Как вам это удается? спросила я. Как вы его делите?
Да погляди на него, ответила она. Лучше уж получить хоть кусочек, чем совсем ничего.
Мы смотрели, как он, слегка склонившись, слушает, что Хизер шепчет ему на ухо.
Мне надо выпить. Фелиция поднялась с места.
Женщины не любят делиться, как бы ни старались убедить себя в обратном.
Я заметила, что к нашему столу направляется Милтон Мэлоун. Убегать было слишком поздно, так что я просто отказалась от танца и подверглась беседе. Немного погодя меня спас Боб.
Тебя ищут Джейн и Мэтт, сказал он. Привет, Милтон. Как дела?
Я направилась к главному столу, чтобы попрощаться.
Что? Невозможно! сказала Джейн. Да мы только начали.
Она снова вытащила меня в танцевальный зал. Было весело, пока я не заметила, что на меня смотрит Трой Хитгейт. Всякий раз, когда я оборачивалась, он оказывался рядом и провожал меня задумчивым взглядом. Пил за стойкой бара и смотрел на меня. Слушал своих дам и смотрел на меня. Крутил в руках бокал и смотрел. Как охотник, выслеживающий добычу. Наблюдает и выжидает.
Когда все вернулись к столу, я с трудом стояла на ногах.
Мне надо забрать детей, сказала я, собирая свои вещи.
Не забудь забрать цветы. Элизабет указала на букет кремовых орхидей, стоящий посреди стола в хрустальной вазе.
А я думал, этот букет положено отдавать тому, чей день рождения ближе всего к дате свадьбы, сказал Райан.
Ну да. Это и есть Шейда, ответила Элизабет.
Нет. Это Трой.
Шейда.
Трой.
Элизабет вздохнула:
День рождения Шейды был вчера.
Ничего себе! И у Троя тоже вчера! Райан, засмеявшись, хлопнул по столу. У вас что, дни рождения в один день? Он поглядел на Троя, а потом на меня.
Трой с каким-то странным удовольствием наблюдал мою неловкость. А может, он всегда так выглядит, когда напьется?
Ну, Шейда, что скажешь? Хочешь, поборемся? и он выставил руку локтем на стол.
Он слегка запинался. Хм, слегка.
Тогда как насчет года рождения? предложила Элизабет. Трой?
1962.
Тысяча девятьсот шестьдесят второй.
Шейда? Можешь не называть, просто скажи, до или после? спросила она с деликатностью, вызвавшей у меня улыбку.
Тот же, ответила я.
Элизабет выпрямилась на стуле.
Это надо же.
А моя бабушка говорила, что люди, родившиеся в один день, это половинки одной души, сказала Хизер.
Слышишь, Шейда? Трой оперся щекой на согнутую руку. Мы с тобой родственные души.
Все рассмеялись. Он звучал, как Шон Коннери на Страш-шно секретной с-служ-ж-жбе ее велитш-шества.
Ладно, я пойду, сказала я.
Извольте. Он взял орхидеи и поднялся, на удивление прочно стоя на ногах. Я все равно предпочитаю розы-колючки.
Я протянула руку к букету.
Я провожу, сказал он, отводя цветы в сторону.
Это необязательно.
Но я настаиваю. Он указал на дверь.
Милтон Мэлоун выдохнул себе в ладонь. Так-то он неплохой мужик, правда. Трой был гораздо хуже, но он мог обаять даже пингвина.
Господи, как же мне не хватает Хафиза!
Трой провел меня в гардероб и подождал, пока я найду свою накидку.
Вот, он помог мне надеть ее, пока я искала в сумочке ключи.
Его рука коснулась моей шеи и замерла там на долю секунды дольше, чем было необходимо. А потом я ощутила на коже еще что-то теплое и мягкое.
Я обернулась, схватившись рукой за шею.
Ты что?..
Я сожалею. Наверное, мои губы он указал на свой рот, а потом на мою шею.
Вовсе ты и не сожалеешь!
Ну да, не совсем, ухмыльнулся он. Довольно кривовато.
Ты пьян. Я все еще чувствовала, как мою кожу жжет и покалывает.
Виновен. Поднял он руку.
О, Шейда. Вы уже идете? с нами поравнялся Милтон Мэлоун.
Да. До свидания, Милтон.
Да, Милтон, до свидания. Трой взял мятную жвачку из вазочки на стойке и протянул ему.
Отсюда я дойду сама, Трой, сказала я.
Как вам будет угодно. Он вручил мне вазу с букетом и распахнул передо мной дверь.
Я вышла на улицу, радуясь легкой прохладе ночного воздуха. Он последовал за мной.
Я же сказала, что отсюда дойду сама, уставилась я на него.
Я просто вышел покурить, ответил он, вытаскивая пачку сигарет.
Как же, покурить. Я сделала большие глаза.
Я перешла парковку, постоянно чувствуя, что он следит за мной, и не переводила дыхания, пока не оказалась в машине. Надеюсь, в следующий раз мы встретимся еще через двенадцать лет. Может, к тому времени у него все зубы будут желтыми от табака. А из ушей вырастут жесткие клочья волос. И, Господи, пожалуйста, пусть у него будет пивное брюхо. Да, вот именно, пивное брюхо.
Выезжая с парковки, я видела красную искорку его сигареты. Темный силуэт следил за мной со ступенек, пока задние огни моей машины не исчезли в ночи.
2. Ноябрь
19 июня 1995 года
До дома Мааман я добралась уже после полуночи.
Они давно спят, сказала она, когда мы зашли взглянуть на детей.
Я погладила их по головкам. Детские волосы пахли невинностью, доверием и пушистыми плюшевыми мишками.
Почему бы тебе тоже не остаться? спросила Мааман.
Но от одной мысли о том, чтобы спать рядом с матерью, зажатой между туго натянутых простыней в цветочек, я преисполнилась ужаса.
Я заберу их с утра. Ты сможешь собрать их в школу?
Мааман только пожала плечами. Она никогда не беспокоилась о деталях. Все вещи всегда выстраивались, как надо, все люди делали то, что она хотела. Включая Баба. Пока она с ним не развелась.
Тут я не должна все это терпеть, заявила она спустя год после их отъезда из Тегерана.
Конечно, она рассчитывала на Хуссейна. Он останется с ней, он будет о ней заботиться.
Мааман налила мне чашку кофе. Она выглядела королевой даже в бигуди и ночной рубашке до щиколоток. Букет орхидей стоял незамеченным на полочке в прихожей. Он больше подходил Мааман, чем мне. Рядом с ней я была, как ноябрь месяц, унылая и бесцветная.
Мы сидели молча. Большие стоячие часы отсчитывали секунды. Лампа над столом проливала на нас круг желтого света. Остальной дом тонул в неясной темноте.
Тебе надо бы найти себе приятеля, сказала Мааман, вырезая из газеты купон. Тебе нужна курица? На нее скидка.
Я подавилась кофе.
Что?
Она постучала пальцем по газете.
Курица. Без кожи и костей.
Нет, не это.
А, приятель? Ну да, а почему нет? Опустив ножницы, она посмотрела на меня. Они-то делают так постоянно. Все мужчины, каких я знаю. Мой отец, твой отец, твой брат.
Ну и посмотри, что случилось. Я резко отодвинула свой стул от стола. Хафиз не такой, как они.
И ты думаешь, это тебя спасет? Горький смешок женщины, жизнь которой полна разочарований. Мы с твоим отцом, ты же знаешь, были особенными. Мы так ярко пылали, что нам завидовали даже звезды. Но, может, ты знаешь что-то, чего не знаю я. Может, если не пылать, то и не сгоришь.
Ну у меня не было особого выбора, верно?
Теперь есть.
Я знала, что она говорит так только потому, что думает я никогда так не поступлю. Это было ее способом избавиться от чувства вины, используя меня в качестве оправдания переезда, чтобы оставить жизнь, ставшую ей невыносимой. Если бы я не вышла замуж за Хафиза, мы до сих пор бы жили в Иране. Но она это сделала не в одиночку. Я подыгрывала ей. И еще столько всего от нее скрыла. Какой смысл делиться темными, гадкими тайнами, которые лучше оставить в прошлом?
У меня есть то, что я хочу, Мааман. Я счастлива с Хафизом.
Хм. Ну конечно, счастлива. Ты с кем угодно была бы счастлива. Ты всегда считала, что тебе никто ничего не должен.
Я тяжело вздохнула.
Мааман, чего ты от меня хочешь?
Ничего. Она снова занялась своими купонами. Ничего я от тебя не хочу.
Я поглядела через пустой деревянный стол на свою стареющую мать. Она права. От меня она ничего никогда не хотела. Она хотела не от меня. Она всегда удивлялась, когда няня брала выходной, словно вообще не помнила о моем существовании.
Ну, я поднялась, я это все, что у тебя есть. Я подошла к раковине и вымыла свою чашку. Вода за секунды из ледяной стала почти кипятком.
Оставь. Мааман схватила губку и отодвинула меня. Это меня бесит. Ты даже чашку кофе выпить не можешь без того, чтобы не убрать за собой.
Я подавила привычный всплеск боли и вытерла руки.
Спасибо, что присмотрела за детьми.
Погоди. Она протянула мне желтый конверт, который висел на холодильнике на розовых магнитиках. Они сделали это для тебя.
Внутри лежал листок разлинованной бумаги, сложенный пополам, как открытка.
«С Днем Рождения, Мам!» было написано там. Четыре человечка с огромными головами держались за руки перед кривым домишком. Под ногами у них зеленели пики травы, над головой сияло желтое карандашное солнце.
«Мы тебя любим», было написано поперек всего неба аккуратным почерком Наташи, тем, который она приберегала для самых важных случаев.
Что там? спросила Мааман.
Ничего, улыбнулась я, убирая бумагу обратно в конверт. Хафиз не звонил?
Нет. А ты ждала его звонка?
Хафиз никогда не помнил ни дней рождения, ни годовщин.
Я направилась к двери.
Увидимся утром.
Приезжай пораньше, сказала она. Я хочу, чтобы ты позвонила Хуссейну.
Мой брат, ее любимец.
А я просто секретарша у двух Важных Персон.
* * *
«Хуссейн, Мааман хочет с тобой поговорить», вот так это происходило.
Я всегда чувствовала, как он несчастен, представляла, как он расправляет плечи перед готовой обрушиться на него волной вины.
Мааман выбрала ему самую красивую девушку, цветок Тегерана.
Пусть у меня будет много внуков, говорила она.
Но ничего не вышло. Хуссейн влюбился в кого-то, в кого не должен был. Он оставил жену, сказал «прощай!» и уехал в Монреаль. Теперь у него было трое детей. Пять лет назад он прислал нам фотографию своего старшего. Мы стали для него тенями из прошлой жизни.
Мааман, он любит тебя, говорила я, когда она особенно сильно переживала.
Какой толк от любви, если ее не видно?
3. Поцелуй меня
21 июня 1995 года
Трой Хитгейт на третьей линии, сообщила мне Сьюзен.
Я уставилась на мигающий красный огонек.
Не снимай трубку. Не снимай. Не снимай.
Доброе утро. Шейда Хиджази, сказала я самым профессиональным голосом.
Шейда-а-а-а-х-х, так лениво, хрипловато, типа «я-только-проснулся», что я почти увидела его в постели. Я ищу жилье. Лофт или кондо. В центре. Я бы хотел, чтобы ты помогла мне.
Прости, Трой. Я с силой нажала кнопку на ручке. Но мой список клиентов переполнен.
Долгая пауза.
Правильно ли я понял, голос в трубке стал стальным, что ты отказываешься со мной работать?
Я Хм-м Я крутила в пальцах телефонный шнур, изо всех сил желая, чтобы связь прервалась.
Ясно.
Связь прервалась.
Я с усилием разжала руку, сжимающую трубку.
Это было просто. Я еще раз взглянула на телефон.
Слишком уж просто.
* * *
Спустя час он ворвался в мой офис и закрыл за собой дверь. Майка с треугольным вырезом, потрепанные джинсы, серебряная пряжка ремня словно он только сошел с рекламы Levis.
Что Что ты тут делаешь?
Пришел к тебе, не так ли? Прислонившись к двери, он скрестил руки на груди и уставился на меня в упор изучающим взглядом.
Ты о чем?
Единственная причина, по которой ты отказалась со мной работать, та, что ты боишься. Он сделал пару шагов в мою сторону.
Это просто смешно! Я возблагодарила того, кто придумал делать кресла на колесиках.
Чушь! Его руки ударили по столу.
Я стиснула края папки, которую держала в руках.
Шейда, поцелуй меня. Его голос был густым, как медленно текущий сироп. Это просто не может быть так прекрасно, как я себе представляю. Я уйду отсюда, и мы оба будем свободны.
Он наклонился вперед, расставив руки во всю ширину стола. Я увидела на его бицепсах одинаковые татуировки. Темно-синие витки колючей проволоки выглядели как короны из шипов. Я была готова поспорить, что он никогда в жизни ничего не приносил в жертву. Невзирая на крест, висящий на шее. Нахмурившись, я взглянула ему в глаза.
Большая ошибка.
Так вот что это такое, когда тебя засасывает в крутящийся водоворот торнадо. В один момент меня закружило в невозможно темном кольце вокруг ярко-голубых зрачков, а в следующий все померкло в затеплившейся чувственности его губ.
Сколько ударов сердца нужно, чтобы пересечь расстояние в тридцать сантиметров? Сжать это напряженное, гудящее, покалывающее поле между нами?
Он ждал, не шевелясь и не дыша.
Я, не думая ни о чем, двигалась.
Что угодно, лишь бы избавиться от этой безумной, мощной тяги, существующей между нами.
Первое касание наших губ я думала, оно будет как ярко-белый удар тока, но нет. Оно оказалось мягким, легким и очень-очень тихим.
«Ха! возрадовалась я. Я могу это сделать. Могу разорвать заклятье».
Моя радость продолжалась секунды две. Пока его руки не дотянулись до меня, не обхватили мое лицо. И он не поцеловал меня в ответ.
И вся эта пляшущая, обманная, затаившаяся в ожидании энергия не взорвалась. Она проникла мне в кровь, захлестнула меня изнутри. Я отпрянула, но он не отпускал меня, удерживая на месте, пока его губы прижимались к моим. Жаркое, дикое счастье пузырилось в моих венах, пока он влек меня сквозь этот головокружительный ураган. Мои пальцы едва не выпустили папку, желая вцепиться ему в волосы и ощутить их упругость.
Но, когда я совсем уж начала плавиться, он отстранился.
Мои глаза распахнулись.
Спасибо. Это все, чего я хотел. Он повернулся и вышел за дверь.
Через несколько минут я услышала в кабинете Боба его голос, спокойный и холодный, как лед. Он просил показать ему ту или иную недвижимость.
Господи. Я вертела на пальце обручальное кольцо до тех пор, пока кожа под ним не побелела. Как я могла? Как я могла, зная, что этими же губами он целовал Джейн? И Хизер. И Фелицию.
Мои глаза защипало от слез.
Что в этом Трое Хитгейте такого, что никак не отпускает меня?
4. Земля и небо
3 июля 1995 года
Добро пожаловать домой, обняла я Джейн. Выглядишь потрясающе.
Смотри, какой загар. Она вытянула руки. В Греции было чудесно!
Да и тут неплохо. Я огляделась вокруг.
Просторный бревенчатый дом, укрытый в потайной бухте на озере Бейс. Сквозь могучие сосны, растущие на берегу, посверкивала вода.
Он принадлежал семье Мэтта в трех поколениях. Будет так здорово провести тут лето.
А потом? спросила я.
А потом у меня столько дел! Нам надо будет найти жилье. Потом я начну его обставлять. О, и еще мама Мэтта хочет, чтобы я помогла ей с благотворительностью. Можешь себе представить? Я вся такая светская?
У тебя отлично получится.
Это было правдой. Между нами всего четыре года разницы, но мы с Джейн словно из разных миров. Она любила гламур и блеск, ужины с влиятельными людьми, я же предпочитала тихие домашние вечера, простые ритуалы уложить детей спать, разобрать свежевыстиранное белье, сварить ароматный домашний суп.
Мы обернулись на скрежет шин по гравию. К дому подъезжала машина. Силуэт водителя узкая талия, широкие мускулистые плечи невозможно было спутать ни с кем.
Я с силой втянула воздух. Прошло несколько недель. Кожа Троя потемнела, как будто он проводил время на солнце. Он направился к нам своей ленивой расслабленной походкой, затянутый в узкие джинсы и черную майку.
Трой, тебе удалось! Джейн бросила накрывать на стол и побежала к нему навстречу.
Друзья? она чмокнула его в щеку.
Друзья, ответил он.
Его глаза скользнули по длинному столу под дубом и замерли на мне.
Мило, сказал он, но смотрел при этом не на старинные лампы на столе, не на кувшины, в которых стояли яркие подсолнухи.
Он оглядел меня от красного платка, подвязывающего волосы, до белого летнего платья и плетеных сандалий.
Привет, Шейда!
Трой. Кивнув, я занялась сервировкой стола.
О, прекрасно, сказала Джейн, глядя на подъезжающий фургон. Это Райан. Трой, давай зови всех. Мама, папа и Мэтт там, на кухне, с детьми Шейды.
Он быстро взглянул в мою сторону.
Да, Трой. Дети. После девочки я родила еще одного ребенка.