Случайно - Али Смит 15 стр.

Сидя в темноте, троица смотрела передачу, посвященную Геббельсу

 Что это за передача, Астрид?  спросил Майкл.

 «История Великобритании».

Программа передач торчала из подушек его кресла. Майкл пролистал ее до нужного места, нашел время и канал. Потом загнул страницу и попытался прочитать текст в слабом свечении телевизора.

 Полагаю, мы смотрим «Нацисты: Уроки истории»,  сказал Майкл.

 Если тебе не нравится, можешь не смотреть. В доме полно комнат,  сказала Астрид.

Знаешь, ты с каждым днем все больше напоминаешь маму,  сказал Майкл.

 Ни фига,  сказала Астрид и тут же переключила канал.

 Я в хорошем смысле,  сказал Майкл.  Вообщето, я люблю твою маму.

На экране группа людей занималась ремонтом абсолютно пустого дома. Потом появились данные о том, на сколько дом поднимется в цене после завершения отделочных работ. Майкл застонал.

 Ну это уже конец, мы ждем фильма, е-мое,  воскликнула Астрид.

 Да нет, я не про передачу,  сказал Майкл.  Просто мне не здоровится. Астрид, не ругайся, пожалуйста.

 Не здоровитсяэто как?  спросил Магнус.

 Гипотермия,  сказал Майкл.  Типичный случай.

 Вам нужно в приют,  сказал вдруг Джейк.

 Что?  спросил Майкл.  Чудненько. Спасибо, что подсказал. «Приют». Чудесно.

 Вам нужно находиться в тепле и, по возможности, не сидеть на голой земле. Вам нужно горячее питье, еда и дружелюбное окружение.

Это было самое длинное высказывание Джейка в истории. Майкл подумал, жаль, Евы нет, он бы в красках описал ей эту сцену вечером перед сном.

 Кто-нибудь должен лечь вместе с вами в спальный мешок, чтобы согреть вас,  продолжал Джейк.

 Давай-ка на этом остановимся, Джейк,  сказал Майкл.

 А мы будем наблюдать постепенное замедление вашего пульса,  сказал Джейк.

 Ты даже не представляешь, как близок к истине,  сказал Майкл.

 Отличный способ расслабитьсяпринять позу младенца,  продолжал мальчик,  причем лицом к полу.

Магнус тем временем сходил на кухню и поставил чайник. Он принес Майклу чашку чая. Тот был очень тронут.

 Может, хотите поесть?  спросил Магнус.

 Нет, спасибо,  сказал Майкл.

 Вам не повредит,  заметила Астрид.

 Ты так думаешь?  спросил Майкл.

 Яйца так прекрасны,  сказала Астрид.  Когда съедаешь яйцо, словно съедаешь кусочек прекрасного.

 Вот как?  сказал Майкл.  Замечательный образ.

 Вам сварить или поджарить?  спросил Магнус.

 Или прямо сырые?  спросила Астрид.

 Поджарить,  сказал Майкл.

 Это вреднее всего,  сказал Джейк.

 Спасибо тебе, Джейк,  сказал Майкл.

Магнус ушел на кухню. Майкл свернулся в кресле калачиком, положив голову на подлокотник. Он смотрел рекламу вверх ногами. Именно так и следовало всегда смотреть рекламу. Это придавало ей абсолютную сюрреалистичность. Начался фильм. Старый, чернобелый, тридцатых годов. Маргарет Локвуд. «Леди исчезает».

 Это Хичкок,  сказал Майкл.

 И он еще запрещает мне ругаться!  сказала Астрид.

 Ха-ха-ха,  хохотнул Майкл.

Фильм был просто гениальный. Полфильмабезумие, какой-то хаос не связанных событий, сюжетсловно плохо слепленнымй фарс, но в конце концов все части мозаики собираются в идеальное целое. Группа англичан из-за сильной непогоды застряла в какой-то гостинице где-то в горах в Восточной Европе, а потом все отправляются домой в одном поезде. Но вскоре обнаруживается, что пропала одна милая пожилая леди, и юная красавица, ее попутчица, пытается убедить всех, что дама была с ними, что она существовала в реальности, а почему-то все немцы, едущие в том же поезде, в том числе странноватый нейрохирург, вступают в сговор, чтобы выставить ее чокнутой. Только спортивный молодой англичанин верит ей, хотя тоже не вполне. В фильме много шуток насчет подавленной сексуальности, Фрейда и т. п., а в конце оказывается, что дело касается национальной безопасности.

КОНЕЦ.

Майкл вытянул руки над головой и от души, громко зевнул.

 Потрясно,  сказал Магнус.

 Отличный фильм,  сказал Майкл.

Джейк пробормотал что-то одобрительное.

Майкл снова потянулся. Место говоря, он прекрасно себя чувствовал. Может, сандвич с яйцом сделал свое дело. Может, неожиданная чуткость Магнуса, как только он пришел. А может быть, тот факт, что сам фильм был шедевром, одним из тех, который он точно должен был видеть раньше, не мог не видеть, он бы поклялся в этом не задумываясь, однако на самом деле он никогда его не видел и даже не подозревал о столь блестящем сюжете, хотя это была самая что ни на есть махровая классика, без сомнения, его миллион раз показывали по телику, а он все прохлопал.

А может быть, сыграла роль сама обстановка, когда идешь смотреть классный фильм в темном помещении среди других людей. Как бы то ни было, сейчас он ощущал прилив сил, словно преодолел границы собственного «я». И вот что: он даже не думал о своем «состоянии», ни на секунду не вспомнил за весь сеанс!

 Там сказано, что его снимали в Ислингтоне,сказала Астрид.  Вы видели, видели? В самом конце, после слова «Конец», там было сказано, это снимали здесь!

 Да, у канала,  сказал Майкл.  Там раньше была киностудия.

 Не может быть!  сказала Астрид.

 Да, все именно так,  сказал Майкл.  Там снимали всякие костюмированные фильмы. Я уверен, его тоже снимали там.

Не может быть,  повторила Астрид.

Она включила верхний свет. Майкл зажмурился, яркий свет резанул по глазам. Мальчики напоминали длинноногих нескладных жеребят; кресла, в которых они сидели, были им будто малы. Казалось бы, в таком возрасте дети склонны проявлять внимание к другим. Астид танцевала по комнате. Худенькая, длинноногая, длиннорукая. На ней была футболка с надписью: «Я та девочка, которой боятся твои родители».

 Астрид,  сказал Майкл.  Тебе не холодно в одной футболке?

 Надо же, киностудия, где снимали фильм, находится здесь!  твердила она.  С ума сойти. Прямо здесь, у нас под носом, в Ислингтоне!

Она плюхнулась на подлокотник кресла, в котором сидел Майкл, словно ребенок, которым она вот-вот перестанет быть. Слова, выведенные у нее на груди, почти касали глаз и губ Майкла. «Ядевочкабоятся». Потом она приоткрыла свой нежный ротик, обнажив язык и мелкие зубы, и почти касалась губами его лица, рта, вертясь и елозя.

 Четно-честно правда-правда-правда?  спросила она.

Майкл сделал вид, что у него зачесались глаза. Он потер их, потом откинулся на спинку, не открывая глаз. И пару раз уверенно кивнул.

 Когда я тебя обманывал?  сказал он.

дороги, где на перекрестке из земли торчали почтовые ящики, ох, насмотрелась она на них за это время, и они уже не казались ей особенно трогательными, так, дальше идет проселочная дорога, а через несколько миль от нее ответвляется уже совсем узкая дорожка, которую она прозевала в первые две попытки. Дорожка привела ее к другой тоже почти неезженной, которая шла вдоль весеннего распускающегося леса и выходила на поле, а за ним на другое, третье, где паслись невообразимо прекрасные лошади. Холеные, само совершенство. За оградой под электрическим током, увешанной табличками «Проход воспрещен», лоснились и зеленели поля без конца и края. А между кромкой леса и многочисленными конюшнями тут и там виднелись дома. Без всяких оград. Некоторые были с иголочки, явно сооруженные по дорогим проектам, дома обеспеченных владельцев конных заводиков. А иныеменее презентабельные, поросшие мохом, некоторые совсем обшарпанные, с отваливающейся штукатуркой и латаной-перелатаной крышей, пошедшей волнами от многолетнего воздействия ветра и дождя. Большинство, вероятно, были летними «резиденциями», куда хозяева приезжали на время. Ведь от города сюда добираться всего два часа. И все, даже самые запущенные, были похожи на домики из детских сказок. Все без исключенияпросторные. У всех были крылечки и двери из плексигласа. И у входа в каждый, даже в необитаемые как минимум несколько лет, стояли шесты с украшениями в виде звезд и ленточек, неподвижных в безветрии.

Ева припарковалась прямо на траве, напротив какого-то дома. Как и все остальные, он стоял посреди обширного участка травы. Причем ее не косили уже давно. Через три сотни ярдов, за деревьями прятался еще один дом, позади неготретий, и еще, и еще, позади поселка простирался прекрасно различимый в свете Луны далекий контур горной гряды, чье название она запомнила еще по школьному атласу. Катскилл, умница. Ум. Ницца. Это Ева-15 сочинила и записала в свой потрепанный дневник на уроке географии, посвященном слоям и коре Земли. Значит, Ева-43 ехала по верной дороге. Она знала точный адрес наизусть вот уже больше тридцати лет.

Ни на одном из домов не было номера. Пара домов вообще казались бесхозными. Вот этот, напротив нее, похоже, пустовал не первый год. В доме по соседству было тихо и темно, зато рядом с другим, что подальше, стояло несколько машин. Свет в доме погасили совсем недавно. Ева слышала, как люди зовут друг друга, как лают собаки.

По ее прикидкам, дом напротив был тот самый, который снимал ее отец, где он жил со своей второй семьей до самой смерти. Но дом выглядел заброшенным. Может, это и не его дом. На эту честь мог претендовать любой из окрестных особняков. А те, кто приехали в дом по соседству, с машинами и собаками, могли оказаться его родственниками,  впрочем, это было маловероятно: фасад дома выходил на другую дорогу. Но они могли знать точно, где тут дом ее отца,  если бы она сообразила постучаться к ним и спросить, пока еше не все улеглись спать.

В этой стране луна светила столь ярко, что при желании можно было ночью читать газетуесли такое желание возникало. Вот сейчас Ева достанет газету и сядет на крыльцо заброшенного дома почитать.

Она вышла из машины. И уселась на капот.

Она находилась в самом сердце штата Нью-Йорк. Вдали виднелись горы Катскилл. Стоял май. В руках она держала газету, купленную этим утром в Нью-Йорке. На первой странице была крупная фотография мужчины, упакованного в черный пластиковый мешок. Это был самый настоящий труп. Отрешенное лицо человека, недавно отошедшего в мир иной. Мешок был застегнут почти до конца, но можно было разглядеть следы побоев на лице, разбитый нос, сломанные зубы, закатившиеся глаза. Рядом с трупом стояла девушка в полицейской форме. Хорошенькая, с улыбкой на губах, она выставила вверх большой палец, мол, отличный снимок. Ниже шел репортаж о женщине-пленнице семидесяти с лишним лет. Как-то раз ее вывели из камеры и стали натравливать собаку, чтобы заставить саму бегать на четвереньках, как собаку. Один солдат уселся ей на спину и так катался по тюремному двору, как на лошади. Были и другие снимки военнопленных, которых заставлялипод угрозой оружия или травли собакамираздеваться. Потом солдаты надевали им на головы мешки и приказывали ложиться друг на друга, голышом, пока не получался штабель из живых голых тел, на фоне которого солдаты охотно снимались, радостно улыбаясь, словно на милом семейном празднике.

Ева, рассматривая эти фотографии, вдруг поняла, что в ее сознании происходит нечто очень странное. Она читала об этом феномене: несмотря на то, что фотографии посылали в мозг информацию о неких реальных событиях, чем больше она смотрела на них, тем меньше испытывала эмоций или вообще «брала в голову». Чем дольше она рассматривала эти фотографии, тем меньше верила, что это происходило с реальными людьми, и тем более обыденным занятием казалось складывать людей в штабеля, в принципе такое можно было устроить где угодно и потом сделать себе забавную фотографию, встав перед живой поленницей с широкой улыбкой.

Она совершенно ясно видела фотографию трупа в мешке и улыбающуюся девушку-солдата, хотя на дворе была глубокая ночь. И она не знала, что ей делать: продолжать смотреть на фотографии или уже хватит. Ответа не было. Это и был ответ. Она жила в такую историческую эпоху, когда не возбранялось так вот улыбаться, стоя рядом с человеком, погибшим мучительной смертью. Сама Ева взяла годовой отпуск от своих историй. Как-то она шла по улице в Лондоне и вдруг увидела в витрине студенческого турагентства большой рекламный плакат. А: ЕСТЬ ЛИ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ? Ева шла на пресс-конференцию на тему «Семьи Против Использования Светлой Памяти Погибших». Ей уже рисовались газетные заголовки. СПИСПП взывает к Богу. СПИСПП добьется справедливости. Родственнички, видите ли, объединились с целью выкачать денежки из «Джупитер-Пресс» и из Евы. В голове у нее роились фразы, которые она составляла всю ночь. Кто решает, что есть память? Кто решает, что дозволено воображению? Кто решил, что мои истории, выдуманные мною посмертные судьбы этих людей не имеют права на существование? Она намеревалась отвечать на каждый их вопрос вопросом. Это придаст ее ответам искренность, покажет ее понимание корня проблемы и в то же время позволит оставаться в беседе хитроумным сфинксом. Она прошла мимо турагентства, вдруг остановилась и вернулась, чтобы еще раз прочесть слова на плакате. Б: ИЩЕШЬ СВОЙ ПУТЬ? ВОЗЬМИ АКАДЕМ. ЖИВИ НАСТОЯЩИМ. Прочитав это, она вошла внутрь и нажала кнопку на аппарате, выдающем талончики с номером очереди. На нем значилась цифра 6. Сейчас так мало людей едут куда-то просто так, что они подумывают продать свой аппарат, поделилась с ней женщина-менеджер. А неважно, что я не студентка?  спросила ее Ева. Вам это обойдется дороже, но в смысле вашего внутреннего решенияконечно нет. Любой может взять годовой отпуск. Где бы вы хотели побывать?

И вот вместо пресс-конференции Ева отправилась к своему терапевту и записалась на прививки. На данный момент ей приходилось снимать деньги в банкоматах HSBC по всему свету. Ей предлагали сексуальные услуги-в основном мужчины, но не толькос одинаковой регулярностью почти во всех городах, где она снимала деньги. Она пила «колу» в номере отеля в Риме. Она пила «колу» в баре с видом на дворец в Гранаде. Она пила «колу» в баре-шале высоко в горах Швейцарии. Она пила «колу» в баре отеля в Ницце на Английском бульваре, через дорогу от компании наркоманов, расположившихся на каменной скамье. Она пила «колу» в прохладном вентилируемом ресторане в богатом районре Коломбо, смотря в окно на ребятишекобитателей полуразвалившейся башни, где отверстия на месте выбитых окон были заткнуты тряпками. Она пила «колу» в тошнотворно дорогом баре в Кейп-тауне. Она очутилась в какой-то грязной дыре в Эфиопии, где не было буквально ничего, только колючки да мухи и ни грамма еды, никакого скота, лишь единственный раздолбанный грузовик без шин, несколько шалашиков да тощие славные люди, с неизменной улыбкой, предложившие ей свое гостеприимство, разделившие с ней все, что у них было, то есть почти ничего, а потом они всем гуртом повели ее, словно циркового медведя, в местный бар и продемонстрировали автомат с кока-колой, у которого небольшая группа людей спорила, кивала и суетилась, потом позвали еще несколько приятелей, пока наконец не собрали нужную сумму и монетку за монеткой опустили в прорезь автомат, который выплюнултаки из заросшего пылью чрева вожделенную баночку. Посылаю вам эту открытку из аэропорта, написала она, чтобы сообщить: сегодня я выпила последнюю «колу» в своей жизни.

Две недели назад она опустила монетки уже в игральный автомат, в Лас-Вегасе. А потом бросила все, что выиграла, с обрыва Большого Каньона: жалкая мелочишка, брошенная в самый колоссальный монетоприемник мира. Что за выигрыш ее ждет? Что брызнет на нее из чрева этого грандиозного чуда природы? На всякий случай вслед за монетками она бросила туда же и свой телефон. Он был недешевый. Все-такис международным роумингом. На экранчике телефона злобная красная иконка в виде телефонной трубки требовательно мигала уже который день. У вас новые сообщения. Прежде чем выбросить мобильный, Ева оставила следующее сообщение на домашнем телефоне.

Привет, мои милые, привет Астрид, Магнус, Майкл, это я. Кстати, я сейчас рядом с Большим Каньоном. Даже не знаю, как его описать. В общем, теперь мне кажется, что никаких плоских тротуаров и тем более дорог не существует вовсе. Мне кажется, я теперь до конца жизни буду страдать головокружением. Сейчас я сижу на самом обрыве. Я нахожусь на южной стороне. Северная все еще скрыта тьмой. Между прочим, от южной до северной десять миль. Служитель на обзорной площадке рассказал мне, что раньше с одной из площадок можно было увидеть закругление Земли, ну, с помощью специального телескопа, но сейчас ее уже не видно. В том месте, где я сижу, вдоль обрыва идет невысокая ограда. Но ее легко перелезть и посмотреть прямо внизтак я и сделала и увидела там, на дне, лишь тоненькую зеленую ленточку. Как вы понимаете, это Колорадо-ривер. Передо мной стоит какой-то японец. Решил сделать классный снимок. Для этого он встал на камень у обрыва. По-моему, это несколько безрассудно. В том смысле, что я еле сдерживаюсь, чтобы не вскочить, подбежать к нему и столкнуть вниз. Сколько птиц! В основном вороны, кажется. Еще я вижу коз, да, Астрид, тут меж скал бродят козы. Я словно попала на другую планетуесли не считать туристов. Словно я нахожусь на Земле до появления человекаесли не считать туристов. Конечно, я и сама туристка. На самом деле все это непостижимо. Немного сносит крышу. Невероятная красота. Цвета в Каньоне меняются в зависимости от освещения. Какая громадина. Кстати, я собираюсь сейчас бросить туда свой телефон. Мне так хочется бросить что-нибудь в пропастьно я не стану прыгать сама и не стану толкать этого славного японца. Просто перед этим мне хотелось с вами поболтать. Я вас люблю.

Не вся Евина речь записалась на автоответчик; он пропищал об окончании времени, отпущенного на сообщение, еще на словах: и увидела там, на дне.

На противоположной стороне Каньона, еще не различимой невооруженным глазом, на каменном уступе лежит ее давно умершая мать, накачанная морфием, и поет псалмы и разные песни, путая слова. Поет моя душа любовь Господь к тебе. Пришла медсестра и прикрыла дверь. На остров детства моего хочу попасть я снова. Ее матери было всего сорок четыре; конец. Она больше не могла держать голову; голова покоилась на ее груди, словно у мамы была сломана шея. Шея просто больше не работала. Мама тогда взяла Еву за руку и сжала ее с такой силой, что Еве стало больно, а когда отпустила, на пальцах Евы остались отпечатки ее колец. Она заговорила, то есть произнесла, вроде бы что-то сказала, но это были не слова. Поэтому Ева так и не узнала, каковы было предсмертное напутствие ее матери.

 Думаю, ты была уже достаточно взрослая, чтобы справиться,  сказал Майкл в первый же день их знакомства.  Ты уже перестала быть ребенком. Ты миновала стадию, на которой, по мнению психологов, дети, слишком маленькие, чтобы осмыслить потерю, ощущают, что их покинули все и навсегда.

 Ее последние слова были бессмыслицей,  сказала Ева.

 Нет, ты не права,  заметил Майкл.  В них был смыслпотому что она произнесла их. И хотя не знаешь, что она хотела сказать, они имеют смысл, потому что она сказала их тебе, как мать дочери.

 Да,  сказала Ева.

 Понимаешь, если конкретный смысл произнесенных слов неясен,  продолжал Майкл,  это не значит, что он отсутствует.

Этот разговор стал одной из главных причин, почему она вышла замуж за Майкла. Он показался ей человеком, с которым возможно вести беседы на особом уровне.

Бедный Майкл. Девушка по имени Эмма Саквил в конце концов устроила ему веселую жизнь. Правда, притаилась на автоответчике и лишь ждала, пока они вернутся из Норфолка. Но в их последний разговор ей показалось, что Майкл приходит в норму. Небольшое издательство решило напечатать сборник его стихотворений. Два появятся, кажется, в «Литературном приложении «Тайме». Майкл был по-детски счастлив по этому поводу. Но Астрид и на этот раз не пожелала с ней говорить, а Магнус был в библиотеке со своим другом, они готовились к экзаменам.

Ева: Священником? Почемусвященником?

Майкл: Да я говорил ему, что сначала необходимо принять веру, что нельзя просто так взять и стать священником, но он посмотрел на меня как на кретина,  впрочем, он всегда смотрит на меня как на кретина. Ты не волнуйся, с ним все нормально, он очень огорчится, что не поговорил с тобой, вообще у нас все хорошо.

Ева: А как Астрид?

Майкл: Нормально, у нас все нормально.

Ева: Она продолжает одеваться во все красное?

Майкл: Послушай, у нее все хорошо. Ты не переживай. С ней полный порядок. У нее появились друзья. Она теперь делает альтернативную школьную газету, так, кажется. Сейчас она у себя, пишет очередной манифест. Яблочко от яблони.

Ева: Манифест? Ну неправда, я никогда не писала манифестов! О чем речь-то?

Майкл: Откуда мне знать? Так она мне и рассказала. Но зато она продемонстрировала мне значокона сама делает их для своих друзей. И великодушно заявила, что может сделать и мне.

Ева: Да ты что? Майкл, ты счастливчик, живешь праведной жизнью.

Майкл: Правда, у меня был выбор: взять со словом «Воображение» или «Страх».

Ева: Воображение и страх?

Майкл: Да, именно так.

Ева: И что же ты выбрал?

Майкл: Нет, это секрет.

Ева: Тогда понятно, трусишка.

Майкл: Ха-ха.

Ева: Майкл, передай им обоим, что я их ужасно люблю. Что я думаю о них, сразу как только проснусь и перед тем как засыпаю. Я вижу их так ясно, словно они здесь, со мной.

Майкл: Ну, это уж слишком. Я точно знаю, что они здесь, со мной.

Ева: Знаю, знаю.

Майкл: Это я сужу по счетам из магазинов. Кстати, а как же я? Обо мне ты тоже думаешь?

Ева: Да, конечно. Ну да, я иногда вспоминаю о тебе. Как решил назвать-то?

Майкл: Что назвать?

Ева: Твой сборник стихов. Ты придумал название?

Майкл: А-а. Ну да. Я как-то забыл об этом. Надо бы нам почаще созваниваться. Он называется «Леди исчезает».

Ева: «Леди исчезает». А хорошо.

Майкл: Тебе нравится?

Ева: Кстати, тебе много заплатят?

Майкл: Хорошая шутка.

Ева: Нет, я серьезно, как у вас с деньгами?

Майкл: Ну, как сказать, пока мы держим оборону, но апачи явно готовят атаку, и я не думаю, что сборник сонетов надолго сдержит из ярость.

Ева: То есть?

Майкл: То есть. Я не знаю, что будет дальше. Просто стараюсь не думать об этом.

Ева: Знаешь, я тоже поиздержалась.

Майкл: О! Это значит, что скоро ты вернешься домой?

На той стороне Каньона Ева снова увидела свою мать. На этот раз она уже не лежала в больничной койке, куда там! Она была молода, беззаботна и как будто стояла, опершись локтями на кухонную стойку, глубоко задумавшись. Она помахала Еве, и Ева разглядела, что та опирается на тонкую пластиковую панель, повиснув в прозрачном воздухе, а под ее ногами, болтающимися в пустоте, носятся крикливые вороны. На той стороне Большого Каньона стоял и тот, кто был ее отцом. Он картинно висел в воздухе над пропастью, над общей могилой длиной в 250 миль, шириной десять и глубиной в одну милю. Он казался старше, как-то грузнее, облысел. На нем был элегантный костюм; он открыл объятья ей навстречу. И тоже помахал ей рукой. А потоми матери. И та помахала ему в ответ. А они оба, наконец воссоединившись, улыбнулись и вместе помахали ей на прощанье, словно находились на отдыхе в чудном месте, искренне наслаждаясь жизнью, и это было их долгожданное обращение к ней, которое наконец-то осуществилось.

Нет-нет. Она созерцала северный обрыв Большого Каньона, по-прежнему недоступный из-за погоды. Сезон еще не открылся, хотя на дворе стоял май. Но предлагались экскурсии на вертолете, было бы желание. Господи, да стоит купить билети лети на здоровье.

Потом она подумала: пожалуй, я поеду на север и хотя бы найду его дом. Надо же посмотреть на места, где я могла вырасти.

Она купила карту автодорог за наличные. А машину взяла по кредитке в Лас-Вегасе. Я не уверена, что карточка действительна, сказала она продавцу в салоне подержанных машин. Кажется, крепкий мужик в рубашке с короткими рукавами, на нее запал. Он подмигнул ей и достал переносное устройство для операций с кредитками. Ох, не верю я вам, девушка, сказал он. Но я ничем не рискую. Все застраховано.

И вот Ева сидит на крыльце брошенного дома с газетой под мышкой. Крыльцо жалобно поскрипывает. Наверное, подгнило. Интересно, это его дом? Она не знала. Да какая разница? Она посмотрела на горы. Там в ночной тьме на фоне хребта, четко выписанные в лунном свете, возникли все Евы, в которых она могла превратиться на протяжении жизни. Они все взялись за руки и закружились в шотландском танце, высоко подкидывая ноги. Одна была Ева-американка. У нее была идеальная кожа, она удачно вышла замуж. Жила она в доме, на крыльце которого сейчас сидела Ева, со своими детьми, всемальчишки, и мужем, владельцем конюшни; это их прекрасные лошади паслись на сказочных полях. Рядом с ней выплясывала другая Еваамериканка, истинная ковбойша, она так и не вышла замуж и была сама себе хозяйка. Загорелая, пышущая здоровьем, словно золоченая статуэтка, он работала на ферме и разводила красавцев-чистокровок. Руки у нее были рабочие, сильные. Она знала, как содержать лошадей и как их объезжать. Следующая была Ева почти как настоящая, с одной разницей: ее мама не умерла в сорок лет. Эта Ева была счастлива. Она словно излучала свет. Рядом была Ева, которая так и жила с Адамом Беренски. Лицо-маска. Рядом Ева, которая не встретила в своей жизни Адама Беренски. Это было непостижимо. Ева не могла представить, какова эта Ева. Дальше пошло легчеЕва, ставшая стюардессой, о чем она мечтала лет с восьми. Такая стильная, четкая. Ее пиджак а-ля шестидесятые был застегнут на все пуговицы.

Рядом с нейснова Ева почти как реальная, но с той разницей, что эта Ева заботливо застегнула на все пуговицы курточку Астрид, прежде чем отпустить ее в большой мир, в дождь и снег, и ощутила простую, истинную любовь, такую, от которой испытываешь не страх, а огромное счастье.

Шеренга «Ев» растянулась вдоль всего чернеющего хребта. Они помахали Еве в той же манере, что и ее умершие родители, и продолжали беззаботно потрясывать каблуками и танцевать, словно человек мог в любой момент своей жизни взять, передумать и поменять свою судьбу.

Ева потрясла головой. Ей снова вспомнился мужчина в черном мешке, лицо которого было воспроизведено с помощью мельчайших чернильных точек, отпечатано в миллионах копий и разослано по всему миру, одна из них торчит сейчас у нее под мышкой, уже макулатура. Она подумала об ухмыляющейся девушкерядовой. Вспомнила ее глаза-щелочки, омерзительный жест, палец, торчащий вверх. Ведь ее глаза были изображены теми же самыми чернилами с помощью таких же малюсеньких точек, что и глаза мертвеца. От мертвых не жди неприятностей. Мертвые, как ни крути, в шоколаде. Ева начинала больше скорбеть о живых.

Так что же, был ли смысл сидеть вот так на пороге брошенного дома, на шесте перед которым гордо болтается оборванный флажок? Может, это даже не дом ее отца. Ну допустим; а вздумай она проникнуть внутрь, интересно, нашлось бы там что-то ценное для нее или хоть для одного человека в мире? Конечно, она имеет в виду нечто более значимое, чем старый замызганный кофейник, который поленились отмыть, или оставленная в раковине чашка с темным ободком от кофе, из которой уехавший неизвестно куда человек пил перед дорогой.

Чего она вообще ожидала от своего путешествия? Может, она представляла себе сцену из незатейливого «семейного» романакогда она приблизится к дому своего отца, он вдруг весь засияет огнями, словно гигантская настольная лампа, прорвав темноту ночи и осветив всю округу, дверь его распахнется словно сама по себе, а пока она будет идти вдоль дорожки, розовые кусты будут кланяться ей и протягивать ей ветви с лучшими цветками? Что есть счастье, что есть конец? Что есть хэппи-энд? Она отказывала себе в настоящем счастье и не желала видеть истинного завершения, страшно сказать, годами, до того самого момента, когда открыла дверь своего опустошенного дома, где не осталось ни шкафчика, ни картинки на стене, сплошь голые комнатыни следа ее пребывания, ни единого повода для Евы Смарт удостовериться в том, что она здесь жила, что она вообще живет на этом свете.

Она ясно видела своих детей, словно глядела на них с огромной высоты, превратившись в одного из этих черных воронов Большого Каньона и летая прямо над ними. С высоты она видела, что они как будто движутся по разным дорогам разных карт, а карты эти представляют собой графические схемы, схожие со схемами в указателе «Хайуэй коуд», на которых показаны точки пересечения всех автодорог. Сотни таких перекрестков и всевозможные пути к другим перекресткам стелились перед обоими словно гигантская сеть ярко светящихся хромосом. И как только Майкл или Астрид подходили к очередному перекрестку и выбирали новый вектор движения, целые матричные поля под их ногами погружались во тьму. Но что плохоэти «карты» были из бумаги. Причем бумаги тонкой, газетной, словно прикрывающей первобытную охотничью ловушку, ямой в милю глубиной. И в любую секунду, стоило ее мальчику или девочке не рассчитать силу прыжка или просто оступиться, карта могла порваться или смяться, или сорваться и улететь прочь

Прямо перед Евой через залитую лунным светом дорогу перед пустым домом мощным прыжком выпрыгнула на траву огромная дикая кошка. В зубах она держала кролика или какое-то другое мелкое животное, мертвое. Вот кошка заметила Еву, сидящую на крыльце. Она замерла в нескольких метрах от Евы и стала глядеть.

А потом отвернулась, с величественным безразличием проделала свой путь по траве к проселочной дороге позади домов и скрылось в лесу.

 Ох. еть,  произнесла Ева еле слышно.

Она сошла с крыльца и посмотрела в ту сторону, куда скрылась кошка. Никаких следов. И хотя она ничем не могла доказать, что эта встреча действительно произошла, главное, что она испытала это, и ее сердце колотилось от возбуждения. Она ведь никогдану разве что в зоопарке, на фотографиях или по теликуне видела кошку больше домашней. Это была рысь или пума, а может, неизвестное ей животное, ростом с крупную собаку, с характерными кисточками на ушах. А сколько достоинства, уверенности! Вся сцена длилась ровно пять секунд.