Может быть. но это лишь догадки.
А почему он так и не рассказал мне, в чем была проблема в Париже? Он даже не придумал никакой причины. Тебя не касается, сказал он, не задавай много вопросов. Улетает в Париж, и, когда возвращается, он уже помолвлен с Хелен Жуэ, а меняза дверь.
Они продолжают обсуждать еще пятнадцать-двадцать минут, и чем более уверенной становится Марго в своих подозрениях о тайных операциях, о заговорах правительства, о психологическом давлении от двойной жизни, тем более Уокер, как кажется, становится беззаботным. Марго заинтригована его безразличием. Она называет его отношение к разговору нездоровым, нелогичным, но Уокер объясняет, что чем занимается Борнсовершенно неинтересно ему. Только одно важно для негоубийство Седрика Уилльямса, и даже если Борн окажется главой всей французской шпионской системы, не будет иметь никакого значения для него. В один момент его внимание полностью переключается на разговор после вскольз брошенной реплики Марго о прошлом Борначто-то о проведенном детстве в большом доме за городом, где она впервые встретила его в возрасте трех лет. А Гватемала? спрашивает Уокер, вспоминая слова Борна о детстве в Гватемале.
Он просто поддакивал тебе, отвечает Марго. Рудольф никогда не был в тех местах.
Так я и думал. Но почему Гватемала?
А почему бы и нет? Ему нравится придумывать истории о себе. Водить людей за нос, врать чуть-чутьлюбимые забавы Рудольфа.
Хоть и не так уж много настоящей информации всплыло в разговоре (слишком много догадок, недостаточно фактов), несмотря на все, эта беседа становится поворотным пунктом в его отношениях с Марго. Она беспокоится о нем, беспокоится за него, и, видя волнение и заботу в ее глазах, он при этом испытывает двойственное чувство успокоенности (проблема доверия ей снята с повестки дня) и непонятной тревоги. Она становится ближе к нему, ее чувства к нему становятся более видимыми, более искренними; и даже нечто материнское появляется в ее волнении, мудростью лет снисходительно улыбаясь, глядя на ошибки молодости; и в первый раз за все время знакомства с ней он ощущает разницу в их возрастах, разрыв в десять лет стоит между ними. Он надеется, с течением времени все пройдет. Марго нужна ему сейчас. Онаединственный его союзник в Париже, а быть вместе с нейединственное средство от мрачных размышлений о Гвин, от тоски по Гвин. Нет, он не расстроен тем, что она увидела его в ресторане прошлой ночью с Борном и Жуэ. И не расстроен тем, что только что открыл ей всю свою душу. Ее слова подтверждаютон что-то значит для нее, и он не просто еще одно тело для постельных утех; но в то же время он понимает, что у ее отношения к нему есть границы, и Марго не может быть с ним до самого конца. Потребуешь от нее бульшего, и она в праве обидеться или даже покинуть его.
Не притронувшись к круассанам на столе, они выходят на улицу в сырую пасмурную погоду в поисках места перекусить. Марго молча держит его за руку всю дорогу, а через десять минут они сидят друг напротив друга за угловым столиком в Restaurant des Beaux-Arts. Марго покупает ему обильный обед их трех блюд (отказав ему в оплате счета и настояв, чтобы он взял десерт и кофе), а потом они идут по rue de lUniversitй. Квартира семьи Жоффруа находится на пятом этаже шестиэтажного дома; и, как только они втискиваются в размером с птичью клетку кабинку лифта, Уокер обнимает Марго и покрывает ее лицо отрывистыми чувственными поцелуями. Марго рассыпается в смехе; она продолжает смеяться, доставая ключ из сумочки и вставляя его в дверь. Квартира оказывается роскошным местом, более шикарным, чем Уокер мог себе представить, огромное пространство комфорта, отражающее богатство на шкале, никогда не виденной им. Марго однажды сказала ему, ее отец работал в банке, но забыла добавить при этом, что он был президентом банка; а сейчас она ведет Уокера короткой экскурсией комнат с толстыми персидскими коврами, с позолоченными зеркалами, с хрустальными люстрами и антикварной мебельюновый взгляд на недовольную собой, вечно ускользающую Марго. Она выглядит чужой обстановке, в которых выросла, чужой, но без бунтарства (здесь она лишь на время, в поисках нового места); и, похоже, каким разочарованием для родителей должно быть то, что она в свои тридцать лет до сих пор незамужем, как и ее робкие попытки попытки стать художником тоже не добавляют покоя этому владению буржуазной респектабельности. Переменчивая Марго с ее любовью к приготовлению еды и вечным желанием секса все еще ищет свое место в этом мире, все еще несвободна.
Приблизительно так залезает в дебри своих мыслей Уокер, следуя за ней на кухню, а, минуту спустя, он понимает, что нарисованный им ее портрет более сложен. Марго не живет здесь со своими родителями. Ее комнатанаверху, небольшая комната служанки, купленная ее бабушкой в подарок, когда ей исполнилось двадцать один год; и она зашла в квартиру Жоффруа только лишь за пачкой сигарет (найденные в ящике стола рядом с раковиной). Экскурсия была небольшим бонусом, добавляет она, теперь Уокер может представить, как и где она выросла. Когда он спрашивает ее, почему она предпочитает жить в крошечнойchamber de bonneвместо того, чтобы с комфортом проживать здесь, Марго улыбается и говорит: найди причину сам.
В ее комнате, размером с треть его номера, довольно спартанская обстановка. Небольшой столик и стул, небольшая раковина, небольшая кровать с бельевыми ящиками под матрасом. Непотревоженная чистота, никакого декора нигдебудто они вошли в келью набожной монашки. Одна книга лежит на полу рядом с кроватью: сборник стихов Поля ЭлюараCapitale de la douleur. Тетради для зарисовок небольшой горкой лежат на столе, стакан, заполненный карандашами и ручками, несколько холстов на полу, прислоненных к стене оборотом наружу. Уокеру очень хотелось бы повернуть их к себе лицом, но Марго не предлагает ему посмотреть на них, и он не решается тронуть холсты без ее согласия. Он потрясен простотой ее комнаты, случайным проникновением во внутренний мир Марго. Скольким людям она разрешила войти сюда? интересно Уокеру.
Он бы хотел думать, что только ему.
Они проводят два часа в узкой кровати Марго, и, когда Уокер все же уходит, он уже опаздывает на встречу с Сесиль Жуэ. Конечно, виноват он; и, говоря правду, он просто позабыл о встрече. С того момента, как он начал целовать Марго, рандеву в четыре часа испарилось из его памяти, и если бы не Марго, посмотревшая на часы и сказавшая ему:А не должен ли ты быть где-то через пятнадцать минут?, он бы так и лежал рядом с нейуж лучше, чем вскакивать с постели, запрыгивать в одежду и выкатываться наружу.
Он озадачен ее словами. Несколько часов назад она была твердо настроена против его плана, а сейчас она ведет себя как его соучастник. Передумала ли она свое отношение к плану, спрашивает он себя, или решила посмеяться над ним, проверяя, насколько он глуп, что готов сам пойти в западню? И подозрения говорят в пользу, скорее всего, последнего, но, даже и так, он благодарит ее за напоминание о встрече, и потом, на выходе у открытой двери, покидая крохотную комнатенку, он второпях говорит Марго, что любит ее.
Нет, ты не любишь, отвечает она, качая головой и улыбаясь. Но мне приятно, что ты так думаешь. Ты сумасшедший, Адам, и каждый раз я вижу тебя, ты становишься все более сумасшедшим. Скоро ты станешь таким, как я.
Он входит в La Palette в четыре двадцать пять, опоздав почти на полчаса. Он не удивился бы, если бы Сесиль уже не было там, гневно вылетая оттуда и клянясь вылить на него тысячи проклятий при следующей случайной встрече. Но нет, она все еще там, спокойно сидит за столом в задней комнате, читает книгу; полувыпитая бутылка прохладительного напитка стоит перед ней; в этот разв очках, а на головемаленькая темно-синяя шляпка, похожая на берет. Пристыженный, запыхавшийся от бега, в мятой одежде, все еще пахнущий сексом, со словомсумасшедшийвсе еще в голове, Уокер подходит к столу, репетируя на ходу различные извинения, и тут Сесиль смотрит на него и улыбаетсясовершенно незаслуженная улыбка прощения.
И все же, садясь на стул, Уокер рассыпается в извинениях, изобретая небылицу о длинной, почти часовой очереди на почте, чтобы позвонить в Нью Йорк, но Сесиль пожимает плечами, говоря ему, не волнуйся, никаких проблем, он не должен объяснять ничего. Затем, держа себя за левое запястье, она постукивает по наручным часам указательным пальцем правой руки и говорит: У нас в Париже есть правило. Когда люди встречаются, кто пришел первым, тот ждет другого полчасаникаких вопросов при этом. Сейчасчетыре двадцать пять. По моим подсчетам, ты пришел раньше на пять минут.
Хорошо, говорит Уокер, пораженный такой логикой, выходит, я кипячусь по-напрасну, да?
Что я пытаюсь тебе сказать.
Уокер заказывает кофе, шестой или седьмой за день, и тогда, с характерной гримасой, Сесиль указывает на книгу, которую она читалазеленый переплет без суперобложки, очевидно, старое издание, побитая, вытертая годами книга, будто только что спасенная от мусорной корзины.
Я нашла ее, говорит она, уже не контролируя, расплывшийся во всю ширь улыбки, рот. Ликофрон на английском языке. Отпечатан в Гарвардском университете. В тысяча девятьсот двадцать первом. С переводом(она переворачивает страницу к заглавию) А.У.Мэйр, профессор Эдинбургского университета.
Надо же как быстро, говорит Уокер. Как же ты смогла найти ее?
Извини. Не могу сказать.
Да? А почему?
Секрет. Может быть, расскажу, когда ты вернешь мне эту книгу, но только потом.
В смыслея могу взять ее почитать?
Конечно. Держи у себя сколько хочешь.
А перевод? Ты посмотрела на него?
Мой английский не так хорош, но, похоже, перевод сухой и педантичный, боюсь, скорее старомоден. Хуже того, этоперевод в прозе, так что вся поэзия отсутствует. По крайней мере даст тебе хоть какое-то представлениевот почему у меня с ним столько забот.
Сесиль открывает книгу на второй странице поэмы и показывает пальцем на линию тридцать один, где начинается монолог Кассандры. Она говорит Уокеру: Почитай мне немного вслух? Потом сам поймешь.
Уокер берет книгу и стремительно вгрызается в текст: Увы! Несчастная кормилица моя, сожженая впоследствии военными кораблями льва, рожденного за три вечера, кого сторожевой пес старого Тритона с зубами лезвий проглотил живьем. Но он, живой, мясник, сам в мясе у чудовища, кипящий паром чаши в сердце без огня, разорвал всю щетину главы чудовища; он, убийца своих детей, разрушитель моей отчизны; кто вонзил смертельную стрелу в грудь своей второй матери неуязвимой; кто также посредине лошадиных скачек схватил в свои объятия коня неподалеку от крутых холмов Кронуса, где страшащая лошадей могила землерожденного Исхена; кто также убил злую сторожевую собаку, охраняющую узкий пролив Авсонийского моря, рыбача рядом с ее пещерой, львицу, загрызшую быков, однажды уже возвращенную к жизни ее отцом; она, кто не страшилась Лептинитов, богиня подземного мира
Уокер кладет книгу в сторону и улыбается. С ума сойти, говорит он. Я совсем потерялся.
Да, ужасный перевод, говорит Сесиль. Даже я слышу это.
Это не только перевод. Я не понимаю, о чем идет речь.
Потому что Ликофрон говорит намеками.Ликофрон непонятный. Вот почему его так прозвали.
Все равно
Ты должен знать все обстоятельства. Кормилицаженщина по имени Илиос, к примеру, а левГеракл. Лаомедон обещал заплатить Посейдону и Аполлону за строительство стен Трои, но потом не стал платить, тогда явилось водное чудовищепес Тритоначтобы проглотить его дочь Гесиону. Геракл залез к монстру в живот и разорвал его на части. Лаомедон сказал, что наградит Геракла за убийство чудища, подарив ему лошадей Трои, но опять нарушил свое слово, и разозлившийся Геракл в наказание сжег Трою. Вот, о чем повествуют первые строки. Если ты не знаешь обстоятельств, ты обречен на то, чтобы потеряться.
Как будто перевести Джеймса Джойса на мандаринский язык.
Ну да. Вот почему мне это все так надоело. Каникулы кончаются на следующей неделе, а моему летнему проектукапут.
Сдаешься?
Когда я пришла вчера домой после ужина, я еще раз прочитала мой перевод и выбросила в мусор. Он был ужасен, очень ужасен.
Ты не должна была делать этого. Я хотел прочитать его.
Было бы стыдно.
Ты же обещала. Потому мы и сидим здесьты хотела показать мне свой перевод.
Сначала я так думала, а потом все поменяла.
Поменяла на что?
Чтобы дать тебе книгу. Хоть одно дело закончу сегодня.
Не уверен, что она будет мне нужна. Книга принадлежит тебе. Ты должна оставить ее у себя, как память о твоем лете безуспешных попыток.
Но мне она тоже не нужна. Только взгляну, и сразу мне нехорошо.
И что мы тогда с ней сделаем?
Я не знаю. Отдадим кому-нибудь.
Мы во Франции, помнишь, да? Кому во всей Франции будет интересно прочитать нечитаемую греческую поэму, переведенную плохим английским языком?
Правда. Может, выбросим?
Чересчур. К книгам надо относиться с уважением, даже если от их вида и становится нехорошо.
Тогда просто оставим ее. Прямо здесь, на скамейке. Подарок от неизвестного неизвестному.
Отлично. И как только расплатимся по счету и уйдем из кафе, мы больше никогда не будем говорить о Ликофроне.
Так начинается дружба Уокера с Сесиль Жуэ. Во многих отношениях она очень далека от его идеала. Она постоянно елозит и дергается, она грызет свои ногти, она не курит и не пьет, онавоинствующий вегетарианец, она постоянно воздвигает для себя какие-то требования (напр. выброшенный перевод), и в то же самое времяребенок ребенком (напр. глупый ответ на вопрос, где она раздобыла книгу, ее девчоночья зацикленность насекретах). А с другой стороныона без сомнения очень яркая личность из всех когда-либо встречавшихся ему. Ее сознаниепоразительный инструмент, и она может рассуждать с ним на любые темы, поражая его знанием литературы и искусства, музыки и истории, политики и науки. Но при этом онане просто запоминающая машина, расхожий тип начитанных учеников со способностями переварить огромные объемы нефильтрованной информации. Она чувствительна и точна, ее мнения оригинальны, и, при всей ее застенчивости и неуверенности, она упрямо держится за свои доводы. Шесть дней подряд Уокер встречается с ней за обедом в студенческой кафетерии на rue Marzet. Она проводят послеобеденное время вместе, болтаясь по книжным магазинам, кинотеатрам, галлереям, сидя на скамейках набережной Сены. Он облегченно понимает, что у него нет никакого телесного влечения к ней, о чем радостно доверяется Марго (она проводит одну ночь с ним в отеле во время тех шести дней) и отсутствующей Гвин, которая всегда с ним рядом. Несмотря на иногда доходящие до крайностей черты характера Сесиль, он наслаждается компанией ее ума настолько, чтобы позабыть о любых мыслях о ее теле, и он радостно сохраняет с ней дистанцию.
Соблюдая осторожность, он не задает ей прямых вопросов о Борне. Он хочет знать, что она думает о нем, хочет знать, как она чувствует о предстоящем замужестве матери состарым другом семьи, но впереди у него еще столько времениразвод не будет оформлен до следующей весны, и он предпочитает повременить, пока их дружба не обросла крепкими корнями, прежде, чем углубляться в частную жизнь. Несмотря на это, ее молчание красноречиво, верит он, если бы она не была против Борна или если бы полна ожиданий свадьбы, она несомненно бы заговорила об этой теме, но Сесиль молчит, и потому, заключает он, что у нее есть сомнения в материнском решении. Возможно, она видит в этом предательство отца, считает он, но это слишком деликатная тема для обсуждения, и до тех пор, пока Сесиль не упомянет об этом сама, он будет продолжать делать вид, что ничего не знает о человеке в госпитале, о все еще живом отце, хоть и вечно спящем.
На пятый день их шатаний Сесиль говорит ему, что ее мать хотела бы знать, если у него есть свободное время для завтрашнего ужина в их квартире, в последний день перед началом ее занятий в школе. Первый порыв Уокера был отклонить предложение, опасаясь новой встречи с Борном в их компании, но получается так, что Борн сейчас находится в Лондоне по семейным делам (семейные дела?), и ужин будет лишь для троихСесиль, Хелен и он. Конечно, говорит он, он будет рад пойти на такой ужин. Большие скопления народа доставляют ему неудобства, а провести тихий вечер с матерью и дочерью Жуэзвучит превосходно. Когда он говоритпревосходно(formidable), лицо Сесиль внезапно озаряется сияющей, неподдельной радостью. В эту же секунду Уокер внезапно понимаетприглашение пришло не от Хелен, а от Сесиль, она настояла на том, чтобы мать пригласила его к ним на квартиру и, по всей вероятности, долбила ее об этом несколько дней. До сих пор Сесиль была очень осторожна в своем поведении, постоянно избегая открытого выражения своих эмоций, и этот выброс счастья на ее лицеповод для беспокойства. Последняя вещь в его желаниях, чтобы она влюбилась в него.