А Зина уже закончила осмотр платяного шкафа.
Придется выяснить, кто оната, что жила с убитым. И поскорее! Сделать это, наверное, будет несложно.
Он произнес эту фразу вслух, хотя вроде и не хотел, и Зина моментально отреагировала.
Выясняйте, пренебрежительно бросила она, а сама с обидой подумала, вот дурак, он меня даже слушать не стал.
Нет, у Зины эти слова не вырвались. А Яковлев продолжал размышлятьчто-то ведь его покоробило! Здесь! Не в доме, а именноздесь! В этой комнате! Что? Что-то необычное. А в кабинете он этого не ощутил. Там он почувствовал только зависть, но завистьчувство определенное, понятное, логично-объяснимое и даже прозрачное в своих первопричинах, вполне. А тут? Но впечатление ускользалогнаться за ним показалось бессмысленным.
«Не понял», подумал он перед тем, как выйти.
Глава 3. Допрособъяснение термина
Каждый вопрос, заранее обдуманный и даже записанный на бумагеи, не дай Бог, забыть или перепутать, всегда предусматривает готовый ответответ, сформулированный в тот миг, когда кончик пера лишь коснулся бумаги для того, чтобы вывести на ней замысловатый значоккрючок с точкой, что будто бы сорвалась под собственным весом с той искривленной линиивопросительный знак. Раньше! Конечно, раньше. Ответ и вопрос рождаются одновременно! Да, как близнецы, в чьих сосудах одинаковая кровь. Да? Опять нет! Сначала появляется ответ, и только потомвопрос к нему. И это правильно. Это обуславливает внутреннюю целесообразность диалога и ценность информации, как субъекта дальнейшего анализаанализа несовпадений. Вопросответ. Ответвопросответ. И хочется лишь сравнить, соотнести чужие ответы и свои, те, что непререкаемо знаешь, и еще раз убедиться в своей правоте!
«Имя, отчество, фамилия? Год и место рождения? Распишитесь, что ознакомлены: за дачу ложных показаний вам полагается Что? Срок! И не ломайте тонкие руки-крылья».
Допрос: ответвопростягостный вздохистлевший окурокответ.
Занавешенное окно.
Шоумен в кителе.
Экстрасостояние, кураж.
Вереница силуэтов чередой.
Вспомните! Не упоминал ли Александр Петрович о том, что ему угрожают? Невзначай, в шутку. Когда-нибудьнедавно, давно, а? Вы должны знать, с нажимом, подкрепленным тяжелым неподвижным взглядом, агрессивно спрашивал Яковлев.
Во-первых, я думаю, о таких вещах в шутку не говорят. Во-вторых, нет, не помню. И более того, уверена, чтонет! Александр Петрович не такой человек, Нина старалась не обращать внимания на зловещий тон.
Был!
Был, повторила она тихо.
А какой? Вот и расскажите, хихикнул Яковлев, и новая интонация заставила Нину вздрогнуть.
Он умел принимать решения сам. Он не перекладывал ответственность на других. Никогда! Предполагать, что он кому-то жаловался? Ха! Абсурд!
Ну, не жаловался. Советовался.
Не со мною.
А вы хорошо его знали?
Неплохо.
Следователь не понравился Нине с первого взгляда. Маленький толстячок с угрюмым и в то же время липким взглядом, слишком молодой, чтобы быть опытным. Единственное, что Нина одобрила в его поведении, было то, что он не притворялся. Он не изображал из себя этакого добрячка: безобидного, добродушного, глуповатого, в радость которомустарушек через дорогу переводить. Ростислав Станиславович вел себя по-иному. Он был не доволен любым ответом. Он был злым, грубым и опасным в предвзятой подозрительности.
«Гадкий, но честный», подумала Нина.
А как, как неплохо? Подробнее.
Интересуетесь, трахал он меня или нет?
Придав фразе грубую, вульгарную форму, Нина надеялась шокировать Ростислава Станиславовича, но достичь подобного эффекта ей не удалось.
Не только, нимало не смутившись, не возразил ей Яковлев, но и в частности.
Не ваше дело, прищурив глаза и задиристо задрав подбородок, произнесла Нина. С вызовом.
Напоминаю, произошло убийство. Этот факт допускает многое с моей стороны.
Но не все, я надеюсь? усмехнулась Нина.
Не все, но, поверьте, многое, абсолютно серьезно ответил ей Яковлев.
Ладно, будто передумала Нина, я скажу вам, скажу. Нет! Не давала! Не состояла! Не видела! Не знаю! Не слышала! Так и запишите!
Запишем. А если все-таки вдруг?
Докажите!
Хорошо, докажем, но покаоставим. Пока. Но, может быть, вы знаете, с кем Терехов встречался?
Со многими, неопределенно, не глядя на Яковлева, уронила Нина.
Женщины. Яо них. Ведь в доме у него жила женщина, жена или любовница, да? Не знаете? Я знаю. Да. Определенно!
Насколько мне известно, он был холост.
Официально. А брак гражданский? Ведь сейчас все больше и больше пар не регистрируют свои отношения. Как в Европе. Вы знаете?
Нет, не думаю, мрачно возразила Нина, в Европепо-другому.
А все-таки? не унимался Яковлев, Вот высотрудник фирмы. Разве вы не были знакомы с супругой шефа, а? Встречались, наверное, на презентациях, на банкетах, а?
Я работаю у Терехова недавно. Работала, тут же исправилась она. Три месяца. Да и топо совместительству. У меня, будет вам известно, собственный бизнес, своя фирма. Брачное агентство, последнюю фразу она произнесла гордо.
Проверим, проверим. Что-то еще желаете добавить?
Я? Добавить? Шутите.
А самой первой из длинного списка подозреваемых и свидетелейлюдей, случайно ли, закономерно ли соприкоснувшихся со смертью и попавших в поле зрения следствия, что было начато в связи с фактом убийства гражданина Терехова А.П., Яковлев допрашивал секретаршу покойногоАгнессу Серафимовну Зачальную.
Агнесса Серафимовна была женщиной без определенного возраста. Она была высокой, худощавой, некрасивой. Впрочем, не оставляло сомнений, ейпод пятьдесят. И хотя она, в отличие от Нины, вела себя вполне корректно (что напрямую зависело от того впечатления о себе, на которое каждая из этих двух женщин рассчитывала), но и ей Яковлев не пришелся по душе. На вопросы она предпочитала отвечать твердое «нет» и запнулась лишь однажды.
А в каких отношениях находились жертва, то есть Терехов, и секретарь-референт? спросил Яковлев.
Кто? перебила она его раньше, чем он назвал вторую фамилию.
Нина Владимировна Смеркалова.
Ах, Нина Владимировна Смеркалова. Не знаю. Следить за шефом не входило в круг моих обязанностей.
Понимаю, кивнул Яковлев и ухмыльнулся.
* * *
24 сентября.
«Я умерла».
С этой мыслью, перешедшей из кошмара сновидения в жестокую явь, Светлана очнулась.
Я умерла? медленно, по слогам, пробуя эту фразу на вкус, произнесла она и почувствовала, как пересохло во рту. Проглотив слюну, она отчетливо, во весь голос, словно обращалась к невидимому собеседнику, произнесла другие слова: Яне умерла. Яживая!
Стало легче. Как будто её ласково погладили. Как будто, сложив в одно-единственное простое предложение несколько слов, она сумела выговориться, излить накопившееся. Да и физической боли она сейчас почти не чувствовала, а острыйдо безумияужас, преследовавший и терзающий её сердце тогда под деревом, под дождем, в период жуткого ожидания, сменился на гадкое, обволакивающее, неотдираемо-клейкое чувство отвращения.
К самой себе.
Всего лишь!
Светлана повернула голову влево, затем вправо. Произошли перемены. И ощущение этогонервировало её. Но, все еще пребывая в густом молочно-белом тумане постсна, она никак не могла сообразить Где? Что? Почему? Но вот теперь, оглядевшись повнимательнее, она догадаласьвокруг. Она находилась в незнакомой комнате. Одна. Она лежала на свежих простынях, в удобной кровати и далекий аромат цветов ненавязчиво витал над нею. Конечно, это была больничная палата. Но небольшая и предназначенная, как видно, для одного пациента. Для неё!
«Искуситель держит слово», подумала она устало и удивилась, не почувствовав ожидаемого удовлетворения от своего «нового» статусастатуса привилегированной больной, и в третий раз обвела взглядом палату, стараясь рассмотреть все детали.
На тумбочке, покрытой сверху приятным, под малахит, пластиком, занимавшей место у изголовья кровати, стояла ваза с лилиями. И еще однас фруктами.
Потянувшись, она взяла банан и тотчас обратила внимание на бутылку коньяку, приютившуюся чуть поодаль, за цветами. А рядомтяжелый, приземистый, но вместительный стакан. Она не раздумывала. Потянувшись еще немного вверх и оперевшись левым локтем о смятую подушку, она наполнила стакан до края, осторожно, боясь расплескать, не доверяя своим ослабевшим рукам, донесла его до пересохших, потрескавшихся губ и залпом, не прерываясь на вдох и выдох, выпила и, словно окончательно потратила все свои силы, откинулась на подушку. Глаза закрылись сами собой. Черты лица разгладились. Умиротворение и покой проступили на осунувшемся больном лице, и протяжный, с хрипотцой, вздох облегчения, а, возможно, банальный храп нарушил тишину больничной палаты.
Нонет, она не спала, хотя и лежала абсолютно неподвижно. Зыбкий контакт с окружающим миром сохранялся. Она слышала. Она чувствовала. И запахи, и тяжесть больничного одеяла, покрывающего по грудь её тело, и боль. И одновременно она была совсем не здесь. Где? О, она путешествовала во времени. Она блуждала там, путая прошлое с настоящим, мешая даты, лица, слова, фантазируя, порой обретая покой и не ища выхода.
Глава 4. В офисе
Апрель, 2000.
«Ой-й! Как больно! Я ударилась грудью. О-ой-йй! А Саша двигается все сильнее и резче, моё же положение, скорее, статично: руки раскинуты по полированной поверхности огромного стола, ноги чуть согнуты в коленях и готовы спружинить, голые ягодицы и бедра выпячены навскидку и встречают его поступательные движения: сначалагромкий шлепок, а потомвсхлюп, разделяющий слипшиеся на короткое мгновение потные тела. Я прижимаюсь к столу правой щекой, а мои грудисдавлены на краю. Мнебольно.
Ой! Кажется, ударилась сильнее, чем показалось. Пробую отодвинуться, сползти немного вниз с этого проклятого стола. Напрягаю руки, пробую отжаться. Влажные ладони скользят. Уф-ф. Ах, как тяжело сопротивляться стокилограммовой движущейся махине, стремящейся сокрушить и смять, доказывая свое неоспоримое превосходство.
Удалось отодвинуться сантиметров на двадцатьтридцать. Успех. Освободила груди. Теперь они болтаются в такт его ритмичным движениям. Болит меньше, но как тяжело Руки дрожат от напряжения, заломило в спине и, хотя у меня сильные бедра и икры, я чувствую, как и в этих мышцах накапливается усталость. Когда же это закончится? Когда кончит он? Когда я? Никогда. Когда же? Ох-х. Переключиться? И не думать о ней, о боли? Силюсь
Ага, он задвигался быстрее, еще быстрее. И каждый толчоксильнее. И без пауз. Значит, сейчас? Да, сейчас! Давай! Ой! Ой, Саша навалился на меня всей своей массой. Чувствую, как взмокли его живот и волосатая грудь, прильнувшие к моим ягодицам и спине, чувствую, как полился его горячий сок и переполнил мое влагалище и без того туго заполненное его набухшим членом.
Ой-й-й-а-у-а-уу, я кричу и ничуть не притворяюсь.
И, конечно, я его не удержала. Последним порывистым ударом онв который разбросил мою многострадальную правую грудь на жесткий край. Как на лезвие. «Ой-й». Я ору от боли, он не понимает. Он рад. Он уверенсегодня его удачный день. Ведь не каждый день я кричу, стенаю, плачу. Не каждый! А он-то думает! Ах, буду объективной, у него сегодня и вправду хороший день! Жаль, что я не чувствую ничего, кроме этой надоедливой, так некстати возникшей во мне, боли.
Саша, ты сегодня бесподобен.
Обязательно надо произнести несколько восхищенных слов. Я встаю и с приятностью ощущаю, как исчезает напряжение в утомленных мышцах спины.
Что ты, Светочка, как всегда, скромно отвечает мне мой любовник. А вообще, да, отлично себя чувствую.
Не удержался, пижон!
Поужинаем? небрежно спрашивает он.
Нет, это, пожалуй, лишнее. Твой лимит на сегодня исчерпан, мой милый, думаю я про себя, а вслух говорю:
Хотелось бы, дорогой, но вечером должна быть дома. Семья. Ты меня простишь?
Простит, куда он денется. Наверное, вот сейчас подумал, ай, какая она умницаотказалась. Ловлю себя на этой мысли, соображаюне произнесла ли я этих слов вслух, пугаюсьляпнула что-то не то, иуспокаиваюсь.
Жаль, очень жаль, моя дорогая.
Ладно, вижу, не огорчен, ну и прекрасно.
Пока мы беседовали, обсуждая его физическую форму, Сашин пенис трагически опал, и теперьему неудобно. Он старается повернуться ко мне мощным задом, покрытым полянами густых черных волос.
Хорошо, не буду напрягать своего мужика. Пойду-ка лучше в душ.
Гордо покачивая ягодицами и грудьюпусть полюбуетсяя шествую в душевую.
Душевая расположена рядом. Кабинет директора, (а Сашаединственный хозяин фирмы «Олимп», торгующей всем, везде, всегда, и свою независимость он бережет, как да нет, почище, чем девственность, как зеницу ока), и туалет, и комната отдыха или, если не лукавить, спальня-будуар, и еще одна комната отдыхамужская, с карточным и бильярдным столамирасположены полукругом: oни огибают конференц-зал, рассчитанный на шестьдесят персон, где как раз и стоит тот самый (ненавистный мне сегодня) стол. Таким образом, все эти помещения смежные. Они соединены между собою короткими коридорчиками-пропускниками и меблированы, скорее, в домашнем, чем в деловом стиле. (Остальные кабинетынебольшие стеклянные клетушки, предназначенные для пребывания в них ежедневно и по восемь часов клерков-работяг).
Прохладная вода приятно освежает. Тоненькие ручейки стекают по лбу, по векам, по щекам и по моему классическому носу, огибая кружева ноздрей, по губам, подбородку, по шее и, играя и переплетаясь в ложбинках, растекаясь по выпуклостям, по тяжелым грудям, заходясь водоворотом в пупке, бегут дальше: к половой фиссуре, обрамленной мягкими короткими волосками
«Ой!» провела рукой по груди и опять почувствовала боль. И что-то еще. Что? Что-то твердое. Шишка! Гематома? Нет, кожа обычного цвета, но ведь болит, зараза.
Прохладные струи смыли с меня пот, и мой, и мужской, а сфокусированный поток, направленный моею собственной рукой в мои же глубины, разведя плотную вязкую сперму до состояния жидкой эмульсии, позволил этой мутной опалесцирующей жидкости свободно излиться наружу.
Стрижка у меня простая. Волосы легко легли в привычный взлохмаченный шухер, будто я только что с постели.
Я готова. Яв порядке. Возвращаюсь.
Саша тоже одет. На нем белоснежная рубашка, голубой клубный пиджак и черные брюки. Выглядит он неплохо. Когда одет. Живота почти не видно. Просто крупный мужчина. Хорошо выглядит, но сам себе нравится слишком. А этосущественный минус. Легкий поцелуй на прощание. От него все еще пахнет мною и сексом:
Привет, дорогой. Я побежала. До завтра. А ты пойди-ка, помойся».
«Некогда», подумал Александр.
Он посмотрел на себя в зеркалоприподнятый подбородок, жесткие складки от уголков напряженных губ, выражение превосходства в серых глазах Но в помещении никого не было, и некому было принять его вызов.
Некогда, еще раз повторил он громко. Пора.
Глава 5. В салоне
Попрощавшись с Сашей и выйдя из офиса, Светлана посмотрела на часы.
«Половина пятого, а Нина ждет меня в пять, прикинула она. Всёвовремя. По расписанию! И коитустоже. Что ж, точный расчет во всем делает мне честь».
Светлана улыбнулась своим мыслям. Она успела преодолеть большую часть пути и в конце улицы, над привлекательным фасадом двухэтажного здания, уже виднелась нескромная неоновая реклама, лаконично гласящая: «Клеопатра. Салон».
Загорелся зеленый. Машина тронулась.
Нина, привет, давно ждешь? едва выбравшись из машины, выпалила Светлана.
Пару минут, отбросив сигарету в сторону, ответила Нина.
Они расцеловались.
Тыкак?
Яв порядке. Как всегда. Все отлично! А ты?
Нормально, Константин! Ладно, Светка, пошли, устроим оргию своим измученным зацелованным телам и отпразднуем
Что?
На секунду Нина задумалась:
Каждая свое, наверное. И то, что мы вместе, и здоровы, и молоды, и красивы. А, придумай сама.
У каждого в душе свой праздник и своя печальты права. Но вот сегоднятолько праздник, да?
Да.
В вестибюле, помпезно отделанном мрамором, женщины на несколько секунд замешкались.
Куда?
О, всадницы на распутье.
Окей. Для началанемного спорта.
Небрежно, по-завсегдатовски махнув своими дисконтными картами улыбчивому, мускулистому молодому человекуна самом деле, бдительно и придирчиво сортирующему вошедших, они направились в сторону зала фитнесса.
Через пять минут, успев переодеться, обе женщины вошли в зал. Весело болтая, посмеиваясь, они заняли соседние тренажеры. Положив предплечья на специальные подлокотники, расположенные перпендикулярно полу, и ухватившись ладонями за ручки, Светлана пытается свести свои руки. В первый раз ей это удается, и во второй, и в третий, и воздух, выдавливаемый её усилием из пневматической пружины, сердито шипит. Она качает грудь: грудные мышцы, большую и малую. Нина, установив стопы под резиновые валики, методично разгибает мускулистые ноги.
Уф-ф, каждое движение она заканчивает резким выдохом.