Цветок пустыни - Кэтлин Миллер 5 стр.

Заняться было нечем, поэтому я много думала и пыталась понять, кто и зачем придумал так издеваться над человеком. Единственное, что я понимала: с согласия мамы меня покалечили, а кому это нужно? Когда меня наконец забрали домой, отец спросил: «Ну что, как ты теперь?»

Наверное, он хотел узнать, как мне чувствовать себя взрослой женщиной. Мне было лет пять, что я могла ему ответить? Сейчас я понимаю, что уже тогда знала многое о женской жизни в Африке: живи тихо и не скули.

Бегать и прыгать мне не разрешали, я ходила со связанными ногами, неуверенно переступая с одной на другую. Это только прибавляло мне страданий, ведь я была очень непоседливым ребенком и так хотелось присоединиться к младшим братикам и сестрам! Когда мне наконец сняли повязки, я смогла рассмотреть, как выглядят «взрослые» женщины. Внизу у меня была гладкая полоска кожи, которую словно запечатал огромный шов-молния. Мои половые органы были надежно припрятаны для первой брачной ночи с мужем. Все время, пока я мучилась в хижине, мне не давала покоя одна мысль: я хотела вернуться к камню и посмотреть, осталось ли там хоть что-то от моих гениталий. Но там, конечно, уже давно похозяйничали грифы или гиены  свидетели суровой жизни пустыни.

На самом деле моя история с обращением прошла успешно, я довольно легко отделалась  не всем везет так же. Когда ты блуждаешь по пустыне, то всегда пересекаешься с одними и теми же семьями и, естественно, знаком со всеми детьми. Иногда встретишься снова, а твоей подружки там больше нет. Куда они пропадали, никто не говорил  о них вообще мало говорили. Эти пропавшие девочки становились жертвами обрезания  умирали от болевого шока, кровотечения, заразы. Удивительно, что сомалийцы вовсе не переродились. Я совсем не помню свою старшую сестру Халемо  мне было около трех, когда она внезапно «пропала». Позднее я узнала, что она истекла кровью во время обряда. Мою двоюродную сестру обрезали в шесть  ее брат уже после рассказал нам, как все прошло. Что-то пошло не так, ее «штука», как выражался брат, распухла, посинела и источала ужасный запах. Я тогда ему не поверила  у меня и Аман все прошло не так ужасно. Потом уже я поняла, что у сестры была гангрена: операцию проводят на голой земле, видимо, в рану попала инфекция. Однажды утром сестру нашли мертвой в хижине  хоронить пришлось в спешке, чтобы падальщики не успели добраться до этой страшной улики.

5Брачный договор

Как-то раз меня разбудил шум голосов. Около хижины никого не оказалось, поэтому я отправилась на разведку. Пробежав чуть меньше километра, я наконец увидела маму и отца, машущих вслед какой-то группе людей. Среди них была девушка, с головой укутанная в накидку.

 Мама, а это кто?

 Это твоя подруга Шукрин.

 А что, их семья покидает наши края?

 Нет, просто Шукрин выходит замуж,  спокойно ответила мама.

Мне в ту пору было около тринадцати, Шукрин была меня старше всего на год или полтора  неужели ей уже пора замуж?

 Кто ее муж?  Мой вопрос проигнорировали  не моего ума дела такое знать.

 За кого ее выдают?  не отставала я. Получается, она уедет насовсем. Неужели я больше не увижу подругу?

 Ну уж об этом не волнуйся. Скоро и твоя очередь придет,  буркнул отец. Родители развернулись и пошли в сторону хижины, а я смотрела вдаль ушедшему каравану и пыталась переварить новости. Шукрин выходит замуж! Я не в первый раз слышала это слово, но всерьез задумалась о том, что это такое, только сейчас. В детстве я никогда не мечтала о свадьбе или муже, как делают многие девочки на Западе. Ни о каком половом воспитании, конечно, и речи быть не могло. В нашей семье, как, впрочем, и во всем Сомали, такие темы были под запретом. Я никогда даже не думала о мальчиках в каком-то романтическом ключе  они были моими соперниками. Мы соревновались, кто быстрее пробежит, или кто устоит в драке, или кто быстрее найдет воду для скота. Единственный урок полового воспитания в Сомали звучал так: «Ты должна выйти замуж девственницей». Девочки знали, что им нельзя ни с кем «путаться» до свадьбы и что муж у них будет один и на всю жизнь. Папа очень часто называл нас своими принцессами и страшно гордился, что его дочки были самыми красивыми девушками в округе.

 Никому не удастся испортить моих принцесс. А если кто-то осмелится, то вы только пальцем покажите Этому человеку не поздоровится! Если нужно, я и умереть готов, защищая вас.

И ему приходилось не раз это доказывать. Как-то к Аман, пока она пасла скотину, пристал какой-то незнакомец. Как бы она его ни отшивала, он не сдавался. В итоге, когда он понял, что «по-хорошему» не получится, он попытался взять ее силой. Это стало его роковой ошибкой  Аман была очень рослая и сильная, настоящая амазонка. Без труда она скинула его с себя и поколотила. А после ему хорошенько досталось и от нашего отца. Был еще один случай. Как-то ночью меня разбудил крик моей сестры, Фаузии,  она спала чуть поодаль от нас, с краю. Приглядевшись, я увидела фигуру мужчины, стремительно убегавшего от нашей стоянки. Фаузия пронзительно кричала  на ее бедрах осталось липкое семя этого извращенца. За ним тут же бросился отец, однако догнать не успел. Утром около спального места сестры мы увидели отпечаток подошвы ночного гостя  отцу он показался знакомым. Через какое-то время настала засуха, и отец отправился за водой к колодцу.

В Сомали колодцы  это просто открытые ямы, очень глубокие, порой метров тридцать. За водой (в засуху она была скорее похожа на мутную жижу) спускались с ведром на самое дно. Вдруг подошел какой-то мужчина и довольно агрессивно стал поторапливать отца, на что тот ему предложил спуститься в колодец и заниматься своими делами.

 Так и сделаю!

Мужчина тут же спустился в колодец со своими бурдюками и начал наполнять их водой. Тут-то отец и заметил следы его сандалий, отпечатавшихся в вязкой грязи.

 Так это ты, извращенец!  закричал отец, схватив мужчину за плечи.  Это ты, урод, приставал к моей дочери!

Отец ударил его, а затем снова и снова  он избивал его словно тот был паршивым бродячим псом. Но тот вдруг вытащил из кармана огромный нож  африканский охотничий нож  и пырнул моего отца раза три или четыре, прежде чем тот сумел вывернуть негодяю руку и пырнуть его этим же ножом. Отец тогда еле выбрался из колодца и вернулся домой чуть живой  хворал долго, но все-таки поправился. Тогда-то я и поняла, сколько смысла и правды было в его обещаниях умереть за нашу честь.

 Вы, принцессы, мои сокровища, и храню я вас под самым крепким замком,  так начиналась одна из любимых шуток отца.  И ключ  у меня!

 Папочка, а где ты хранишь этот ключ?

 Я его выбросил,  отвечал отец, заливаясь сумасшедшим смехом.

 А как же мы тогда выберемся?  вскрикивала я, и волна смеха захлестывала все семейство.

 Только когда папа скажет, что пора, моя принцесса.

Эта шутка раз за разом разыгрывалась с каждой дочерью, от самой старшей до младшей,  и на самом деле это было все взаправду. Никто из мужчин не имел права приближаться к нам без отцовского позволения. В этом было больше дальновидности, чем заботы: в Африке особенно ценили девственниц (отчасти процедура обрезания проводилась для того, чтобы девушка гарантированно сохранила свою чистоту до свадьбы). За девственницу-красавицу отцу удалось бы получить солидный выкуп. Впрочем, все это я поняла уже после бегства из дома  там я впервые задумалась о браке только после новости о Шукрин.

Прошло около двух дней. В один из вечеров отец по возвращении домой сразу начал звать меня:

 Варис! Ты где?

 Папа, я здесь!

 Поди ко мне!  Голос папы был очень ласковым, из чего я сделала вывод, что что-то намечается. Наверное, он хочет попросить меня присмотреть за скотиной завтра или отправиться на поиски воды. Я не двигалась с места, пытаясь догадаться, что же такого хочет от меня отец.

 Ну же, подойди ко мне! Варис, иди сюда.

Я сделала пару неуверенных шагов и подошла. Отец ничего не сказал, даже, наоборот, усадил меня на коленки.

 Варис, знаешь какая же ты все-таки славная!

«Ну все,  подумала я.  Точно что-то не так».

 Ты такая славная, почти как мальчик, как сын.

В устах моего отца сравнение с сыном было самой высокой похвалой.

 Да, ты всегда мне была словно сын, ты так славно работаешь, за скотиной хорошо ходишь. Я хочу, чтобы ты знала: я буду сильно по тебе скучать.

В моей голове мелькнула мысль: «Наверное, папа переживает, что я убегу из дома, как Аман, когда ее попытались выдать замуж. Я убегу, и вся работа ляжет только на их с мамой плечи». Меня захлестнула волна нежности, и в порыве я крепко обняла отца:

 Ну что ты, папочка, я никуда от вас не уйду!

Он отстранился, внимательно посмотрел на меня и сказал:

 Нет, милая, обязательно уйдешь.

 Но куда я пойду? Я не могу бросить вас с мамой!

 Варис, уйдешь, уйдешь. Я подыскал тебе отличного мужа.

 Нет, нет!  Я оттолкнула отца и спрыгнула с колен.  Не пойду я никуда, я не хочу никуда уходить, прошу!

 Ну-ну, успокойся. Все будет отлично, я нашел тебе очень хорошего мужа.

Слезы застилали мне глаза. Я накинулась на отца своими маленькими кулачками и кричала:

 Нет, нет! Я не хочу замуж!

 Хорошо, Варис, давай так поступим.  Отец подобрал с земли камешек, спрятал руки за спину и начал быстро тасовать его по ладоням. Затем вытянул вперед два сжатых кулака:  Выбирай, в какой руке камешек? Если угадаешь, поступишь, как я скажу, и будешь счастлива всю жизнь. А если нет, то и жизнь твоя будет такой же пустой, потому что тебя изгонят из семьи.

Я выбрала левую рука  ладонь была пуста.

 Похоже, мне необязательно делать то, что ты велишь,  грустно прошептала я.

 Можем еще раз сыграть.

 Нет! Нет, папа, замуж я ни за что не пойду.

 Да что ты заладила? Он же хороший человек, можешь мне верить. Разве я бы выбрал для своей принцессы плохого мужа? Ты должна положиться на мое решение и делать, как тебе велят!

На все его уговоры у меня был только один ответ: нет. Поникшая, я стояла перед ним и качала головой из стороны в сторону. В какой-то момент отцу надоела эта сцена: он со злостью отбросил камешек в сторону и прокричал:

 Что ж, значит, в жизни тебя ждут одни только несчастья!

 Но, папа, это ведь мне придется жить так, а не тебе.

Я окончательно его довела, и он, не сдержавшись, ударил меня по лицу. Никто не имел права спорить с отцом. Сейчас я понимаю, что отец не мог больше медлить  я должна была выйти замуж побыстрее, пока весть о моем дурном характере не разнеслась по всему Сомали. В округе все знали, что я бунтовщица, дерзкий и бесстрашный ребенок. В Африке такая жена никому не нужна.

Следующее утро началось как обычно: я проснулась и отправилась пасти стадо. Наблюдая за своими козочками и овечками, я размышляла, что значит быть замужней. Мне было интересно, кого же подыскал мне отец. До этого момента у меня была короткая детская влюбленность в Джаму, сына папиного друга. Джама был сильно меня старше и, на мой взгляд, очень красивым. Мой отец любил его как родного и считал его достойным своего отца. Но, скорее всего, главной причиной, почему меня тянуло к Джаме, было то, что он был без ума от моей старшей сестры Аман. Меня же он игнорировал и считал маленькой девчонкой. Его чувства были не взаимны: Аман была сыта по горло кочевой жизнью и связываться с кочевником, пусть даже и красивым, не хотела. Ее мечтой было попасть в город и найти мужа там  богатого мужа, чтобы не пришлось возвращаться к опостылевшей жизни в пустыне. Она сбежала, когда отец попытался выдать ее замуж за кочевника, и больше мы про нее ничего не слышали.

Весь тот день я представляла, что моим мужем будет Джама  как мы ужинаем вечером у костра или с рассветом уходим в пустыню,  и убеждала себя, что замужество не так уж плохо. Солнце уже клонилось к закату, когда я вернулась со стадом к нашему лагерю. Меня встретила взволнованная младшая сестренка:

 У папы гость какой-то, тебя ждут, кажется!

Внутри меня все сжалось  отец все-таки запустил свой план.

 Где они сейчас?

Сестра ткнула пальцем в одну сторону, и я поспешила прочь в совсем противоположную.

 Подожди, ты куда? Они же тебя ждут, Варис!

 Ой, молчи лучше! Уйди отсюда!

Я завела козочек в загон и принялась за дойку. Вскоре я услышала голос отца, разыскивавшего меня.

 Да-да, папочка, слышу! Сейчас приду.

На дрожащих ногах я встала и направилась к палатке  оттягивать дальше неизбежное смысла не было. Где-то в глубине души во мне жила надежда, что отец хочет выдать меня за Джаму  с ним хотя бы будет не так обидно покидать семью и становиться женой. «Пожалуйста, пусть это будет Джама, пусть это будет Джама, пусть»  всю дорогу я повторяла это, словно заклинание.

Надо мной было багряное плавящееся небо, на фоне которого танцевали тени двух мужчин.

 А, вот и ты,  сказал отец, подзывая меня рукой.  Познакомься, это господин

Но я не слышала, что говорил отец. Я не сводила глаз с мужчины, который сидел рядом с отцом, опираясь на посох. Его длиннющая седая борода открыто заявляла о его возрасте  ему было не меньше шестидесяти, совсем старик.

 Варис! Поздоровайся же с господином Галулом!

 Здравствуйте,  четко и холодно ответила я. Я не могла быть грубой с ним, поскольку он наш гость, но любезничать и улыбаться этому старику я не собиралась. Он ничего мне не ответил, лишь сидел, улыбаясь мне своим старческим ртом. Готова поспорить, что он не понимал, как вести себя с девочкой, которую ему прочат в жены и в глазах которой читается ужас. Я притупила взгляд, чтобы скрыть свой страх и злость.

 Варис, ну что же ты такая робкая!

Я подняла глаза, и отец все понял. От греха подальше он решил отослать меня, а то вдруг спугну такого выгодного жениха!

 Ну, ладно, ступай. Возвращайся к своей работе, мы тебя отвлекли.

Повернувшись к господину Галулу, он объяснил: «Она очень тихая, даже застенчивая». Весь оставшийся вечер я провела, размышляя, какой будет моя жизнь с господином Галулом. Я всегда жила с родителями и не имела ни малейшего представления, как устроить жизнь с незнакомцем. Слава Аллаху, что тогда я не знала об интимной стороне замужества!

Следующим утром у меня состоялся разговор с отцом:

 Ты понимаешь, кто был вчера у нас в гостях?

 Думаю, да.

 Это твой будущий муж, Варис.

 Папа, но он же старик!

Я никак не могла поверить, что отец правда желает мне такого будущего.

 Милая, так это же самый лучший вариант! Он не будет засматриваться на других женщин и гулять, да и ты будешь его единственной женой. Он не предаст и не бросит тебя и будет очень заботлив. А еще  Лицо отца озарила гордая улыбка.  Знаешь, сколько он готов за тебя дать?

 Сколько же?

 Пять верблюдов. ПЯТЬ! Я так горжусь тобой.

Отвернувшись от отца, я смотрела, как рассветные лучи играют по пустыне. Наслаждаясь моментом, я прикрыла глаза и ощутила их приятное тепло на моей коже. Мыслями я вернулась к прошедшей ночи, за которую так и не сомкнула глаз. Той ночью я приняла твердое решение. Отец ни за что не послушает меня: даже если чудом мне удастся расстроить этот брак, отец найдет еще мужчину, а потом еще, пока не добьется своего.

 Ладно, папочка. Я пойду, скотиной пора заняться.

На лице отца читались самодовольство и радость  ха, а это было не так уж и сложно! Тот день я провела в раздумьях  мое воображение рисовало картинки нерадостного будущего. Вот я живу в глуши со стариком, и вся работа вывалена на мои плечи, потому что он уже слишком стар, чтобы помогать мне. Вот я осталась одна после его смерти от сердечного приступа. Или я одна поднимаю четырех детей  вдовы в Сомали не могут повторно выйти замуж. Нет, такая жизнь точно не для меня!

Вечером у меня был разговор с мамой:

 Милая, почему ты такая поникшая?

 Ты видела вчера того человека?  с молниями в глазах спросила я.

 Да, на днях видела.

 Мама!  В отчаянии я прильнула к ней и зашептала, чтобы отец не услышал:  Мама, я не хочу за него замуж!