Они живут на rue de Verneuil в седьмом районе, их улица расположена параллельно rue de lUniversitй, но в отличие от роскошной резиденции семьи Марго, квартира Жуэ невелика и обставлена довольно просто, без сомнения отражение ограниченных финансовых возможностей Хелен, последствие аварии мужа. Но их место очень ухожено, замечает Уокер, все находится на своих местах, убрано, чисто, аккуратно, начиная стеклянным, без единого пятнышка, кофейным столиком и заканчивая начищенным паркетным полом, как бы сохраняя порядок, она защищает свое место от вторжения хаоса и непредсказуемости мира. Кто бы смог обвинить Хелен в черезмерности? думает Уокер. Она пытается сохранить себя в руках. Она пытается удержать себя и Сесиль вместе, и, находясь под грузом тяжелой ноши, кто знает, может, поэтому она и решила развестись с мужем и выйти замуж за Борна: чтобы освободиться от бремени и вновь начать дышать полной грудью?
Без Борна на горизонте, Уокер находит Хелен более мягкой и более приятной, чем та женщина в ресторане несколько дней тому назад. Она все еще замкнута, все еще захлопнута в воздухе правил и приличий, но когда она встречает его у входной двери и пожимает ему руку, он удивлен, как живо выглядят ее глаза, радостные его появлению здесь. Может, он сделал не то, поддавшись на уговоры Сесиль и приняв ее приглашение. После всего сказанного и увиденного, может, Хелен сама предложила эту идею: Что это за странный американский парень болтается постоянно с тобой, Сесиль? Почему бы тебе не пригласить его на ужин, так что я смогу задать ему пару вопросов?
Снова Сесиль выбрала не одевать очки к ужину, но, в отличие от того вечера в ресторане, она уже не щурится. Уокер полагает, она начала одевать контактные линзы, но не решается задать вопрос об этом, чтобы не смущать ее. Она выглядит еще более тихой, чем обычно, думает он, более уравновешенной и контролируемой себя, от того ли, что она сознательно выбрала такой стиль поведения, или от того, что ей спокойно находиться с ним в присутствии матери. Блюдо за блюдом, еда появляется на столе: для начала паштет с корнишонами, потом отварное мясо с овощами, салат, три вида сыров, крем карамель на десерт. Уокер рассыпается в комплиментах после каждого блюда, но при этом, хоть и наслаждаясь каждым кусочком еды, он знает, ее еда далека от качества еды Марго. Бесконечные вопросы заданы о бесполезных вещах. Школа и работа, погода, разница между метро в Париже и Нью Йорке. Разговор значительно оживляется, когда он и Сесиль затевают разговор о музыке, и, по окончании еды, он ухитряется убедить ее (после скольких пламенных отказов?) сыграть что-нибудь для него, для него и для ее матери. Небольшое пианино стоит в комнатеи гостиная и столоваяСесиль встает из-за стола и, подходя к инструменту, спрашивает: Что-нибудь на выбор? Бах, отвечает он без малейшего колебания. Двух-частевую композицию Баха.
Она неплохо исполняет заказ, она играет все ноты музыкальной пьесы с упорной точностью, динамизм ее исполнения устойчив, и, хоть, музыкальные фразы страдают механичностью, и она не достигает быстроты заезжего гастролера, кто обвинит ее в том, как она играет? Онане профессиональный музыкант. Онавосемнадцатилетняя школьница, играющая на пианино для собственного удовольствия; и она исполняет Баха собранно, подвижно и с большим чувством. Уокер вспоминает свои неловкие попытки научиться игре на фортепиано в детстве, и какое разочарование постигло его тогда, обнаружив у себя полное отсуствие способностей к этому. Оттого он аплодирует Сесиль с большим воодушевлением, хваля ее старание и говоря, как превосходна, по его мнению, она. Не так уж хорошо, говорит она с надоедливой скромностью. Сойдет. Но при этом Уокер видит ее веселящуюся гримаску на лице, как она еле удерживается от радостной улыбки, и понимает, сколько значат для нее его слова.
Мгновение спустя, она извиняется и уходит в коридор (без сомнения, в туалет), и, в первый раз за вечер, Уокер остается наедине с ее матерью. Поскольку Хелен знает, что Сесиль вернется очень скоро, она сразу приступает к делу, не колеблясь ни секунды.
Будьте осторожны с ней, мистер Уокер, говорит она. Моя дочьнепростое, хрупкое создание, и у нее нет опыта общения с мужчинами.
Мне очень нравится Сесиль, отвечает он, но не в этом направлении. Мне нравится просто быть с нею. Как друг.
Да, конечно, она Вам нравится. Но без любви, и проблема заключается в том, что она начинает испытывать к Вам особые чувства.
Это она Вам сказала?
Она не должна говорить мне ничего подобного. Я это вижу.
Нет, она никак не могла влюбиться в меня. Я знаком с ней только неделю.
Год, неделя, какая разница? Вещи случаются, и я не хочу, чтобы она страдала. Пожалуйста, будьте осторожны. Я Вас умоляю.
Опасения сбываются. Невинность становится виной, а слово надежда рифмуется с отчаяньем. Во всем Париже люди выбрасываются из окон. Метро затоплено человеческими экскрементами. Смерть выползает из могил. Конец второго акта. Занавес.
Третий акт. Уокер покидает квартиру Жуэ и входит в прохладную сентябрьскую ночь; никакого сомнения в том, что Хелен сказала ему правду. Он и сам подозревал это, а сейчас его подозрение подтвердилось; он понимает, пора менять стратегию. Для началабольше не будет праздных дневных шатаний с Сесиль. Хоть ему и приятно проводить с ней время, он должен быть осторожен (да, Хелен была права), он должен быть очень осторожен с ней. Но что означает осторожен? Разорвать полностью отношения с ней выглядит чересчур жестоким, и все же, продолжая видеться с ней, может ли она воспринять продолжающиеся встречи за знак одобрения? Нет простого решения этой дилемме. Факт тот, что он должен видеться с ней, возможно, не так часто, как раньше, возможно, не столько часов вместе, но он должен видеться с ней, с кем он решает разделить свои мысли, кому он расскажет об убийстве Седрика Уилльямса. Сесиль поверит в его историю. Если он сначала пойдет к ее матери, тогда, скорее всего, Хелен не поверит. Но если Сесиль примет его сторону, тогда появятся и шансы, что и Хелен изменит свое мнение, поскольку, похоже, она доверяет во всем своей дочери.
Он звонит Марго на следующее утро, надеясь отвлечься от тины неопределенностей, проведя время в ее компаниизависит от ее настроения, конечно, и то того, если она свободна.
Забавно, говорит Марго. Я как раз хотела позвонить тебе в отель.
Рад, отвечает Уокер. Означает, что мы думаем друг о друге в одно время. Телепатиялучший индикатор крепких отношений между людьми.
Ты говоришь иногда странные вещи
Хочешь сказать, почему ты хотела позвонить мне, или я должен рассказать тебе первым?
Сначала ты.
Очень просто. Я очень хочу тебя увидеть.
Я бы тоже очень хотела встретиться с тобой, но не могу. Вот, почему я хотела поговорить с тобой.
Что случилось?
Нет, ничего. Я уезжаю на неделю и хотела сказать тебе об этом.
Уезжаешь?
Да, в Лондон.
Лондон?
Почему ты все время повторяешь меня?
Извини. Но сейчас в Лондоне кто-то находится.
А также десять миллионов других людей. Ты о ком говоришь?
Я думаю, ты его знаешь.
А поточнее?
Борн. Он уехал в Лондон три дня тому назад.
И какая связь со мной?
Ты едешь на встречу с ним, да?
Не смеши меня.
Если тыдействительноедешь на встречу с ним, я тебе этого не прощу.
Что в тебя вселилось? Конечно, я не еду к нему на встречу.
Тогда почему ты едешь?
Не надо, Адам. У тебя нет никакого права задавать мне такие вопросы.
Я думал, есть.
Я никому ничего не должнапо крайней мере, тебе.
Прости, веду себя как идиот, да? Снимаю свой вопрос.
Если хочешь знать, я еду к своей сестре. Она замужем за англичанином и живет в Хэмпстэде. Ее сыну исполняется три года, и я приглашена на празднование. Такжечтобы закончить всю картинумоя мать едет со мной.
Могу ли я тебя увидеть до отъезда?
Мы уезжаем в аэропорт через час.
Плохо. Я буду скучать по тебе. Очень, очень скучать.
Только восемь дней. Держись, малыш. Скоро вернусь.
После такого разговора с Марго он возвращается в свою комнату в отель и проводит несколько часов в тоске, совершенно без никаких сил для работы за письменным столом и без никакой возможности сконцентрироваться на чтении (Жорж ПерекLes Choses: Une Histoire des annйes soixante), и прежде, чем он вновь возвращается к мыслям о Сесиль, он вспоминает, что сегодняпервый день ее учебы, и она, совсем недалеко от того, где он сейчас, сидит в классе и слушает разглагольствования какого-нибудь учителя о поэтическом метре Мольера, теребя пенал заточенных карандашей. Он будет сторониться ее некоторое время, говорит себе, и, когда его классы начнутся через восемь дней (в тот же день возвращается и Марго), тогда у него будет законный повод видеться с ней гораздо реже; и чем меньше времени они проведут вместе, тем быстрее пройдет ее увлечение им.
Следующие три дня он упорно придерживается режима молчания. Ни с кем не видится, ни с кем не разговаривает, и понемногу он начинает чувствовать себя увереннее в своем одиночестве, будто ограничение, напущенное им на себя, очистило его каким-то образом, вернуло его в состояния человека, каковым он представлял себя ранее. Он пишет две короткие поэмы, в которых появляется что-то стоящее (хорошо бы все, да только мечта о другом / хорошо б ничего, да только мечта не об этом), проводит всю вторую половину дня в размышлениях о сцене возрождения в фильме Дрейера и сочиняет длинное, очень эмоциональное письмо к Гвин о переменчивости неба Парижа, взглядом из окна его комнаты:Жить здесь означает стать знатоком облак, метеорологом капризов. Потом, на четвертый день, после того, как только что проснулся, пригубив первый глоток растворимого кофе, приготовленного им каждым утром на плитке позади кровати, раздается стук в дверь.
Еще не до конца проснувшийся, еще разомлевший от тепла постели, взъерошенный неодетый Уокер натягивает штаны и идет к двери, переступая носками босых ног и стараясь не зацепить занозу от торчащих дощечек пола. Вновь он думает, что это Морис, и вновь это не так, и, ожидая Мориса за дверью, он даже не удосуживается спросить, кто там.
Сесиль стоит перед ним. Она взволнованна, она кусает ее нижнюю губу, она то и дело вздрагивает, будто электрический разряд время от времени проходит через ее тело, и будто она готова оторваться от земли и взлететь.
Уокер говорит: Ты же должна быть в школе?
Не беспокойся о школе, отвечает она, проходя в дверь без приглашения. Это более важно, чем школа.
Ладно, это более важно, чем школа. Насколько?
Ты не позвонил мне ни разу после того ужина. Что произошло?
Ничего. Я был очень занят, только и всего. И я подумал, ты тоже. У тебя только что начались уроки на этой неделе, и ты по уши, наверное, в домашних заданиях. Я хотел предоставить тебе несколько дней, чтобы ты втянулась в учебу.
Это не так. Это совсем не так. Моя мать говорила с тобой, вот почему. Моя глупая мать говорила с тобой и напугала тебя. Хорошо, чтобы ты знал, моя мать не знает ничего обо мне. Я сама могу о себе позаботиться, спасибо за заботу.
Подожди, Сесиль, говорит Уокер, поднимая правую руку и оставнавливая ее речь открытой ладоньюжестом полицейского, регулирующего движение. Я встал три минуты назад, продолжает он, и все еще пытаюсь проснуться. Кофе. Вот, что я делал. Я пил кофе. Хочешь немного?
Я не люблю кофе. Ты знаешь это.
Чай?
Нет, спасибо.
Ладно. Ни кофе, ни чая. Пожалуйста, сядь хотя бы. А то я начинаю волноваться.
Он жестом приглашает ее сесть на стул, затем отодвигает этот стул для нее, и в то время, как Сесиль идет, он берет чашку кофе и подходит к постели. Он усаживается, провалившись в матрас в тот же самый момент, как она садится на скрипучий стул. Отчего-то это совпадение кажется ему смешным. Он глотает уже не горячий кофе и улыбается ей, надеясь, их совместное приземление было так же смешно и ей, но у Сесиль нет повода для смеха, она не улыбается ему в ответ.
Хелен, говорит он. Да, она говорила со мной. Это случилось, когда ты вышла из комнаты после пианино, и разговор длился пятнадцать-двадцать секунд. Она говорила, я слушал, но ничуть не напугался.
Нет?
Конечно, нет.
Точно?
Абсолютно.
Тогда почему ты исчез?
Я не исчез. Я хотел позвонить тебе в субботу или в воскресенье.
Правда?
Да, правда. Прекрати. Больше никаких вопросов, хорошо? Никаких сомнений. Я твой друг, и я хочу быть твоим другом.
Но лишь
Хватит. Я хочу быть твоим другом, Сесиль, но не могу им оставаться, если ты мне не веришь.
Верить тебе? Ты о чем? Конечно, я тебе верю.
Не совсем. Мы провели вместе много времени, мы говорили о многомкнигах и философах, искусстве и музыке, фильмах, политике, даже обуви и шляпкахно ты никогда не рассказала мне о себе. Ты не должна скрывать ничего от меня. Я знаю, что такое проблемы. Я знаю, что бывает в семьях, когда что-то не так. В тот день, когда я рассказал тебе о моем брате Энди, я думал, что ты тоже расскажешь о себе, но ты не промолвила ни слова. Я знаю, что случилось с твоим отцом, Сесиль, я знаю, в каком аду ты и твоя мать живете, я знаю о разводе, я знаю о свадебных планах твоей матери. Почему ты даже не упомянула об этом? Мы же друзья. Мы же здесь, чтобы разделить боль, помочь друг другу.
Мне очень тяжело, говорит она, опуская глаза и разглядывая свои руки. Вот почему я так счастлива, когда с тобой. Потому что я не должна думать об этих вещах, потому что я могу позабыть о том, какой грязный и ужасный мир вокруг нас
Она говорит, но он уже не слышит ее, его внимание на другом из-за внезапной мысли, пришедшей ему в голову, и он раздумывает, может быть, сейчас как раз и есть тот самый момент, чтобы рассказать ей его историю, историю Борна и Седрика Уилльямса, убийства Седрика Уилльямса, тот самый правильный момент, потому что после всех его уверений в дружбе она сможет внимательно выслушать его рассказ, спокойно воспринять описание жестокого поступка Борна, без последствий дляхрупкого создания, как ее назвала мать, для этой дрожащей, грызущей ногти, ранимой Сесиль, в то же время проведшей лето за переводом поэмы столь жестокой, будто из ночного кошмара, что даже он был потрясен монологом-воем Кассандры о разорванных в клочья монстрах и сожженых городах и убийствах родных детей, но все этов мире воображаемого насилия мифа давних от нас лет, а Борн при всем при этомреальный человек, живущий, дышащий человек, кого она знает всю свою жизнь, человек, решивший жениться на ее матери, и неважноза или против она этой женитьбы, что случится с ней, когда она узнает о том, на что способен этот человек, когда он расскажет об убийстве, виденном им своими собственными глазами, и, хоть и решив, что сейчассамое лучшее время для разговора о случившемся в Нью Йорке прошедшей весной, он медлит, он никак не может собраться с силами, он не должен этого делать, он не сделает этого, и так выходит, он не будет вовлекать Сесиль, чтобы донести эту историю до ее матери, он сам пойдет к Хелен, и это лучшее решение, самое честное решение, и если при этом он даже и не добьется ничего, все равноон не должен и не расскажет Сесиль ничего.
Все в порядке, Адам?
Колдовство ушло. Уокер смотрит на нее, качает утвердительно головой и улыбается ей короткой извинительной улыбкой. Прости, говорит он, я просто задумался.
О чем-то важном?
Нет, совсем нет. Я вспомнил ночной сон. Ты знаешь, как это бывает после пробуждения. Твое тело проснулось, а сознание все еще там, в постели.
Так ты не злишься на меня за то, что я пришла?
Совсем нет. Я рад, что ты пришла.
Я тебе нравлюсь, хоть чуть-чуть, да?
Это что за вопрос?
Ты думаешь, я некрасивая или страшная?
Не говори глупостей.
Я знаю, я некрасивая, но я и не уродина, да?
У тебя замечательное лицо, Сесиль. Деликатное лицо с красивыми, живыми глазами.
А почему ты никогда не прикасался ко мне и не пробовал поцеловать меня?
Что?
Ты слышал меня.
Почему? Я не знаю. Потому что я никогда не хотел просто использовать тебя, я полагаю.
Ты думаешь, я девственница, да?
Сказать честно, я вообще не думал об этом.
А янет. Чтобы ты знал, я уже не девственница и никогда уже не буду.
Поздравляю.
Это случилось прошлым месяцем в Бретани. Его звали Жан-Марк, и у нас было три раза. Он хороший человек, Жан-Марк, но я его не люблю. Ты понимаешь, о чем я?
Вроде.
И?
Дай мне немного времени.
Это что-то значит?
Это значит, что я все еще по уши влюблен в кого-то из Нью Йорка. Она порвала со мной прямо перед моим отъездом в Париж, и я все еще не отошел от этого, все еще пытаюсь как-то все это прожить. Я не готов ни к чему такому прямо сейчас.
Я понимаю.
Хорошо. Все становится гораздо проще.
Не прощегораздо сложнее. Но ничего не изменится в самом конце.
Да?
Когда ты меня узнаешь получше, ты увидишь, у меня есть одно особое качество, чем я отличаюсь от всех остальных.
И что это за качество?
Терепение, Адам. Я самый терпеливый человек в мире.
В субботу, решает он. Хелен не работает. У Сесиль пол-дня учебы, и потому субботаединственный день в неделе, когда он сможет пойти на квартиру Жуэ, зная, что там только одна Хелен. И он решает устроить встречу сейчас же, чтобы поговорить с ней, пока Борн все еще в Лондоне, и только сейчас нет никакого риска, что Борн может войти к ним прямо на середине разговора. Он звонит Хелен в клинику. Он говорит, что хочет поговорить с ней о чем-то важном о Сесиль. Нет, ничего страшного, говорит он, скорее наоборот, но ему нужно поговорить с ней, и будет лучше для всех, если Сесиль не будет присутствовать при разговоре. Тогда сама Хелен приглашает его прийти в субботу утром к ним на квартиру. Сесиль будет тогда в школе, и если он появится около девяти утра, они смогут закончить разговор до ее прихода. Что Вам приготовить? спрашивает она. Кофе или чай? Круассаны, бриоши или тосты? Кофе и тосты, говорит он. Йогурт? Да, йогурт будет как раз. На том и остановимся тогда. Он придет на завтрак в субботу утром. Голос Хелен услужлив, полон приветливости и соучастия; и Уокер меняет свое мнение о ней по окончании разговора. Похоже, она замкнута только с незнакомцами, но после какого-то времени она перестает быть навзводе и начинает выказывать ее истинные качества. И они все более и более нравятся ему. Хелен, очевидно, неплохо относится к нему, и, честно говоря, он к нейтоже. Все больше поводов избавиться от Борна и чем скорее, тем лучше. Если это возможно. Если у него получится убедить ее.