Липатов Виль ВладимировичОперация «Икс два нуля»
Илюшка Матафонов не хочет играть по-старому
Погода была плохая, как осенью, и мы сначала постояли в подъезде, потом побродили по двору, а потом Илюшка Матафонов сказал нам, чтобы мы сели на бревна и притихли, так как он, Илюшка, будет думать. Мы сели, а Генка Вдовин не селвстал перед бревнами и нарочно начал насвистывать сквозь дырку в зубах.
Ты чего свистишь? спросил его Илюшка. Ты разве не слыхал, что я хочу думать?
Слыхал! сказал Генка. А кто ты такой, чтобы командовать Играть не хочешь, так не командуй!
И снова стал насвистывать.
А ну, кончай! сказал ему опять Илюшка.
Не большой начальник! ответил Генка. Чихал я на тебя! Дурак!
Тут мы повскакали с бревен, чтобы помешать им драться, но зря: Илюшка и ухом не повел, когда Генка нанес ему оскорбление. Илюшка как-то рассеянно посмотрел на Генку и даже с бревна не встал. Илюшка вообще сегодня был такой, словно у него утром зуб выдернули.
Несправедливо! сказал Валерка-Арифметик. Совсем несправедливо, Илюшка! Когда я тебя в тот раз дураком назвал, так ты мне дал в ухо, а мне пришлось тебя пинать ногой в живот А Генке ты ничего
Илюшка сначала ничего не ответил, а потом сказал:
Кулак у меня вялый стал! И вообще, робя, помолчите немногоя думаю!
Илюшка так жалобно сказал это, что мы просто удивились, а Генка Вдовин перестал свистеть и тоже сел на бревно, рядом с нами. Наверное, минут пять мы молчали, смотрели на печального Илюшку Матафонова, а потом Валерка-Арифметик тихо спросил:
Илюшка, ты скажи-ка, почему у тебя кулак вялый?
Но Илюшка ничего не ответил. Он только тяжело вздохнул и низко опустил голову. Он был такой грустный, что, честное слово, жалко было его.
Илюшка! сказал я. Если у тебя переживания, то мы можем оставить тебя одного Человеку всегда надо оставаться одному, когда у него переживания! В любой киношке, если человеку трудно, он сразу говорит: «Я хочу остаться один!» Оставить тебя одного?
Не надо меня оставлять одного! ответил Илюшка и поднял голову. Слушайте, что я вам скажу! Я уж кончил думать.
Ну, слушаем! сказал Генка Вдовин. Болтай, чего хошь!
Мне надоело играть по-старому! сердито сказал Илюшка. Опротивело!.. Чапаевым я был, Соколиным глазом был, дАртаньяном был, Дерсу Узала был Надоело!
Кем же ты хочешь быть? подозрительно спросил Генка Вдовин. Все тебе мало!
Никем я больше не хочу быть! Надоело мне быть другим человеком Хочу быть самим собой! ЯИлюшка Матафонов, вот и все!
Смешно! сказал я. Какая же это игра, когда ты будешь просто Илюшка Матафонов! Выходит, что я тоже буду не Арамис, а просто: яБорька Синицкий
Американец ты, а не Борька Синицкий! заорал Генка. Говори, Илюшка, кем хочешь быть
Я же тебе говорю, что никем не хочу быть! сказал Илюшка. Собой хочу бытьвот что
Надо по-справедливости! сказал Валерка-Арифметик. Пусть Илюшка объяснит, какая это будет игра, если он будет просто: я, Илюшка Матафонов Ты скажи, Илюшка, какая это будет игра?
А вот этого я не знаю! печально ответил Илюшка. Еще не придумал, как мы будем играть, но по-старому не хочу. Надоело!
Ну и дурак! сказал Генка. Я таких дураков еще не видел
Американец! сказал мне Илюшка. Дай-ка ты Генке в ухо Я сегодня не могу! У меня кулак вялый
Несправедливо! сказал Валерка-Арифметик. Сам не знаешь, как играть, а хочешь, чтобы Генке дали в ухо. Несправедливо!
Тут мы все замолчали и стали думать, как нам теперь быть, если Илюшка не хочет играть по-старому, а нового ничего не придумал. День был дрянной, погода плохая, как осенью, и нам стало так скучно, что хоть ложись да помирай! Главное, понять ничего было нельзя Что это значит, что каждый будет просто я есть я Какой интерес играть, если каждый есть сам я? Одно дело, если я, Борька Синицкий, есть Арамис, и другое дело, если Борька Синицкий. Скукотища и все тут. Я так зевнул, что скулы заболели, а Генка Вдовин плюнул на землю, растер плевок ногой и сказал:
Вот на вашу игру!
Повернулся и ушел.
У Генки целых тридцать копеек, сказал ему вслед Валерка-Арифметик. Это он в киношку пошел да мороженое купит Пойду-ка я тоже. У меня масса нерешенных технических вопросов!
Он ушел, и мы остались вдвоем с Илюшкой. Мы, конечно, молчали, а я думал о погоде. Чего это она такая дрянная, что даже наши четырехэтажные дома стали какие-то маленькие, серенькие, грязненькие. И почему-то ребят было мало на дворе. Все, наверное, сидели доматакая уж погода!
Илюшка! сказал я. У меня дома тоже масса нерешенных вопросов
Я встал с бревна, зевнул, но домой сразу не ушел. Мне вдруг так стало жалко печального Илюшку Матафонова, что даже в горле сжалось. Он сидел сутулый, маленький. И кулак у него был вялый, а с таким кулаком какая жизнь?
Ты не расстраивайся, Илюшка, сказал я. Конечно, игру сразу придумать нельзя, если ее нет ни в книге, ни в кино Но ты придумывай, Илюшка, чтобы перед ребятами не было стыдно. Ты обязательно придумай игру, Илюшка!
Игру я придумаю! сказал он. И я уже и сейчас знаю, как мы будем играть, только не все еще обдумал Но к утру я придумаю
До свидания, Илюшка!
Будь здоров, Американец то есть Борька.
Илюшка Матафонов придумывает игру
Американцем меня зовут потому, что я иногда нечаянно употребляю иностранные слова, которые слышу дома. Мой отец доцент, кандидат наук, мама преподает английский язык в институте. Папа тоже знает английский, и когда им надо поговорить при мне так, чтобы я ничего не понял, они живо начинают болтать по-английски. Только и слышно: «Пудель-мудель! Вери велл!».
Сегодня утром они тоже немного поговорили на английском, так как я им рассказал о том, что у нас произошло вчера.
Совсем скучный стал Илюшка, сказал я. У него даже кулак вялый В общем, сложная ситуация! Илюшка не хочет играть по-старому, а нового ничего не придумал. Вот какая сложная ситуация!
Тут папа с мамой переглянулись и началось:
Пудель-мудель Вери велл!
Пудель-мудель Вери велл!
Вот что, Бориска! сказал потом папа по-русски. Зря ты употребляешь иностранные слова Ну, зачем говорить «ситуация», когда можно сказать «положение» или «обстановка»
Вот это русский язык! насмешливо улыбнулась мама. Вот это синонимы!
Папа сердито посмотрел на нее, постукал пальцами по столу и спросил:
Так почему Илюшка не хочет играть по-старому?
Потому, что ему надоело быть не самим собой. Он теперь хочет быть самим собой Я, говорит, буду я, Илюшка Матафонов. Вот что он сказал
Папа с мамой удивились, пожали плечами и посмотрели друг на друга. Глаза у них стали круглыми. Они оба носят очки от близорукости и когда чему-нибудь удивляются, то разом надевают очки и глаза у них расширяются. Особенно у мамыони у нее и так большие, а когда в очках, то простогромадные.
Взрослеют наши дети, взрослеют! весело сказал папа. Иллюзорный мир фантазий и представлений уже не удовлетворяет их, так как живая реальность прекраснее любой фантазии.
Гелий! почему-то шепотом сказала мама. Что ты такое говоришь, Гелий!
Папа посмотрел на маму, обиженно сморщился, а потомкак захохочет.
Ох! сказал папа. Ох, что делается!.. Вот что, Бориска, ты меня не слушай, когда я употребляю иностранные слова Это у меня от нехватки русских слов! А теперь я пошел работать.
Я вытер губы бумажной салфеткой, взял из вазочки несколько конфет и вышел на лестницу. На втором этаже я нажал пупочку звонка в квартиру Илюшки, но никто не ответил. Я съехал по перилам вниз и вышел на улицу. Погода былалучше не надо! Ярко светило солнце, дул теплый ветер, и наши четырехэтажные дома стали красивые, как переводные картинки. Балконы в домах покрашены разной краской, и теперь они были яркие, как в цветном кино. И ребят было полно во дворе, но своих друзей я не увидел.
Я пошел за дровяникитам ребят не было, спустился в подвал нашего доманет, заглянул за гаражинет; тогда я решил, что они уже пошли на речку, и очень рассердился. «Ну, ладно!»подумал я и тут вдруг увидел Илюшку, Генку и Валерку-Арифметика. Они стояли за углом дома и махали мне руками, как мельницы. Я подошел к ним и сказал:
Здорово! Чего вы здесь притаились?
Ждем, когда Генкин отец на работу уйдет! шепнул Валерка-Арифметик. Как он уйдет, так мы купаться пойдем.
А! сказал я и тоже притаился. У Генки Вдовина был такой строгий отец, что мы все четверо его побаивались.
Идет! наконец тихо сказал Генка Вдовин. Притаились
Генкин отец быстро прошел по двору, мы вылезли из-за угла и пошли себе на речку. До нее от наших домовпросто рукой подать, и минут через десять мы уже купались в холодноватой воде. Потом мы вылезли на берег, чтобы позагорать. Мы легли на животы и подставили солнцу спины.
Загорать надо молча! сказал я. Когда разговариваешь, тратится много энергии.
Сам молчи, Американец! заворчал Генка Вдовин. Вечно ты все знаешь!
Позади нас была речка Читинкамелкая, воробей перебредет; впереди насбольшие дома, под намипесок. По дороге мимо нас бежали автомобили, неподалеку гремел бульдозер, по тропинке шли пешеходы, и все это было просто смешно. Сами посудитекругом город, народ, а мы лежим себе в одних трусиках и загораем. И течет себе Читинка, такая река, какие бывают только в деревне. «Здорово!»думал я. Мне вообще нравится наше Забайкалье, хотя, кроме него, я мало еще где был. В нашем Забайкалье, например, больше солнечных дней, чем в Крыму, и папа говорит, что более здорового климата нет даже в Швейцарии. «Здорово, в хвост его и в гриву!»
Это я ругаюсь такв хвост его и в гриву! У кого научился, сам не знаю, но, должно быть, у кого-то научился, так как не мог сам придумать такое веселое ругательство. Подросткия подростоквсегда учатся у кого-нибудь, вольно или невольно перенимают слова и привычки взрослых. Так мои мама и папа говорят, а они все знают. Вот я и подумал о Забайкалье: «Здорово, в хвост его и в гриву!»
Когда солнце стало очень уж припекать спину, мы разом перевернулись и хотели продолжать загорать дальше, как Илюшка Матафонов сказал:
Ну, робя, я все обдумал!
Он так это сказал, как наш учитель математики говорит: «Вот, милые, что сделал для науки Исаак Ньютон!»
Ну, робя, я все обдумал! повторил Илюшка. Слушайте!
И серьезный он стал такой же, как учитель математики: глаза прищурил, губы сжал, плечи выпрямил.
Вот что я надумал Игра, то есть не игра, а сам не знаю что, такая. Я теперь буду я, Илюшка Матафонов, а вы тоже будете вы: Генка Вдовин, Борька Синицкий и Валерка Соломин Мы с вами объявим войну Леньке Пискунову
У!.. сказал я. Леньке Пискунову У!..
Ого-го! протянул Валерка-Арифметик. Леньке Пискунову
Ц-ц-ц! сказал Генка Вдовин. Ц-ц-ц-ц!
Каждый бы сказал: «У» или «Ц-ц!», если бы ему вот так, за здорово живешь, предложили объявить войну Леньке Пискунову. Мыя, Валерка, Генкапереглянулись, потом посмотрели на Илюшку, как на сумасшедшего.
Ты не с психи сбежал, Илюшка? спросил я.
Он чокнулся! убежденно сказал Генка Вдовин.
Ему солнце голову напекло! сказал Валерка-Арифметик.
Тогда Илюшка поднялся во весь рост, презрительно поглядел на нас, потом опять сел и гордо усмехнулся.
Трусы! сказал Илюшка. Самые настоящие трусы! Я бы не дал за вас ломаного гроша!
Илюшка потянулся к штанам, достал их, даже не отряхнув от песка, стал натягивать на ноги. Потом надел кепку козырьком назад, надвинул ее на лоб. Он был презрительный.
Я ухожу! сказал Илюшка. Наши дороги разошлись
Он повернулся и, больше ни разу не посмотрев на нас, пошел в сторону больших домов. Илюшка был босой, пятки его глубоко проваливались в песок, а руками он махал так, как солдаты в строю. Я все старался вспомнить, где я слышал эти слова: «Наши дороги разошлись!», но вспомнить не мог, а Илюшка все уходил, и мы растерянно смотрели на него. Нам, конечно, хотелось крикнуть Илюшке, чтобы он вернулся, но мы думали о Леньке Пискунове и не кричали. Он все уходил и уходил, и тут вдруг я закричал:
Эй, Илюха! Вернись, Илюха!
Я уже крикнул, Илюшка уже услышал меня, когда я подумал, что сам не знаю, зачем кричу. «Не буду же я объявлять войну Леньке Пискунову!»
Вернись, Илюшка! тоже закричал Валерка-Арифметик.
Давай назад, Илюшка! заорал Генка Вдовин. Не выстраивай из себя цацу, Илюшка!
Илюшка остановился не сразувсе шел и шел, правда уже медленней. Такой черт самолюбивый!
Ну, чего? не оборачиваясь, спросил Илюшка. Вы уже не боитесь объявлять войну Леньке Пискунову? Трусы!
Как наверну камнем! сказал Генка. Так тут и смерть твоя!
Погоди! сказал Валерка-Арифметик. Пусть он объяснит, чего это ему в голову ударилообъявлять войну Леньке Пискунову!
Да-да! прибавил я. Пусть объяснит ситуацию!
Ну, ладно, робя! вернувшись, сказал Илюшка. Леньке Пискунову войну надо объявить потому, что мы теперь играем каждый за себя. Раз я есть я, Илюшка Матафонов, а вы есть вы, то мы должны объявить войну Леньке Пискунову Понимаете, если я теперь не дАртаньян и не Соколиный глаз, то у меня должны быть не игрушечные враги, а настоящие. А кто мой настоящий враг? Ленька Пискунов. Вот и получается, что мы должны воевать с Ленькой Пискуновым и его дружками. Их как раз трое
Он с ножом ходит! тихо сказал Валерка-Арифметик. То есть, может, не ходит, но мне Митька говорил, что у него финка есть Булатной стали
А кастет я у него сам видел! тоже тихо сказал Генка.
Ленька настоящий хулиган! сказал я. У него два привода в милицию
Значит, боитесь! опять презрительно усмехнулся Илюшка. Трусите А я больше не хочу быть никем, кроме как Илюшкой Матафоновым. А вы, значит, трусите! Ну и до свидания!
И опять пошел по песку.
Ты куда, Илюшка? спросил его Валерка-Арифметик.
Осматривать позиции врага, ответил Илюшка. Вы думаете, я других ребят не найду Будьте спокойныне все такие трусы, как вы
Подожди, Илюшка! сказал я. Мы тоже пойдем с тобой осматривать позиции врага
Справедливо! сказал Валерка-Арифметик. Человека одного бросать нельзя в трудную минуту.
Опять начинает командовать! сказал Генка Вдовин. Его еще никто не выбирал командиром, а он уже командует Я, может быть, тоже хочу быть командиром
Мы надели штаны и пошли за Илюшкой. Я шел позади всех и думал, кто это дернул меня за язык, когда я первый захотел пойти осматривать позиции врага. Я ведь, честное слово, не хотел идти войной на Леньку Пискунова. Я его боюсь, этого Леньку Пискунова, а вот первый заорал, что пойду. «Это, наверное, во мне совесть говорит», подумал я. Папа утверждает, что совесть такая вещь, с которой ухо надо держать востро. «Ох, как бы из-за этой совести мне не погибнуть ни за грош ни за копейку!»подумал я.
Воевать с Ленькой Пискуновым! Я его еще и в глаза не вижу, а в животе у меня холодно, словно я съел шесть порций мороженого. «Погубит меня эта совесть!»подумал я, когда мы подходили к дому Леньки Пискунова.
Мы осматриваем позиции врага
Рядом с нашими четырехэтажными домами стоят деревянные, крепкие, большие дома. Мой папа называет их кулацкими хуторами. Один дом похож на теремокна в завитушках, крыльцо в завитушках, на крыше чего-то такое тоже в завитушках, а вокруг домаздоровенный сад. В нем растут сирень, малина, клубника, ранетки; рядом с садом огород. Сад, огород и дом обнесены высоким забором, за которым сидит на цепи лохматый и презлой пес. Это и есть дом Леньки Пискунова.
Тот еще укрепрайон! сказал Илюшка, покачивая головой. Артиллерия нужна!
Ла Рошель! сказал Валерка-Арифметик. Требуется осадная техника
Мы с Генкой Вдовиным ничего не сказалия потому, что думал о Леньке Пискунове, а Генка потому, что искал палочку, чтобы дразнить собаку. Он нашел ее, взял да и просунул в щелочку забора. И тут сразу начался концерт «художественной самодеятельности»пес залаял, захрипел, завизжал колечком по проволоке, налетел на забор так, что доски застонали, потом кто-то (нам из-за забора не виднокто) выбежал на крыльцо и давай кричать, потом еще кто-то, да еще кто-то, а потом послышалось, как шуршат кусты. Это значит, хозяева подумали, что хулиганы забрались в огород и, наверное, воруют огурцы.
Вон как они забегали! презрительно сказал Илюшка. Как ужаленные