А мыться как мне? разводит возмущенно руками. Воды-то нет, а грязным я не лягу!
Я очень рада, говорю, уперев для солидности руки в бока, что ты такой чистюля и осознаешь, что там, где мы прохаживались перед сном, было антисанитарийно.
Иду ставить чайник на кухню, а там уже парует кастрюля с водой. Целую маму и подготавливаю тазик для водных процедур мальчику.
Иди, кричу ему, а то остынет.
Он с громким топотом несется на зов, но в дверях останавливается, как упрямый мул, и морщится.
В цветочек?! спрашивает с такой претензией, словно это я тазики по ночам раскрашиваю.
Я подаю ему розовое полотенце, показываю, где стоит гель для душа, и слышу вдогонку:
Фуу, я буду пахнуть, как девчонка!
Зато ты будешь чистым, усмехаюсь и закрываю дверь в комнату, чтобы не слышать возмущенного пыхтения. Пока он моется, сажусь за свой ноутбукнадо как-то состряпать редактору письмо с извинениями, сказать, что нет эксклюзивного интервью, нет статьив общем, не справилась. Но только и делаю, что пишу и стираю. За этим занятием меня и застает пахнущий пачули и абрикосом Егор. Подходит со спины, читает.
Так дело не пойдет, садится по-турецки на разложенное кресло со своим ноутбуком, что-то высматривает и продолжает поучать:Нельзя отказываться, не попробовав. Ты напиши, а если редактору не понравится, он сам от тебя откажется.
Не улыбается мне прослушивать в который раз диктофон, на котором нет ничего для статьи подходящего, и я настойчиво сочиняю извинения и все такое.
Ага, говорит Егор, я молодец, кто бы сомневался! Смотри, что мы сделаем: если не хочешь писать то, что сказал тебе мой брат в конференц-зале, напиши совершенно другое, но о нем же. Так ты и задание выполнишь, и кое-что новенькое сама о нем узнаешь.
Интересно что? оборачиваюсь.
А что ты знаешь о его детстве? усмехается довольный, что заинтересовал. Никто не знает, так что будет эксклюзив. Давай, я буду рассказывать, а ты слушай и пиши, потом оформишь как надо. А у меня в ноутбуке и фотографии есть.
Ты что, заранее подготовился?
Я же говорил, что взял с собой все, что нужно, удивляется моему удивлению. Готова?
Да ночь вообще-то, не хочется мне слушать о детстве бывшего. Жутко любопытно, но боюсь узнать что-то, что расположит меня к нему. Боюсь, что будут моменты, которые меня разжалобят, что ли.
А тысова, возражает мальчишка, ты вон и не зеваешь даже. Так вот, родился он
Начало расслабляетничего жалостливого, все как у всех. Родился, рос, учился, хотя и не в обычной школе, но для положения его родителей это нормально. Его отец был дипломатом, мать работала в Конституционном Суде, тоже не на последней должности. А вот потом, когда мы перешли к взрослому Яру Меня, действительно, поражает, как много мальчик знает о своем брате, и как спокойно говорит о его женах, об их отношениях. Нет, без интимных подробностей, не хватало, но в каждом слове проскальзывает легкое разочарование. Я начинаю понимать, что каждый новый брак Яра был надеждой и для мальчика, буквально вижу, осязаю, как он ждал, что что-нибудь изменится и для него, что его полюбят или хотя бы просто заметят. Но первая жена была помешана на сексе и мужчинах, втораяна себе, а третья, то есть я, ушла, потому что
Не надо, прошу мальчика, и он кивает, переключаясь на другое. Рассказывает, чем вообще занимается Яр, какой у него бизнес, тему друзей проскакивает, пожимая плечами.
Да нет их, поясняет, когда спрашиваю.
Как нет? А Стас?
Онприхвостень.
И больше никого?
Еще такие же. Их много, Злата, очень много. Яркак акула, возле которой вертятся мальки. Пока в движениипод ним, а захлебнетсятак и растащат по кусочку.
Я быстренько строчу черновик: пока не знаю, что в нем пригодится, но все же. Мальчик медленно рассказывает дальше и чем больше он говорит, тем больше я втягиваюсь. Строчу по клавишам, как из пулемета, и пытаюсь уловить одну мысль.
А, вот прерываюсь вспомнила!
Слушай, говорю, ты сказал, что каждой жене Яр платил большие отступные.
Ну да, поддакивает, не столько как тебе, конечно, но приличные.
Но разве их платил он? Не твои родители?
Мальчишка хлопает глазами и ухает, как филин.
Ух! Ну ты придумала! С какой стати моя мама будет платить тем, от кого хотела бы избавиться?
Как раз поэтому.
Ну да, конечно, и где логика? Без денег человек слабее, зависимей, зачем делать своего противника сильнее? Она не для того подначивала папу сделать капитал, чтобы им разбрасываться.
И вот теперь вопрос: как принимать слова Макара? Он говорил, что отступные платила бывшая свекровь. То ли не зналв конце концов, он был простым водителем в их доме, то ли солгал, то ли перепутал? Или Егор не знает всей обстановки? Сомнительно: внимательный и умный мальчик, его родители ему не посторонние люди, повадки изучил. Второй вопрос: кому мне верить? И номер три, последний, самый главный: а мне какое дело? Ну заплатили девушкам, те не в обиде, я на финансовую сторону развода тоже не обижаюсь. Проехали. Пишу, пока пишу, как говорит Егор, а когда буду править, может вообще это вычеркну.
И вот еще, я снова вспоминаю, а как на счет той девушки, на рисунках?
А что с ней?
Ну вот действительно, что с ней? Ты о ней ни слова.
Так он же не был на ней женат! Заметив интерес, Егор меняет местами ноги, чтобы поудобней, упирается подбородком в локоть и смотрит какое-то время задумчиво. А, ладно, говорит, если и скажу, нет здесь ничего такого. Та девушка
Наталья, подсказываю и заодно проверяю: узнал ли он тогда мою соседку по палате.
Наталья, соглашается с улыбкой, она ведь как мечта была, просто как призрак. Увидел, девушка понравилась, пытался даже найти, она казалась ему не такой как все. Но девушка то ухажеров меняла, то беременела, то вообще исчезла из города. Она, конечно, ничего, но думаю, если бы они все-таки познакомились, ничего бы у них не вышло.
Почему?
Она бы попыталась давить, возможно, перевоспитывать, да и увлечения Яра ей бы не понравились. Это позже он сменил круг одних прихвостней на других, а тогда вздыхает. Наталья слишком жесткая, слишком свободолюбивая, а Яр по своей натуре защитник. Знаешь, до фанатизма. Тебя вон попросил с работы уйти, но если у тебя есть хобби, твои сказки, то у Натальи работацель, она так самоутверждается. Они бы не сошлись, я точно говорю, а вы Ты знаешь, я когда на вас смотрю, мне верится в ту притчу про две разделенные половинки.
Я хмыкаю, а Егор продолжает:
Но там ведь не говорится, что когда две половики встречаются, происходит стопроцентное идиллическое совпадение, верно? Они даже могут разойтись снова, только им будет друг друга не хватать. Потому что когда знаешь, что теряешь, больнее, верно? Взять к примеру меня усмешка для бравады. Я так привык, что ты желаешь мне добрых снов, и Яр вот тоже
Яр? А вот это для меня приятная новость: им давно пора наладить теплые отношения.
И если всего этого не будет, продолжает, рассматривая свои ноги, я, конечно, переживу, но Ты понимаешь, о чем я?
Да.
Вот так и вы с Яром, вздыхает. Он никогда не поднимал руку на женщину, Злата. Они такое вытворяли, а он отпускали все, даже не кричал. Давал им денег, чтобы жили как хотели. А тебя не хотел отпускать. Даже после того, что ему там в больнице наболтали, он добирался на такси, а тебя доверил своему шоферу. А после того, как увидел пленку? Отпустил?
Я помню, как Яр шептал мне жаркие слова, как зацеловывал, ласкал, выжимал из горла сладостные крики. Не отпустил. Не хотел отпускать, даже после того, как два часа мотал по кругу запись с моей изменой ему.
То-то же, замечает Егор. И кто-то прекрасно знал все это и перестраховался, подсунув ему наркотики. А теперь представь, каково тому, кто привык оберегать самое дорогое, прятать за стенойвзять и разбить? Самому: и защиту, и это самое дорогое. И собрать и вернуть невозможно? Это сильный удар по вам обоим, Злата, но я не знаю, по кому больше. Ты пытаешься восстановиться, а он продолжает себя разрушать.
Ты говоришь слишком серьезные вещи для мальчика тринадцати лет.
А что, по-твоему, я должен играть в игры на компе и делать вид, что ничего не вижу в реальности?
Думаю, большинство мальчиков твоего возраста так и делают.
Не все же мальчики моего возраста мечтают стать послами, замечает резонно. А ты чем в этом возрасте занималась?
Да тем же, усмехаюсь, писала сказки. Так, ладно, отвлеклись не по теме. Давай лучше дальше. Что там ты рассказывал о Яре? На чем остановились?
На тебе, улыбается, откидываясь на подушку. Да все уже. Дальше ты закончи историю, как сама хочешь. От тебя зависит.
Он укрывается одеялом и отворачивается к стенке, а я играю в гляделки с экраном ноутбука. И что мне написать в конце? Не знаю, ставлю троеточие
Опять возвращаюсь к началу. Перечитываю написанное в сотый раз, правлю, привожу в более-менее читабельный вид, но к сожалению, не газетный. Скорее, размышлизмы или легкий рассказчто-то у меня в эту форму сдвинулось. Эх, вряд ли это подойдет, но если просто перечислить факты о Яре, эксклюзивная статья окажется ничуть не увлекательней википедии.
Когда пишу о бизнесе, прозрачно намекаю, что если хочешь денегнужно много работать, потому что мне ли не знать, как поздно он возвращался и каким утомленным. Пишу о детстве, намекая, что о будущем надо думать с пеленок. Пишу о прошлом, с удовольствием описывая, что он щедро делится отступными с бывшими женами, но из каких-то ложных принципов умалчиваю о самих причинах развода. Пишу о нашей встречевсе как было, кроме расставания. Так, разошлисьи все. Пишу о настоящем Яра и не удерживаюсь от шпильки, которая и заменяет троеточие.
" Итак, делаем закономерные выводы: Самарский Ярослав Владимировичне просто состоятельный бизнесмен. Онодин из самых богатых людей нашей страны, миллионер. В меру симпатичный, что легче всего отметить по детским фотографиям, к статье прилагающимся и внимание!.. Онхолост!
С учетом того, что он был женат трижды, разрыв между разводом и новой свадьбой составлял не больше года, а с последнего развода прошло уже несколько дней, у жаждущих стать новой женой олигарха не так уж много времени, чтобы перехватить его.
Из проверенных источников (внимание на подпись автора статьи) добавлю, что в настоящее время сердце и безымянный палец Самарского Ярослава Владимировича свободны. Так что желаю вам удачной охоты, милые дамы!
Самарская Злата Юрьевна"
Удовлетворенно хлопаю крышкой ноутбука, прислушиваюсь к тишине в квартире и прикрыв осторожно дверь в комнату, где посапывает Егор, выдвигаюсь на кухню для нелегкого разговора с мамой. Она встречает меня дымящейся кружкой зеленого чая, сама уже попивает с шоколадным сырком. Мы закрываем от шпионов дверь.
Не хочешь говорить о нем? участливо спрашивает мама и я, вздохнув, рассказываю. Все с самого начала: о том, как познакомились, о том, как вышла замуж в, кажется, чужом платье, о том, как было хорошо мне с мужем, пока я не влюбилась, и пересилив боль, рассказываю о причине развода. Я не хотела говорить о роли Макара, но здесь или говорить как есть или не начинать, потому что мама слишком меня чувствует, а я прескверно лгу.
Она слушает не перебивая, разве что неосторожными вздохами. Мне кажется, она не понимает, почему я привела в дом человека, не без помощи которого разрушился мой брак. Но если бы не он, меня могли действительно использовать, по полной, и тогда я бы чувствовала не злость и ненависть к мужу, а презрение к себе и своему телу. Оно и так непослушно в постели, но вряд ли я смогла бы другому мужчине прикоснуться к себе после всего. А так целуюсь на ветру.
Ты защищаешь его, замечает мама без осуждения и попытки навязать свое мнение.
Да нет, оправдываюсь, пытаюсь объяснить.
Скажи, я правильно заметила, что ты к нему что-то чувствуешь?
Да, не скрываю, он мне нравится, но я пока не думаю о новых отношениях. Когда-нибудь возможно я не знаю, мам.
А муж?
Что муж?
Что ты к нему чувствуешь?
А почему ты думаешь
Я же не слепая, вновь вздыхает, и у меня большие подозрения, что ты все еще его любишь.
Нет, говорю.
Она не давит, не тянет из меня все жилы, а подливает в кружку чай.
Я не могу верить мужчине, который меня предал, говорю я. Не могу спокойно смотреть на того, кто пытался поднять на меня руку. Нет, поспешно успокаиваю маму, он не избивал меня
Там все гораздо хуже, но это опускаю. Не хочу передавать маме свою боль, а на моих щеках как в ту треклятую ночь уже горит пощечина.
Я просто больше не могу перевожу дыхание. Он выбросил меня из дома, как лишайную дворняжку, которую подсунули на птичьем рынке вместо здоровой и породистой. Он не поверил, когда я пыталась поговорить о ребенке
Мама всхлипывает, но держится.
У меня вообще блок на применение силы со стороны мужчин, любой, даже грубых слов, даже пощечины. Я никогда не смогу простить, если бы и хотела. Меня распирает от жажды мести, мне хочется избить его, мне хочется скрутить ему руки, заткнуть в рот кляп и машу головой, отгоняя тупое раздражение. Иногда меня посещают жуткие мысли, если я начинаю об этом думать. Причем не обязательно применительно к себе, мне достаточно увидеть что-то такое по телевизору, как меня заносит: муж избивает жену, или брат сестру В общем Я не умею прощать. Не дается мне это.
Какое-то время слышно только наше с мамой дыхание, и сказать нечего, суматошно мечутся мысли и замирают, не оформившись. Наверное, мой лимит откровений на сегодня исчерпан, и пора спать, а утром все воспримется проще и для мамы. Я знаю, позже, скорее всего, когда мы уедем, она поделится грустью с папой, а я не смогу. Мне иногда с ним слов не хватает. Родной, близкий, но при нем я боец, а бойцы, даже мирные, не расквашиваются.
Но дверь кухни вдруг открывается и на пороге возникает отец. Взлохмаченный, чуб матюком, в одних спортивках, смотрит на меня так пристально и с таким страданием, что тянет начать хлюпать носом. Но я держусь. Бойцы, даже девочки, даже с подбитыми крыльями, при папах не плачут.
Прости меня, выдавливает отец, делая шаг и замирая надо мной. Прости меня, доча.
И я вот так, в одну секунду, переношусь на виток прошлого и отгоняю непрошеные слезы. Тогда мне было девятнадцать. Я училась на третьем курсе платного вуза, оставалось каких-то несколько лет до заветного обладания престижным дипломом, но однажды приехав домой, я узнала, что отец бросил работу. Он сказал, что в шахте за ним начала гоняться смерть, при нем порода завалила двух лучших друзей, одного едва успели спасти, но с ужасными травмами. Отец сказал, что чудом спасся, что думал уж не выживет, за ним тетка с косой ходит. А я тогда вместо того, чтобы поддержать, вместо того, чтобы обрадоваться, что жив и теперь в безопасности, испугалась что не смогу окончить образование: денег не хватит, одна мама не потянет и нас и мое обучение.
Я кричала отцу обидные вещи: что он сопьется, как его лучший друг, что превратится в бомжа, в ничто, в мыльный пузырь. Кричала, что он трус Отец дал мне пощечину. Единственный раз поднял на меня руку, никогда в детстве не кричал, не бил, а здесьвзрослая девушка, и пощечина
Я не смогла простить.
Да, не напоминала, мы заново учились разговаривать друг с другом, но никогда я больше не говорила всего, что думаю. Никогда не общалась свободно, как с мамой. Была яспокойная, рассудительная, открытая для всех. Была япротиворечивая, о которой мало кто знал.
Между мной и отцом стеной стояла пощечина. У меня после нее как блок, не переношу насилия: меня типает, трусит, лихорадит, бесит, выводит из себя даже намек. И он, подслушав наш разговор с мамой, понял, из-за чего все. Понял и опять, спустя три года, возвращается к болезненной для нас обоих теме. А я могу соврать, что все нормально, могу попробовать сыгратьв больнице насмотрелась сериалов, могу действительно попробовать простить.
Пап Я поднимаюсь на негнущихся ногах и крепко обнимаю его. Как в детстве, доверяя, зная, что не бросит, не предаст, простит. И я не чувствую при этом себя слабой, тряпкой, о которую удобно вытирать ноги. Наоборот, какой-то прилив сил появляется, легкость. Сон как рукой снимает, и за разговорами мы только перед рассветом расходимся спать.
Дверь в комнату Макара плотно закрыта, и я бесшумно проскальзываю мимо. Мой мальчик крепко спит, а я смотрю на него и такое душит безумное счастье, что хочется защекотать. Сдерживаюсь, ложусь в кровать и вскорости засыпаю. Мне снится странный сон, как будто в сумраке я ищу выход к свету, а мне указывает его чей-то голос. Иду сквозь трупы, стонущих, просящих, ступаю по кровавым лужам Жутко и правдоподобно: и кровь, и голос
Вот только странно, думаю с утра, обычно видеть во сне кровьк встрече со своими близкими, родственниками, а мы ведь уже встретились. Сомнительно, что нагрянет без предупреждения мамина родня с Севера.
А вот о мужском голосе из сна старательно не думаю.
А зря.
Как оказалось позже, сон был в руку.
Глава N 8
Пока я спала, бабуля заманила Егора к себе пирогом с потрохами. Не думаю, что золотой мальчик будет такое есть, разве что из тяги к сомнительному экстриму
Ой, кто бы говорил! встает на защиту мальчика и бабули мама. Кто нашел у бабушки пакетики с "Юпи" и напился этой гадости, а?
Действительно, не спорю, была такая девочка. А кто не дал ей закусить эти порошки с самодельными напитками жвачкой "Бубль Гумм"?
Да той жвачке лет десять было, не меньше! возмущается мама.
Но она же была целая! возмущаюсь я.
На кухонный стол между нами примирительно ложится пачка ментоловых жвачек.
От сердца отрываю, говорит папа.
А кстати, беру одну подушечку, бабуля выкинула "Буль Гумм"?
Родители пожимают плечами, а я таки надеюсь, что выкинула, потому что одно дело когда Егору поплохело от прыжков на батуте и я его не любила, и другоеесли в моем доме, и ончудо мое цыбулькино.
А Макар еще спит? спрашиваю папу, он встал последним, может, слышал. Папа вчера решил, что вмешиваться в наши отношения не будет и что водитель не такая сволочь, как мой бывший, так что я спокойно произношу это имя в доме. Имя Ярослава под запретом, можно проболтаться только Егорупо родственному, по юности и по скидке, потому что он о табу не знает.
Да нет, говорит папа, кажется, встал уже. Не знаю, чего не выходит. Зайти к нему?
Присматриваюсь с подозрением: вроде бы не настроен для серьезной беседы, но лучше я сама. Не расхаживает же он, я думаю, в пижаме со слониками? Стучусь на всякий случай, Макар открывает дверь, и я, произведя невольный осмотр, убеждаюсь, что пижамы нет, слоников тоже, а есть босые ноги, брюки и оголенный торс.
Войдешь? и наглость есть, с которой мне так соблазнительно улыбаются.
А ты выходить не собираешься? интересуюсь. Я уже, например, позавтракала.
Молодец, медленно, чтобы было время отпрянуть, протягивает руку и гладит по волосам. Я не голоден, спасибо.
Он оставляет открытой дверь, а сам отворачивается, и только теперь я замечаю, что он складывает в сумку вчерашнюю рубашку. Свежая висит на спинке стула, дожидается, когда окажется на его сильных плечах.
Уезжаешь?
Да, я же говорил, что могу только на два дня, а с учетом дороги я и так задержался.
А Егора уже нет, почему-то говорю я.
Я знаю, слышал, как он уходил.
Пока Макар надевает рубашку, я рассматриваю узоры на ковре.
Проводишь?
Ну вот, собрался, можно и в глаза смотреть. Я только одного человека знаю, которому так же идет красный, но ни одного большео котором бы мне хотелось сейчас думать. Я топаю к двери, жду, пока Макар распрощается с моими родными и под его вопросительным взглядом иду к лифту.
Макар не спорит, усмехается чуть заметно, видя мою воинственность. Это у меня с утра бывает, и когда волнуюсь, и когда вперед пытаюсь защититься от любого, даже словесного, нападения. Пока Макар забрасывает сумку на заднее сиденье, я без удивления замечаю выскочившую из подъезда соседкутеть Веру. Ну да, с балкона видать-то хуже, а надо в подробностях, чтобы живописать другим сплетницам.
Но мне все равно. Помнится, я и хотела оставить в городе побольше сплетен. Пусть смотрит, пусть завидует. Я подхожу ближе к Макару.
Пора?
Пора.
Между нами расстояние в несколько сантиметров и сотни взглядов из зашторенных окон. Между нами прошлое, через которое переступить не могу и его надежда, что однажды я это сделаю. Между нами так много всего, что сказать нечего. А сейчас между нами встанут города, и чем дальше он будет ехать, тем больше чужих лиц, чужих судеб, мимо которых зачем-то проносишься И я признаюсь сама себе, что была бы не против, останься он еще на немного: день, два. Мне бы хотелось узнать его лучше, хотелось попробовать с поцелуями или чуть больше
А, впрочем, что мне мешает сейчас?
Теть Вера? То, что Макар спешит? Нет, мои страхи. А если ступлю на них? И каблуком? Если не услышу их яростного шипения?
Поднимаюсь на цыпочки, медленно обнимаю за шею, чтобы мог отстраниться, но он прижимает сильнее и целует лицо, губы, волосы, целует мои ресницы. Легким прикосновением, огненными точками. А я, захлебываясь проснувшейся жадностью, беру в плен его губы. Один из нас издает тихий стон, другой повторяет как эхо, и мы дышим с трудом, когда оставляем губы в покое. Мое лицо у него на грудине стыдно, просто приятно, удобно. Его лицо в моих волосах, а губы над ухом.
Мне нравится, когда твое дыхание пахнет зеленым чаем, говорит Макар с едва уловимой грустью. Кофе для тебя слишком горький.
Пропажа кофе у меня из доматвоя работа? осеняет меня.
Да.
Зачем?
Это то, о чем я тебе говорил, смотрит в глаза. Ты пытаешься измениться, думаешь это легче сделать, заменив свое чужими привычками. Но на самом деле тебе кофе даже не нравится. Когда ты его не нашла, вернулась к чаю. Легко. Непринужденно. С удовольствием. Если бы ты, действительно, хотела кофе, ты бы уже его купила. Я прав?
Макар уезжает, а я все еще стою на улице, кутаясь в дубленку, и смотрю на опустевшую дорогу. Я поняла, что он хотел сказать, но больше не из слов, а по взгляду. Он говорил о чае, кофе, моих вкусовых пристрастиях, а имел в виду наш невидимый треугольник.
Проводила, да? бормотание за спиной выдергивает меня из раздумий. И так легко отпускаешь, а если он торопится к другой? А? Не переживаешь?
Нет, говорю соседке, вот если бы он к вам торопился, я бы волновалась за его психику, а так все в порядке.
И ухожу, пока она придумывает, что ответить. Я не против словесной баталии, но не мерзнуть же, если человек туго соображает? Дома я закрываюсь в комнате, устроив тет с ноутбуком, но кроме одной опечатки статья не правится. Или гениально написала, или безнадежно. Тихо так, спокойно, шуршу на сайте копирайтеров, прикидываю: взяться-не взяться, смогу-не смогу, и вдруг чьи-то вскрики
Прислушиваюсьв нашей квартире. Судя по всему, мама. Подрываюсь на помощь, на пару секунд опережаю не столь сердобольного папу, и впечатываюсь в его грудь, когда торможу.
На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоит Егор, за нимбабушка. У мальчика теплая куртка нараспашку, но посерединекак дыра, потому что молния разъехалась, карманы навыворот, пушистый воротник держится только потому что лежит на голове, а так безнадежно от куртки оторван. Но это ничего, а вот когда он поднимает расплывшееся от фингала лицовот где страхи! Справа, под самым глазом уже виднеется фиолетовое марево!
А если бы выбили? спрашиваю его, отдышавшись после пробежки и первого шока.
А если бы посчитали девчонкой? спрашивает меня.
Бабуля за его спиной принимает вид полководца и чтобы ей не досталось за соучастие, холодно поясняет, что отпустила мальчика во двор, погулять с ровесниками, дабы начать устанавливать контакт и привыкать к нелегкому посольскому делу. Глаз не спускала, мерзла во благо внука на скамеечке на балконе, и все шло мирно: обычная перебранка мальчишек, а потом закрутилось, завертелось
Но, она поправляет скрюченный бантик на голове, мы победили!
Это что за "мы"? интересуюсь. На тебя сейчас не придут жаловаться родители?
Егор хихикает, бабуля угрожает предателям расправой, а я раздумываю, надо ли принять какие-нибудь воспитательные меры.
А чем они тебя зацепили? спрашиваю мальчика, помогая раздеться. Легче всего снимается капюшонстащил с головы и все, замок не сдается, и куртку стаскиваю через верх. Пусть кряхтит и сопит, что жарко, ага, пусть его воинственность слегка сдуется. Но когда неожиданно понимаю, кого он мне напоминает своими вспышками, не могу удержаться от улыбки.
Сказали, что я слишком красивый, пыхтит он под курточкой, как девчонка! И что наверняка за длинными ресницами я ни черта не вижу! Фух!
Хм, я отдаю курточку папе, странные у нас во дворе мальчики завелись. Какая им разница, как ты выглядишь? Другое дело, если бы ты действительно был девочкой А что красивый, так и есть. И про ресницы тожея сама тебе завидую.
Правда? улыбается, довольный, но не от похвалы, а потому что не злюсь.
Конечно. Хочешьпоменяемся?
Неа, машет головой, твои накрашенные! Я ща! несется в нашу комнату, а я иду на кухню, где мама деликатно отчитывает провинившуюся бабушку. Но та не кается, грозится доказать всем, что еще одного мальца воспитает спокойно, если никто не будет вмешиваться!
Нет, бабушка, говорю ей, Егорне игрушка, чтобы передавать его из рук в руки. Он будет жить со мной, и эта тема закрыта.
А ты изменилась, замечает бабуля.
Знаю, соглашаюсь с очевидным, только этого мало.
И ничего не объясняя, оставляю взрослую шкоду на попечение родителей. Иду за малой шкодой. Что-то он притих совсем А, нет, сидит в комнате, по телефону кому-то доверительно шепчет, и так увлекся, что меня не замечает. Я останавливаюсь у него за спиной, ну и невольно (нет, это не семейная привычка) прислушиваюсь.
Ой, это так здорово! шипит мальчик в трубку. Я так ударил одного рыжего, что с него шапка слетела! Я тогда и понял, что он рыжий, а дразниться не стал! А он потом поднялся и на меня бросилсяблииин, дал мне в глаз! Но не больно! Только синяк, бабуля говорит, будет большооой!
Интересно, кого он радует приключениями? Надеюсь, маму? Хоть раз за все время она могла позвонить ребенку? А то только единожды и звонила, после сказки в журнале, да и томне. Удивительная в своей черствости женщина.
Да не, не больно, говорю же, шепчет дальше Егорка, и по вольному тону я понимаю, что вряд ли бы он так говорил со строгой дамой-торшером. Она бы уже пищала, визжала, что ее сына пытались убить снежком, как будто ей и впрямь есть до него дело. И вообще, битвы мужчин закаляют! Я сейчас поем и опять пойдувдруг они еще там?
Да, точно не с мамой, но новости о новой битве не радуют уже меня. За одного переживай, второй готовь валерьянку в случае проигрыша в войнушкууж очень она азартная. Ага, так я и дала этим шкодам вольную.
Интересно, спрашиваю, кто тебя отпустит?
Ой! мальчик отключает телефон и смотрит так добропорядочно, что не слышала быне поверила в его планы намылить шею безобидным рыжим мальчикам со двора.
Без меня ни шагу, грожу для устрашения пальцем.
И в туалет? хлопает длиннющими ресницами.
Из дома без меня ни шагу, вношу поправку.
А, ну ладно.
И вот подумалось мне, что как-то подозрительного быстро соглашается, но разве я могла предположить, что он слова мои к сведению примет, но прокрутив их как в З-Д формате, найдет лазейку? А я сижу, спокойно наминаю бабулин пирог (удивительно, что мне оставили), ворчу, что развелось в районе хулиганьявон, орут во всю глотку за окном, никого не стесняясь, а бабушка мне подмигивает и участливо спрашивает:
Не так-то просто воспитывать ребенка, да, Злата? Может, передумаешь еще?
И вот тогда-то меня и осенило. Да и голосок, наконец, узнаю. Отодвигаю в сторону надкушенный кусок пирога, иду на ультразвук и прямикомк балкону, где Егор, скрутившись через высокий бортик, дразнит рыжего мальчишку. Тот беснуется, подпрыгивает, как кот за фантиком, а этот заливается и машет шапкой-трофеем.
Хоть бы сам оделся, ворчу, сбрасывая с балкона шапку, ладно этот, за него пусть другие волнуются. Обо мне мог подумать?
Ластится котиком, только что хвостиком не виляет.
Ладно, говорю, пошли греться.
Чаем, что ли? тянет без охоты, но идет следом.
Котлетами.
Опережает меня на повороте и первым усаживается за стол. Н-да, надо бы с собой, как уезжать будем, захватить штук десятьавось, во время пути не оголодает. Егор ест и одновременно делится новостями, как отомстил обидчику; все слушают так, будто понимают его речь с забитым ртом.
Ешь молча, говорю ему.
А фо фо мо-л-фа? спрашивает, жуя. И фо я фо-ма? Нта-ка-фан? А фам снефоок пофоол!
В снежки поиграем, соглашаюсь милостиво, потому что знаю, что первый и даже второй снег никогда не выпадает в таком количестве, чтобы им бросались.
Пока ребенок ест под благодушными взглядами, я думаю, что бы сообразить себе к пирогу? Даже настроение приободряется когда представила в руках огромную кружку. Итак, чего я хочу? Кофе? Или чая? С учетом слов Макара, простой вопрос заставляет призадуматься, и я незаметно доедаю кусок пирога всухомятку. Егор просится на улицу, в снежки, я с тоской резюмирую через окно, что снег стелется, не жалея ни себя ни меня, но раз пообещалаиду. Мальчишка носится с недавними противниками, я переваливаюсь с ноги на ногу у подъезда, пока кто-то не въезжает мне снежком в рот.