Родившись в прошлом веке, в небогатой местечковой еврейской семье, она при проклятом царизме и черте оседлости окончила классическую гимназию, получила роскошную памятную грамоту в честь трехсотлетия Дома Романовых, танцевала на балу в Дворянском Собрании, пережила Первую Мировую Войну, Февральскую Революцию, Октябрьскую заваруху, гражданскую войну с приходами красных, белых и опять красных, с налетами махновцев и погромами петлюровцев, потом коллективизацию, год великого перелома, 37-ой год, Великую Отечественную, фронтовой госпиталь,
(где ей, зубному врачу, приходилось сутками сшивать разворочанные пасти и челюсти (хирург пил мертвую с фельдшерами и в минуты трезвости целовал ей руки, а в недели запоев грозил: «Погоди, сука, Гитлер придет, он тебе покажет!..»)
эвакуацию в товарно-пассажирском эшелоне за Урал (с мужем и малолетним сыном), возврат из эвакуации в чудом сохраненную комнатушку (ту самую, в которой лет через десять пятым жильцом появился я), культ личности, борьбу с космополитизмом, женитьбу сына на не просто гойке, а еще и украинке, то есть петлюровке,
(помню, мы на «даче», в поселковом кинотеатре смотрели с ней «Неуловимых мстителей», на экране крупным планом появился атаман Сидор Лютый, стегающий кнутом главного «мстителя», и она, толкнув меня локтем, буркнула: «Вылитая твоя мать!»)
смерть вождя, развенчание культа личности, кукурузную оттепель, брежневский застой Чему ж удивляться?.. Какие там собесы? Какие генералы от КГБ? Все они для неетак Чешуя, щепки, мусор.
Помню, она резала мясо в летней кухоньке. На другом, хозяйском конце, за дубовым столом сидели полковник с Цыганом, пили что-то мутное и перебрасывались неторопливыми и понятными им одним фразами. Вспоминали войну, какого-то комбата и какую-то «особисточку». Я вертелся у хозяйского стола, вернее почти под столом, где сидел Васька. Никто не обращал на меня вниманиядля пьющих за столом и для Васьки меня вообще не существовало, а Герцогиня была занята мясом.
Она-то, кстати, тоже войны хлебнула, еле слышно буркнул полковник, чуть дернув щекой в сторону нашего хлипкого столика.
Она не могла это услышать. Даже яиз-под хозяйского стола, совсем рядомрасслышал с трудом. Но она услышала.
Слегка повернув голову, глядя не на хозяина, а куда-то мимо, вниз, в нашу с Васькой сторону, она небрежно уронила:
Ножи тупые.
Цыган как-то смущенно крякнул и как-то, необычно для него, суетливо налил и выпил. Полковник ничего не ответил. К нему ведь никто не обращался. Только задумчиво пожевал губами и тоже налил и тоже выпил.
На следующее утро мать резала за завтраком хлеб. Отрезая первый кусок, она вдруг вскрикнула, а на пальце у нее показалась алая полоска крови. Она привыкла к тупым ножамдавно привыклаи не на шутку испугалась, когда заточенное как бритва лезвие слизнуло с ее пальца кусочек кожи, легко и нечувствительно, как язык слизывает соринку из глаза
* * *
Мы обедали на кухне. Раздался звонок в дверь, я открылна пороге стояла Герцогиня. Не поздоровавшись со мной, она прошла на кухню.
Мэри! воскликнула мать, вставая из-за стола (только ей было позволено называть так, на английский манер, Герцогиню). Как хорошо, что вык обеду Садитесь, у нас все горячее!..
Не обратив на нее внимания, ни с кем так и не поздоровавшись, даже не выпустив из рук старомодную, дешевенькую сумочку, почему-то в ее руках всегда превращавшуюся в изящный дамский ридикюль, она как-то странно подбоченилась, и в упор уставясь на отца
Вся ее герцогинность, весь лоск и шик, вся цивилизованностьслетели с нее, как дурацкая шелуха, и из-под них выглянула какая-то незнакомая, мощная сила, облеченная сверху в толстую
(она была тогда, как и всегда, сколько я ее помнил, изящной сухонькой пожилой)
старую
(дамойни у кого в жизни не поворачивался язык назвать ее старухой)
базарную торговку.
Профессор! с непередаваемой издевательской интонацией произнесла она (никогда в жизни, ни до, ни после, она не разговаривала таким тоном ни с отцом, ни с кем бы то ни было, а отец Отец никогда не был, не числился и не назывался профессором). А, профессор? Ты уже сделаешь что-нибудь? Или будешь сидеть вот так и молоть языком, пока твоему ребенку лоб не забреют?
Но мама Послушай Что я могу растерянно пробормотал отец, кидая на мою мать взгляды, просящие помощи или хотя бы поддержки.
Но мать даже не смотрела в его сторону. Вытаращив глаза, с отвисшей челюстью она, уставилась на бабку, с трудом что-то проворачивая у себя в мозгу. Думаю, она тогда «провернула» это и поняла то, что до меня дошло лишь гораздо позже. Но и я запомнил
А другие отцымогут? А ты она презрительно фыркнула и
На пододвинутый матерью стул уселась уже наша Герцогиня и начала в своей обычной манере вправлять отцу мозги и объяснять, что ребенку нельзя идти в армию, что армия не для ребенка, пускай ребенок ихулиган, бандит, мерзавец, но онребенок
И моя мать, которая просто органически не могла не встрять в какой-то спор с отстаиванием высших (по ее разумению) истин и ценностей за весь обед не проронила почти ни слова, а лишь накладывала на тарелку «Мэри» лучшие куски и время от времени кидала на нее странные задумчивые взгляды. Лишь один раз она попыталась что-то робко (моя мать и «робко»это «горячий лед», это оксюморон) возразить:
Но Мэри, ведь
На одно мгновение на стуле снова возникла толстуха-торговка, кинувшая сквозь зубы:
Помолчи и уже неслышно для нее, но услышанное (хотя и непонятное тогда) мною. Курноса шикса.
И мать заткнулась, матьзаткнулась, а я Я запомнил этот случай, я запомнил, как Герцогиня превратилась в Нет, я запомнил не внешнюю форму, не базарную одесскую торговку, а то, что высунулось из-под торговки, лишь приняв форму, потому что это должно было принять какую-то форму и этому было все равно, какую форму принять. Этому вообще было всевсе равно, когда дело касалось
Много позже я понял, что приди я к ней ночью и скажи, что зарезал пару младенцев, она бы укрыла, спрятала, не выдала бы меня никому. Потом, может быть, сама бы судила меня и прокляла или порешила, но этопотом, и этосама. Лишь в начале эпохи видюшников посмотрев «Крестного отца» и увидев Марлона Брандо в роли Вито Корлеоне, я понял, какая сила выглянула тогда из Герцогини, приняв (чтобы мы не очень струхнули) форму базарной торговки.
Я понял, какая сила дала ей пережить все, что она пережила, дала прожить без трех лет век, и уйти не старухой, а женщиной Я понял, какой чешуей для нее на самом деле были все петлюровские, махновские, советские и несоветские власти, все собесы, приемщики стеклотары, все генералы, Дома Романовых и культы личности, по сравнению с ЕЕ СЕМЬЕЙ. По сравнению с ее внукомну да, хулиганом, бандитом, сыном петлюровки, курносой шиксы, но ЕЕ внуком Ее больше нет, и никто и никогда на этом свете больше не будет
(любить? обожать?)
относиться ко мне так. Потому что ее больше нет, потому что она умерла, пережив все власти и безвластья, все погромы и интернационалы, все застои и перестройки, всех вождей и все их культы и не культы Умерла? А вот
Хуй вам всем!
Это вы все сдохли, а она -
(где?.. Здесьее нет Тамкто знает?..)
БЕССМЕРТНА!!!
Вот так.
Ничего в плане зависшей надо мной службы в рядах самых непобедимых и самых вооруженных сил отцу делать не пришлосьсудьба распорядилась иначе. Распорядилась весьма оригинально: то, что вызывало такую неприязнь и такой страх у Герцогини и всех остальных, «юридически ответственных» за меня лица именно, мой старенький мотоцикл, сделало все в лучшем виде.
Где-то около часу ночи, съезжая с пустынного уже Сущевского Вала на пустынную уже Нижнюю Масловку, я со всего маху врезался в неизвестно откуда выползший с потушенными фарами на середину проезжей части «Жигуль», успев лишь чуть-чуть вывернуть руль влево, вылетел из седла, пролетел несколько метров, шмякнулся брюхом, грудью и башкой (случайнов шлеме) об асфальт, проехал плашмя еще метра полтора, медленно перевернулся на спину, глянул в ту сторону, откуда ехал, на спуск с Сущевского, и
Красное Прямо ко мне приближалось с огромной скоростью что-то красное Прямо на меня летел Нет, это я летел прямо на красный Трамвай.
Это было невозможно. Трамвайные рельсы были в другой сторонев той, куда я катил на мотоцикле до столкновения с «жигулем», а не в той, откуда я ехал. Да, и даже там в этот ночной час не могло быть никакого трамвая, но
Я несся на красный трамвай, стоявший боком ко мне, я летел прямо на него, а потом пролетел сквозь него, и он исчез, и я пробормотал: «Мама», и больше ничего не успел пробормотать, ничего не успел подумать, потому что меня ослепили две, мчащиеся на меня, фары и тут же, без всякого интервала по моим ногампониже ляжек и повыше коленейпроехало сначала переднее, а потом заднее колесо другого «жигуля», не свернувшего (он и не мог свернуть, водитель скорее всего увидел меня уже перед самым своим носом), не затормозившего (к счастьютормозни он на моих ноженьках) и не остановившегося, а просто слинявшего с места действия.
Дальше все было буднично просто. Из торчащего посреди улицы «жигуля», в который я врезался, выскочили двое мужчин и женщина и побежали к тому месту, где валялся я. Женщина бежала, открыв рот и наверное что-то крича, но я не слышал ни звука Хотя нет, я слышал топот их ног по мостовой, но не слышал ее крика, значит, не у меня выключился слух, а у нееголос. Я приподнялся на локтях
(больнолокти были ободраны об асфальт)
согнул ноги в коленях
(не больно)
и потрогал ссадину на щеке.
(чуть-чуть больно)
Живой, выдохнул один из мужиков, вдвоем они ухватили меня пол локотки, как подвыпившего приставалу на танцплощадке, и поставили на ноги.
Идти можешь? опасливо спросил второй. Я кивнул, с их помощью доковылял до кромки тротуара, присел на бордюр На меня накатила слабость и легкая тошнота, и я откинулся на спину. Тут у женщины, наконец, включился звук, и я услыхал визгливо-причитающие звуки, складывающиеся в слова:
Нет, не ложи-и-итесь, пожалуйста, не ложи-и-и-тесь, пожалуйста, вста-а-а-ньте
Да, заткнись ты, рявкнул на нее один мужик, и обращаясь ко мне, тревожно спросил. Ну, ты как, парень?.. Скорую надо?
Только чтобы прекратить эти визгливые причитания женщины, я снова сел, помотал головой и пробормотал:
А где девчонка?
На мотоцикле я ехал не один. В начале Сущевского, на светофоре, ко мне подскочила неизвестно откуда вынырнувшая, слегка поддатая девка, спросила «Прокатишь?», и не дожидаясь ответа забралась в седло, позади меня, сразу плотно стиснув мою задницу полными ляжками и так крепко прижавшись грудями к моей спине, что у меня сразу не осталось никаких сомненийнормальный, «давучий» вариант Зажегся зеленый, она нетерпеливо тряхнула меня за плечи:
Давай!..
А ты даешь? спросил я.
Даю, хохотнула она. Когда прокачусь
Мы тронулись с места и быстро набрали скорость на пологом спуске Сущевского Вала. Прокатилась, блядь
Да, вот она, махнул мужик рукой в сторону, с ней все нормально Ты-то как?
Прихрамывая, подошла девчонка, уселась на кромку тротуара рядом со мной, обняла меня за плечи и всхлипнула. Она была в шоке, ничего не говорила, но кроме расцарапанной коленки, никаких увечий я навскидку не видел.
Вроде, ничего, пробормотал я и попросил у него закурить.
Мужик дал мне закурить, причитавшая и повизгивающая женщина наконец заткнулась и лишь недоверчиво, со страхом и изумлением пялилась на меня, второй мужик, пока я жадно затягивался сигаретой, подобрал мотоцикл, подкатил его к нам, завел и поставил на подножку.
Сделав последнюю затяжку, я поднялся с тротуара без посторонней помощи, мужик, дававший мне сигарету, сунул какую-то бумажку в карман моей куртки (это оказался четвертакон не заметил, что от меня попахивало винишком, а я не сообразил, что он разворачивался в неположенном месте с потушенными огнями), помог мне усесться в седло, девка села за мной, не обращая внимания на причитающие всхлипы женщины: «Ой, не на-а-а-до, не сади-и-и-тесь, лучше такси мы запла-а-а-тим», и
Я без приключений доехал до дому.
Родители жили на очередной «даче», квартирате самые «хоромы», которые когда-то произвели такое впечатление на Цыганабыла в моем полном распоряжении. Правда, в ту ночь распорядиться ей с толком (хотя бы с парой палок) мне не удалось. Стоило мне повернуться к девке и чуть прикрыть глаза, как на меня сразу мчались два ослепительно-желтых фонаря, две фары, и Мне сразу становилось не до любви, к горлу подкатывала легкая тошнота и хотелось куда-то уползти, спрятаться, закопаться. Девка была не в обидеее тоже слегка трясло и ей тоже было не до того, хотя справься с этим я, она бы тоже справилась. Они в этом плане лучше устроены
На утро, выспавшись, я чувствовал себя нормально во всех смыслах, даже в половом, только Пока лежал. Стоило мне встать, как сразу начинало мутить. Ну, я и не вставалдевка уходить пока не собиралась и вовсю орудовала на кухне.
Днем с «дачи» приехал отец, удостоил девкино «здрассьте» еле заметным кивком, раздраженно поинтересовался, почему я среди дня валяюсь в постели, выслушал мое краткое изложение случившегося (про «жигуль», проехавший по ногам я ничего не сказал) и вызвал врача из поликлиники.
Милая докторша, знавшая меня с семилетнего возраста, внимательно осмотрела меня, ощупала со всех сторон и вынесла приговор:
Легонькое сотрясение мозга. Дней десятьполежать. Три днявставать только в уборную, потом можно есть за столом, но щадяще-постельный режим. Принимать Можнобелоид. Три раза в день. Если поболит головаанальгетик. В общем, будем считать, отделался легким испугом.
Отец вышел проводить ее в коридор и спросил:
Больница не нужна?
Да нет, отмахнулась она. Сотрясение легкое. Никаких осложнений Ссадинывообще ерунда.
Понимаете, немного смущенно пробормотал он, тут такое дело Дело в том, что этому болвану осеньюв армию, и я подумал
В армию? он посмотрела на него, как на умалишенного (точно так же, как Цыган смотрел на мать, когда та объясняла ему про свежий воздух) Что же вы сразу не сказали?
Не обращая внимание на застывшего с ее плащом отца, она вернулась в комнату, села за стол, извлекла из сумочки стопку бланков и шариковую ручку и стала что-то писать
Так как же слегка растерянно пробормотал отец, входя в комнату с ее плащом.
Вот так, сказал она, не отрываясь от бланка. Я выписываю направление на госпитализацию. С сотрясением мозга второй степени, закончив заполнять бланк, она повернулась ко мне. Ты повторишь в больнице все, что рассказал мне. Никаких лишних страстей. Не сгущать краски. Все, что говорил мне, кроме Она прищурилась и в ее голосе зазвучали металлические нотки. Запомни, самого момента столкновения ты не помнишь!
Но ведь попытался возразить я.
Самого момента столкновения ты не помнишь, медленно, отчеканивая каждый слог, повторила она. Ты на несколько секунд потерял сознание. Это необходимо для сотрясения второй степени. Но тебе не нужно говорить, что ты потерял сознание. Ты просто не помнишь самого момента аварии. Ты ехал по дороге, потомкакой-то удар, и Ты открыл глаза, когда уже лежал на мостовой. Ты знаешь, что случилось, потому что тебе рассказалипрохожие, там, или те, кто были в машине, но Сам тыэтих нескольких секунд не помнишь. Понял?..
Понял, кивнул я, может я, и правда, вырубился на секунду. Знаете и я попытался честно рассказать ей про трамвай, про красный трамвай, на который я несся, лежа на мостовой, и сквозь который я
Она недоуменно нахмурилась, потом скептически усмехнулась и сказала:
Не надо отсебятины. Никаких сказоккоек везде не хватает, и там не дурачки работают. Только то, что я сказала, иникаких трамваев. Ни красных, ни серо-буро-малиновых! Так Направление готово. Где у вас телефон? Госпитализацию над сделать по скоройони, конечно, будут ворчать, но это снимет все вопросы в военкомате
Это действительно сняло, хотя и не все, но главные вопросыникаких экспертиз, лишь запрос выписки из больничной истории болезни, а потом Автоматомотсрочка от осеннего призыва. Автоматомотсрочка от весеннего. А через год, в следующем августенаконец-то, успешно сданные экзамены в институт, моя фамилия в вывешенных перед главным зданием списках счастливчиков, дивная пьянка по этому поводу на деньги, вырученные за наконец-то проданный мотоцикл, и все остальное.