Ну, не глупите, раздраженно бросила она. Неужели нельзя вести себя по-взрослому? Если мужчина и женщина остаются в квартире наедине, разве это означает, что они должны вести себя неприлично?
Загвоздка не в этом. Так подумают другие.
Какие другие?
Она меня переиграла. Я знал, что никто не видел, как мы входили в квартиру.
Меня могут увидеть, когда я буду выходить. Кроме того, это вопрос принципа
Она неожиданно рассмеялась:
О боже мой! Ну хватит уже разыгрывать из себя ханжу, угомонитесь.
Мне надо было хватать шляпу и бежать. Если бы я так и сделал, спасся бы от множества неприятностей, мягко говоря. Но есть во мне какая-то бесшабашная удаль, которая время от времени пересиливает обычную рассудительность, именно это и случилось в тот момент.
Поэтому я сел и глотнул протянутого мне неразбавленного ржаного виски со льдом, наблюдая, как она смешивает для себя джин с тоником.
В Риме я прожил уже четыре года и вел себя все это время не вполне безгрешно. Итальянки добросердечные и привлекательные.
Мне довелось пережить с некоторыми из них весьма запоминающиеся моменты, однако, сидя там и глядя на Хелен в белом платье, я сознавал, что это самый запоминающийся момент из всех. Это было нечто особенное, нечто такое, от чего у меня перехватывало дыхание и ощущалась легкая эйфория.
Хелен отошла к камину и прислонилась к каминной полке, поглядывая на меня с легкой улыбкой.
Поскольку я сознавал всю опасность положения и уже сам с готовностью лез прямо на рожон, я спросил:
Ну, как ваша учеба в университете?
О, это была просто уловка, беззаботно отмахнулась она. Пришлось придумать какой-то предлог для отца, иначе он не отпустил бы меня сюда одну.
Вы хотите сказать, что не учитесь в университете?
Конечно нет.
Но если он узнает?
Да откуда? Он слишком занят своими делами, чтобы переживать из-за меня, ответила она, и я уловил в ее голосе горестную нотку. На самом деле ему интересны только он сам и его нынешняя женщина. А я лишь путалась у него под ногами, поэтому и сказала, что хочу изучать архитектуру в римском университете. Между Римом и Нью-Йорком много миль. Пока я в Риме, я не смогу нечаянно войти в комнату, где отец пытается убедить очередную охотницу за состоянием, что он гораздо моложе, чем выглядит, поэтому он и ухватился за мысль отправить меня сюда.
Значит, очки в роговой оправе, туфли на низком каблуке и пучок на затылке были частью маскарада? уточнил я, понимая, что она, рассказывая все это, делает меня соучастником, и если Чалмерз узнает, моя голова полетит с плеч вместе с ее.
Разумеется. Дома я всегда так одеваюсь. Отец убежден, что я серьезная студентка. Если бы он увидел меня такой, как сейчас, он нанял бы какую-нибудь благонадежную старуху мне в дуэньи.
И вы так спокойно об этом говорите?
А почему бы нет? Она прошлась по комнате и упала в шезлонг. Моя мать умерла, когда мне было десять. У отца после нее было еще три жены, две из которых всего на пару лет старше меня сегодняшней, а третья даже моложе. И всем им я была нужна как эпидемия полиомиелита. Мне нравится жить самой по себе, я веселюсь на полную катушку.
Глядя на нее, я мог поверить, что она веселится на полную катушкунаверное, даже беспечнее, чем стоило бы.
Вы совсем еще ребенок, и такая жизнь не для вас, заявил я.
Она засмеялась:
Мне двадцать четыре, я не ребенок, и именно такая жизнь мне нравится.
Зачем рассказывать об этом мне? Что мне помешает отправить вашему отцу тревожную телеграмму и сообщить о происходящем?
Она покачала головой:
Вы этого не сделаете. Я говорила с Джузеппе Френзи. Он очень хорошо отзывался о вас. И я не привела бы вас сюда, если бы не была в вас уверена.
Для чего именно вы привели меня сюда?
Она пристально посмотрела на меня, и от выражения, застывшего в ее глазах, у меня вдруг перехватило дыхание. Это выражение считывалось безошибочно: она приглашала меня перейти к действию и заняться с ней любовью.
Вы мне понравились, сказала она. Итальянцы здорово приедаются. Они такие настойчивые и прямолинейные. Я попросила Джузеппе привести вас на вечеринку, и вот мы здесь.
Не думайте, что я не ощутил искушения. Я понимал, что от меня требуется всего лишь подняться и заключить ее в объятия, и я не встретил бы сопротивления. Только это было слишком уж вульгарно, слишком бездушно, и такое отношение с ее стороны меня шокировало. Кроме того, я не забывал о своей работе. Мне больше хотелось сохранить должность, чем путаться с дочкой босса. Я поднялся с места.
Понятно. Что ж, уже поздно. Мне еще надо закончить кое-какую работу, прежде чем ложиться спать. Я поеду.
Она пристально глядела на меня, поджав губы.
Но вы не можете уйти так сразу. Вы ведь только что пришли.
Прошу прощения. Мне надо идти.
То есть вы не хотите остаться?
Я не просто не хочуя не останусь.
Она вскинула руки и запустила пальцы себе в волосы. Наверное, это самый провокационный жест, на который способна женщина. Если у нее еще и фигура подходящая, нет движения более красноречивого, чем эти поднятые руки и устремленный на мужчину взгляд, каким Хелен смотрела на меня. Я едва не поддался, но все-таки устоял.
Я хочу, чтобы вы остались.
Я покачал головой:
Мне действительно нужно идти.
Она всматривалась в меня один долгий миг, и в глазах ее не отражалось никаких чувств. Затем она пожала плечами, опустила руки и встала.
Ладно, если вам так хочется.
Она подошла к двери, открыла ее, вышла в прихожую. Я последовал за ней, взял шляпу, которую оставил в прихожей на стуле. Она распахнула входную дверь, выглянула в коридор, затем отступила в сторону.
Мне очень не хотелось уходить. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы шагнуть в коридор.
Может быть, вы не откажетесь как-нибудь поужинать со мной или сходить в кино?
Мне будет очень приятно, вежливо отозвалась она. Спокойной ночи.
Она отстраненно улыбнулась и захлопнула дверь у меня перед носом.
III
Конечно же, на этом дело не кончилось. Я хотел бы оставить все как есть, однако отношения между таким мужчиной, как я, и такой девушкой, как Хелен, рано или поздно обязательно усложняются.
Я старался выбросить мысли о ней из головы, но не преуспел в этом. Я постоянно вспоминал выражение, застывшее в ее глазах, когда я уходил, и это сводило меня с ума. Я понимал, что нарываюсь на неприятности, но все же в Хелен было такое очарование, что всякие неприятности казались нереальными. В моменты просветления я говорил себе: ведь я же вижу, что она настоящая зараза, однако в моменты не столь просветленные я говорил: да какая разница?
Следующие дней пять или шесть она не выходила у меня из головы. Я не рассказывал Джине о том, как повстречался с Хелен на вечеринке, однако Джина обладала весьма неприятной способностью понимать, что у меня на уме, и я несколько раз ловил на себе ее недоуменный, вопрошающий взгляд.
На шестой день я более-менее дозрел. Эта потрясающая блондинка настолько захватила мои мысли, что я никак не мог сосредоточиться на работе. Я решил разрядить напряжение и, вернувшись домой, позвонил Хелен.
Никто не взял трубку. За вечер я звонил трижды. На четвертой попытке, приблизительно в два часа ночи, трубку сняли, и я услышал ее голос:
Алло?
Это Эд Доусон, сказал я.
Кто?
Я усмехнулся в трубку. Это было уже откровенно шито белыми нитками. И подсказало мне, что она заинтересована во мне так же, как яв ней.
Давайте я освежу вашу память. Я тот парень, который возглавляет редакцию «Вестерн телеграмм» в Риме.
Тогда она засмеялась.
Привет, Эд!
Так-то лучше.
Мне одиноко, пожаловался я. Есть надежда, что ты согласишься встретиться со мной завтра вечером? Я подумал, если тебе нечем заняться, мы могли бы поужинать в «Альфредо».
Ты не подождешь минутку? Мне надо свериться с записной книжкой.
Я ждал, понимая, что она решила меня проучить, но мне было наплевать. После двухминутной паузы она вернулась к телефону.
Завтра вечером не смогу. У меня назначена встреча.
Мне следовало бы выразить огорчение и повесить трубку, но я зашел слишком далеко, чтобы отступать.
В таком случае когда ты свободна?
Скажем, в пятницу.
Оставалось еще три дня.
Хорошо, значит, в пятницу вечером.
Только я не пойду в «Альфредо». Есть какое-нибудь место поспокойнее?
Это заставило меня притормозить. Я не подумал о том, что нам опасно появляться на людях вместе, а вот она подумала.
Да, верно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Треви?
Хорошо. Да, это было бы здорово.
Встретимся прямо там. В котором часу?
В половине девятого.
Ладно, тогда до встречи.
До пятницы моя жизнь потеряла смысл. Я видел, что Джина переживает из-за меня. Впервые за четыре года я срывал на ней свое раздражение. Я не мог сосредоточиться, был не в состоянии проявить интерес к текущей работе. На уме была одна Хелен.
Мы поужинали в маленьком ресторанчике. Ужин был неплохой, но не могу вспомнить, что именно мы ели. Оказалось, мне трудно поддерживать беседу. Мне хотелось лишь смотреть на Хелен. Она держалась холодно, отстраненно, но в то же время так и манила. Если бы она пригласила меня к себе, я пошел бы, послав ко всем чертям Шервина Чалмерза, однако она не пригласила. Она сказала, что доедет до дома на такси. Когда я намекнул, что мог бы ее проводить, она красиво меня отшила. Я стоял перед рестораном, глядя, как такси маневрирует по узкой улице, пока не потерял его из виду. Затем я пешком отправился к себе, переполненный разными мыслями. Свидание не помогло, на самом деле после него стало только хуже.
Спустя три дня я снова позвонил Хелен.
Я сильно занята, сказала она, когда я предложил сходить в кино. Сомневаюсь, что удастся вырваться.
А я так надеялся. Через пару недель я уезжаю в отпуск. И тогда мы не увидимся еще целый месяц.
Ты уезжаешь на месяц?
Голос ее зазвенел, как будто мне удалось вызвать ее интерес.
Да. Поеду в Венецию, а оттуда на Искью. Собираюсь задержаться там недели на три.
С кем ты едешь?
Я еду один. Но сейчас не об этом: как насчет кино?
Ладно, может быть. Не знаю. Я сама тебе позвоню. А сейчас мне пора. Ко мне кто-то пришел. И она повесила трубку.
Она молчала пять дней. Затем, когда я уже собирался перезвонить сам, она позвонила мне на домашний номер.
Я все собиралась тебе позвонить, сказала она, как только я снял трубку, но до сих пор не было ни минуты свободной. Ты сейчас занят чем-нибудь?
Было уже двадцать минут первого ночи. Я собирался ложиться спать.
Ты имеешь в виду, прямо в эту минуту?
Да.
Нет. Я собирался в постель.
Может, приедешь ко мне? Только машину перед домом не ставь.
Я не стал колебаться.
Конечно, сейчас приеду.
Я прокрался в ее многоквартирный дом словно вор, старательно следя за тем, чтобы никто меня не заметил. Ее дверь была приоткрыта, и мне всего лишь оставалось шагнуть из лифта прямо в ее прихожую.
Хелен я обнаружил в гостиной, она перебирала стопку долгоиграющих пластинок. Она была закутана в белый шелковый палантин, светлые волосы струились по плечам. Выглядела она прекрасно и знала об этом.
Значит, нашел дорогу? спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь мне.
Это было нетрудно. Я закрыл дверь. Ты понимаешь, что мне не стоит сюда приходитьэто прямой путь к настоящим неприятностям?
Она пожала плечами:
Ты не обязан оставаться.
Я подошел к ней.
Я и не собираюсь оставаться. Зачем ты просила меня приехать?
Да ради бога, Эд! нетерпеливо воскликнула она. Неужели ты не можешь на минутку расслабиться?
Теперь, когда я оказался с нею наедине, я снова насторожился. Одно дело мечтать о том, чтобы остаться с нею наедине, но совсем другоедействительно остаться вдвоем, когда твоя карьера зависит от возможного разоблачения. Я уже сожалел, что приехал.
Не могу расслабиться, сказал я. Слушай, мне приходится думать о будущем. Если твой отец когда-нибудь узнает, что я закрутил с тобой роман, мне конец. Это серьезно. Он позаботится о том, чтобы я не получил работы ни в одной газете до конца своих дней.
А ты закрутил со мной роман? спросила она, широко раскрывая глаза и глядя на меня с изумлением.
Ты понимаешь, о чем я говорю.
Но он не узнает, откуда же ему узнать?
Он может. Если кто-нибудь увидит, как я прихожу сюда или ухожу, ему сообщат.
Значит, ты должен быть осторожнее, чтобы тебя не увидели. Это не так уж трудно.
Хелен, работа значит для меня все. Это моя жизнь.
А ты не из тех, кого называют романтиками, верно? сказала она и засмеялась. Мои итальянцы не думают о работе, они думают обо мне.
Но речь сейчас не о твоих итальянцах.
Ну, Эд, сядь наконец и успокойся. Теперь ты уже здесь, зачем же так себя накручивать?
Тогда я сел, твердя про себя, что сошел с ума, явившись сюда.
Она подошла к бару.
Будешь скотч или ржаной виски?
Наверное, скотч.
Я наблюдал за ней, размышляя, зачем она позвала меня в такой поздний час. Соблазнять меня она точно не собиралась.
Да, Эд, пока я не забыла: ты не взглянешь на эту камеру? Купила вчера, а вот эта штуковина, затвор, не работает. Ты понимаешь что-нибудь в кинокамерах?
Она махнула рукой на дорогой кожаный футляр, висевший на стуле. Я подошел, открыл футляр и вынул шестнадцатимиллиметровую кинокамеру «Болекс» с турелью на три сменных объектива.
Ого! Классно, сказал я. Но, Хелен, что ты собралась делать с таким аппаратом? Он, наверное, стоит кучу денег.
Она засмеялась.
Действительно дороговато, но мне всегда хотелось кинокамеру. Должно же у девушки быть хотя бы одно хобби, как ты считаешь? Она бросила в два бокала колотый лед. Хочу снять фильм, как я была в Римебуду пересматривать на старости лет.
Я повертел камеру в руках. До меня вдруг дошло, что Хелен явно не укладывается в ту сумму, которой обеспечивает ее отец. Чалмерз упоминал, что выделяет ей шестьдесят долларов в неделю. Сказал, что не хочет давать больше. Я знал, сколько стоят квартиры в Риме, и эта, вероятно, обходится долларов в сорок за неделю. Я бросил взгляд на бар, заставленный всевозможными бутылками. Как это она умудряется жить с таким шиком? А теперь еще ни с того ни с сего купила дорогую кинокамеру.
Кто-то оставил тебе наследство?
Она часто заморгала и на какой-то миг показалась сконфуженной, но всего на миг.
Хотелось бы. Почему ты спросил?
Не мое дело, конечно, но все это должно обходиться в круглую сумму, разве нет? Я жестом обвел комнату.
Она пожала плечами:
Наверное, так и есть. Отец обеспечивает мне щедрое содержание. Ему нравится, когда я живу на широкую ногу.
Рассказывая все это, она не смотрела на меня. Даже если бы я не знал, какую именно сумму выделяет ей отец, мне было бы очевидно, что она лжет. Все это вызывало недоумение, однако я решил, что дело действительно не мое, и сменил тему.
Так что там с камерой?
Вот этот затвор не спускается.
Показывая, она коснулась тыльной стороны моей руки.
Так у тебя камера стоит на предохранителе, пояснил я, показывая. Вот эта штучка. Ты нажимаешь на нее, и затвор срабатывает. Такие предохранители ставят, чтобы камера не начала снимать случайно.
Боже мой! А я сегодня едва не отнесла ее обратно в магазин. Наверное, стоит почитать инструкцию. Она забрала у меня камеру. Я никогда не разбиралась в технике. Зато смотри, сколько пленки я накупила. Она указала на десять коробок с шестнадцатимиллиметровой пленкой, сложенных на столе.
Но ты же не собираешься потратить все это на Рим? спросил я. Тут хватит на всю Италию.
Она как-то странно посмотрела на меня, несколько лукаво, как мне показалось.
Я приберегу большую часть для Сорренто.
Сорренто? удивился я. Значит, ты собралась в Сорренто?
Она улыбнулась:
Не ты один уезжаешь в отпуск. Ты когда-нибудь бывал в Сорренто?
Нет. Я никогда не забирался так далеко на юг.
Я сняла виллу прямо под Сорренто. Она классная и расположена очень и очень уединенно. Пару дней назад я слетала в Неаполь и обо всем договорилась. Даже наняла в ближайшей деревне женщину, которая будет вести хозяйство.
У меня внезапно возникло ощущение, что Хелен рассказывает мне все это неспроста. Я пристально взглянул на нее.