Ну же, Артем стискивает меня за плечи, разворачивая к себе, никогда раньше этого не делала? Объяснить, как это делается?
Он смотрит на меня как провинившийся пес. Только что мне толку от его виноватого вида? Я ведь помню, с каким пылом вот эти самые губы вчера пожирали ту Барби.
Не нужно, я выпутываюсь из его рук, стирая с лица эмоции, это неприемлемо с точки зрения субординации, Артем Валерьевич. Я не ваша девушка, чтобы позволять себе такие вещи.
Я думал, ты не придешь, отрывисто произносит Тимирязев, не спуская с меня пристального взгляда, я понятия не имел, что тебя заперли. Я был в бешенстве от твоего отказа.
И очень быстро нашли замену? я позволяю себе натянутую улыбку. Что ж, так бывает. Желаю удачи.
Если бы он не был моим начальникомя бы взвыла белугой, потребовала, чтобы он убирался с моих глаз, но приходится быть терпеливой.
У моей жизни очень своеобразно выражается любовь ко мне.
Я давно знаю Еву, Артем снова шагает ко мне, приходится сделать шаг от него, чтобы расстояние между нами не уменьшалось, да, мы с ней периодически спим, чтобы сбросить скопившееся напряжение. И только.
И только! Он говорит: И только!
После того, как я сама сказала ему, что значит для меня близость подобного рода? Сама чувствую, как стекленеют мои глаза.
Что ж, проведем этот разговор на понятном моему собеседнику языке.
Вчера было? я прямо смотрю в лицо Артема, стискивая зубы.
Ответ я знаю, и знаю, что больно все равно будет.
И все как я и думалаон плотно стискивает губы, а потомкоротко кивает.
Что ж, спасибо, что без вранья.
Ну так и почему мы все еще об этом разговариваем? улыбаюсь я через силу. Я не ваш вариант, Артем Валерьевич, это было очевидно.
Не существует никаких моих вариантов, Тимирязев резко дергает головой, есть ты, и я постоянно о тебе думаю. Каждый день. Я прошу у тебя прощения за вчерашнее. К тому же, я ведь тебе ничего не обещал. Ты не пришла на свидание, я имел право
Он затыкается на полуслове, заметив и мою болезненную гримасу, и сам поняв, что понесло его совсем не в ту степь.
Я не буду той, кто лишает вас каких-то прав, Артем Валерьевич, я ежусь, снова скрещивая руки на груди, давайте не будем терять вашего драгоценного времени. Я буду только вашим администратором. Больше мне ничего не надо.
Моим администратором? неожиданно кисло проговаривает Артем. Или администратором Ольшанского?
Вопрос звучит ужасно странно.
А что, есть разница?
Оказывается есть, глаза Тимирязева неожиданно остро вспыхивают, особенно с учетом того, что очевидно лично мне. О том, как ты смотришь на него. Как он на тебя. Между вами явно не закрыто много личных вопросов. Что странно, с учетом его близящейся свадьбы.
Пару секунд я молча смотрю в светло-ореховые глаза Артема и пытаюсь понять, что мне на это отвечать.
А потом понимаюничего. Ничего мне тут не нужно отвечать, нужно развернуться и уйти нафиг.
Мужчина, выбравший другую женщину, пытается лезть в мою запретную зону, и более того, решил, что имеет право меня судить. А дальше что? Угрозы?
Будешь со мной или
Наш разговор не окончен, слышу я за спиной жесткое.
Окончен, бесцветно отрезаю я и закрываю за собой дверь.
К черту!
Я иду к своей палате под дивный звон в ушах. Меньше всего я ожидала от Артема вот таких вот предъявлений. Он казался другим. Казалсяключевое слово, пожалуй.
Энджи, я вздрагиваю и понимаю, что шла по коридору практически вслепуюничего не видя перед собой.
Удивительно ли, что я почти впилилась в Галину Дмитриевну, свою лечащую врачицу. И только шагнувший мне наперерез Ольшанский успевает меня перехватить до столкновения.
Твердые пальцы на плечахкак дно, за которое следует уцепиться моим якорям. Не время для душевного раздрая. Еще не все драконы побеждены. Не все изгнаны.
Ты в порядке? Ник крепче стискивает мои плечи, заглядывая в глаза.
И вот хоть волком вой, прося его так не делать.
Да.
Ложь дается мне легко, но выходит плохо. Ник едва заметно морщится, и только по этому я понимаю, что он мне не поверил.
Спасибо, что зашли, Николай Андреевич, улыбаюсь я натянуто и шагаю мимо. Только бы не
Давай хоть до палаты тебя провожу.
увязался за мной.
Черт!
Тут пять шагов, я и сама могу дойти.
Ну, не пять, а двадцать пять, и все-таки провожу. Еще вчера я тебя отправлял в больницу. Вряд ли ты исцелилась всего лишь за сутки.
Я слышу одобрительное фырканье Галины Дмитриевны и с трудом удерживаюсь от стона.
Она ведь как и все думает Даже не подозревая, что этот конкретный папаша плевать на меня хотел. Он просто делает, как правильно в его системе мушкетерских ценностей. И плевать, что мне даром это не нужно.
Ладно, черт с ним. Я пролетаю оставшееся расстояние за несколько секунд и резко разворачиваюсь к Нику.
Все, проводил, свободен.
Ты не могла бы освободить мою сумку, Эндж? улыбка Ника выглядит неестественно спокойной. Мне не хотелось нарушать твоих границ и делать это самостоятельно.
А разве ты не торопишься? едко цежу я, чувствуя как внутри побулькивает злость. К работе, к невесте, к свадебным хлопотам?
Пятнадцать минут у меня есть. Я подожду.
Вам вообще-то нельзя здесь находиться, пытаюсь отбиться из последних сил.
Втроемнельзя. Одномуможно. Ну и на всякий случайОльшанский поправляет сдвинутую на подбородок медицинскую маску.
Каждый раз когда я с ним говорюиспытываю непередаваемое ощущение, будто я цунами, а онволнорез, предназначенный для моего уничтожения. Иначе почему раз за разом направленное в его сторону недовольство неизбежно оказывается проигнорировано?
И он не уйдет без сумки. Я его знаю. Боже, как же бесит, что я его настолько хорошо знаю.
Что ж, придется сделать это побыстрее, тихо шиплю я и, желая покончить с этим, шагаю в палату.
Ник без лишних слов двигает следом.
В палате чуточку попрощездесь Ирина рассказывает кому-то по телефону, как плохо и скучно ей в больнице, с деталямипро то, как паршиво здесь кормят. Её много, её очень много. И хорошо, потому что
Как прошло с Тимирязевым?
Удивительный он все-таки человек. Умудряется не повышая голос перекричать очень громкую Ирину.
Никак, я раздраженно дергаю за язычок молнии, расстегивая стоящую на моей кровати спортивную сумку, лучше бы не говорила. Можешь позлорадствовать.
С чего мне это делать, Эндж?
С того, что ты ведь меня предупреждал и все такое, огрызаюсь я.
Все что есть внутри менякровоточит, разодранное в лохмотья.
Меня ведь и вправду предупреждали. Не один раз. Но я не хотела слушать советы от человека, решившего, что моя любовь к немуэто очень неудачная шутка. И не хочу сейчас.
Мне ужасно жаль, что ты оказалась в этой ситуации, Эндж, без всякого укора замечает Ник, он изначально не был тебя достоин.
Это не твое дело.
В который раз я это повторяю? В тысячный? Когда он уже меня услышит?
Когда поймет, что его жалость для меня оскорбительна?!
Наверное, стоило сказать ему, чтобы и эту свою передачку уносил с собой обратно, мне от него ничего не нужно, но прежде чем я соображаю это сделатья вытаскиваю из его сумки лежащий сверху свитер и замираю.
Дзынь, дзыньбрякает за спиной прошлое.
Длинный свитер с пингвином, уютная розовая толстовка, этакое мини-платье, которое совершенно не к лицу той, что следит за тем, чтобы тридцать человек подчиненных её отдела занимались на работе работой.
Но для того, с кем ты так часто зависала не на работе. Ездила на выходные за город
Для того, от кого секретов не было
Я думала, ты пошутил про мою одежду, севшим голосом комментирую я, или заехал ко мне, взял у Ангелины
Подумал, что лучше возможности вернуть тебе твои вещи у меня уже не будет.
Ох-х
Даже не думала, что слово Вернуть может вот так глубоко полоснуть меня по сердцу. Звучит так, будто они ему были поперек горла и ужасно не терпелось избавиться от этих ужасных напоминаний об ошибке по имени Анжела.
Помойки работают без выходных. Давно мог избавиться от моего тряпья, раз оно тебе так мешало, бесцветно произношу, вытаскивая из сумки еще и три своих футболки. Теплые носки, в которых я часто шастала по квартире Ника, когда мы засиживались и уезжать куда-то становилось поздно Бог ты мой, тут даже заколка есть, которой я закалывала волосы.
И кружка
И
Господи, сколько же всего я умудрилась оставить у Ольшанского в квартире?
Оно не мешало, спокойно откликается Ник, я все никак не мог найти повода их к тебе привезти. Ну или Может, сам не хотел их отдавать и цеплялся за них до последнего.
Мне кажется, я слепну от этой его фразы. Он? Цеплялся? И как это вообще понимать?
Если задаваться вопросомкто мой самый лютый враг, я не назову имени.
Мой врагне человек, мой врагмоя же надежда. Стремление обмануться. Стремление желать того, что мне по умолчанию не положено.
И вот, пожалуйста.
Одна его фраза о том, что я что-то для него значилаи мое горло сводит всеми теми эмоциями, что я ежедневно сглатывала.
Так было тысячу раз. Тысячу раз за три года он говорил мне, что я для него важна. Что лучше меня в его жизни друга не было.
Вот только
Что было после этого?
Я помню.
Скажи мне, может, ты отменил свадьбу? спрашиваю шепотом, игнорируя, что в палате царит абсолютная тишина. Может, хочешь сказать мне, что тебе жаль, что вел себя со мной как конченный ублюдок?
Что-то вздрагивает на дне серых глаз Ника. Что-то Мне этого недостаточно. Я устала быть второстепенной героиней. И простого что-то мне уже мало.
Нет? Тогда какого черта ты себе позволяешь? я снова обнимаю себя за плечи. У меня есть одна я, и это мне следует помнить.
Я говорю, что скучаю по дням нашей дружбы, тихо откликается Ник, осторожно касаясь моей лопатки, думал, может, и ты тоже
Вот оно. Дружба. Большего мне не предлагают, не так ли?
Дедушка Мороз, я хочу уже перестать испытывать боль, разговаривая с этим мужчиной. Я буду хорошо себя вести еще лет десять или двадцать, только подари мне в этом году исцеление от него навсегда!
Правда хочешь знать? я разворачиваюсь к Ольшанскому лицом, говорю с яростью, едва разжимая губы. Скучаю ли я по времени, когда я смотрела тебе в рот? Когда изо дня в день замирала от всякой твоей улыбки, от каждого взгляда в мой адрес? Как каждое утро выбирала платье, надеясь, что ты увидишь во мне женщину? Как позволяла тебе лежать на моих коленях по вечерам и думала, что это что-то значит. А это ничего не значило, Ник. Ты вставал и смотрел не на меня. Влюблялся. Жил полной жизнью. А все что должна была делать ямолча ждать. Ждать, когда ты разочаруешься и снова позвонишь мне, потому что не с кем посмотреть хоккей пятничным вечером. Ждать и быть той, на которую ты никогда не посмотришь.
Энджи
Нет, Ник, я не скучаю, я не позволяю себя перебить, это были самые паршивые три года в моей жизни. И лучше бы их не было. В идеалелучше бы и нам с тобой не знакомиться, но тут уж как вышло.
Он не говорит, но говорить тут и не о чем.
Он снова пытается ко мне прикоснуться, но я настолько отчаянно хочу, чтоб он ушел, что ощущаю его пальцы в паре сантиметров от моей кожи. Шагаю подальше, а потом резко прихватываю его сумку и переворачиваю её над кроватью. Что-то сыплется, что-то катится, что-то хлопает, падая аж на пол.
Уходи, я впихиваю сумку ему в руки не глядя, и сделай одолжение, не навещай меня больше. У тебя беременная невеста. О ней и беспокойся.
Я замолкаю и слышу все.
Свое сердце, что вот-вот захлебнется в предсмертной агонии.
Его дыхание, каждый вдох которого отдается в моей душе колокольным боем.
Уйди! Уйди! Уйди!
Я думалаэто навязчивая мысль, оказалосьпривязчивый шепот. Слово, которое не сходит с моего языка.
Пара минут, что он стоит за моей спиной, кажется мучительной вечностью.
А потомвсе-таки хлопает дверь за моей спиной.
Наконец-то.
Я бессильно сползаю на кровать, умудряюсь сесть на чашку, приходится её из-под себя вытаскивать.
Вот это страсти у вас, вполголоса комментирует Ирина, не хочешь поподробнее рассказать, какой он козел?
Я бессильно болтаю головой. Не сейчас, не сегодня, не в этой жизни.
Взгляд мажет по полу, цепляется за ярко-зеленое пятно.
Склоняюсь ближе, тянусь пальцами к нему, понимаю, что пальцы скользят по твердой книжной обложке. Стаскиваю с носа залитые слезами очки, притягивая к носу свою находку.
Тяжелый цвет Куртейна. Зеленый.
Эту часть Я еще не читала И как он догадался?
Открываю книгу, скольжу по строчкам взглядом.
Буквы складываются в слова. Слова в спокойствие. Вот так-то лучше
Пожалуй, Галина Дмитриевна права.
К психологу мне все-таки надо.
4. Ник
Проходите, медсестра открывает мне дверь и уступает дорогу.
Мама, когда я подхожу, опускает на одеяло планшет.
Для матери неприлично взрослого мужчины она у меня очень современная. Впрочем это не странно, она всегда такой была. Задавала мне с сестрой высокую планку.
Коль, я просила же не грузиться, бурчит мать, у тебя полно беготни со свадьбой. Алька сегодня уже приезжала. Чего ты носишься через всю Москву к больной старухе?
Народная примета, если Карина Вадимовна Ольшанская начинает брюзжать, значит, понимает, что её пришли отчитывать. И ведь есть за что.
Мне на тебя настучали, укоризненно замечаю я, просили напомнить, что в этой клинике не просто так жесткий режим.
Всего одна сигарета, мать прячет глаза, когда они уже перестанут жаловаться тебе по такой мелочи?
Не бывает мелочей после удаления легкого, мама, терпеливо проговариваю я, тебе уже стоит принять как данность необходимость смены образа жизни.
И когда я успела вырастить такого зануду?
Я развожу руками. Ответ на этот вопрос мучает мою мать уже тридцать с хвостиком лет.
Увы, вынимаю руки из карманов, я совершенно зря.
А это что? мать цепко впивается взглядом в левую руку.
Ничего.
Ну уж нет, сынок, давай показывай.
А как оживилась-то, почуяв, что и сама может устроить мне выволочку. Глаза аж засверкали. Что ж, объясняться мне все равно сегодня еще придется, можно и порепетировать легенду.
Ничего себе! мать удивленно округляет глаза, разглядывая мои разбитые костяшки. Ты что, подрался с кем-то?
Хорошая версия. Даже честная. И можно было бы кивнуть, не отрицая, но
Это звучит слишком героично. Взрослые мужчины никогда не дерутся просто так. Да и не соответствует это заявление абсолютной истине, потому что основной свой урон я понес не в короткой драке с Тимирязевым. А когда сам в бешенстве, выходя из больницы, где лежала Энджи, шарахнул по первой попавшейся мне на пути кирпичной стене.
Она вообще жалеет, что со мной знакома.
Боль не помогла, только выбесила еще сильнее, и внутренний ехидный комментатор посоветовал мне вернуться и постучаться об эту стену головой. Заниматься хернейтак по максимуму.
Неудачно упал на тренировке.
Счет по вранью у нас с мамой сегодня один-один. Я точно знаю, что сестры жаловались не на одну сигарету, за неделю мать ловили на курении уже трижды, а ейни к чему знать, что меня вместо кризиса среднего возраста разбил пацанячий идиотизм.
Ну вот, мама мрачнеет, а я думала, расскажу Людмиле из шестой палаты, что ты за невесту кому-то морду начистил. Она мне все рассказывает, какой у неё зять резкий, как за её доченьку всех порвет. Врет, конечно, видела я того рвача, но ты мог бы и организовать матери повод для посплетничать.
В следующий раз постараюсь, улыбаюсь устало, а затем придвигаю себе стул и сажусь так, чтобы видеть лицо матери, а тебе тут так скучно? Без повода?
Мать смотрит на меня в упор, и от её взгляда становится немного не по себе. Знаю я этот взгляд-рентген, просвечивающий внутренности.
И точно!
Лучше ты мне расскажи, как у вас дела? Как Юлечка? вкрадчиво интересуется мать. Как подготовка к свадьбе? Ты уж, наверно, из кожи вон лезешь, чтобы все прошло гладко?
Вопрос не странный, но неизменно выбивающий меня из колеи.
Все нормально, кратко откликаюсь я, ты ведь уже получила приглашение.
А то как же, мать округляет глаза, розовое, с лебедями. Ты бы хоть сестру напряг с дизайном приглашений, у неё всяко больше вкуса.
Приглашения выбирала Юла, я пожимаю плечами, мне было Не принципиально.
Не принципиально или плевать?
Не начинай, пожалуйста.
А я буду, мать категорично хлопает по одеялу ладонью, Коль, ну какого черта? Зачем ты женишься? Когда ты первый раз развелся, я выдохнула. Понадеялась, что хоть второй раз ты выберешь ту женщину, которая будет вызывать у тебя побольше эмоций, чем просто симпатию. А сейчас ощущение, что и её нет.