Пройдемте, товарищи! холодным, как льдинка, голосом сказал лейтенант. Прошу в детскую комнату!
В детской комнате мне стало маленько легче, так как здесь на полу сидел толстый пацан и слюнявил губами целлулоидную игрушку. Когда мы вошли, пацан посмотрел на нас и сказал:
А-а-а-а!
Бе-е-е-е! сказал ему лейтенант. Не будешь теряться, бродяга.
Лейтенант сел за стол, прищурил один глаз и раздельно спросил:
Запчасти добываем? Под машиной лежим?
Это ложь! ответил Илюшка Матафонов. Мы не воры! Мы наоборот
А вот мы сейчас посмотрим, какие вы не воры! перебил его лейтенант и, как на пружинке, вскочил. А ну, сообщайте ваши фамилии.
Матафонов, Синицкий, Вдовин, Соломин! сказали мы поочередно.
Где проживаете?
Мы сказали, где проживаем.
Так-с! протянул лейтенант. Тэк-с, тэк-с!
Надув губы, лейтенант смотрел в какую-то толстую книгу и водил пальцем по строчкам. На нескольких страницах он ничего не мог найти, но вот на одной вдруг остановился и стал медленно подниматься со стула. У меня перехватило дыхание.
Так-с! сказал лейтенант. Вот вы где, голубчики! Знаю я вас!
А! закричал хромой, который сидел в кресле. А! Они уже вам известны! Я же говорил, что это воры Ох, как мы распустили молодежь!
А мы тоже помолчим! вдруг строго сказал ему лейтенант. Мы сделали заявление, а теперь помолчим!
После этого он опять обернулся к нам и так медленно, как на диктанте во втором классе, произнес:
В этой книге все про вас есть!
Мы молчали как мертвые. Не знаю, что думали ребята, а я весь покрылся потом. Что было написано про меня в этой толстой книге? Может быть, как я однажды разбил стекло у Новоселовых? Может быть, как дрался с Федькой и разбил в кровь ему нос, и его мать бегала в милицию, а может быть, и про то, что я однажды вытаскивал из телефона-автомата двояки. Я пришел в автомат звонить, поднял трубку, а двояки как посыпятся. Целых шесть штук высыпалось. Ну, я их, конечно, собрал
«Пропал!»подумал я.
У меня тут капитан знакомый! шепнул Илюшка Матафонов, но лейтенант услышал его и приказал:
Не шептаться!
После этого он схватил телефонную трубку и набрал номер.
Петя! Ага? Здоров! Так вот что, Петя! весело закричал в трубку лейтенант. Тут у меня Матафонов Илья Митрофанович с компанией Понимаешь, от «москвича» номер 2310 откручивали детали Да-да! Владелец застукал с поличным Ну, как же, все они тутчетверо! Чего? А! Да-да Ты так громко не говори, Петя, у меня трубка слышная. Так! Так!
Тут лейтенант стал такать в трубку, а сам уже ничего не говорил. Мы молчали, а хромой опять начал потеть, как лошадь, и все вытирал шею большим платком. Противный он был, страшно!
Так Так Так! говорил лейтенант. Ну, добро, Петя!.. Я тебя понял, Петя!.. Сегодня на футболе увидимся, Петя! Будь здоров, Петя!
Лейтенант положил трубку, прищурил один глаз и посмотрел на хромого.
Спасибо, товарищ Ячменев! вежливо сказал он. Вы можете быть свободны! Я с этим делом разберусь!
До свидания, товарищ лейтенант, сказал хромой.
До свидания, товарищ Ячменев! сказал лейтенант.
В комнате стало так тихо, как в землянке. Малыш затолкал в рот игрушку и молчал, мы сидели бледные, как известка, а лейтенант страшными глазами смотрел на нас. Он не двигал ни рукой, ни ногой, а только смотрел на нас, точно фотографировал. Мне было жутко.
Мы не воры! тихо сказал Илюшка Матафонов. Мы наоборот, но мы не можем рассказывать
А если вы не воры, так чего же сидите здесь? спросил лейтенант. Шли бы себе домой! Что у вас, других дел нет?
Бе-е-е-е! сказал малыш, вытаскивая изо рта игрушку.
Ме-е-е-е, сказал ему лейтенант. Не будешь теряться, бродяга. Ну, ничего: твоя мамочка уже едет
Как этоидти домой? совсем тихо спросил Илюшка Матафонов. Как это?..
Ногами! сказал лейтенант. Ногами, Илья Митрофанович Нет у меня машины вас домой возитьсам пешком хожу!
Но мы все еще сидели и смотрели на лейтенанта, как на чудо. И он рассердился:
Мотайте, братцы, отсюда! сердито закричал он. Думаете, я не занятый человек! Еще как занятый Так что вываливайтесь отсюда!
До свидания! сказали мы.
До свидания! сказал лейтенант. И не лазьте больше под машины, если не умеете
Мы вышли на улицу, тихонько спустились с высокого крыльца и остановились в тени тополей. Глаза у нас были круглые, как пятаки.
Это он, наверное, Илюшка, с твоим знакомым капитаном по телефону разговаривал, наконец сказал Валерка-Арифметик. Он твою фамилию назвал, и капитан приказал нас отпустить
Нет у меня никакого знакомого капитана! сказал Илюшка Матафонов. Это я вам наврал про капитана
Зачем? заорали мы.
Чтобы не так было страшно
Теперь уже совсем ничего нельзя было понять. «Вот в хвост его и в гриву! подумал я. Какие-то чудеса!» И на самом деле были чудеса. Ну, почему лейтенант отпустил нас, почему даже не спросил про «москвича», почему он говорил только про Илюшку, а не про всех нас?
Мы стояли и молчали, а потом тихонько пошли домой. Мы так и не поняли ничего.
Вечер перед операцией
Когда я говорил, что уже не боюсь Леньку Пискунова, я не хвастался, но я бы соврал, если бы стал говорить, что в ночь перед операцией «Икс два нуля» я был совсем спокойный. Наоборот, весь вечер и всю ночь я был нервный.
Я вообще нервный. Мама и папа говорят, что у меня слишком богатое воображение. Может быть, они правы. Когда я думал о завтрашнем дне, то мне такое представлялосьпросто страшно! У меня вообще, когда мне что-нибудь кажется, всегда вертится в уме одно слово: «А вдруг!» Вот и в тот вечер мне все представлялось это слово. «А вдруг, думал я, с Ленькой и его дружками придет к землянке неизвестный мужик, а вдруг у Леньки есть еще взрослые сообщники!» Я, конечно, вспоминал и о ноже, но о нем я просто старался не думать.
Пришел я домой в тот вечер часов в девять, когда мама и папа сидели в общей комнате и собирались ужинать. У них бы такой вид, словно они давно ждали меня.
А вот и наш Борька! сказал папа.
Добрый вечер! ответил я.
Я сел на мягкий диван, подтянул под себя ноги и замолчал. Мне почему-то не хотелось разговаривать, и мама с папой переглянулись, покачали головой и улыбнулись.
Я сегодня Александра Матвеевича видел, сказал, папа, обращаясь не то к маме, не то ко мне. Он Борьку очень хвалил. Ваш Борька, говорит, смелый и честный мальчик
Приятно слышать такое! сказала мама. Давайте ребята, ужинать.
После ужина я лег опять на диван и стал думать о завтрашней операции. Настроение у меня было немножко лучше, так как папа и мама за ужином были веселые, а Александр Матвеевич, оказывается, похвалил меня. Я лежал, думал и был очень серьезный. Я думал о себе и о ребятах.
Не так много дней прошло с тех пор, как Илюшка Матафонов не захотел играть по-старому, а мне казалось, что это было очень давно. Может быть, сто лет назад мы играли в «Трех мушкетеров» и в «Великолепную семерку». И вот с тех пор с нами случилось много разного: мы выследили вора Леньку Пискунова, нас самих выследил неизвестный мужик, мы побывали в милиции и познакомились с приемами самбо. Интересных событий было столько, сколько никогда не увидишь в киношке, хотя в ней применяют комбинированные съемки.
Когда я лежал на диване, то мама и папа иногда входили в комнату, смотрели на меня и молча уходили. Им, наверное, было интересно, чего это я такой задумчивый. Потом на улице совсем стемнело, не стало видно картин на стенах, и мама сказала, что пора спать. Она постелила постель.
Спокойной ночи, Боря! ласково сказала мама. Спокойной ночи, родной!
Папа вышел с карандашом в руке, поцеловал меня и тоже сказал:
Спи спокойно, Бориска! Тымолодец!
Потом они ушли, а я стал думать, чего это они меня весь вечер хвалят. Ничего хорошего я не сделал, но ведь и ничего плохого. Я не болтал лишнего, не совершал никаких безобразий. «Вот за это они меня и хвалили!»подумал я. И тут мне стало немножечко жалко, что я ничего не мог рассказать папе и маме.
Мне бы стало легче, если бы я мог рассказать папе и маме о том, что мы завтра утром будем брать Леньку Пискунова с дружками. Но мой папа не имеет тайн от мамы, и он сразу бы рассказал ей о завтрашней операции, и мама бы испугалась и могла бы все сорвать. И я бы стал предателем, и никто бы из ребят не подавал бы мне свою честную мужественную руку.
Потом я, кажется, уснул. То есть я еще помню, что много раз думал о Леньке Пискунове, но что думал, не помню, так как уснул. Меня совсем не стало до самого утра.
Начинается операция «Икс два нуля»
Мы залегли недалеко от землянки в семь часов пятнадцать минут утра по Валеркиным часам. Мы были уверены, что Ленька Пискунов с дружками обязательно сегодня придет сюда.
Погода была так себе, средняя. Над соснами и лиственницами плыли сероватые облака, солнце пряталось, и все в лесу было серое. От земли пахло, как из погреба. Верхушки сосен шумели. Мы лежали на животах, лежали тихо. Перед нами были малюсенькие сосенки, и сквозь них было хорошо видно, что делается впереди. А нас видно не было.
Время текло медленно, как на самом скучном уроке. С этим временем вообще творятся смешные вещи. Когда вечером играешь па улице и мама говорит, что через час ты должен прийти домой, то этот час проходит за пять минут. А вот если ты сидишь на скучном уроке, то всего сорок пять минут продолжаются пять часов.
Значит, все ясно? спросил Илюшка. Запомните еще вот что Как они все появятся, так я сразу заору: «Ага, пришли к своей землянке!»
Сегодня время текло еще медленнее.
От неподвижного лежания у меня уже заболел живот, затекла нога, устали глаза, но когда я спросил у Валерки-Арифметика, сколько времени, то он шепотом ответил:
Семь часов двадцать пять минут!
Это значит, что я пролежал на животе всего десять минут. Это было черт знает что такое! Я лег на бок и сказал:
Терпения, в хвост его и в гриву, не хватает!
Ох, как не хватает! живо согласился Валерка-Арифметик, а Генка Вдовин прибавил басом:
Глаза слезятся, когда все время смотришь на юго-запад!
Илюшка Матафонов ничего не сказал: он смотрел в бинокль Валерки-Арифметика. Бинокль был здоровый, морской.
Мертвая тишина! сказал Илюшка Матафонов. Сейчас мы начнем вести наблюдение по-новому.
Как? хором спросили мы.
Наблюдает один, остальныеотдыхают! Начинай, Валерка! Бери бинокль!
Это он правильно придумал. Чего нам всем лежать на животах, когда можно поочередно. И вот Валерка-Арифметик стал смотреть в бинокль, а мы начали тихонечко беседовать.
Когда появится Ленька Пискунов с дружками, сказал Илюшка Матафонов, не будем давать им передышки. Поднимемся и пойдем на них Все помните, что я говорил вчера?
Помним! ответил я.
Вчера мы договорились, что Илюшка будет брать Леньку, Генкапузатенького, Валерка-Арифметиктого, что все молчит, ядлинновязого. Говорили мы вчера и о том, что будем применять приемы самбо. Мы ведь еще несколько раз тренировались с деревянным ножом.
Это для чего ты так заорешь, Илюшка? спросил я.
Чтобы не отпирались, что это их землянка
Я тоже хочу хватать Леньку Пискунова! сердито сказал Генка Вдовин. Сегодня прохладно, он будет в пиджаке Я ему весь пиджак изорву В клочья!
Ну, нет! чуть не заорал я. Если двое на одного Леньку Пискунова, то что получится
Я не успел сказать, что получится, так как Илюшка Матафонов взял Генку Вдовина за рукав и по слогам сказал:
Ты не будешь лезть на Леньку Пискунова! Якомандир и приказываю тебе драться с пузатеньким. Он самый здоровый из них и самый смелый
Справедливо! сказал Валерка-Арифметик, на секунду отрываясь от бинокля. Без дисциплины от нас останется хвост и грива Ты, Генка, должен драться с пузатеньким, а Илюшка с Ленькой. Так полагаетсякомандир всегда дерется с командиром!
Ты, Генка, смотри! сказал я.
Ладно! сказал Генка Вдовин. Только я этому пузатому весь пиджак изорву!
Вот так и договорились! радостно сказал Илюшка. Рви ему пиджак, раз тебе изорвали Значит, понятно, робя, кто с кем дерется?
Понятно! ответили мы.
К наблюдениям приступает Борис Синицкий! сказал Илюшка Матафонов, и я потянулся к Валерке за биноклем, как вдруг Илюшка схватил меня за голову и пригнул к земле.
Они! прошептал он. Идут!
Я и без бинокля увидал, что среди сосен появились четыре человека. Они шли быстро, и я узнал Леньку Пискунова с дружками.
Не дыши! прошипел Илюшка Матафонов.
Ох, что делается, робя!
Теперь мне надо рассказать такое, что очень трудно рассказывать. Во-первых, потому, что я не очень хорошо помню все дальнейшее, во-вторых, потому, что все происходило так быстро, что нельзя было запомнить, а в-третьих, потому, что я все-таки здорово трусил.
Еще тогда, когда четверо появились в соснах, у меня стало сильно биться сердце и трястись левая рука. Правая почему-то не тряслась, а вот левая ходила ходуном. Ее даже пришлось сунуть в карман, чтобы никто не заметил, как она трясется.
Ленька Пискунов с дружками шел быстро, но мне казалось, что они стояли на месте. Особенно медленно шел тот, длинновязый, с которым должен был драться я. Он вышагивал позади, размахивая руками, как мельница. Руки у него были страсть какие длинные.
Они все шли и шли, и не было конца тому, что они все шли и шли, и я держал левую руку в кармане штанов и чувствовал, что у меня лицо красное, как морковка, а уши будто распухли. Я не отрывал глаз от долговязого, и чтобы не было особенно страшно, думал о кино «Чапаев», где есть психическая атака. Я вспоминал Анку-пулеметчицу и думал, что если она не струсила, то я тоже не струшу. Я даже говорил про себя длинновязому: «Давай, иди, иди! Давай, иди, иди! На смерть идешь, длинновязый!»
Потом случилось как-то так, что Ленька с дружками сразу оказался возле нас. Стало слышно, как они разговаривают, как хрустят ветки под их ногами. У меня немного потемнело в глазах, и я почувствовал вдруг такое, что чувствовал, когда врач делал в спину уколхолодок в груди и пустоту в голове, точно там ничего не было. И как раз в это время Илюшка Матафонов во всю мочь закричал:
Ага! Ваша землянка!
Мы вскочили, и я увидел, что Ленька с дружками испугались. Особенно хорошо я заметил, что мой длинновязый согнулся, как гусеница.
Ага! Ваша землянка! опять закричал Илюшка Матафонов и пошел на Леньку Пискунова, а я пошел на длинновязого, оглянувшись на своих ребят. Я только секунду смотрел на них, но мне все так хорошо запомнилось, точно в голове осталась фотография.
Илюшка Матафонов был спокойный, грозный и суровый, как взрослый человек, Генка Вдовин, как ураган, мчался на своего пузатого и был злой, как черт. А Валерка-Арифметик шел медленно и осторожно, как бы считая шаги.
Я налетел на своего длинновязого, что-то крича, навалился на него всем телом, дал ему подножку, и когда длинновязый упал на землю, придавил его так, чтобы он не мог и пискнуть. Дальше я не знал, что с ним делать. Бить его я почему-то не мог, отпустить тожеон тогда бы сам начал драться. Я держал его, наверное, очень долго, так как у меня заболели обе руки, и я стал изнемогать, и не знаю, что было бы дальше, если бы вдруг не раздался какой-то дикий вой. Кричали так сильно, что я сразу отпустил своего длинновязого.
Кричал и выл Ленька Пискунов. Он лежал на животе, на его спине сидел Илюшка Матафонов, и они оба смотрели куда-то в сторону и Ленька орал, как дикий зверь. Я тоже посмотрел в сторону и чуть не упал
В трех метрах от меня стояли два человека в милицейской форме. Я ойкнул, но тут же бросился за своим длинновязым, который вдруг заорал и давай убегать. Я побежал за ним, но догнать не мог и остановился, не зная, что делать. Я только смотрел, как убегает мой длинновязый, да как за ним бежит тот Ленькин дружок, с которым дрался Валерка-Арифметик. Что касается коротышки-толстяка, то Генка Вдовин прижал его к земле коленом. Пиджак на коротышке был порван.
Ох, что делается! громко и зло сказал Илюшка Матафонов. Что делается!
А у меня от удивления лезли на лоб глаза. Ведь один из милиционеров был тот самый мужчина, который встретился нам в сосенках и за которым мы следили. Второй милиционер был тот самый лейтенант, который выгонял нас из милиции. А у того милиционера, за которым мы следили, были на плечах капитанские погоны.
Ох, что делается! опять сказал Илюшка.
Тут я заметил, что оба милиционера тяжело дышат, а лица у них бледные. Сразу было видно, что они быстро бежали. Тот, что был в капитанских погонах, даже держался руками за горло.