Это она нащелкала те снимки со мной и с Котомона же у нас почти профи в этом деле, сама как-то рассказывала. Правда, такая расплата за несчастные фоткину, подставила хозяйку за пару сотен, или за пару хорьковских палок, это круто, но Какая на х разница, если всем нам в конце концов отправляться на ту же свалку, так пускай онараньше, в моих колечках и сережках
Кстати, не забыть про колечки и сережки, но до этого еще надо дожить. Мнедожить, поскольку кое-кто с хорьковой мордашкой точно не доживет, кое-кто с голливудским прищуром a-la Иствудпочти наверняка не доживет, а я
Как фишка ляжет.
Как Седой повелеть соизволит? Нет! Хер вам, мистер, а не малина!
Повелеть соизволить мне может только один человек, который сам того не знает, и Сам того не зная, оказался причиной всей этой свистопляски. Только он одинуже начинающий полнеть, со стареющей мордой и внимательно-равнодушными глазами кота, красноватыми прожилками на переносице и слегка выпирающим под майкой брюхом. Он
* * *
Я знала этот тип. Или типаж. Они С ними очень приятно. Очень хорошо во всех смыслах. Они всегда легко и щедро дают и совсем не хотят взять чего-то лишнее. Им не надо иметь ваньки-встаньки, как у хорьков, быть супер-мужиками, секс-машинами и не надо доказывать все этоне надо самоутверждаться, потому что Потому что бабы типа меня, текут при одном их касании. Только вот
С ними нельзя заигрываться. На них нельзя полагаться. Полагаться как на мужиков, потому что онине мужики. Онидружки. И на них нельзя западать, нельзя ставить всё, но бабы этого не понимают, и в результате уползают, обиженно скуля или визжа, зализывать свои болячки и ушибы, не понимая, что все эти «раны» они сделали себе сами, долбясь в пустоту.
В пустоту, потому что из кувшина можно вылить только то, что было в нем, потому что нельзя заставить кошку лаять, а собаку мяукать. Потому что Почему же я запала на него? Ведь я-то все это знаю и знала еще давным-давно, я ведь и сама такая, из того же теста, (только мне-то можноведь ябаба, и мне не нужно быть кому-то опорой, наоборот, я сама по своей бабской сути должна искать опору и защиту) но Так случилось. Так есть. Так есть, потому что есть так. И я не из тех, кто прячет голову в песок и не хочет видеть реальность такой, как она есть. Когда я впервые поняла, почувствовала, что так есть, я Жутко испугалась. Мы
Мы валялись на старой продавленной тахте, в квартире, которую я сняла для наших встреч, а ему сказала, что беру ключи у подружки (хотя могла и не говорить, ему наплевать на мои траты, из таких, как он, никогда не получаются настоящие мужики, в смысле главы семейства и все такое, но из них порой выходят отличные альфонсы и сутенеры), и в пустой, неубранной комнате было очень тихо. А потом стало еще тише, как-то совсем тихо И мне стало страшно.
Во-первых, я поняла, что мы уже очень долго молчим, а я не просекла эту долготу. То есть, мы молчали, и это было естественно. Как будто так и надо. Но На самом деле, так не надо. Молчать и думать Нет, не думать, а чувствовать, что так и надо, можно только с тем Не знаю, как объяснить, многим это будет непонятно, но тем, кому понятно, не надо ничего объяснять. Это не на уровне объяснений, это на уровне чего-то животного. Словом, в такой тишине можно быть или совсем одной, или с тем, кому по-настоящему веришь, на кого по-настоящему полагаешься. Потому что в тишине, в такой тишине тыраскрыта. Совсем раскрыта, и если ты не одна, то Тот, кто рядом, может сделать с тобой, что угодно.
Все что угодно.
И все, что ему угодно.
И мой инстинкт, мой животный инстинкт, вернее Инстинкт того животного, что живет во мне, тихо шепнул, беги, вставай, одевайся и беги, и никогда больше не подходи к нему близко, беги совсем И я бы убежала. Я бы убежала и никогда бы не подошла к нему близко, потому что этот инстинкт сильнее меня, потому что этот инстинкт и есть янастоящая, если бы
Если бы вдруг я не ощутила присутствие
(в комнате?.. Во мне? Или в нем?..)
кого-то еще.
Или чего-то.
И это что-то не было порождением страха, или мыслей, или Словом, оноэто присутствие, было физическое. Рядом со мной, в комнате, помимо ровно дышащего рядом тела Кота, был кто-то еще. В комнате
(или во мне?.. Или в нем?..)
Мы были не вдвоем.
Что-то медленно поворачивалось, как бы пульсировало Нет, что-то ровно дышало и спокойно смотрело, не предпринимая никаких действий, но от этого чего-то исходила
Жуткая сила.
Физическая.
Намного превосходящая человеческую. И знающая этосознающая свое превосходство. Она настолько превосходила любую знакомую мне силусилу мужика, силу тренированного тела, накаченных мышц, силу уверенного в себе сильного самца, что я Внезапно успокоилась. Весь мой страхстрах от тишины, страх от молчания вдвоем, отступил, ушел на задний план. А на передний выплыло чисто кошачье любопытство, заставившее меня чисто по-кошачьи мысленно потянуться к этой силе, к этому, и
Я found myself (нашла себя) смотрящую прямо в желтоватые зенки Кота, прямо в черные зрачки
(вертикальные эллипсы?.. Но так не может Просто показалось)
его слегка заплывших глаз, и увидела, как это уходит. Очень быстро, невероятно быстро удаляется, уходит, исчезает, но Уходя, оно коснулось меня. Оно дотронулось до меня, как
Как моя кошка нежно касалась меня лапой, когда хотела сказать, я здесь, ты что, забыла, я люблю тебя, как умею, и мне нужно твое внимание, мне нужна ты, не забывай про меня
И тогда мой страх, отступивший куда-то вглубь, мой прежний страх незащищенностистрах того, что я все-таки запала на того, на кого нельзя западать, что я все-таки тупо захотела вылить из кувшина то, чего в нем нет, показался жуток маленьким.
Я по-настоящему поняла, что мне никуда не надо убегать, что мне ничего не надо бояться. Я ощутила всем своим блядским нутром, что я уже поставила всё на этого потасканного дружкатого, на кого ставить нельзя, но как поет Любка Успенская в «Русской рулетке», ставки сделаны, господа И еще я так же ясно поняла, что решать исход этой рулетки, то есть всей моей жизни, будет Что-то другое. Что-то, внезапно появившееся в этой грязной комнате, сидящее то ли в этом немолодом мужике,
(стал таким родным, таким близким, очень близким, опасно близким)
то ли где-то за ним, но явно не сопоставимое по своей силе со всем, с чем мне довелось и доведется столкнуться. Что-то superior Что-то другое, совсем другое, но каким-то образом связанное с этой сладкой дрянью, с этим взрослым мальчишкойстареющим раздолбаем, от которого я теку и кончаю, как порнозвезда под допингом. И
* * *
И если я останусь жива, я его вытащу отсюда, я останусь с ним, а если нет, тогда Тогдасвалка у шоссе, за обочиной, где
20
Толпились менты, какие-то люди в штатском, а поодаль, не решаясь подойти ближе, стайка бомжейвидимо, постоянных обитателей этой кормушки, отогнанных от нее ментовскими тачками с мигалками.
У меня раскалывается голова от жуткого ночного кошмара, я не понимаю, зачем Ковбой притащил меня сюда, на то самое место, где вчера я встречалась с Седым,
(Седой меня сдал? Нет Не может быть Я еще нужна ему)
я ничего не понимаю и не хочу понимать, но покорно иду за ним к группе ментов, расступающихся перед идущими впереди двумя охранниками Ковбоя,
(Зачем он их взял с собой?.. Мы же не на стрелку явились И почему мы приехали сюда на тяжелой тупорылой «Мазде»его стрелочной тачке?..)
иду, видя перед собой лишь широкую спину своего мужа, обтянутую дорогой лайковой курткой Спина застывает, отодвигается в сторону, и я натыкаюсь взглядом на Что это? Какие-то куклы, два каких-то манекена валяются в странных позах на огромной, зловонной куче мусора О, Господи, это не куклы, это же
Прямо передо мной валялись два трупаодин со смятой грудной клеткой,
(Это видно По ней словно трактор проехал)
а другой
Остроносые мокасины Тугие джинсы обтягивают мускулистые ляжки Мой взгляд инстинктивно ползет вверх по лежащему телу, отмечает рельефно выпирающие под джинсами мужские достоинства,
(Он обожал так затягиваться У него было, что обтягивать)
кожаная крутка, джинсовая рубаха, и Ничего. Ничего, кроме какой-то бурой Какого-то бурого пятна в раскрытом вороте рубахи, потому что Потому что труп без головы!.. Господи, это же мой ночной кошмар, это же мне просто снится, я просто еще не проснулась, и сейчас увижу
( Во сне! Ну, конечно же, во сне)
валяющуюся где-то рядом его башку, отгрызенную жуткой черной тварью, двухметровой пиявкой, вырвавшейся из моего нутра, из моих раскинутых, распахнутых ног
Я машинально шарю глазами по земле и Вот онакруглый шар, мячик с грязно-бурым обрубком шеи, и Онбелый, как во снебашка Хорька белая, как снег, она
Все плывет у меня в глазах, замусоренная земля превращается в песок и окрашивается в тускло-багровый цвет, нет, светэтот свет льется отовсюду, он Наконец! Наконец-то я вырубаюсьс каким-то облегчением теряю сознание, в последний момент чувствуя, как меня подхватывают под мышки сильные руки Ковбоя
Створки рыла этой твари смыкаются на глотке Хорька, и На красный песок падает круглый предметего башкаи застывает там, словно снежный ком. Белые, как мел, волосы скрывают от меня его лицо и обрубок откушенной шеи, из которой, наверняка, тугой струей бьет кровавый фонтан, но я этого не вижу, а просто знаю, что струя крови уходит в красный песок, сливается с ним, всасывается в него, словно песок пьет эту кровь, как выпил мою, выплеснувшуюся из моей распахнутой vagina перед вынырнувшей оттуда же..
* * *
Очнулась я уже на заднем сиденье несущейся по шоссе в город «Мазды».
На, выпей, Ковбой протягивает мне пластиковый стаканчик с коричневой жидкостью, и я послушно выпиваю коньяк. В животе теплеет, а в голове начинает бледнеть и таять жуткий кошмар Даже целых два кошмара, каким-то страшным образом, слившихся в одинмой ночной и Реальный, который был здесь, на свалке, только Только который из них больше реальный?..
Зачем ты привозил меня сюда? хрипло, но довольно спокойно спрашиваю я. Зачем надо было показывать мне это?
Чтобы ты убедилосья тут не при чем, говорит он, глядя мне прямо в глаза, и я вижу в его глазах Опять страх? Нет, не совсем, но Какую-то странную неуверенность, растерянность. Ты же знаешь меня, я не отморозок, а если уж приходится, то Все мило, без увечий
Шилом в печень, и все дела, кивая, буркает сидящий впереди охранник. А такое он крутит башкой и прищелкивает языком.
А кто? спрашиваю я, возвращая ему пустой пластиковый стаканчик.
Не знаю, он берет у меня стаканчик, достает из мини-бара бутылку «Мартеля», наливает и залпом проглатывает, как водку. Пока не знаю, но Узнаю, да и не в этом дело. Мы Мы не нашли дискеты.
Ага, соображаю я, дискеты вы не нашли, но раз искали, значит, наверняка, нашли фотографии, и теперь ты знаешь про Кота. Пробить личность по фотке для тебяплевое дело, значит, ты знаешь, кто он такой, и Нет, ты его не станешь трогать сейчас, потому что еще веришь мне, и в любом случае знаешь, что после Хорька я с Котом не виделасьнаверняка прокачал по минутам, как я провела эти сутки. И я не встречусь с ним, пока не буду знать, что ты на свалке, а уж потом
Значит, плохо искали, пожимаю я плечами. Или Хорек заныкал ее так глубоко, что Слушай, изображаю я испуг, а может, он сам передал ее Понял, что со мной выйдет облом, что ни за что не соглашусь, и решил без ансамбля, сам-бля
Нет, он не мог, медленно качает головой Ковбой, и вдруг сам опережает события и разыгрывает, как по нотам, мою игру. Слушай, пока тут этот бардак Пока я не выяснил все детали Может, тебе слетать на пару недель в Штаты? Побудешь с дочкой, развеешься, отвлечешься от всех этих..? А?
Ты что, боишься за меня?
Да, нет, морщится он,
( Но что-то такое тут есть Хотя чего ему бояться, если он сам уже вычеркнул меня из списков живущих на белом свете?.. Но что-то тут)
Просто ты паршиво выглядишь и Зря я тебя сюда притащил. Словом, тебе надо отдохнуть. Двух недель хватит? Я закажу билет прямо на завтра
Ага, ты рассчитываешь, что двух недель хватит тебена то, чтобы выпросить у Седого индульгенцию Чтобы тот согласился на И не хочешь эти две недели спать с бабой, которую надо пришить? Даже тебе, такому крутому, это как-то не
Нет, давай дня через три-четыре. Ну, в общем, после
После чего?
После похорон, почти шепотом говорю я. Я хочу Я должна быть на похоронах Хорька.
* * *
Хорька и его охранника похоронили через пять дней. Самих похорон я почти не помнювсе проходило, как в тумане, потому что
Пять ночей я почти не спала. Я трахалась с Ковбоем, я затрахивала его, как и собиралась, но Собиралась я это делать из садистских побужденийхотела помучить его, заставить поболеть, хотя бы поныть рудиментарный отросток его совести, а делала совсем не поэтому. Я не хотела засыпать.
Стоило мне заснуть, как я проваливалась в жуткий, тупо повторяющийся кошмар
( Ты еще не знаешь, что такое настоя-а-ащий стра-а-ах Знаю! Теперьзнаю!..)
оказываюсь там, где сверху, в мертвой серой пустоте висит багровый
(диск?.. Обруч?.. Тарелка?..)
круг, а внизу Повсюду, на сколько хватает глаз, простирается красныйместами почти алый, а местами тускло багровый, песок. И взгляду не за что зацепиться, разве что за огромные песчаные глыбы,
(валуны?)
образованные из того же песка, из слипшихся друг с другом песчинок,
но почему-то взгляд не может за них зацепиться, взгляд соскальзывает с них, и
21
Я бегу по этому красному песку, босая, в черном мужском плаще, накинутом на голое телолюбимом плаще моего мужа, моего хозяина, зажав в руке неизвестно откуда взявшуюся здесь
(А откуда взялась здесь ячто, известно?)
босоножку. Я бегу, меня гонит страх, я знаю, что они где-то рядом, что они вот-вот настигнут меня, и страх толкает меня вперед, не дает остановиться хотя бы на секунду и прикинуть, откуда они могут появиться, и Я бегу, вернее, пытаюсь бежать, но движение получается как в замедленной съемкену правильно, так часто бывает во сне, а это же сон, я знаю, что это сон, но от этого страх не становится меньше. Наоборот, от этого страх только усиливается и колотится в висках, в животе, в груди противными, липкими толчками, сдавливает легкие, тяжелыми комками застывает в глотке и мешает дышать.
Вперед. Я должна двигаться вперед, потому что Почему? Зачем? Может быть, чтобы укрыться вон за той глыбой, за тем огромным валуном? Может быть я сумею спрятаться там и переждать? Нет, я знаю, что ничего не выйдет, знаю, что все напрасно, но Еще я знаю, я чувствую, что кто-то наблюдает за мной. Нет, не они и вообще не Не человек, не живое человеческое существо, может быть даже не кто-то, а чтото. Его нигде не видно, но не потому, что оно прячется,
(Оно не может прятаться)
не потому что оно маленькое, а Наоборот! Потому что онобольшое! Потому что оно огромное. Такое огромное, что может слизнуть меня и тех, кто меня преследует, и эти громадные валуны, так же легко и просто, как язык слизывает соринку из глаза. Даже не заметив Но оно заметило меня, и оно наблюдает за мнойне смотрит, а рассматривает с каким-то С равнодушным и холодным любопытством. И я чувствую на себе тяжесть этого холодного взгляда, я физически ощущаю, как он тяжел и равнодушен, как может быть, какая-нибудь букашка чувствует на себе взгляд большого хищного зверя, прилегшего отдохнуть в траве, случайно зацепившего взглядом ее крошечные судорожные трепыхания и лениво рассматривающего ее откуда-то сверху своими холодными желтоватыми глазами. Ну да, букашка не видит зверя, не может видетьон слишком огромен, но Она может что-то чувствовать. Примерно то же, что я сейчас
Но мне некогда сейчас думать об этом, я должна бежать так же, как букашка должна трепыхаться, и я бегу, вернее, словно плыву, потому что все движения замедлены, но силы тратятся, как при сумасшедшей скачке, и силы почти на исходе. До песчаной глыбы остается совсем чуть-чуть, еще немножко, еще капельку, но живот уже сводит судорога и в бок впивается острая игла пронизывающей, режущей, рвущей боли. Я прижимаю ладони к животу, раскрытым ртом ловлю воздух, малюсенькими порциями проникающий в мои легкие, заставляю себя сделать еще два шажка вперед, еще один, заношу ногу для следующего и