Частичка тебя. Мое счастье - Шэй Джина "Pippilotta" 2 стр.


Не знаю, как у кого, но лично для меня время, проведенное в больнице, имеет такой же вязкий, невыразительный вкус, как и местная еда, которую даже не пытаются сделать съедобной.

Из всех развлеченийтолько медицинские процедуры и вот эта вот удивительная викторина. Из чего и каким образом сделана та полезная гадость, которую мне принесли на завтрак.

Овсяная каша с запахом подгорелой капусты. Нет, ну правда, на каком этапе готовки эти две субстанции умудрились так крепко въесться друг в друга?

Мне выдают таблеточкидве покатые и белые. Я с подозрением кошусь на них, и интересуюсь, какая из них откроет мне путь в Матрицу. Дежурная медсестра на меня смотрит как на невыносимо умничающего человека и сообщает, что это просто магний, витаминчик для всяких психованных. Безвредный и неопасный. И в матрицу мне нужно выдвигаться как-то своим ходом.

Приходит врачпожилая женщина с усталыми, но все-таки добрыми глазами. Мне она делает мягкий выговор, замечая, что нервы в моем положенииштука очень опасная. Выписывает мне посещение психолога и кучу анализов до кучи.

Блин, и почему у меня нет внутри этого волшебного рубильника, чтоб отключить к чертовой матери все эмоции?

Врач отходит в дальний угол, и я сама ощущаю, как напрягаются мои уши.

 Ну как ты, Катерина, готова?  ласково и сочувственно врачица касается плеча лежащей. Та ничего не отвечает, кажетсякачает головой из стороны в сторону.

 Ну ничего, ничего, у тебя все еще будет, девочкаврач делает то, что так отчаянно хотелось сделать мнетреплет девушку по плечу,  ты здоровая, молодая, все у тебя будет.

Если бы вселенная собирала петиции за счастье для этой незнакомой мне Катия бы прямо сейчас поставила подпись.

В какой-то момент я понимаю, что беспокойно тереблю телефон.

Пустота внутри прорывается наружу, и раз за разом тянет ручки к телефону, разблокировывает его, открывает мессенджеры, проверяет социальные сети, журнал вызовов.

Он

Он вообще не собирается мне звонить?

И писать тоже?

Вообще ничего? Даже чего-то вроде возвращайся скорее, мы без твоего главнокомандования загнемся?

Нет.

Я ужасно злюсь на саму себя, но четыре раза подряд я ловлю себя буквально с поличным. Уже открывшей мессенджер и набравшей Артему заготовку сообщения.

И лишь с третьего раза, разозлившись и выйдя в меню, чтобы к черту вычистить весь диалог с ним, я понимаю, что у меня вообще-то висит несколько не отвеченных.

Алена: Там с тобой все в порядке? Мои официанты делают ставки, насколько ты загремела в больницу. Я поставила три сотни на то, что ты сбежишь через неделю.

Нет, определенно эта рыжая ехидная мне по-прежнему нравится.

Улыбаюсь как-то сама по себе и набираю ответ.

Боюсь стать причиной твоего разорения, но я останусь в больнице до тех самых пор, пока меня врач отсюда не выпишет. Сама не побегу. Слишком боюсь за своего пузожителя.

Почти мгновенно мне капает сообщение: Ну, что ж, хорошо хоть не всю премию поставила. А ведь казалось, что это будут легкие деньги.

Передай всем своим, кто будет по мне плохо скучатьвсех депремирую,шлю в ответ и немножко с грустью улыбаюсь. Вряд ли будут скучать. Впрочемэто и не важно. Лишь бы не разболтались. Конечно, я прорабатываю вопрос дисциплины так, чтобы с моим уходом система продолжала функционироватьв этом и весь смысл. Но с учетом того, что работаю я в Артемисе недолгоне так долго они без меня и продержатся.

Я забегу к тебе в выходные, неожиданно обещает Алена и тут же добавляет: Если ты не против, конечно.

Я не против.

В обычной жизни я не особо рада вести все эти неуставные отношения, мне постоянно кажется, что они скажутся на работе, но

Мне не нравится, куда ведет меня эта политика.

Я слишком давно одна.

Устала.

Мы переписываемся минут пятнадцать, потом Алена убегает по рабочим делам, угрожает написать, как только она вечером доберется до дома, и мне снова становится пустовато. Но есть еще неотвеченные сообщения, поэтому мне есть чем занять беспокойные пальцы.

О моем самочувствии справляется Олеся, еще несколько сотрудниц. Всем отвечаю примерно одно и то же в нейтральных формулировках.

Абонент Шурасамый неожиданный из написавших. Я помню её вчерасидящую напротив меня в машине, объедающую ногти под корень и смотрящую на меня расширенными зрачками.

Анжела Леонидовна, как вы?

Я в порядке, Шура, но в больнице.

Мне кажется, что после такого ответа диалог должен загнуться, но с удивлением вижу три точечки абонент набирает сообщение.

Анжела Леонидовна, а правда, что вас вчера в конюшне заперли?

Перед ответом на это сообщение я зависаю, постукивая по колену пальцами. Мне не хочется, чтобы об этом судачили. Это, мягко говоря, роняет мой имидж руководителя. В то же время Свидетели у этой истории есть. И враньем я могу только усугубить свою ситуацию.

Пока я висну, от Шуры успевает прилететь.

У нас вчера и сегодня работали полицейские, спрашивали про этот случай. Говорят, что расследуют. Камеры смотрели, всех допрашивали.

Ох, черт.

Вот это ничего себе!

Интересно, кто такой деловитый?

Хотя вариантов у меня немного. Это Ольшанский. Он меня услышал про толчок, он решил разобраться. Но зачем привлек полицию? Могли ведь тишком разобраться сами!

Ну и чего они насмотрели на камерах, не говорили?набираю я, прикидывая общий урон, нанесенный моей репутации. Колоссальный урон. Теперь по всему клубу будут ходить сплетни, одна другой краше.

Ладно, разберусь с этим по факту. Самый пик сплетен я всяко пролежу.

Парни из охраны говорят, на видео сложно понять, кто,  Шура совершенно неожиданно оказывается неплохим источником информации.

Правда информация эта меня печалит, но все-таки теперь я знаю.

А камеры у нас и правда паршивые. Понятия не имею, в каком веке их закупали.

Так все-таки это правда, да?спрашивает настырная Шура.

А меня что, на камерах не видно?пишу насмешливо, а потом все-таки решаю не изводить девочку своим ехидством и просто добавляю: Да, правда. Веста меня не тронула, но честно говоря, шансов на это было мало.

Шурочка начинает снова что-то набирать, но дверь палаты хлопает, и ко мне бодрым шагом направляется дежурная медсестра. Опускает мне на ладошку пузыречек с еще двумя таблетками магния и дергает головой.

 К тебе пришли, Морозова. Целых два папаши по цене одного. Мы их правда не пустили, хотя господин полицейский и ужасно грозно махал на меня корочками. Выйди в холл, сделай одолжение.

Я встаю, терзаясь догадками, что же там за два папаши, и почему именно папаши, или тут всякий мужик, приходящий к лежащей беременной, автоматически записывается в эту категорию?

По дороге заглядываю в телефон, чтобы прочитать, что там мне написала Шурочка, но Не вижу ничего. Видимо, она передумала. Странно, конечно, но и сама Шура немножко чудная и совсем молодая. Чего с неё взять?

3. Энджи

В гинекологическом отделении странная математика. Потому что мне сказали о двух папашах, а мужчины в холле меня ожидают аж трое.

 Господа, я не была настолько популярна даже в детском садике, когда мне выдали роль Снегурочки,  шутка выходит неуклюжей, и я даже сама не понимаю, для кого я её шучу.

Для Тимирязева, стоящего в отдалении, у самого окна? Вот уж последний человек, которому я сейчас хочу продлять жизнь.

Для Ольшанского, который Мне кажется или он нарочно уселся на кресло в противоположном углу от Артема? Мне мерещится это напряжение?

Нет, пожалуй, нет. Они вообще друг на друга не смотрят.

Впрочем ладно. Для Ника я тоже шутить бы не хотела.

Сержанта полиции, при виде меня поднявшегося с кресла, я вообще впервые вижу.

Что ж, значит, я пошутила для себя и моего ребенка. Нам было весело, а значитвсе не зря.

 Чем обязана?  на полицейского я смотрю не то чтобы с опаской, но он меня по долгу его службы как-то напрягает. С детства имею легкую фобию перед людьми в такой вот форме.

Даже если в форму запакован не очень складный парень, с длинным носом и нервными повадками. Он ведь все равно при исполнении.

 Мы работаем по заявлению о попытке умышленного причинения вреда здоровью,  сержантик торопливо распахивает планшетку,  выМорозова Анжела Леонидовна?

 Да, я,  киваю и хвалю себя за то, что при слове полиция у меня сработал условный рефлекс и я взяла с собой паспорт.

 Вы согласны дать показания по озвученному делу?

Я киваю и замечаю, что неосознанно скрестила руки на груди. Когда-то Дима вывез, что, мол, люди так делают всегда, когда им не комфортно, и что этомой любимый жест. Я начала возражать, помнится, но после этого реальнобудто ловила себя с поличным. Даскрестила руки на груди. Дачувствую себя не уютно. А как еще можно чувствовать себя в компании трех напрягающих меня мужчин?

С сержанта хоть спрос маленький, он в моих интересах меня напрягает.

А эти двое

Нет, мило, конечно, что они зашли, но Мне бы хватило пары предложения в Вайбере. От обоих.

 Анжела Леонидовна, не могли бы вы как можно точнее обозначить время инцидента?

 Когда я оказалась запертой в деннике? Могу, конечно. Без десяти час.

 Такая точность,  сержантик придирчиво щурится,  вы смотрели на время?

 Меня ждали на обеде, я торопилась,  бесцветно откликаюсь я.

Это не тот ответ, который я хотела бы давать при Тимирязеве.

Я не хочу, чтобы он знал, что я хотела к нему прийти. Много чести.

Он уже сделал свой выбор, вот пусть и тащится к этой своей Которую он в себя всосать пытался.

И все же он слышит.

И я гребаным периферийным зрением вижу, как именно после этого ответа его пальцы, стиснутые на предплечье, два раза по нему постукивают.

Эх!

Ну что ж, пусть хоть как-то поставит галочку в моей строчке и проваливает.

Он мне только босс. И ничего больше.

На остальные вопросы я отвечаю сухо, как можно короче, побыстрее, отчаянно желая как можно меньше личного выложить сейчас наружу. Увы, это сложно.

 Кто может желать вам вреда?  последний вопрос сержанта заставляет меня зависнуть.

 Речь ведь о сильной неприязни, да?

Сержант кивает, только усложняя мне задачу.

Я не самая приятная личность, да и призвание у меня такоебыть занозой в чужих задницах. Но рабочие мелкие склоки не тянут на такое.

Тут я человека должна прям до трясучки бесить.

Возможносгодилась бы Юля, если бы она знала о моей ночи с Ольшанским и о том, что именно ему принадлежит пятьдесят процентов генного фонда моего ребенка. Но для Ника это воспоминаниетабу, если он во сне не разговариваето своей измене он не проговорился.

А за то лишь, что конь мой её не призналтак не факт, что она вообще знает, что это был мой конь.

Может, это просто был тупой челлендж не самых умных подростков? Затаиться в конюшне и для зашкаливающей крутизны кого-нибудь где-нибудь запереть, как в школьном туалете?

На ум приходит Вяземский. В принципе, он испытывает ко мне достаточно сильную неприязнь, чтобы подкупить кого-нибудь для такого вот фортеля.

Или та девица Артема

Наша с ней стычка на ипподроме вполне себе тянет на повод для неприязни. Она неровно дышит к Тимирязеву, а он отдал предпочтение мне на тот момент.

Но она точно была с ним, в ресторане, да и говорить о ней в присутствии самого Артема я не хочу. Нафиг мне не нужны все эти моя девушка не такая. И так тошно.

 Не могу ответить так сразу,  покачиваю головой, чтобы подвести точку в разговоре сейчас,  может, оставите мне ваши контакты, я вам перезвоню.

 Обязательно,  сержант вручает мне визитку,  я тоже позвоню вам, если у нас появятся дополнительные вопросы.

Да что угодно, лишь бы не отвечать на вопросы в компании лишних да еще и настолько неподходящих ушей.

 Выздоравливайте,  на прощанье желает мне сержант и бодрым шагом направляется к металлическим дверям выхода из отделения.

Что ж, человек, который меньше всего меня напрягал, покинул поле зрения.

Остались еще двое.

Ох, я бы тому сержантику еще и приплатила, если б он этих двоих с собой забрал!

Так, как бы их понежнее послать? Вот так чтобы вняли и оставили меня в покое?

Нет, в самом деле.

С чего они вообще решили, что могут взять и припереться по мою душу? Одинбывший друг, решивший, что мои чувства для негокакая-то плохая шутка, второймои недоотношения, выбравшие другую женщину для своих хотелок.

Пока я облекаю свои матерные мысли в цивильную формулировку, Артем разворачивается от окна вполоборота, и я даже вздрагиваю, узрев на правой стороне его челюсти внушительную ссадину.

Это еще что за?

С лошади упал?

Пассия норовистая оказалась?

 Может быть, ты свалишь уже наконец?  резко роняет он, и я сначала удивляюсь, с чего бы такое хамствоя вроде на больничном, а не на Гавайях с чемоданчиком уставного капитала клуба. А потом понимаю, обращались не ко мне.

 А может быть, свалите вы, Артем Валерьевич?  прохладно, но с весьма ощутимым вызовом интересуется Ник.

 Так, что происходит?  я стаскиваю с носа очки, просто потому что наблюдать этот цирк в подробностях у меня нет никакого желания.  Смею напомнить, выв больнице. И вот это все Вы ради этого сюда приехали? Так я не заказывала петушиные бои, вы точно ошиблись адресом.

И ведь ни один из двух взрослых, мать его, зрелых поганцев, не желает мне отвечать. Таращатся друг на друга, будто пытаются испепелить взглядом на месте.

Нет, определенно я лишняя в этом страстном любовном дуэте.

 Что ж, была рада вас видеть,  на пределе терпения подвожу черту я,  пойду посплю, пожалуй.

Еще до того, как я успеваю развернуться обратно, в свой коридорчик, происходит сразу две вещи.

Ник плавным движением поднимается на ноги и тяжелая ладонь Тимирязева падает на мое плечо, заставляя остановиться.

Я с трудом удерживаю себя на местена самом деле мне хочется шарахнуться от него, как от прокаженного. Его касания жгут. Как жгут неисполнившиеся мечты, нереализованные надежды

Я дура, да, я помню. Всегда ей была.

Пытаюсь снять его руку с моего плечаа он ловит меня за ладонь и стискивает её, и вырвать руку из его хватки, не распрощавшись с парой пальцев, кажется нереальным.

 Нам надо поговорить.

 Она не хочет,  тихо произносит Ник.

И это почему-то бесит меня еще сильнее, чем все остальное. Какого черта он опять на себя берет?

 Я за себя сама отвечу, Николай Андреевич, сквозь зубы цежу я, впиваясь в серые глаза Ольшанского с острой злостью,  без суфлеров.

 Хорошо, ответь сама,  Ник говорит будто на пределе терпения,  я надеюсь, что он тебя услышит.

Нет, определенно надо было слать их матом.

Вопрос лишь только в том, что любое слово в моей голове проходит цензурирование, особенно когда речь идет об общении с коллегами по работе.

А эти двоемои коллеги.

Ужасно, но факт.

 Я хочу поговорить с Артемом Валерьевичем наедине,  холодно улыбаюсь я.

Этого ответа Ник, кажется, не ожидает. Лишь жестче стискивает зубыо, я знаю этот жест, когда Ольшанский бесится от чужого упрямства, но вместо того, чтобы продолжить спор, Ник наклоняется и вытаскивает из-под кресла спортивную сумку. И как я раньше её не заметила?

Видимо, просто было не до того?

 Какая у тебя палата?  звучит сухой вопрос.

 Двести семнадцатая,  отвечаю я на автомате, скорее от удивления, а потом спохватываюсь,  тебе вообще зачем? Тебя не пустят!

 Да ну?  Ник ядовито изгибает бровь.  Ну тогда пускай медсестрички сами тащат два кило твоей одежды, косметичку, три литра минералки и три кило фруктов. Потому что тебе я это нести не позволю. Не после того, как ты на моих глазах со скамейки встать не могла.

Такого яростного отпора я не ожидала. И слова возражений как-то заканчиваются, что вполне устраивает Ника, сверкнувшего глазами и двинувшего по коридору.

Я слышу, как он добирается до стола дежурной медсестры, как на три тона ниже любезно просит у неё разрешения пройти в палату.

И ведь

И ведь его пропускают!

А я так надеялась на вселенскую женскую солидарность!

 Ну вот мы и одни, Снегурочка,  хрипло выдыхает Тимирязев за моим плечом, требуя внимания,  и ты можешь залепить мне столько пощечин, сколько твоей душе угодно.

Ох, дьявол!

Я понимаю, насколько я поспешила, сорвавшись на Ника.

Потому что вот это вот все

Я совсем не готова к этому.

Я только вчера приземлила носом в грязь свою увлекшуюся этим мужчиной дурочку. И сейчас я так отчетливо понимаю, что она от этого падения переломала себе все кости

Назад Дальше