашиной памяти, снова стала полноценной кухней. И всё равно на ней тесноповсюду посуда, разные миксеры, мясорубки, пароварки, которыми очень редко пользуются. Была бы Дашина воля, она бы вообще выбросила из квартиры почти всё. Почти все вещи. Они давят, мешаются, лезут в руки.

Назад Дальше